Только сейчас увидел этот пост. А давайте посмотрим, с кем они в брак вступают? Это практически никогда не мезальянс. Кто крикнул "Водянова"? Неверное мнение. У Водяновой огромный символический капитал.

Так вот, браки в верхнем дециле заключаются чаще всего между своими. То есть, это не браки по любви, а союзы семей и капиталов. И они оказываются самыми прочными. А бедным для чего союзы? Ноль на ноль даёт тот же ноль
https://t.iss.one/tolk_tolk/20997

2️⃣Инвесторы фиксируют прибыль и перекладываются в депозиты?

Попытки time the market - редко приводят к положительному финансовому результату. Стратегия «перекладывания из рисковых акций в безрисковые депозиты» работает, если вы успели продать бумаги с положительной доходностью, что почти невозможно при волатильности рынка РФ. Следовательно, многие инвесторы фиксируют какой-то убыток от инвестиций в акции, перекладываются в депозит по высокой ставке и в сумме получают меньшую доходность, чем при стратегии buy and hold. На графике мы видим, ожидаемую доходность от продажи акций для тех, кто инвестировал в акции в разные периоды (до 1 года), продал на обвале и переложился в 1-летний депозит. Теория могла бы сработать в июне-июле для тех, кто инвестировал более года назад. Но кто продавал в августе?

(2/4)
@unexpectedvalue

3️⃣ Учет ставок дисконтирования в переоценке акций - это попытка подогнать результат под правильный ответ.

С момента перехода к Ключевой ставке и таргетированию инфляции, высокие процентные ставки в экономике появлялись для восстановления финансовой, а не ценовой стабильности в условиях внезапных шоков: 2014 и 2022 год.

This time it’s different.

Хотя фактор войны после 2022 года никуда не делся, можно утверждать, что риски финансовой стабильности невысоки. Высокие ставки связаны с потребностью обуздать инфляцию, которую провоцирует бюджетный стимул, связанный с ним кредитный импульс и шоки предложения в условиях санкций.

Мы не можем с уверенностью утверждать, что рынок при растущих инфляционных рисках переходит в режим распродажи акций. Ближайший аналогичный период был в 2021 году и движение индекса в конце 2021 года больше связано с движением бронетехники к границе, а до этого акции спокойно росли одновременно с ростом КС с 4.25 до 8.5 - немного в абсолюте, но рост в 2 раза!

(3/4)
@unexpectedvalue

Падение продаж новостроек после отмены льготной ипотеки вернуло в публичную плоскость традиционную тему затоваривания. Снова звучит цифра – 70+ млн. кв. м нераспроданного жилья. Цифра верная, но ее интерпретация не всегда корректная. Прокомментировать эту ситуацию мы попросили ув. Михаила Хорькова @reburg, руководителя Комитета по аналитике Российской гильдии управляющих и девелоперов

Давайте для начала разберемся, что это за показатель, как и кем он посчитан. Несколько лет назад в России появилась Единая информационная система жилищного строительства (ЕИСЖС), в которую попадают почти все строящиеся жилые проекты. Оператором системы является ДОМ РФ. Базовые статистические данные из системы открыты и позволяю оценивать общий объем строительства, квартирографию, обобщенные показатели по продажам. Важно – статистика публикуется по проектам на стадии строительства (от забора/котлована до ввода в эксплуатацию).

По итогам июля 2024 года ключевые показатели в России выглядели следующим образом:

Всего в стадии строительства – 115,41 млн. кв. м
▪️Из них уже открыты продажи квартир - 93,25 млн. кв. м
▫️Из них уже продано – 41,48 млн. кв. м
▪️Еще не открыты продажи квартир - 22,16 млн. кв. м

Откуда взялась цифра 70+ млн. кв. м непроданного жилья?

51,77 млн. кв. м + 22,16 млн. кв. м = 73,9 млн. кв. м:

▫️93,25-41,48=51,77 млн. кв. м в строящихся проектах с открытыми продажами.
▫️22,16 млн. кв. м - проекты, где продажи не открывали (здесь много проектов на начальной стадии строительства)

Почти 73,9 млн кв. м непроданного жилья на всю страну – цифра действительно не маленькая. Но это жилье, находящееся на стадии строительства с плановыми сроками ввода в эксплуатацию в следующие годы. Более 80% из этой цифры будет построено в 2025-27 гг.
Объем непроданных квартир в домах с плановым сроком ввода в 2024 – лишь 7 млн. кв. м, еще – 1,5 млн. кв. м - проекты, где продажи не стартовали.

Все это не значит, что на рынке новостроек нет проблем и диспропорций. Их больше, чем хотелось бы. Но жонглирование десятками миллионов непроданных квартир не приближает к осмыслению этих проблем.

К предыдущему посту

Для объективной оценки ситуации на рынке жилья по объему нераспроданного жилья аналитики ДОМ РФ предлагают использовать соотношение проданных квартир к строительной готовности проектов. Считается, что к сдаче дома у девелопера должно быть продано 70-80% квартир, остальное можно реализовать уже после ввода. С позиции банковского финансирования этого достаточно чтобы закрыть долг по проектному финансированию. С позиции девелопера – у каждой компании может быть свой ориентир, многие стремятся к 80-90%.

Поэтому если дом построен на 50% и в нем продано 40% квартир – это не проблема. Распроданность к строительной готовности – 80%. Аналогичный показатель можно посчитать и для всего российского рынка жилья. На текущий момент он находится на уровне 85%.

Михаил Хорьков @reburg, руководитель Комитета по аналитике Российской гильдии управляющих и девелоперов

Что-то случилось, да?
https://t.iss.one/zakupki_time/43319

За период с 3 по 9 сентября 2024 г. индекс потребительских цен, по оценке Росстата , составил 100,09%, с начала сентября – 100,08%, с начала года – 105,35%
(справочно: сентябрь 2023 г. – 100,87%, с начала года – 104,60%).

В августе инфляция составила 0,2% в месячном выражении после 1,14% в июле, подсказывает Росстат.
С начала года индекс потребительских цен вырос на 5,27%, в годовом выражении уровень инфляции опустился до 9,05% в августе с 9,13% в июле.

С 3 по 9 сентября включительно инфляция ускорилась до 0,09% с 0,02% неделей ранее.

Средние розничные цены на бензин за период с 3 по 9 сентября повысились на 24 копейки - до 58,36 рубля за литр. Стоимость дизельного топлива за этот период не изменилась - 66,86 рубля за литр.

⬆️Иллюстрацию увидел у @longviewecon

Из-за падения цен на нефть Минфин может вновь попытаться урезать субсидиям нефтяникам, полагает Кирилл @kirillrodionov Родионов. К числу субсидий относится демпфер, привязанный к внешним ценам на автомобильный бензин и дизельное топливо, а также обратный акциз и инвестиционная надбавка, которые зависят от уровня модернизации НПЗ.

Если бы НПЗ не получали субсидии, объем нефтегазовых доходов федерального бюджета по итогам первых восьми месяцев 2024 г. превысил фактический уровень на треть. Сборы по НДПИ на нефть, газ и газовый конденсат, налогу на дополнительный доход (НДД) и экспортной пошлине на газ в период с января по август 2024 г. достигли 10,08 трлн руб., однако из-за вычета субсидий объем нефтегазовых доходов составил «лишь» 7,56 трлн руб. Разница в 2,52 трлн руб. превосходит плановый дефицит федерального бюджета на 2024 г. (2,12 трлн руб.).

С технической точки зрения, урезание субсидий – самый простой способ компенсировать выпадение части нефтегазовых доходов из-за падения цен на нефть. Однако это неизбежно обернется ралли на топливном рынке, как это было в августе-сентябре 2023 г., когда вслед за решением Минфина «уполовинить» демпфер нефтяники стали «задирать» цены на оптовом рынке: месячный прирост цен производителей дизельного топлива в августе 2023 г. составил 15,6%, а в сентябре 2023 г. – 15,9%, тогда как общий прирост цен производителей промышленных товаров – 4,4% и 4,7% соответственно.

Риск опережающего роста цен в случае отмены субсидий будет еще более серьезным сейчас, когда нефтяники несут убытки из-за ущерба инфраструктуре НПЗ и вынужденных простоев. Предотвратить новый виток топливного кризиса можно лишь за счет мер, которые бы позволили резко повысить конкуренцию в производстве и сбыте нефтепродуктов и при этом нивелировали риски дефицита на внутреннем рынке. В частности, необходимо:

✔️Обеспечить полную безопасность инфраструктуры НПЗ и добиться отмены санкций на поставку оборудования для нефтепереработки, из-за которых риски дефицита в некоторых сегментах топливного рынка могут стать хроническими;

✔️Выделить крупнейшие нефтеперерабатывающие заводы из состава вертикально-интегрированных компаний (ВИНКов), наделить их статусом независимых НПЗ и продать частным инвесторам. При этом также будет необходимо установить запрет на покупку более чем одного НПЗ для аффилированных юрлиц и осуществлять мониторинг возможных недопоставок сырья со стороны нефтедобывающих компаний (особенно до того момента, пока не будет осуществлена демонополизация в сегменте Upstream);

✔️Резко повысить нормативы биржевых продаж для производителей бензина и дизельного топлива – с нынешних 15% и 16% до 50% и 33% соответственно (с учетом более высокой роли экспорта для производителей дизеля). Повышение нормативов придет к росту конкуренции и снижению цен на бирже, благодаря чему топливо станет более доступным для независимых АЗС, а также трейдеров, которые могут сыграть важную роль в разрушении региональных топливных монополий;

✔️Демонополизировать сбыть нефтепродуктов – как с помощью конкурентной продажи АЗС и нефтебаз, принадлежащих госкомпаниям, так и снятия региональных барьеров на строительство новых автозаправочных станций.

✔️Полностью отменить субсидии нефтяникам в обмен на отмену акцизов на автобензин и дизельное топливо. В 2023 г. российские НПЗ получили из федерального бюджета 2,9 трлн руб. субсидий и при этом заплатили 1,1 трлн руб. по акцизам на бензин и дизельное топливо, из которых четверть была направлена в региональные бюджеты. Высвободившихся средств будет достаточно, чтобы покрыть потери регионов.

В инфографике, представленной ув. @kirillrodionov, внимание обращает на себя рекордный объем нефтегазовых доходов РФ-бюджета в 2022 году. Многое объясняет.

«Деньги» важнее «знаний»?
Не совсем.
Но без денег – не будет результатов ЕГЭ, определяющих дальнейший образовательный трек

Академические успехи в школе —не ключевой «предсказатель» успеха в дальнейшей карьере – такой вывод содержится в исследовании Татьяны Хавенсон (НИУ ВШЭ), Татьяна Чиркина (НИУ ВШЭ) и Мишель Джэксон (Стэнфордский университет) «Поднимая ставки: роль академических тестов в образовательных переходах после 9-го и 11-го класса школы»
Исследователи рассмотрели прямые и непрямые эффекты социально экономического положения (СЭП) семьи — т.е. сферы проявления неравенства — на «образовательные переходы» («средняя школа»-«старшая школа» - «ВУЗ»).

Прямые эффекты выражаются в том, как социальное происхождение ученика определяет его решение относительно образования, при возникновении ситуации выбора (с учётом успеваемости). Выше статус семьи – выше статус ВУЗа

Непрямые эффекты — это то, как статус семьи влияет на успеваемость учащегося, а через неё - на образовательную траекторию. Выше статус – лучше оценки в школе – лучше ВУЗ. Эти эффекты включают и действие экзаменов

Резюме: независимо от успеваемости, прямое влияние семьи всегда больше.
Выбор образовательной траектории больше объясняется прямым воздействием СЭП семьи учащегося, чем оценками в школе.
И, какие бы измерения достижений ни использовались, прямые семейные эффекты отвечают за большую часть неравенства при каждом образовательном переходе.

Если общий семейный эффект на выбор образовательного трека взять за 100%, то не более 45% из них объясняются успеваемостью при переходах в старшие классы и в вуз и не более 30% — при выборе университетов.

Как это работает?

Единый государственный экзамен (ЕГЭ) — «экзамен с особо высокими ставками». В ходе него решается поступит ли абитуриент в ВУЗ вообще, и в какой именно ВУЗ он поступит.
Социологи полагают, что подобные тесты могут усиливать неравенство.

Каким образом?
Ученые выделяют два сценария:
Сценарий 1. Изначально различия в успеваемости учащихся с разным СЭП существенны. В таком случае тесты с высокими ставками подтверждают и фиксируют неравенство при отборе претендентов на следующий уровень
Сценарий 2. Тесты с высокими ставками увеличивают неравенство, поскольку учащиеся с высоким СЭП начинают аккумулировать все свои ресурсы на подготовку к ним

В результатах «высокоставочных» тестов проявляются как способности самого ученика, так и усилия его семьи, которая вкладывается в подготовку. Родители с высоким СЭП могут инвестировать больше, понимая, что обеспечат лучшее будущее детям

Поскольку у богатых семей больше возможностей вложить средства в учёбу и подготовку детей к успешной сдаче ЕГЭ, в итоге такие дети чаще учатся не просто в ВУЗах, но в селективных ВУЗах, отбирающих лучшую молодёжь.

В России действуют оба сценария, в рамках которых система ЕГЭ обеспечивает преимущество высоко статусным семьям в доступе не просто к высшему, а именно к элитарному образованию

При контроле различных аспектов академических способностей учащихся, экзамены с высокими ставками составляют большую долю от непрямых эффектов. Это служит свидетельством целенаправленных инвестиций семей в подготовку к тестам с высокими ставками.
Экзамены фиксируют неравенство, а не генерируют его

Ключевой вывод исследования таков: независимо от типа тестов, существенное количество неравенства в доступе к образованию обусловлено характеристиками семьи, а не успеваемостью.

Другими словами, система ЕГЭ в существующем виде в РФ действительно дает и богатым и бедным шанс на «высшее образование вообще», но уменьшает шансы бедных на доступ в те «отборные» ВУЗы, где учатся дети из богатых и статусных семей.

В продолжение истории о социальных лифтах (которые в РФ «не едут». Точнее, едут, но не так, как вы думаете, и не туда)

Россия в постсоветские годы значительно расширила прием в вузы, но экспансия высшего образования прекратилась и усиливаются проблемы образовательного неравенства – к такому выводу приходят авторы исследования «Барьеры доступности высшего образования и социальные факторы ­дифференциации образовательных траекторий» Сергей Малиновский и Екатерина Шибанова, сотрудники «Института образования» НИУ ВШЭ (публ. «Мониторинг экономики образования, 2023; № 8 (50))

Вот несколько выводов из исследования

Обеспеченные студенты считают поступление в университет естественным, в то время как половина выпускников основной школы не переходят в старшую школу. Доля последних увеличивалась последнее десятилетие. Они предпочитают профессиональное обучение или выходят на рынок труда.

При сравнительно высоком уровне обеспеченности местами в вузах фактическая доступность для менее образованных и обеспеченных семей ограничена. Выпадение из академического трека детей из бедных семей обеспечивает богатым доступ к высшему образованию с меньшей конкуренцией. При этом семьи, которые могли бы платить за высшее образование, напротив, чаще получают доступ к бесплатному высшему образованию.

Обеспеченные студенты чаще претендуют на ведущие университеты и выбирают востребованные, высокооплачиваемые специальности в экономике и управлении. Чем выше материальный уровень и образование родителей, и чем крупнее город, тем чаще дети планируют окончание магистратуры или аспирантуры. Более половины магистров в России относятся к семьям с высоким социально-экономическим статусом, которые воспринимают степень магистра как социальную норму и выгодную инвестицию в долгосрочной перспективе.

Более половины магистров учатся на государственные средства. Однако бюджетное обеспечение мест в вузах первой ступени (бакалавриат, специалитет) покрывает около 13% молодежи (17–25 лет), что не соответствует завышенным массовым ожиданиям.
Чем дальше, тем больше будет расти разрыв между емкостью системы высшего образования и запросами населения: по демографическому прогнозу численность молодежи в данной когорте вырастет на треть к 2034 году.

Даже когда мест в вузах много, семьи с высоким соцэкономическим статусом укрепляют свое положение через доступ к качественному образованию. Явление известное как «эффективно поддерживаемое неравенство».
Обеспеченные студенты выбирают элитные университеты, тогда как менее обеспеченные предпочитают прикладные вузы или колледжи, что ведет к менее престижным образовательным траекториям…

Увеличение количества мест в вузах не привело к уравниванию возможностей получить качественное высшее образование. Обучение в ведущих вузах и получение престижных профессий малодоступно для менее обеспеченных и образованных семей, жителей сельской местности и малых городов.
Социальная дифференциация доступности высшего образования разного качества со временем усиливается и подкрепляется вертикальной стратификацией вузовского ландшафта.
Малоимущие студенты часто выбирают менее престижные вузы или менее выгодные траектории и, таким образом, постепенно выталкиваются из высшего образования.

Высокое качество высшего образования становится социально обусловленной привилегией, делают вывод исследователи НИУ ВШЭ.

К предыдущему посту о социальных лифтах

На самом деле, история о (не)доступности высшего образования (не просто «высшего образования», а такого, которое дает пропуск «наверх») – это история о политике, а не обо образовании.
О выборе элит – пускать к себе простолюдинов – или не пускать.

Конечно, тема с зависимостью образования детей от образования родителей – она для всех стран актуальна, в тех же Штатах, если дедушка выучился в Гарварде, папа выучился в Гарварде, так и внука в Гарвард, скорее всего возьмут (ну, если семья не скатится на дно, что вряд ли). Но в РФ то мы имеем совсем другую генеральную линию – ЕГЭ, на который, как на крюк, повесили так много надежд и обещаний, превратился не в социальный лифт, а в социальный шлагбаум – его можно поднять, а можно опустить.

Образование служит социальным трамплином для низов только в том случае, если есть политическое решение верхов – допустить «кухаркиных детей» в университеты». В раннем СССР был момент, когда в школы и ВУЗы тащили за уши всех, кого возможно – надо было любой ценой вырастить политически лояльный класс специалистов – на смену тем, кого уничтожила или выбросила из страны Революция. Но чем дальше – тем больше появлялось барьеров на образовательной лестнице (и точно такая же была история с «хорошими институтами» - откуда набирали в «верхушку» и с «институтами просто» - ну, чтобы только была бумажка об образовании»)

После 1991 года в РФ появились как новые крутые ВУЗы («Вышка», РЭШ), так и институты, которые позволяли получить диплом всем желающим. Но, элита очень быстро разобралась «кто есть кто» и сейчас все, в общем, понимают – какой ВУЗ реально поможет карьере, а какой – не поможет. При этом «отличные оценки» в дипломе значения не имеют – значение имеет «место выдачи».

Сейчас хозяева РФ стоят перед сложной задачей «в смысле образования»– с одной стороны, им нужны не просто «лояльные» (как в СССР), а «супер лояльные специалисты», с другой – нужны знающие «технари», и – одновременно – пропускать «наверх» простолюдинов РФ-элита не планирует. Такого политического решения нет.

О бедном учителе

Рассуждая о том, как спасать наше образование, многие мои друзья предлагают вроде бы очевидную идею: да че тут, блин, долго думать - УЧИТЕЛЯ! В школу надо привлечь хороших учителей, вместо нынешних анекдотических МарьИванн! А как привлечь учителей? Знамо дело – деньгами. Надо платить учителям хорошие бабки – и все будет отлично. Придут самые лучшие, самые грамотные специалисты, настоящие макаренки с ушинскими… Разве не так?

Очень простая, очень материальная идея. Абсолютно в духе времени. Однако на деле – безумная и вредная. Учителям ни в коем случае нельзя платить МНОГО – если, конечно, у нас нет цели окончательно погубить школу. Ибо учитель – чрезвычайно лукавая профессия.

Лукава она тем, что результат учительского труда чрезвычайно плохо поддается сторонней оценке. Как оценивать? Вроде бы просто – исходя из целей его работы. Целей, по большому счету, две: воспитать и научить. Но как судить, удалось это или нет? Скажем, воспитать хорошего человека – задача достойная, спору нет. Но, в принципе, хорошее (или плохое) воспитание проявляется в течение всей жизни. А нам-то надо оценивать учителя здесь и сейчас!

Или задача «научить». Тут вроде бы более понятно, не правда ли? Однако спросим себя – а кто же, собственно, оценивает уровень знаний учеников по предмету? Да сам же учитель и оценивает! Получается парадокс – как будто сам работник оценивает, все ли он сделал для того, чтобы платить ему не только зарплату, но и премию. Звучит очень гуманистически, однако любой работодатель от такой ситуации пришел бы в ужас. Представьте себе: вы наняли бригаду молдаван сделать ремонт у себя в квартире – а главное условие такое: то, насколько хорошо ремонт сделан и не надо ли чего доделать, решают сами же молдаване. Представили? А ведь все школы в стране работают примерно по такому же принципу!

Собственно, что такое ЕГЭ? Это, по большому счету, попытка хоть как-то выскочить из этой невозможной для работодателя (то есть государства) ситуации – ввести некую внешнюю оценку качества учительского труда. Хорошо сдают дети ЕГЭ – хорошо работает школа; плохо сдают – учителя никуда не годятся. Такой подход сейчас явочным порядком внедряется практически повсеместно.

Что, однако, мы получаем в результате? Учителя, быстро смекнув, чем дело пахнет, уже повсюду в стране фактически не учат своему предмету – они учат, точнее, натаскивают учеников решать тесты. Напрасны стоны немногочисленных теоретиков от образования, утверждающих, что решение тестов и знание предмета – совсем не одно и то же, и что нормальный процесс обучения не может и не должен сводиться к решению задачек типа «выбери правильный ответ из четырех вариантов». Учитель твердо осознал, откуда исходит реальная опасность, и теперь ЕГЭ для большинства из них – альфа и омега.

Но, с другой стороны – а какие можно предложить другие внешние критерии? Вот, скажем, до ЕГЭ, еще в Советском Союзе, бытовал другой критерий – сколько учеников от данного учителя после школы поступило в ВУЗы. К чему привело использование такого критерия, хорошо знают учителя старой закалки: они просто сосредотачивались на тех, кто собирался после школы идти в ВУЗ, банально махнув рукой на всех, кто в ВУЗ не собирался. Или же, наоборот, всячески «тянули» в ВУЗ по своему профилю всех своих учеников – даже тех, кто и не был склонен к тому, чтобы посвящать данной специализации всю жизнь. Другими словами, в учебе все равно получался перекос, «гонка» и искажение представления о предмете.

Словом, реальных, хорошо работающих критериев оценки работы учителя у государства нет. Если воспринимать учительские «двойки» как знак его преподавательских неудач – учитель быстро приучается не ставить не то что двоек, но и вообще плохих оценок; если же использовать внешние тесты – учитель станет подгонять вообще весь процесс обучения под решение тестов, то есть таким образом, по сути, будет выхолощено все содержание учебного процесса.

И вот в таких, объективно заданных условиях вы предлагаете платить учителю БОЛЬШИЕ БАБКИ??