Представим себя в шкуре Владимира Путина: «Выиграл ли я от убийства Алексея Навального?»
Кажется, что да. Если и была хотя бы одна миллиардная доля вероятности, что Алексей может в будущем или настоящем угрожать власти Путина, то убийство эту вероятность, кажется, устранило. Нет назойливых постов, нет какой-то затаённой веры в возможность «он что-нибудь придумает», ничего нет, тишина должна возникнуть.
Чекисткое-ментовское счастье, которое любит тишину, оно, кажется, наступило.
Но убийство Навального, как это бы правильно сформулировать, захлопнув прошлое, как будто бы открыло в этой тишине новый горизонт эмоций.
Что почувствовал ты, увидев Навального в гробу? Что вспомнил? Митинги? Прямые эфиры? Болотку? Расследования? Себя? Свои надежды и желания? Свою прошлую жизнь?
Вместе с Навальным они убивали и меня и мои взгляды – необязательно совпадающие с его, но направленные в одну сторону – и мою надежду и мою прошлую жизнь. Навальный мёртв. А я – жив.
Меня не убили, я жив. Я дышу и я чувствую ненависть. Ненависть за себя, за него, за всё то, что не сбылось, за всё, что вот так обернулось. Это тот самый новый горизонт эмоций, которого не было ранее. Кажется, его чувствую не только я.
Ненависть – очень сильное чувство, злое. Я злой, и я живой.
Кажется, что да. Если и была хотя бы одна миллиардная доля вероятности, что Алексей может в будущем или настоящем угрожать власти Путина, то убийство эту вероятность, кажется, устранило. Нет назойливых постов, нет какой-то затаённой веры в возможность «он что-нибудь придумает», ничего нет, тишина должна возникнуть.
Чекисткое-ментовское счастье, которое любит тишину, оно, кажется, наступило.
Но убийство Навального, как это бы правильно сформулировать, захлопнув прошлое, как будто бы открыло в этой тишине новый горизонт эмоций.
Что почувствовал ты, увидев Навального в гробу? Что вспомнил? Митинги? Прямые эфиры? Болотку? Расследования? Себя? Свои надежды и желания? Свою прошлую жизнь?
Вместе с Навальным они убивали и меня и мои взгляды – необязательно совпадающие с его, но направленные в одну сторону – и мою надежду и мою прошлую жизнь. Навальный мёртв. А я – жив.
Меня не убили, я жив. Я дышу и я чувствую ненависть. Ненависть за себя, за него, за всё то, что не сбылось, за всё, что вот так обернулось. Это тот самый новый горизонт эмоций, которого не было ранее. Кажется, его чувствую не только я.
Ненависть – очень сильное чувство, злое. Я злой, и я живой.
Только что на деловой встрече, на которой я хотел произвести хорошее впечатление, я неудачно почесал себе губу – и разодрал её до крови. Причём юшки было вовсе не капелька, а вполне себе кровотечение, утирался салфеткой, все делали вид, что ничего не происходит, произвёл я, так думаю, неизгладимое впечатление.
Любопытно, конечно, что подобный теракт может позволить властям РФ, условно, закрыть все реальные избирательные участки в день выборов и провести голосование только в электронном виде.
Telegram
Важные истории
Еще несколько стран предупредили об угрозе терактов в России. Власти Германии говорят о возможных атаках на транспорте
🔵 Вслед за США и Великобританией предупреждения о терактах в ближайшие два дня выпустили Германия, Канада, Латвия, Швеция, Чехия и Южная…
🔵 Вслед за США и Великобританией предупреждения о терактах в ближайшие два дня выпустили Германия, Канада, Латвия, Швеция, Чехия и Южная…
Forwarded from Антон Чехов. Лайфстайл
Кулебяка с семгой снилась мне всю ночь.
1892 год, 29 февраля
32 года
1892 год, 29 февраля
32 года
Forwarded from Товарищ Землякова
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Shaman во время выступления «танцевал» на стеклах и упал.
А теперь представьте, что это же видео показывают по телевизору и пишут, что это демоническое выступление гея-сатаниста из загнивающей Европы.
А теперь представьте, что это же видео показывают по телевизору и пишут, что это демоническое выступление гея-сатаниста из загнивающей Европы.
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Если бы канал Медведева запел.
Forwarded from magutin
я шестилетний показываю маме и ее подругам как круто танцую
Вспомнил, как в 2014 году одной из самых громких новостей стало публичное убийство жирафа Мариуса в зоопарке в Дании, которого потом на глазах публики скормили животным.
https://t.iss.one/tzemlya/1601
https://t.iss.one/tzemlya/1601
Telegram
Товарищ Землякова
Я хочу сказать, что мне искренне жаль человека. Ее прожевали и переломали. Больше не будет веселой и легкой Насти Ивлеевой. Не будет пошлых и наивных шуток, не будет откровенных ярких нарядов и вызывающего, но такого притягательного поведения. Необычные луки…
Каждое утро, где-то между шестью и семью часами утра под моими окнами паркуются несколько маленьких грузовиков. На первом этаже дома расположены магазины – шоколада, сыра, оптика и булочная. Каждое утро грузовики привозят пластиковые контейнеры со свежим сыром, коробки с шоколадом и мешки с мукой. Иногда мне не спится и я курю возле окна, глядя на них.
Кажется, что я привык – если не ко всему, то к многому. К этому магазина сыра внизу – привык, таких много в Париже, сыр – это культура. К круассанам через стенку от сыра – привык. К громкому гортанному хохоту – привык. К сиренам, которые звучат, как гимн Парижа – они тут каждые несколько минут, протяжные и противные – и к ним я привык. Я привык, кажется, к дождю вместо снега. Я привык к другому языку на улицах – которые спустя год звучат уже очень знакомо. Я привык к бумажным письмам по любому поводу – они раздражают, но к ним несложно было привыкнуть. Я привык к большим штрафам на дорогах – и теперь стараюсь не превышать. Я привык, что русская речь на улице – это иностранная речь. Я привык – если повторять это почаще, на душе становится спокойнее.
В этом немного стыдно признаваться, но мне было совсем несложно привыкнуть. Я оказался во Франции, уже зная французский язык. Более того, я приехал в эту страну, а здесь меня уже ждали мои друзья. Я почти не чувствовал одиночества. Да и вообще – в моей школе в Москве был предмет – «История и искусство Франции».
Илья Красильщик хорошо написал про профессиональный тупик, про недостаток общения, про страхи и трудности, про туманность будущего, про зависть и злость. Я их ощущаю.
И к этому я тоже, кажется, привык.
Кажется, что я привык – если не ко всему, то к многому. К этому магазина сыра внизу – привык, таких много в Париже, сыр – это культура. К круассанам через стенку от сыра – привык. К громкому гортанному хохоту – привык. К сиренам, которые звучат, как гимн Парижа – они тут каждые несколько минут, протяжные и противные – и к ним я привык. Я привык, кажется, к дождю вместо снега. Я привык к другому языку на улицах – которые спустя год звучат уже очень знакомо. Я привык к бумажным письмам по любому поводу – они раздражают, но к ним несложно было привыкнуть. Я привык к большим штрафам на дорогах – и теперь стараюсь не превышать. Я привык, что русская речь на улице – это иностранная речь. Я привык – если повторять это почаще, на душе становится спокойнее.
В этом немного стыдно признаваться, но мне было совсем несложно привыкнуть. Я оказался во Франции, уже зная французский язык. Более того, я приехал в эту страну, а здесь меня уже ждали мои друзья. Я почти не чувствовал одиночества. Да и вообще – в моей школе в Москве был предмет – «История и искусство Франции».
Илья Красильщик хорошо написал про профессиональный тупик, про недостаток общения, про страхи и трудности, про туманность будущего, про зависть и злость. Я их ощущаю.
И к этому я тоже, кажется, привык.
Я познакомился с Василием Уткиным случайно – во время какого-то форума, кажется, в Екатеринбурге. После выступления была вечеринка, на которую пригласили много гостей.
Я почему-то стал одним из центров внимания людей. Ко мне постоянно кто-то подходил, здоровался, разговаривал и спрашивал советов, с кем-то я фотографировался. Я очень растерялся, впервые оказавшись в такой ситуации, а ещё был жутко уставшим после длинного дня. Я стал бродить по бару в поисках какого-нибудь укромного места, где можно было бы спрятаться – и нашёл его за колонной в углу. Там уже стоял Уткин с телефоном в руках. Мы не были знакомы ранее, но я знал, что он подписан на мой телеграм-канал. Я поздоровался и, извинившись, попросил постоять с ним в этом тёмном углу за колонной. Он оторвался от телефона и кивнул.
Вскоре, однако, меня вновь обнаружили и подошли сфотографироваться и поболтать – люди даже встали в очередь друг за другом. Внезапно Уткин, с которым мы не проронили ни слова, оторвался от экрана телефона и очень строго сказал: «Мы разговариваем вообще-то, подойдите, пожалуйста, позже».
Люди отошли, а он взглянул на меня и сказал: «Никита, привыкайте». И потом мы весь вечер просто молча стояли рядом – там, в темноте за колонной.
Я почему-то стал одним из центров внимания людей. Ко мне постоянно кто-то подходил, здоровался, разговаривал и спрашивал советов, с кем-то я фотографировался. Я очень растерялся, впервые оказавшись в такой ситуации, а ещё был жутко уставшим после длинного дня. Я стал бродить по бару в поисках какого-нибудь укромного места, где можно было бы спрятаться – и нашёл его за колонной в углу. Там уже стоял Уткин с телефоном в руках. Мы не были знакомы ранее, но я знал, что он подписан на мой телеграм-канал. Я поздоровался и, извинившись, попросил постоять с ним в этом тёмном углу за колонной. Он оторвался от телефона и кивнул.
Вскоре, однако, меня вновь обнаружили и подошли сфотографироваться и поболтать – люди даже встали в очередь друг за другом. Внезапно Уткин, с которым мы не проронили ни слова, оторвался от экрана телефона и очень строго сказал: «Мы разговариваем вообще-то, подойдите, пожалуйста, позже».
Люди отошли, а он взглянул на меня и сказал: «Никита, привыкайте». И потом мы весь вечер просто молча стояли рядом – там, в темноте за колонной.