Forwarded from ПОЭТ ВЛАД МАЛЕНКО
ГЕРОЯМ СЛОВА
Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.
В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.
И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.
Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох.
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.
В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.
И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали,
Но было Слово опять в начале.
Forwarded from Анна Ревякина | Донбасс
* * *
Крещение водой, огнём, Донецком.
Течёт река прямёхонько из детства —
пологий берег, пиксельная рябь.
Мальчишки, словно на дворе макушка лета,
вбегают в воду без бронежилетов.
Почти такими, как их породила мать.
Такими, как Отец их всех задумал, —
арахис в сладкой мякоти лукума —
вбегают в воду, фыркают незло.
Я наблюдаю из окна за ними...
Я так хочу, чтоб из войны сухими,
как из воды, им выйти повезло.
Хохочут, растирают споро спины
из человеческой огнеупорной глины.
Натягивают термики с трудом
на влажные тела с гусиной кожей.
А я молюсь: "Наш милосердный Боже,
умой водой их, не крести огнём".
Вглядись в их лица без морщин и шрамов,
как будто кто-то изловчился в мрамор
луч коногонный к сердцу поместить.
О, этот чистый свет в солнцесплетенье...
Спасибо, Господи, за то, что на Крещение
позволил мне об этом говорить.
Анна Ревякина | Подписаться
Крещение водой, огнём, Донецком.
Течёт река прямёхонько из детства —
пологий берег, пиксельная рябь.
Мальчишки, словно на дворе макушка лета,
вбегают в воду без бронежилетов.
Почти такими, как их породила мать.
Такими, как Отец их всех задумал, —
арахис в сладкой мякоти лукума —
вбегают в воду, фыркают незло.
Я наблюдаю из окна за ними...
Я так хочу, чтоб из войны сухими,
как из воды, им выйти повезло.
Хохочут, растирают споро спины
из человеческой огнеупорной глины.
Натягивают термики с трудом
на влажные тела с гусиной кожей.
А я молюсь: "Наш милосердный Боже,
умой водой их, не крести огнём".
Вглядись в их лица без морщин и шрамов,
как будто кто-то изловчился в мрамор
луч коногонный к сердцу поместить.
О, этот чистый свет в солнцесплетенье...
Спасибо, Господи, за то, что на Крещение
позволил мне об этом говорить.
Анна Ревякина | Подписаться
Forwarded from Анастасия Бездетная
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Сегодня у моей дочки день рождения. Мой брат аниматор, я актриса озвучки, записалась у бывшего мужа. Как считаете, ей понравится?
Forwarded from Анна Ревякина | Донбасс
* * *
Канатоходство — с ночи до утра.
Как будто бы под пятками струна,
и я иду, смешно раскинув руки,
тебе навстречу, через шаг дыша.
И держится на петельке душа,
уставшая от длительной разлуки,
окрепшая от чуткости любви.
Поджилочки трясутся, но шаги —
уверенны, пружинны, невесомы.
Держи меня, железная струна.
Смотри в меня, донецкая Луна,
как на тебя смотрели астрономы
столетие назад, когда ты в серебре
являлась на полнеба и в воде
колодезной студёной отражалась.
Беспечная и вечная Луна,
ответь мне, скоро ль кончится война?
Я знать хочу. Я не давлю на жалость...
Канатоходства речевой предел —
когда ты попадаешь под обстрел.
И всё, что было до, волнует мало.
Но Бог спасёт. Пошлёт кого-то к вам,
и ты не попадёшь ни в телеграм,
ни в репортаж по Первому каналу.
Прожить вот так — без чёрных новостей.
Я становлюсь тебе сестрей-сестрей-сестрей,
хожу над пропастью, беседую с Луною.
Она молчит в ответ, что тот немтырь,
и освещает серебром пустырь,
и множит-множит-множит паранойю...
Анна Ревякина | Подписаться
Канатоходство — с ночи до утра.
Как будто бы под пятками струна,
и я иду, смешно раскинув руки,
тебе навстречу, через шаг дыша.
И держится на петельке душа,
уставшая от длительной разлуки,
окрепшая от чуткости любви.
Поджилочки трясутся, но шаги —
уверенны, пружинны, невесомы.
Держи меня, железная струна.
Смотри в меня, донецкая Луна,
как на тебя смотрели астрономы
столетие назад, когда ты в серебре
являлась на полнеба и в воде
колодезной студёной отражалась.
Беспечная и вечная Луна,
ответь мне, скоро ль кончится война?
Я знать хочу. Я не давлю на жалость...
Канатоходства речевой предел —
когда ты попадаешь под обстрел.
И всё, что было до, волнует мало.
Но Бог спасёт. Пошлёт кого-то к вам,
и ты не попадёшь ни в телеграм,
ни в репортаж по Первому каналу.
Прожить вот так — без чёрных новостей.
Я становлюсь тебе сестрей-сестрей-сестрей,
хожу над пропастью, беседую с Луною.
Она молчит в ответ, что тот немтырь,
и освещает серебром пустырь,
и множит-множит-множит паранойю...
Анна Ревякина | Подписаться
РАСПОЛАГА
От Калиниграда. И от Уренгоя
ну и примерно
до Аю-Дага -
наше родное, прифронтовое.
Тут — располага.
И не найдёшь ты какого-то штаба.
И не отыщешь конца ты и края.
Ходят везде Гайдуки и Арабы.
Смотрят повсюду седые Бабаи.
Если заглянет сюда кто нездешний -
Живности он поразится небедной,
Речи неспешной да силе сердешной,
ну и подчас, - дури злой,
заповедной.
Непредсказуемы наши соседи.
Вряд ли безропотно будем ютиться -
так непомерно огромны медведи,
хмуры лисицы,
и люты волчицы.
Плавают рыбы. Они осетровы.
Может, как символ. А может, - к обеду.
Если учесть, что они двухметровы, -
всяко, они приближают победу.
С краю — брусника да костяника,
ну а с другого — арбуз-померанец.
Меж белорусом, венгром, таджиком -
Иван-ветеран и
Иван-новобранец.
Чтоб мирные сёла огнём не хлестали, -
Идут по Донецку
ребята из «Стали».
Из стали не все — но идут же,
идут же!
по Вольному Полю,
по Судже,
по Судже.
И держат удар,
и наносят удары
под Яром Крутым,
и под Часовым Яром…
От Белого моря до красного флага
по синим озёрам — у нас — располага.
От Белого моря. До Черного моря.
От Белого моря. До красного флага.
От Калиниграда. И от Уренгоя
ну и примерно
до Аю-Дага -
наше родное, прифронтовое.
Тут — располага.
И не найдёшь ты какого-то штаба.
И не отыщешь конца ты и края.
Ходят везде Гайдуки и Арабы.
Смотрят повсюду седые Бабаи.
Если заглянет сюда кто нездешний -
Живности он поразится небедной,
Речи неспешной да силе сердешной,
ну и подчас, - дури злой,
заповедной.
Непредсказуемы наши соседи.
Вряд ли безропотно будем ютиться -
так непомерно огромны медведи,
хмуры лисицы,
и люты волчицы.
Плавают рыбы. Они осетровы.
Может, как символ. А может, - к обеду.
Если учесть, что они двухметровы, -
всяко, они приближают победу.
С краю — брусника да костяника,
ну а с другого — арбуз-померанец.
Меж белорусом, венгром, таджиком -
Иван-ветеран и
Иван-новобранец.
Чтоб мирные сёла огнём не хлестали, -
Идут по Донецку
ребята из «Стали».
Из стали не все — но идут же,
идут же!
по Вольному Полю,
по Судже,
по Судже.
И держат удар,
и наносят удары
под Яром Крутым,
и под Часовым Яром…
От Белого моря до красного флага
по синим озёрам — у нас — располага.
От Белого моря. До Черного моря.
От Белого моря. До красного флага.