•••
Моя страна приехала ко мне
Не то чтобы на белом жеребце —
А на освободительной войне,
В грязи, с кровавой юшкой на лице.

Моя страна пришла ко мне нагой,
Отбросив лицемерия тряпьё.
Такой, какой я знал её — другой,
Способной побороться за своё.

Моя страна пришла ко мне. Я ждал:
Здесь похоронен дед мой, фронтовик,
Здесь мой народ из пепла восставал,
И сам я здесь из пламени возник.

Её ждало здесь каждое сельпо,
Больница, школа, рынок, райсовет.
Трамваи ждали в сумрачном депо
И у ДК крылатый бересклет.

Она пришла ко мне не погостить
Со свитой управляемых ракет —
Она сказала: здесь ты будешь жить,
Поскольку, обещаю, смерти нет.

И пусть казалось мне, надежды нет,
И пусть я сыт по горло был войной, —
Моя страна пришла ко мне, как свет.
И навсегда останется со мной.

ГЕРОЯМ СЛОВА

Морские камешки алфавита
В карман мне бросила Афродита.
Как светляки они замерцали
И стали русскими бубенцами.
 
Зачем поэту на свете тело?
Чтобы слова превратились в дело.
Язык бессмертный касался чтобы
И сводов неба, и сводов нёба.
 
Флажок на башне, а семя в пашне,
Когда ты любишь, и жить не страшно.
Пока гремели враги засовом,
Я за три моря сходил за словом.
 
Хранил за пазухой в полотенце,
Да гладил темечко у младенца.
Где больно, мазал слезами лука.
Не произнес до поры ни звука.
 
Чтоб слово весило, чтобы грело,
Чтобы до времени не сопрело,
Чтоб превратило голодных в сытых.
Ведь вой на вздохе, а это выдох. 
 
Враги смеются, да Бог не с ними.
Несу, как матери вечной имя.
Отдам без денег, вручу без игр.
В каком полку командиром Игорь?
 
Столкнулся сразу с одним толковым
В семидесятом мотострелковом.
Пока хрипели снаряды глухо,
Обнял и слово шепнул на ухо.
 
Потом в чаду отражали натиск,
Там был Матросов и Дима Артис.
И все в бою становились старше.
Там был Прилепин, Толстой и Гаршин.

В огне творилось большое дело,
А слово где-то в конце горело.
И состояли друзей фигуры
Из крови русской литературы.

И было сыро, темно и громко.
И у небес надломилась кромка.
А после боя друзья молчали, 
Но было Слово опять в начале.

* * *

Крещение водой, огнём, Донецком.
Течёт река прямёхонько из детства —
пологий берег, пиксельная рябь.
Мальчишки, словно на дворе макушка лета,
вбегают в воду без бронежилетов.
Почти такими, как их породила мать.

Такими, как Отец их всех задумал, —
арахис в сладкой мякоти лукума —
вбегают в воду, фыркают незло.
Я наблюдаю из окна за ними...
Я так хочу, чтоб из войны сухими,
как из воды, им выйти повезло.

Хохочут, растирают споро спины
из человеческой огнеупорной глины.
Натягивают термики с трудом
на влажные тела с гусиной кожей.
А я молюсь: "Наш милосердный Боже,
умой водой их, не крести огнём".

Вглядись в их лица без морщин и шрамов,
как будто кто-то изловчился в мрамор
луч коногонный к сердцу поместить.
О, этот чистый свет в солнцесплетенье...
Спасибо, Господи, за то, что на Крещение
позволил мне об этом говорить.

Анна Ревякина | Подписаться

Сегодня у моей дочки день рождения. Мой брат аниматор, я актриса озвучки, записалась у бывшего мужа. Как считаете, ей понравится?

* * *

Канатоходство — с ночи до утра.
Как будто бы под пятками струна,
и я иду, смешно раскинув руки,

тебе навстречу, через шаг дыша.
И держится на петельке душа,
уставшая от длительной разлуки,

окрепшая от чуткости любви.
Поджилочки трясутся, но шаги —
уверенны, пружинны, невесомы.

Держи меня, железная струна.
Смотри в меня, донецкая Луна,
как на тебя смотрели астрономы

столетие назад, когда ты в серебре
являлась на полнеба и в воде
колодезной студёной отражалась.

Беспечная и вечная Луна,
ответь мне, скоро ль кончится война?
Я знать хочу. Я не давлю на жалость...

Канатоходства речевой предел —
когда ты попадаешь под обстрел.
И всё, что было до, волнует мало.

Но Бог спасёт. Пошлёт кого-то к вам,
и ты не попадёшь ни в телеграм,
ни в репортаж по Первому каналу.

Прожить вот так — без чёрных новостей.
Я становлюсь тебе сестрей-сестрей-сестрей,
хожу над пропастью, беседую с Луною.

Она молчит в ответ, что тот немтырь,
и освещает серебром пустырь,
и множит-множит-множит паранойю...

Анна Ревякина | Подписаться

РАСПОЛАГА
От Калиниграда. И от Уренгоя
ну и примерно
до Аю-Дага -
наше родное, прифронтовое.
Тут — располага.

И не найдёшь ты какого-то штаба.
И не отыщешь конца ты и края.
Ходят везде Гайдуки и Арабы.
Смотрят повсюду седые Бабаи.

Если заглянет сюда кто нездешний -
Живности он поразится небедной,
Речи неспешной да силе сердешной,
ну и подчас, - дури злой,
заповедной.

Непредсказуемы наши соседи.
Вряд ли безропотно будем ютиться -
так непомерно огромны медведи,
хмуры лисицы,
и люты волчицы.

Плавают рыбы. Они осетровы.
Может, как символ. А может, - к обеду.
Если учесть, что они двухметровы, -
всяко, они приближают победу.

С краю — брусника да костяника,
ну а с другого — арбуз-померанец.
Меж белорусом, венгром, таджиком -
Иван-ветеран и
Иван-новобранец.

Чтоб мирные сёла огнём не хлестали, -
Идут по Донецку
ребята из «Стали».
Из стали не все — но идут же,
идут же!
по Вольному Полю,
по Судже,
по Судже.
И держат удар,
и наносят удары
под Яром Крутым,
и под Часовым Яром…

От Белого моря до красного флага
по синим озёрам — у нас — располага.
От Белого моря. До Черного моря.
От Белого моря. До красного флага.

ИРИНА ИВАНОВНА

…Только спустя полвека по-настоящему серьёзно задумалась над тем, как и почему она смогла воспитать десятки и сотни - сотни (!) ребят как добрых, мужественных и сильных людей?
Недавно было 60-летие учебного пространства, клуба, который она создала и руководит им.
Она, главная тайна, главный человек, - Ирина Ивановна Самохвалова - 1931-го года рождения. Ей девяносто четыре.
И когда она царственно входит в огромный праздничный зал — все её ученики — седые и юные, - встают, а когда она начинает говорить — все замолкают. И слушают.
В чём секрет?
… После седьмого класса приехала я в «Звёздочку», - наш местный Артек, лагерь пионерского актива, - и увидела там ребят с собаками. Целый отряд, приходивший на утреннюю линейку, в столовую и на спортивные соревнования.

Девочки в майках с собачьими головами ходили стайкой со своими пацанами, - платьев не носили, - только шорты или брюки, - в «Звездочке» их называли "амазонками", да и они сами себя так называли, - им нравилось.

«Один за всех и все за одного!» - дружно, четко, басовито, потому что мальчишек было у них больше - выдыхал свой девиз разновозрастный отряд КЮКа — клуба юных кинологов - на общелагерных линейках, и это не казалось пустым звуком.
Они были не очень похожи на пионерских активистов. Хотя были активны. И всегда побеждали на спортивных площадках: сказывалось военизированное многоборье, которым они занимались ежедневно на своём берегу Узолы.

Их руководительница — женщина с античной посадкой головы и тяжеловатой поступью - появлялась редко. Её ребята, её воспитанники будто бы не нуждались в пристальной опеке и присмотре. Подростки-кинологи загадочным образом поддерживали самодисциплину.
Но кодовое имя — Ирина Ивановна — звучало между ними постоянно, как камертон.
Каждый день они приходили и уходили через лес в свой, особый лагерь и выглядели серьёзнее и взрослее, чем пионеры и комсомольцы «Звездочки».
Вожатых у них, казалось, не было, или же они были растворены в общей массе, и не заметны.

Чтобы попасть на их территорию требовалось перейти лесную реку Узолу по узкому деревянному мостику. Очень узкому, в две доски, без перил, над речным потоком. Этот мостик сакрально разделял обитаемое пространство двух лагерей. Туда было нельзя. Чужим, посторонним на тот берег было нельзя: небезопасно.

Собаки у них были большие, в основном, немецкие овчарки, хотя встречались и другие, - доберманы, эрдели, чёрный терьер, московская сторожевая. Их держали в вольерах, выводили на поводках и в намордниках. И в строгих ошейниках. Но не всегда.

Что бросалось в глаза, кроме собак? - там, на том берегу - не было тихого часа! И купались в Узоле всегда без унизительного пересчета по головам и выхода по свистку, - свобода! Свобода от детских ограничений, лишнего формализма и утомительной опеки. Свобода была так очевидна и прекрасна! А дисциплина так органична, так естественна, что почти незаметна. У них было — так, как надо! (продолжение следует)

Теперь я задумываюсь — как же это?.. - создать целую педагогическую систему со своей структурой, в которой - занятия спортом под открытым небом, с зоотехнической компонентой, со своей логистикой и летним лагерем, со своей символикой и элементами самоорганизации, с массовым участием детей и подростков в конкурсах, выставках, соревнованиях не локального, а всесоюзного масштаба? -

Как? - не просто придумать и намечтать, а создать, воплотить в жизнь. Воспитать сотни бойцов, сотни! - отслуживших и до сих пор служащих в армии и силовых структурах — парней и девчат, настоящих защитников Родины.
В чём секрет?
Прошло много лет, и - вот они, на юбилеях — полный зал, огромный. Разновозрастный, - не все знают друг друга. Несколько поколений, у некоторых здесь дети и внуки, они тоже кружковцы. Седые воины и молодые ребята окружают Ирину Ивановну, называют мамой. Наша мама.

Ей сейчас 94 года. Более полувека мы знаем её.
А что мы знаем о ней?

То немногое, что она рассказывала о своём детстве, об отце — западало в душу навсегда.
«Отец не раз говорил мне, ещё маленькой: « Дочка! Запомни! - Честь дороже жизни».

Конечно, ни она, ни мы в детстве не могли осознать всю глубину первого правила из кодекса русского офицерства.
Но люди разделяются на тех, кто слышал в детстве эти слова, и тех, кто их не слышал.
Честь дороже жизни.

Отец Ирины Ивановны— капитан Иван Васильевич Самохвалов — погиб в 1941-м под Москвой. В самый грозный час он выполнил приказ Сталина «Ни шагу назад!» Он защитил Родину ценой жизни.

Ире было тогда десять лет. На руках матери остался ещё младший брат и новорожденная сестра.
Потом был детдом, где ей повезло попасть под крыло к Нине Фёдоровне Антоновой, создавшей во время войны детский дом для одарённых детей, чьи отцы на фронте. Ира прошла отбор, потому что прекрасно рисовала, и стала серьёзно заниматься рисунком, моделированием, фотографией. Сказывалась, возможно, и домашняя школа — её мама была мастерицей на все руки - и шила, и плела кружева. Ирина поступает в художественное училище, - по первой профессии становится художником.
Некоторое время работала в Доме моды, создавала модели одежды. Своими руками моделировала, в частности, головные уборы, принимала участие в крупной выставке «Костюмы народов Поволжья».

Ирина Ивановна - профессиональный художник, кроме прочего, - и это важно. Она всегда сама создавала для нас символику, визуальный ряд, - то, что позднее будут называть корпоративным стилем — футболки с красивыми логотипами, значки, эмблемы, - стиль, который подчёркивает единство. Стиль был важен для нас, хотя мы чувствовали эту важность скорее интуитивно. Эстетика, восприятие красоты - очень важная часть воспитания.

С детства у неё было ещё одно пристрастие, тяга: животные. Тяга к лошадям и собакам, которые были в военном городке, в Дзержинске, где она росла. С ними было полное взаимное доверие: никакие живые существа её никогда не трогали, не обижали, даже те, кто казался, а иногда и реально был опасным и агрессивным для других.
Маленькая девочка Ира словно знала волшебные слова, понимала их язык. А главное — просто любила. Вторую профессию она выбрала уже из сознательного интереса к зоологии, зоотехнике, генетике, и, конечно, из любви к собакам. Сельхозинститут, аспирантура, мечта стать генетиком, первые выставки служебного собаководства — туда она пошла, окончательно выбирая свою жизненную дорогу.

Мои мысли и душа на фронте. Больно видеть, как воюют и погибают ровесники, или немного моложе, - братья, сёстры, рождённые в СССР. Горько видеть, как мало понимают, читают и думают оцифрованные с детства подрастающие дети нулевых. Как важно было бы сейчас законодательно сделать русскую словесность приоритетом образования и культуры, соединить образование и русскую культуру в одно воспитательное пространство, немедленно, как можно скорее. Очень важно вернуть малышам русскую словесность, историю, культуру, язык. Поколение 20-30-летник совершенно дезориентировано, - не говорит и не думает по-русски в массе своей, за редчайшими исключениями, из писателей знает только Чака Паланика, плюс ещё, может быть, пару-тройку зарубежных психопатов из кино и компьютерных игр. Многие из них никогда ничего не слышали о нравственных запретах, о стыде и совести. Они не понимают, что такое Родина, их этому никогда не учили. У них почти у всех депрессии и девиации. Потому что вместо души - травмированная психика. Отчего? Оттого, что душа возрастает в младенчестве из слов, молитв и поэзии, а у них были комиксы, смайлы, софты, инста и тому подобное. Их всех идеологически и технологически заминировали против собственной страны - через компьютерные сети. И разве это удивительно? - если министры образования, включая самого верхнего, мыслят только сметами-бюджетами и с большим трудом изъясняются по-русски... Разве в этом нет огромной опасности, на этом минном смысловом поле? Разве это не фронт? Разве нельзя понять, что русский язык и слово, словесность (литература, история, литературное творчество) должны быть абсолютным приоритетом образования в России, потому что они и только они рождают гражданское самосознание. Это очень важно.