Интересная дискуссия происходит сейчас в Британии (а ранее в США и в других странах) относительно борьбы с антисемитизмом, в частности, в университетских кампусах. Различные еврейские группы в качестве меры такой борьбы продвигают принятие единого определения антисемитизма, представленного Международным альянсом памяти Холокоста. Идея понятная и хорошая – но вот само определение вызывает вопросы и критику: слишком много в нем про критику Израиля, которую приравнивают к антисемитизму, и слишком мало – про расизм и ксенофобию, которые чисто статистически чаще бывают причиной физических нападений на евреев, а не риторические обсуждения Израиля.

Написала об этом в «Деталях».

Обычные люди, увольняясь с работы, последние недели дорабатывают спустя рукава, кое-как. Дональд Трамп не такой. Судя по всему, за свои усилия наладить как можно больше напряженных отношений на Ближнем Востоке он надеется если не получить Нобелевскую премию (там, понятно, все решает deep state), то хотя бы попасть в книгу рекордов Гиннеса. 

Однако многие из его наспех смодерированных «мирных соглашений» отличаются явной транзакционностью, а не искренним намерением сторон работать в одном направлении. За «дружбу» с Израилем ОАЭ получили новейшее американское вооружение, Марокко – признание его территориальных притязаний в Западной Сахаре, Судан – исключение страны из списков спонсоров терроризма. 

Вот и приближающийся, видимо, мир между Катаром и арабскими странами, которые объявили ему бойкот три года назад, тоже отличается какой-то поверхностностью. В 2017 году Бахрейн, Саудовская Аравия, ОАЭ и Египет ввели эмбарго в отношении Катара и представили список из 13 требований, в том числе разрыв отношений с Ираном и «Братьями-мусульманами», а также закрытие телеканала «Аль-Джазира». Они надеялись на быструю капитуляцию эмирата, но вместо этого экономика Катара перестроилась и пошла вверх. За три года здесь было создано 47 тысяч компаний, усилилась национальная гордость за продукцию местного производства, открылись новые торговые маршруты, в том числе с Турцией и соседним Ираном.

У стран, которые ввели эмбарго, дела, между тем, не очень: во-первых, коронавирус не щадит никого; во-вторых, упали цены на нефть, от которых страны Персидского залива зависят. Дубайский девелопер DAMAC Properties объявил о запуске проекта новой 31-этажной жилой башни в Катаре всего за несколько дней до разрыва. Центральный банк Саудовской Аравии запретил новые операции с любыми катарскими учреждениями, хотя в начале кризиса банковские секторы двух стран были тесно связаны. Саудовским фермерам, которые экспортировали продукты питания в гипермаркеты Дохи, пришлось искать новых клиентов. 

Кроме того, эта вражда подорвала привлекательность экономики стран Персидского залива как единого рынка, поскольку некоторые международные инвесторы опасаются, что политическое соперничество превалирует над верховенством закона и интересами бизнеса. 

Уходящая американская администрация пытается наладить отношения между враждующими странами, и не безуспешно: министр иностранных дел Катара на днях сказал, что нет причин этого не сделать. О возобновлении отношений официально объявят, вероятно, 5 января на саммите Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива в Саудовской Аравии. 

Но на чем, кроме желания угодить США, это возобновление будет держаться – неясно. Катар не выполнил ни одно из условий, поставленных перед ним в начале бойкота. Несмотря на все сложности, которых и здесь немало, эмират не будет торопиться соглашаться на невыгодные для себя условия. 

Проблемы, которые существовали раньше, никуда не делись: Египет все еще настроен негативно из-за поддержки Катаром «Братьев-мусульман». Еще меньше энтузиазма выказывают ОАЭ. примирение между Саудовской Аравией и Катаром может вылиться в еще большую напряженность между Саудовской Аравией и ОАЭ, отношения которых в последнее время и так полны противоречий: эмиратцы недовольны поддерживаемыми Саудовской Аравией ограничениями добычи нефти, а также настороженно следят за амбициями саудовского наследного принца оспорить их звание главного экономического узла региона. 

Наконец, даже после возобновления торговли и дипсвязей арабские страны Персидского залива все равно не станут единым экономическим пространством: они скорее конкуренты, чем единомышленники.

Слава пандемии, стоящие культурные инициативы окончательно переместились в онлайн, благодаря чему мы все можем посмотреть хорошие новые ближневосточные фильмы, которые показывают в рамках Qatar Film Days — совместного проекта Beat Films, Cultural Creative Agency, международного агентства между культурами России и Катара и Doha Film Institute.

Сейчас, например, идет комедия палестинского режиссера Элии Сулеймана (такого арабского Вуди Аллена) «Должно быть, это рай» – представленная на Каннском кинофестивале и даже получившая там несколько наград. Кроме того, можно посмотреть дискуссию кинокритика Антона Долина с режиссером. Все это доступно до 7 января, а потом в открытый доступ выложат другие фильмы.

Ниже будет трейлер, а вот ссылка на сайт, где можно посмотреть фильм.

Если оглянуться на 2020 год на Ближнем Востоке, картина вырисовывается примерно такая:

В Ираке был убит генерал Кассет Сулеймани, лидер элитного подразделения иранского Корпуса Стражей исламской революции — в Тегеране был сбит украинский самолет — Дональд Трамп представил «сделку века» — израильтянка Яффа Иссахар, арестованная в России за контрабанду наркотиков, спасена и вернулась в Израиль — в Израиле прошли выборы — бесконечные очередные выборы — Россия и Турция столкнулись в сирийском Идлибе — Россия и Саудовская Аравия не договорились о ценах на нефть — началась пандемия — премьер-министр Израиля Б. Нетаньяху хотел аннексировать оккупированные территории — в США начались протесты — Святая София стала мечетью — в порту Бейрута прогремел взрыв, разрушивший полгорода — ливанское правительство подало в отставку — при поддержке США Израиль и ОАЭ подписали соглашение о нормализации отношений — между тем, началась война в Нагорном Карабахе при активном участии Турции, а также, возможно, сирийских наемников — во Франции экстремист убил школьного учителя, что запустило волну исламофобии, а президент Макарон настроил весь мусульманский мир против себя – затем был теракт во Франции — а в США Дональд Трамп проиграл выборы; больше всех это расстроило израильтян — немецкая компания BioNTech разработала первую в мире вакцину от коронавируса. Основатели компании – дети иммигрантов из Турции — под занавес года в Иране был убит причастный к ядерной программе ученый — а Дональд Трамп помирил, кажется, страны Персидского залива (но это не точно).

И это еще далеко не все.

Не знаю, что будет дальше, но одно очевидно – скучно в нашем регионе не бывает никогда. Так что оставайтесь на связи.

С Новым годом!

Первый пошёл: Саудовская Аравия возобновляет дипотношения с Катаром. Но все противоречия этого процесса, описанные в прикрепленном посте, остаются в силе

А Ближнему Востоку уже пора вторгаться в Америку, чтобы освободить ее от мятежников и начать распространять демократию?

​​Штурм протестующими Капитолия мне не кажется таким уж концом света и закатом демократии (без оружия можно было бы и обойтись, но мы же говорим о США).

Но вот состав протестующих, конечно, впечатляет. Один из самых фотографируемых людей среди них – тот самый человек в рогатой шляпе, прорвавшийся в здание и позирующий в зале сената – известный приверженец теории заговора Qanon Джейк Анджели. Поклонники Qanon собираются на анонимных форумах и в соцсетях, где обсуждают довольно избитые и часто антисемитские сюжеты – от похищения младенцев до «глубинного государства», которым руководят евреи. Несмотря на то, что у нее не так много последователей, теория особенно популярна среди поклонников Дональда Трампа.

Еще один известный националист, замеченный в толпе у Капитолия, – Ник Фуэнтес, звезда социальных сетей и автор подкаста. Его неоднократно обвиняли в антисемитизме и отрицании Холокоста. Однажды он сравнил жертв Холокоста с печеньем в духовке, а также говорил, что сегрегация евреев «лучше для них» и «лучше для нас».

Человек, который вел трансляцию из кабинета Нэнси Пелоси – лидер неонацистов по прозвищу Baked Alaska. Присутствовали и члены неонацистской группировки NSC-131, и ультраправые из групп Boogaloo, Proud Boys и других.

Ну и по мелочи: флаг Конфедерации (который ассоциируется с долгой историей превосходства белых), петли – известный символ расистского насилия.

Самым шокирующим изображением стала, пожалуй, фотография протестующего в толстовке с надписью «Лагерь Освенцим» и «Работа освобождает». Говорят, что после того, как фотографии этого человека наводнили интернет, похожая одежда появилась на разнообразных платформах онлайн-торговли – чтобы, видимо, все, кто разделяет подобные взгляды, могли обновить гардероб по последнему слову вашингтонской моды.

В эту компанию, как ни странно, затесались и евреи. Рядом с Анджели в Капитолии сфотографировали Аарона Мостофски, отец которого Стивен (Шломо) Мостофски был президентом «Национального совета молодого Израиля» и протрамповской Ассоциации ортодоксальных синагог. Другой участник волнений – его брат Нахман, исполнительный директор организации «Ховевей Цион», в политике придерживающейся консервативных взглядов. Нахман Мостофски – один из общинных лидеров евреев Бруклина, вице-президент Консервативного клуба Южного Бруклина.

Ну и в самом Израиле, конечно, достаточно комментаторов, которые говорят, что нечего, значит, к чужой одежде цепляться – понятно же, что главный враг евреев не мужик со свастикой на футболке, а Джо Байден.

Photo credit: AP

Одна из лучших книг, которые я прочитала в ушедшем году, — How Democracies Die Стивена Левитского и Дэниела Зиблатта. Она объясняет множество процессов, о которых мы читаем сейчас в новостях (и ещё будем читать). Об ее основной идее я уже писала: она заключается в том, что популисты, радикалы и диктаторы редко когда могут прийти к власти самостоятельно; им нужна помощь умеренных политиков из мейнстрима, которые, по недальновидности своей, часто думают, что это они используют популярных, но слабых политически фигур в своих целях. Дональд Трамп — только самый недавний пример; вообще же их в западной истории XX века сколько угодно.

И не только в западной.

Вспомнила об этом, читая сейчас Black Wave Ким Гаттас – книгу о 1979 годе и ирано-саудоском соперничестве. Иранские революционеры в 1970х тоже не сильно высоко ставили пожилого, живущего в изгнании Рухоллу Хомейни. Он нёс какую-то ерунду про теократическое исламское государство, которым, в отсутствие махди, двенадцатого имама, который скрывается с IX века, будет править совет мудрецов-старейшин (вилайят аль-факих). Даже религиозные лидеры считали, что это как-то чересчур (ливанский шиитский имам Муса Садр предупреждал шаха Ирана, что это «сок больного ума») — что и говорить о светских националистах из «Движения освобождения Ирана» или интеллектуалах-леваках, водившихся с Сартром.

Многие даже думали, что памфлеты Хомейни, в которых он высказывал его радикальные идеи, на самом деле были подделкой спецслужб шаха, чтобы дискредитировать антиправительственное движение.

Но иранской оппозиции был нужен такой человек, как Хомейни, который мог бы воспламенить массы. Националисты и левые были хорошими организаторами, но у них не было своего харизматичного Че Гевары. Поэтому Банисадр уговорил Хомейни поменьше распространяться про вилайят аль-факих и прочие утопические идеи – и позвал делать революцию.

В 1978 году Хомейни перебрался во Францию и ненадолго поселился в деревеньке Нофль-ле-Шато под Парижем. Там он в основном занимался тем, что раздавал интервью западным журналистам, вёл молитвы, на которые стекались любопытствующие со всего мира, и давал речи — на персидском; а его сподвижники Эбрахим Язди (лидер движения освобождения Ирана, националист, держатель докторской степени по биохимии), Садек Готбзаде (который учился в дипломатической школе Университета Джорджтауна) и Абольхассан Банисадр (профессор экономики с докторской степенью Сорбонны) переводили их для репортеров на английский и французский, попутно сглаживая углы, приглушая теософскую патетику, а то и откровенно перевирая.

В результате у западной публики сложилось полное впечатление, что Хомейни — аскетичный мудрец, проповедующий под яблоней, которому совершенно не интересна политика и который хотел бы провести остаток своих дней в семинарии в священном городе Кум — как только шах будет свергнут, и ему разрешат туда вернуться.

Я уже писала довольно подробно, как иранскую революцию освещал Мишель Фуко. Про Хомейни он писал: «Хомейни – не политик. Не будет никогда партии Хомейни, не будет правительства Хомейни. Хомейни – это просто фокус коллективной воли».

Абольхассан Банисадр стал первым президентом Ирана после исламской революции (в 1980 году). Но в 1981 году его раскол с Хомейни становился все более непреодолимом. По некоторым сведениям, Хомейни приказал ликвидировать Банисадра, но ему удалось бежать во Францию, где он живет по сей день.

Эбрахим Язди стал министром иностранных дел и вице-премьером Ирана. Он поддерживал идею амнистии сотрудников администрации шаха при условии, что те не будут противостоять революции, и был против полевых судов и казней. За оппозицию правительственной линии ему было запрещено участвовать в каких-либо выборах с 1985 года. В 1997 он был арестован «за осквернение религиозных святынь», а затем еще несколько раз в 2009-2011 годах в связи с протестами. Умер своей смертью, от рака.

Садек Готбзаде стал министром иностранных дел Исламской республики, но был обвинен в заговоре против Хомейни и казнен в 1982 году.

Мой давний текст про Мишеля Фуко и исламскую революцию, которой он, как и многие западные интеллектуалы, был очарован, но все-таки не вполне ослеплен:

“Это правда, что как “исламское” движение, оно может воспламенить весь регион, разрушить самые нестабильные режимы и раскачать самые стойкие. Ислам - который не просто религия, но отдельный образ жизни, приверженность истории и цивилизации, - имеет все шансы стать гигантской пороховой бочкой”. 

В Тунисе в разных частях страны проходят антиправительственные протесты. Арестованы более 600 человек. Беспорядки вспыхнули после того, как правительство Туниса недальновидно ввело общенациональный карантин 14 января, в 10 годовщину свержения диктатора Зина эль-Абидина Бен Али во время «арабской весны». Протестующие разбивают витрины и окна правительственных зданий, забрасывают полицейских камнями и коктейлями Молотова; на помощь силам правопорядка брошена армия; против демонстрантов используют слезоточивый газ и водометы, более 600 человек арестованы.

Тунис считается единственной страной, в которой «арабская весна» завершилась относительно благополучно: диктатор Бен Али покинул страну, которая с тех пор прошла через демократические преобразования.

Так почему же Тунис не скатился в многолетнюю гражданскую войну, как Сирия, и не попал в руки еще одного автократа, как Египет? Причин несколько.

Во-первых, относительно сильное гражданское общество. Во-вторых, Тунису очень повезло, что глава его ведущая исламистская партия под руководством Рашида аль-Ганнуши смогла прийти к синтезу ислама и демократии. В-третьих, Тунис извлек выгоду из политической культуры, в которой очень сильна идея консенсуса.

У всех участвующих в политическом процессе сторон было множество возможностей все испортить. Об этом подробно пишет Ноа Фельдман в книге «Арабская зима», о которой я уже рассказывала. По мнению Фельдмана, главное отличие Туниса от любой другой страны региона – это способность граждан осуществлять не только политическую волю, но и политическую ответственность.

Тунисская история, пишет Фельдман, – это история скромного, сурового героизма; героизма компромисса, а не героизма отстаивания абстрактных принципов. 

Это не значит, что Тунис не сталкивается с трудностями. Более того, тунисцы поняли, что революция не обязательно приводит к быстрому решению проблем. Протестующие вышли на улицы в поисках работы и социальной справедливости, веря, что смена режима принесет и то, и другое. Они получили конституционную демократию с избранными политиками. Но у либеральных демократий нет волшебного решения для облегчения экономического развития. 

Как ни странно, причины экономической стагнации отчасти обусловлены именно тем, что в политической борьбе привело к впечатляющим позитивным результатам. Сильное гражданское общество – в частности, профсоюзы рабочих и Ассоциация работодателей; однако они же воспользовались своим авторитетом, чтобы не позволить новому правительству бросить вызов их интересам. 

Сама структура консенсусного правительства стала причиной экономического застоя. Ни у одной из политических сил, на равных принимающий участие в управлении,  нет стимула к фундаментальным сдвигам. В отсутствие фактической борьбы за власть создаются условия, в которых невозможно устранить те самые причины, изначально вызвавшие протесты «арабской весны».

Одним из основных последствий революции стало то, что тунисское государство разработало новый вид основанного на реформах аргумента, который оно может выдвинуть в международных финансовых кругах в пользу продолжения вливания капитала. Теперь, когда Тунис может представить себя как образец демократии, выживание государства в его демократической форме становится независимой причиной для оправдания новых займов в качестве гарантов стабильности.

Несмотря на многочисленные демократические выборы, протесты продолжают вспыхивать, особенно в центральных и южных регионах, где безработица среди молодежи достигает 30 процентов, а уровень бедности превышает 20 процентов.

Но это уже обычные проблемы обычного демократического государства. Само по себе создание и поддержание такого государственного устройства достойно всяческого уважения. Тунис доказал, что арабоязычная страна может успешно справиться с переходом от автократии к демократии.

Но трагедия «арабской весны», обостренная примером Туниса, заключается не в том, что то, что там произошло, было уникальным. Скорее, трагедия в том, что то, что там произошло, могло произойти и в других странах, но не произошло.

Пересчитала всех (или почти всех) евреев в окружении нового президента США.

https://detaly.co.il/vsya-evrejskaya-rat-prezidenta-bajdena/

В Ливане всю неделю идут протесты против коррупции, бедности, карантина и всего, что на Ливан свалилось. Особенно достается городу Триполи, одному из беднейших в стране. Толпы собираются возле резиденций некоторых ведущих политиков Ливана, поджигая мусор и автомобили, а также разбивая камеры наблюдения.

В среду полицейские застрелили одного из демонстрантов, так что в четверг протесты начались с новой силой.

Прямо сейчас там горит историческое здание муниципалитета и другие правительственные учреждения, в том числе суд. Но не все демонстранты выступают за вандализм и погром. Издание the961 трогательно передает слова некоторых протестующих: «Не сжигайте ваш город! Это же ваш город! Идите к домам политиков, но не сжигайте Триполи!»

По ссылке на инстаграм — видео

Дружественное издание «Молоко+» просит напомнить, что ребята будут вести онлайн завтрашних протестов. А ещё их можно поддержать на патреоне и/или купить их классный мерч.

Привет! 31 января редакция moloko plus снова будет отбирать для вас новости об акциях в поддержку Алексея Навального по всей России и миру. Как обычно мы начнем писать в 8 утра и закончим поздней ночью. Для того, чтобы такие мониторинги были возможны, мы завели Patreon – сервис который позволяет подписаться на небольшое регулярное пожертвование. Благодаря вашей помощи мы можем продолжить издавать печатный альманах, писать подкасты, заполнять соцсети новостями, музыкой и кино, а также вести самые подробные онлайны о важных событиях в России и в мире.

Подписавшиеся получат от нас подарки и отчет о том, как мы потратили ваши деньги! Потратив в месяц сумму, эквивалентную чашке кофе, пинте крафта, пицце или бургеру, вы поможете независимому медиа и дальше работать в ваших интересах. Поддержите независимую журналистику, подпишитесь на moloko plus сегодня.

Совершеннейшая дикость происходит в России — задержали Камиля, автора @sublimeporte. Кажется, пора признать, что в известной речи Мартина Нимеллера мы уже в самом конце — там, где «пришли за нами»

​​Вот что пишет в своём фейсбуке адвокат Михаил Бирюков по поводу задержания сегодня утром Камиля Галеева, автора Высокой Порты:

"Пока я пытаюсь попасть в ОМВД к Николаю Касьяну, мне со всей Москвы звонят задержанные, их родственники и друзья. Сегодня в 8 утра к историку Камилю Галееву пришли по месту прописки в Зеленограде, задержали и отправили в Зеленоградское ОМВД. Как оказалось, его вычислили по камерам, сфотографировали 23 января на Тверской. Кроме этого фото были ещё и другие, одно – из паспорта, остальные – из соц. сетей. Кроме того, у полицейских была информация о том, что он писал для «Новой газеты» и других изданий. В том числе о том, что он автор исторического канала https://t.iss.one/sublimeporte.

Из ОМВД его отвезли в Зеленоградский суд и дали 10 суток. Сейчас его собираются отправлять во 2-й спецприемник в Мневниках. Редкая оперативность, слаженность и единодушие полиции и суда."

Ни в ОВД, ни в суде к нему не допустили адвоката. Мама Камиля, Римма Галеева, сказала мне, что на судебное заседание не пустили и родственников, сославшись на то, что сегодня выходной.Т.к. спецприёмники сегодня переполнены, не факт, что Камиль сейчас находится в спецприёмнике №2. Завтра должна состояться апелляция в суде.

Хочу отметить, что упоминание его телеграм канала и публикаций в Новой Газете со стороны полицейских меня настораживает. В своих публикациях Камиль никогда не призывал людей к политическим, а тем более к противозаконным действиям, а содержание его канала посвящено его призванию - истории.

Надеюсь, что завтра после апелляции суд всё-таки освободит Камиля!

#freekamilgaleev

Во главе старейшей израильской партии «Авода» встала Мерав Михаэли, активистка, феминистка и вообще довольно последовательный борец за все хорошее. Предвыборные опросы тут же подняли партию над электоральным барьером, который до этого ей не факт, что удалось бы преодолеть.

А вчера стал известен и список, которым «Авода» идёт на выборы, и там довольно радикальные для центристского избирателя персонажи.

Интересно, что в Израиле все как будто готово для социального протеста – но нет левых лидеров, готовых его возглавить. Может быть, Михаэли такой лидер?

Об этом – мое с ней интервью.

Иранцы что ни день, то выступают с новым призывом США вернуться к ядерной сделке. Весь вопрос в том, в каком виде и на чьих условиях.

Позиция Ирана изложена в статья министра иностранных дел Джавада Зарифа в Foreign Affairs, в которой он утверждает, что единственный путь возобновления ядерного соглашения – это восстановление оригинального договора 2015 года. 

«У новой администрации в Вашингтоне есть фундаментальный выбор. Она может принять провальную политику администрации Трампа и продолжить путь презрения к международному сотрудничеству и международному праву. Или новая администрация может отказаться от ошибочных предположений прошлого и стремиться к укреплению мира в регионе», – пишет Зариф. 

«Некоторые западные политики и аналитики продолжают говорить о «сдерживании» Ирана. Но им было бы хорошо помнить, что как влиятельный игрок в регионе Иран имеет законные права и интересы в области безопасности – точно так же, как и любая другая страна. Они должны признать наши опасения, а не разделять устоявшееся заблуждение о том, что Иран не должен пользоваться теми же правами, что и другие суверенные государства. Мы всегда четко заявляли, что будем положительно реагировать на любые добросовестные инициативы по региональному диалогу. Для нас доброжелательность порождает доброжелательность».
  
С этой позицией спорят Амос Ядлин, исполнительный директор израильского Института исследований национальной безопасности и бывший глава военной разведки Израиля, и Эбтесам аль-Кетби, основатель и президент Центра политики Эмиратов и член консультативной комиссии Совета сотрудничества стран Персидского залива. (Тут нужно заметить, что ни Израиль, ни Эмираты не были участниками предыдущего соглашения и почти наверняка не будут участниками следующего – хотя эта тема недавно поднималась; так что представители этих стран выступают как своего рода лоббисты). В совместной статье, которую можно считать ответом на материал Зарифа, они пишут о том, что ядерное соглашение 2015 года было чересчур выгодным для Ирана. 

Поэтому, считают эксперты, для Соединенных Штатов просто вернуться к ядерному соглашению было бы серьезной стратегической ошибкой. Вместо этого они предлагают заключить сначала временное, более ограниченное соглашение (они называют его «СВПД минус»), а затем начать переговоры по окончательному соглашению, которое исключало бы слабости и лазейки оригинального договора 2015 года («СВПД плюс»).

Основными компонентами первой промежуточной сделки должны быть деэскалация напряженности, приостановка ядерной деятельности Ирана и отказ от достаточных уступок и снятия санкций, чтобы дать Ирану стимул для вступления в новый раунд ядерных переговоров. На втором этапе сделка должна быть сосредоточена на максимально возможном сдерживании ядерной программы Ирана. Соединенным Штатам следует попытаться продлить ограничения первоначальной сделки еще на 30 лет при условии соблюдения режима инспекций, причем инспекторы должны иметь возможность проверять объекты Ирана «в любое время и в любом месте»; также Иран должен еще больше ограничить свои ядерные исследования. 

Судя по статье Зарифа, такое положение вещей иранцев не устроит. По его словам, выход из ядерной сделки показал, что США не могут считаться надежным партнером, а потому они не находятся в том положении, чтобы диктовать новые условия.  

«Администрация должна начать с безоговорочного снятия в полном объеме всех санкций, повторно введенных или измененных с момента вступления Трампа в должность. В свою очередь, Иран отменит все корректирующие меры, принятые им после выхода Трампа из ядерной сделки. Остальные стороны, подписавшие сделку, затем решат, следует ли разрешить Соединенным Штатам вернуть себе место за столом переговоров, от которого они отказались в 2018 году. В конце концов, международные соглашения – это не вращающиеся двери, и ни у кого нет автоматического права вернуться к договоренностям – и пользоваться их привилегиями – после того, как вы просто ушли по своей прихоти», – заявляет Зариф.

Международный уголовный суд постановил-таки, что может применить свою юрисдикцию на палестинских территориях, а значит, чисто теоретически когда-нибудь может расследовать (вероятные) военные преступления Израиля и ХАМАСа. 

Будет ли это расследование начато, ещё неизвестно: прокурор, которая этим занималась, вот-вот уйдёт на пенсию, станет ли она передавать такую громоздкую историю (подобные расследования могут длиться годами и десятилетиями) по наследству следующему — кто знает; да и вообще МУС вроде как перегружен и без того. 

Тем не менее, премьер-министр Нетаньяху уже назвал решение МУС «изощрённым антисемитизмом», а в СМИ появляются статьи вроде «Израилю нечего бояться» (это, конечно, какой-то голос из подсознания — разве кто-то что-то говорил о «бояться»?)

С Нетаньяху, допустим, все понятно. Что же касается граждан Израиля, то совершенно очевидно, по-моему, что в расследовании МУС они заинтересованы в первую очередь. Точно так же, как жители России должны быть заинтересованы в международном расследовании преступлений путинского режима (в том числе в Украине — такое дело в МУС тоже разрабатывается). Точно так же, как граждане Судана заинтересованы в расследовании и признании преступлений Омара аль-Башира (на арест которого МУС выписал ордер ещё в 2009 году). Совершенно естественно гражданам любой страны не хотеть жить под руководством преступного правительства, а тем более под руководством людей, которые связаны с военными преступлениями и преступлениями против человечности, которыми занимается МУС. 

Конечно, это в теории; а на практике ордер против Башира жителям Судана не сильно помог. (Недееспособность международных институтов — это отдельная тема). Но по сравнению с Суданом у Израиля есть одно большое преимущество — по состоянию на февраль 2021 года он все еще является демократией. Самое симпатичное, что происходит в современном Израиле — это судебный процесс, который (ни шатко, ни валко, но все же) идёт над премьер-министром Нетаньяху. В этом смысле Израиль показывает, что (по крайней мере, пока, и по крайней мере, в пределах зелёной черты) здесь существует верховенство закона, а не связей, денег, сигар и шампанского. 

Признание вины премьер-министра, министра обороны или высокопоставленных армейских чинов пробудит здесь общественную дискуссию о прошлом Израиля, и автоматически – о его настоящем и будущем. Даже если это случится десятилетие спустя, когда вся правящая верхушка, хочется верить, сменится, и подобные приговоры не будут иметь сиюминутных политических последствий — я не знаю, как такая дискуссия может не пойти на пользу всему обществу. Заметать сор под диван плохо даже во время еженедельной уборки, а уж при обсуждении исторических травм — и подавно. 

(А может, и нет никакой вины; это тоже в итоге станет ясно. Утверждение Биби, что МУС руководствуется какими-то антисемитскими соображениями, напрочь лишено и оснований, и логики). 

В связи с этим мне вспомнился политолог Иэн Шапиро – профессор политологии в Йеле, где он ведет курс по моральным основам политики. Его можно легко найти, например, здесь. На первой же, вводной, лекции он просит студентов порассуждать об истории Адольфа Эйхмана – нацистского преступника, который после войны скрылся в Южной Америке, но в 1960 году был обнаружен агентами «Моссада», тайно вывезен ими в Израиль в нарушение законов всех вовлечённых государств и международных норм и осужден на нашумевшем процессе, по которому Ханна Арендт написала книгу «Банальность зла». 

Шапиро сначала спрашивает, почему нам кажется, что то, что делал Эйхман (он был одним из архитекторов «окончательного решения еврейского вопроса») – неправильно, ведь он действовал в соответствии с законами его государства и приказами непосредственного начальства? После недолгой дискуссии студенты приходят к выводу, что даже несмотря на то, что Эйхман формально действовал по закону, этот закон шел вразрез с элементарной человечностью, и потому моральный долг Эйхмана, как и любого на его месте, был поставить его под сомнение и действовать не по закону, а по совести. 

Затем Шапиро спрашивает, почему от действий Израиля нам тоже как-то не по себе? (Интересно, кстати, трактует ли это похожим образом кто-то в самом Израиле? Я не знаю – но вот йельские профессора этики и политологии, они такие). Ведь израильское правительство поступило ровно так, как нам хотелось бы, чтобы поступил Эйхман: не по закону – а по совести, как того требовало их чувство справедливости и моральный императив?

Суть этого противоречия, как его объясняет Шапиро, в том, что в то время как Эйхман существовал в среде, сами основы которой должны были быть отвергнуты с точки зрения морального долга, Израиль в 1960 году существовал в системе международного права, которое не было аморальным и позволяло решать задачи, связанные с расследованием и вынесением приговора нацистским преступникам. Израильское руководство (вероятно, справедливо) решило, что эта система в данном конкретном случае неэффективна, и решила взять правосудие в свои руки, похитить Эйхмана в Аргентине и судить его в Израиле — по законам государства, которого в то время, когда Эйхман совершал свои преступления, еще даже не существовало. Эйхман, как известно, был приговорён к смертной казни и повешен. 

Случай Эйхмана довольно прямолинеен – в конце концов, никто не говорит, что он не совершал того, в чем Израиль его обвинял. Но вот другие дела, прецедентом к котором может стать дело Эйхмана, могут быть не столь очевидны. Так, в 2009 году бывшая министр иностранных дел Израиля Ципи Ливни была вынуждена отменить поездку в Великобританию после сообщений о том, что британский суд выписал ордер на ее арест по обвинениям в военных преступлениях. В 2005 году отставной генерал Дорон Альмог был предупрежден при приземлении в Хитроу, что его ждет ордер на арест. Он даже не вышел из самолета «Эль-Аль» и вернулся в Израиль. В «Хаарец» пишут, что многие действующие и отставные военные и политики имеют своего рода «тревожную кнопку» – телефонный номер, по которому они могут сообщить о проблемах за границей – как правило, связанных именно с военными преступлениями, – чтобы мобилизовать дипломатов и юристов, готовых прийти им на помощь, если какое-то государство решит вершить суд в обход международных процедур, совсем как Израиль в 1960.