а тем временем - напоминаю, что уже сегодня, в 18:30 у нас в Библиотеке БФУ выступает с лекцией о книжном дизайне в России XX века художественный редактор издательского дома "Коло" (СПб) Никита Вознесенский -
- и лекция пройдет в новом библиотечном пространстве университета, на Зоологической 2!

из записок участника заграничного похода русской армии –
- «Странно видеть какого-нибудь оборванного в синем кителе мужика, или запачканную бабу, или мальчишку нищего, говорящих чисто по-французски, языком, которым у нас щеголяют все модники большого света; между тем здесь всякая дрянь им болтает: вот где ничтожность нашей моды»
[Илья Радожницкий. Походные записки артиллериста.., стр. 37]

иногда Шкловский так торопится за своей мыслью и пытается подтвердить ее первыми пришедшими в голову доводами, что у наивного читателя может даже возникнуть подозрение, что он, к примеру, совершенно забыл или лишь бегло перелистал «Войну и мир» -
- как в этом, в частности, случае – когда он говорит о глубокой связи Теккеря и Толстого, «Ярмарки тщеславия [она же: Базар житейской суеты]» и «Войны и мира»: «<…> фабульное положение, годное для сюжетной обработки и у Теккеря и у Толстого, одно и то же; а именно – женщина достается не красивому, а симпатичному; причем первый красавец или совсем не становится мужем или он муж на время. Героем же окончательным становится или Пьер или Добин, причем у второго героя, у героя-мужа в начале романа есть препятствие к браку: неравенство материальных положений; он беднее невесты. В середине романа происходит перестановка: усыновление Пьера, обогащение отца Добина и получение Добиным полковничьего чина» [Шкловский, «Матерьял и стиль…», 1928: 224] –
- и здесь читатель замирает в недоумении, ведь Пьер вступает в права наследства еще до того, как вообще познакомится с семейством Ростовых…

отыскалась ссылка на довольно уже давний доклад -
- кажется, получилось неплохо -

очень зацепила – нет, не эта, а давнишняя запись АФФ о пилоте Germanwings –
- это ведь ровно тот случай, где можно видеть «роль идей» - то новое «эгоистическое самоубийство», которое мы все помним по апрелю 1945 года – невозможно в прежней системе координат –
- где твой конец оказывается частью большой истории – твоей же –
- или абсолютным концом –
- там, где появляется экзистенциализм – и то, что на первый взгляд выглядит столь утешительно и вроде бы как панацея от него, «память в сердцах» и проч., «человек жив до тех пор, пока о нем помнят» - работает ровно на это, стоит сделать буквально один логический шаг –
- и здесь видно, как близок Камю с тем самым пилотом – т.е. да, Камю «хороший» и проч., ничего подобного в виду не имел и т.д. –
- возьмем мерзавца Сартра, а, впрочем, его не будем брать и оставим именно Камю – именно от того, что хороший – и у него выходит именно тот самый пилот, нет, не как единственный вариант, но с той неизбежностью, которую считал неотъемлемой частью хорошей литературы Толстой

изумленный зритель

Л. Толстой. Дневник. Запись от 29.V.1852 г.
====================
«Мечтал целое утро о покорении Кавказа».

и сугубо местное, калининградское -
- люблю читать Милованова -
- в одном пакете и вопрос, и ответ отчего мы в этом оказались -
- но человек-журналист считает добросовестно, что лишь вопрос -
- и это тоже существенная часть ответа

с Рождеством, единоверные!

«…Герцен был слишком хорошим стилистом, чтобы всегда быть вполне точным рассказчиком».
[Губер, «Кружение сердца». 1928: 220]

спасибо Вечернему картографу – набрел на замечательный альбом «Авиация и воздухоплавание» 1934 года –
- интересного и красивого там много, но вот этот лист особенно заинтересовал –
- жаль, что «авиаматка» как термин не прижилась –
- а то и современные ленты новостей, и описания сражений на Тихом океане во Вторую мировую звучали бы сильно иначе

Некрасов о Панаеве (в письме Тургеневу от 30.VI.1857) –
- «<…> в каждом его суждении так и видишь, под каким ветром эта голова стояла целый год».

Толстой – Боткину, 1.XI.1857, рассказывая тому о петербургских разговорах –
- «Салтыков даже объяснил мне, что для изящной литературы теперь прошло время (и для России теперь, а вообще), что во всей Европе Гомера и Гёте перечитывать не будут» -
- появление двух этих имен не случайно и носит явный отголосок именно конкретного возражения/удивления, поскольку всю вторую половину августа 1857 г. Толстой как раз впервые читал «Илиаду» в переводе Гнедича (см. дневниковые записи с 15 по 29 авг. – где почти неизменный восторг от читаемого) – и в близкое время перечитывал «Фауста» (о котором внес в записную книжку любопытное: «Гёте холоден. В Фаусте. Ежели бы он был молод и силен, то все бы Фаустовские мысли и порывы развил. А развил бы – не уложил бы в эту форму») –
- словом, реконструируя ход разговора, можно предположить, что в ответ на реплику Салтыкова Толстой назвал тех двух – кого читал и перечитывал недавно и кто для него с очевидностью подтвердили/утвердили свое значение –
- из чего и вырастает ощущение своей несвоевременности – как в дневниковой записи за день до письма Боткину, от 31.X.1857: «Петербург сначала огорчил, а потом совсем оправил меня. Репутация моя пала или чуть скрыпит. И я внутренно сильно огорчился; но теперь я спокойнее, я знаю, что у меня есть что сказать и силы сказать сильно; а там что хочет говори публика. Но надо работать добросовестно, положить все свои силы, тогда пусть плюет на алтарь».

универсальный ответ на статью, прямо возражать против которой по тем или иным обстоятельствам неудобно, но которая идейно неприемлема –
- в этом случае малоизвестный Н.Ф. Бунаков, журнал «Семья и школа», 1874 г., № 10 – против статьи Толстого об образовании –
- «Мы безусловно радовались бы появлению этой статьи или этой речи многоуважаемого автора, если бы его взгляд, хотя и проникнутый любовью к народу, но отчасти вредный для развития школы и дела народного национального образования, явился в другое время, при других обстоятельствах, а не теперь, когда он может лишь сделаться знаменем многих, считающих возврат назад единственным спасением».

вообще-то - с точностью до наоборот, ведь столь приятный уху патриота поток статей -
- имеет в подтексте ровно другое -
- что враг оказался намного сильнее и важнее, чем думалось, борьба будет долгой и проч. -
- словом - "не время расслабляться" -
- и на основании этого как раз расслабиться - ну да, типично русская реакция, "нас назвали сильными", "нас признали не совсем списанными со счетов" - так что можно отдохнуть -
- ну да, ну да... а потом удивляться, почему очередное усилие после первых более или менее обнадеживающих результатов закончилось ничем...

т.е., в переводе на совсем простой - "нас признали куда большей проблемой, чем думали вначале" -
- ну и где здесь повод для радости? - т.е. он есть, в том, что подтвердили собственную элементарную состоятельность - но попутно это же и означает, что борьба началась всерьез, в долгую -
- в тот род игр, с которыми нам, вообще-то говоря, обычно сложно - и это как раз повод обеспокоиться намного сильнее, чем раньше -
- уже не в рамках "апокалиптики", а в рамках вопросов о том, а как конкретно будет за шагом выстраиваться "новая реальность" - строительство которой займет примерно все то время, которое нам осталось осмысленно прожить -
- в эпохе перемен

а по поводу скандала вокруг ИФ РАН – там, конечно, все участники отличаются завидной идейной пластичностью –
- но все-таки старики и сплотившийся вокруг них молодняк имеет уже одно то достоинство, что некоторые из них еще попутно и всерьез делом занимаются –
- чего об атакующих сказать уж вовсе нельзя

ну и простите -
- но, возвращаясь к сюжету с ИФ РАН -
- со стороны нападающих выглядит эпичным: "я один раз съездил на Донбас! а вы - ни разу!" -
- ну то есть вторая часть м.б. и работает, а вот первая - вполне саморазоблачительная для героя предпоследнего дня -
- примерно как публичные покаяния героев дня сегодняшнего

и грустно-ироничный Эйхенбаум 1-й половины 1930-х годов, комментируя известнейшую статью Михайловского о "деснице и шуйце" Льва Толстого -
- "Михайловский негодовал, что "пещерные люди" хотят сделать Толстого левшой, лишая его десницы; но ведь по Михайловскому выходило, что Толстой тоже должен обязательно лишиться руки <...>" [Эйхенбаум, 1974: 63].

и немного по поводу «ждунов», пользуясь терминологией «патриотических пабликов» -
- вообще при чтении этой публики возникает впечатление, что кинематографиечский/оперный образ народного единства воспринимается ими – ну или выдается с неведомой степенью добросовестности –
- за реальность прошлого –
- но как раз реальность прошлого говорит о многообразии позиций, о выдающихся умах, в начале Великой Отечественной много ждавшего от немцев и т.д. –
- и своеобразии позиций даже в Ташкенте –
- и при этом они создавали и комментарии к «Русской Правде», и трудились над изданием дипломатических документов и вообще много чего делали –
- нет, они не соответствовали тому, что на позднейшей позиции признавалось за легитимный выбор – и представало как оправданная позиция –
- но они сделали довольно много и для победы, и для того, чтобы дальнейшая жизнь после победы и дальше была осмысленной и возможной –
- и здесь еще попутно приходится вновь думать о том, сколь опасен образ «тотальной войны», сидящий в головах – обращающий всякую войну в тотальную и побуждающий не ценить нейтралов, колеблющихся, сомневающихся –
- трактуя их – особенно внутренних – как предателей, а не как потенциальных союзников –
- там, где воображаемое «единство» легко приносится в жертву реальной или потенциальной поддержке – с многообразием оттенков, но со способностью вовлекать, а не отталкивать –
- в том числе и от того, что «профессиональный патриот», как по природе зверь-эндемик, очень тревожен по поводу своей кормовой базы – и уже тем более в том случае, когда видит возможность ее радикального расширения –
- того случая, которого он ждал всю жизнь, ради чего, в расчёте на жил – и чем могут воспользоваться какие-то иные, благополучно существовавшие и в предшествующие времена, когда он вел свою борьбу – и здесь финал уже лучше не переводить на немецкий

Страхов – Толстому, 23.VII.1874, Полтава –
- прочитав в приезд в Ясную Поляну набор первой редакции «Анны Карениной» -
- «Вы в полном смысле слова обязаны напечатать Ваш роман <…>. Как Тургенев должен обозлиться. Он – специалист по части любви и женщин! Ваша Каренина разом убьет всех его Ирин и подобных героинь (как зовут в “Вешних водах”?)»