Меря и евреи.
Прочел неожиданный отзыв от Велвла Чернина — еврейского идиш-поэта, этнографа, переводчика и литературоведа, члена редколлегии Иерусалимского журнала. Нашел его интересное интервью на "Еврейском мире" где он рассказывает как пришел к идишу. Вот небольшой кусочек:
– Велвл, когда начался ваш роман с идиш? На кафедре этнографии истфака МГУ, где вы учились в 1970-х, его явно не преподавали.
– Во времена моего детства этот язык еще не умер, тем более что каждый год я проводил лето в Пирятине Полтавской области, у дедушки с бабушкой, где украинцы говорили по-украински, евреи — по-еврейски, то есть на идиш, а по-русски разговаривал лишь телевизор. Дедушку моего звали Арон, бабушку — Дина, и это было видно за километр. Иногда за дедом прибегал какой-нибудь соплеменник и торопил: «Арон, Арон, дер центер!» («Арон, Арон, десятый!»). И дед — член партии и кадровый офицер — вздыхал, надевал шляпу и шел поддержать миньян, беря с собой и меня, чтобы не мешал бабушке управляться по хозяйству.
Мне казалось глубоко несправедливым, что наш язык умирает, поэтому лет в 11–12 я нашел книжку «Языки народов СССР» и выучил алфавит, потом научился читать на идиш и постоянно совершенствовался. Фраза «ин кладовке аф дер полке штейт а банке мит варенье» хорошо описывает состояние разговорного идиш тех лет, когда значительная часть лексики была уже заимствованной.
Поэтому, когда я заговорил на литературном языке, дедушка перестал меня понимать. Помню, он спрашивает, откуда я звоню, и слышит в ответ: «Фун дер цузаменвойнунг» — из общежития МГУ то есть. Дедушка родился в семье сельского кузнеца, учился в талмуд-торе, в годы коренизации в Украине окончил военное училище — он и по-русски-то не очень грамотно говорил, а слово «цузаменвойнунг» (общежитие) на литературном идиш — вообще не слышал. «Фун ванен, фун ванен?» («Откуда-откуда?») — переспросил дед. Я говорю: «Фун гуртожиток». И тогда он ворчит: «А-а, ну ред аф идиш ви а менч» («А, так говори по-еврейски как человек»).
#евреи #меря
Прочел неожиданный отзыв от Велвла Чернина — еврейского идиш-поэта, этнографа, переводчика и литературоведа, члена редколлегии Иерусалимского журнала. Нашел его интересное интервью на "Еврейском мире" где он рассказывает как пришел к идишу. Вот небольшой кусочек:
– Велвл, когда начался ваш роман с идиш? На кафедре этнографии истфака МГУ, где вы учились в 1970-х, его явно не преподавали.
– Во времена моего детства этот язык еще не умер, тем более что каждый год я проводил лето в Пирятине Полтавской области, у дедушки с бабушкой, где украинцы говорили по-украински, евреи — по-еврейски, то есть на идиш, а по-русски разговаривал лишь телевизор. Дедушку моего звали Арон, бабушку — Дина, и это было видно за километр. Иногда за дедом прибегал какой-нибудь соплеменник и торопил: «Арон, Арон, дер центер!» («Арон, Арон, десятый!»). И дед — член партии и кадровый офицер — вздыхал, надевал шляпу и шел поддержать миньян, беря с собой и меня, чтобы не мешал бабушке управляться по хозяйству.
Мне казалось глубоко несправедливым, что наш язык умирает, поэтому лет в 11–12 я нашел книжку «Языки народов СССР» и выучил алфавит, потом научился читать на идиш и постоянно совершенствовался. Фраза «ин кладовке аф дер полке штейт а банке мит варенье» хорошо описывает состояние разговорного идиш тех лет, когда значительная часть лексики была уже заимствованной.
Поэтому, когда я заговорил на литературном языке, дедушка перестал меня понимать. Помню, он спрашивает, откуда я звоню, и слышит в ответ: «Фун дер цузаменвойнунг» — из общежития МГУ то есть. Дедушка родился в семье сельского кузнеца, учился в талмуд-торе, в годы коренизации в Украине окончил военное училище — он и по-русски-то не очень грамотно говорил, а слово «цузаменвойнунг» (общежитие) на литературном идиш — вообще не слышал. «Фун ванен, фун ванен?» («Откуда-откуда?») — переспросил дед. Я говорю: «Фун гуртожиток». И тогда он ворчит: «А-а, ну ред аф идиш ви а менч» («А, так говори по-еврейски как человек»).
#евреи #меря
