— Джакарта.
Это очень, очень плохая идея. На самом деле, это худшая идея из всех предложенных!
Рид массирует переносицу свободной рукой, а потом несколько более жалобным, чем может позволить себе захватчик самолета, голосом тянет:
— Но мне нельзя в Джакарту!
Командир раздраженно — Рид бы разделял его возмущение в любой другой ситуации — разворачивается и спрашивает:
— Почему?! — Во взгляде читается: «Боже, как же ты достал».

— Бо, это я, — начинает Рид.
— Так это ты? — взвинченно переспрашивает запыхавшийся Боргес. На заднем плане слышится треск, визг и недовольный вскрик.
— Нет, это не я, — тут же отрицает Рид, чувствуя, что может опять оказаться в чем-то виноват.

— Кстати, что это вообще такое? — тычет он пальцем в долговязого с подозрительным именем и неестественно длинными конечностями. Тому приходится подобрать под себя колени, чтобы не проломить бардачок, но и он — вы только подумайте! — тоже наставил на него пистолет. — И почему оно в меня целится?
— О, это Шестакофф Андрей, — дружелюбно знакомит их Боргес — единственный в этой тачке, кто не тычет в Рида оружием. 
— Здравствуйте, — вежливо здоровается Андрей.

Оказывается, в мире происходит столько интересных открытий, пока в Рида целятся! Учитывая, что на уговоры не стрелять он тратит треть своего времени лет с пятнадцати, вся жизнь проходит мимо.

— Ну так дай мне хоть одну причину, — старик растягивает губы в дружелюбнейшей из своих улыбок, — не прикончить тебя.
Несмотря на возросший градус угрозы, Рид аккуратно пробует:
— Ну… Я симпатичный?

— Итак, кто тут красавчик? Кто тут босс? Кто тут папочка? — Он срывается с места и переключает передачу.
— Красавчик — я, — начинает Боргес, будто бы это само собой разумеется. — Босс, ну твой по крайней мере, — Салим. Ты можешь быть папочкой.
— Не занимайтесь ерундой, — шипит «босс, ну твой по крайней мере» (с чем Рид решительно не согласен).
— Я хочу быть красавчиком, — тянет Рид.
— Ладно, окей, но тогда я буду папочкой, — соглашается Боргес.
— Забились, Бо.

Это бесполезная трата обойм. Они могут просидеть так полдня, пока Девантору не заберут из детского сада его друзья, а за Ридом не приедет Салим и не уведет за ручку, отчитывая за нанесенный ущерб.
У самого причала тоже началась стрельба: картелевцы стреляются с китайцами, а обычные пассажиры, которые планировали взойти на борт, в панике кричат и разбегаются.
— Ты там не умер? — орет Рид, прислонившись затылком к машине и шумно втягивая воздух. Выпускает пару пуль, выглянув из-за капота, чисто для проформы.
— Ты только не расстраивайся! — отвечает Девантора.

— Прекрати со мной флиртовать, я не люблю рыжих, — цыкает Рид, рыская глазами по столпотворению машин и пытаясь придумать, как ему выжить и остаться победителем.

— Андрей! Твою мать, Андрей, положи автомат немедленно!
Все присутствующие оборачиваются на парня в коридоре, который под шумок попытался поднять «Хеклер унд Кох». Молодой, почти подросток, тоже в сутане и ростом, наверное, с Кирихару — то есть непомерно высокий, особенно по сравнению с остальными. А еще у него такое разочарованное лицо, что Кирихара не может не добавить себе под нос:
— А то папочка будет ругаться…
— Мамочка, — хмыкает Рид (все еще ему на ухо, и Кирихаре — серьезно, Кирихаре некомфортно). — Папочка тут вообще-то я.

— А мы можем забрать его с собой? — с надеждой напоследок спрашивает Рид и, подозревает Кирихара, имеет в виду его.
— Нет, — отрезает Кирихара.
— Нет, — поддерживает Арройо, несмотря на то, что его уже вынудили поднять руки и сдаться, и на то, что он явно не входит в электорат этого голосования.
— Нет, — говорит Салим голосом «положи там, где взял». — Даже не думай.

— Подожди, — неожиданно останавливает его епископ. Он выдерживает недолгую задумчивую паузу, а потом смотрит на Рида. И произносит сокровенное «да».
Произносит:
— Хорошо.
Произносит:
— Меня устраивает этот план.
— Конечно. Это мой план, как он может не устраивать? — Рид оборачивается к Салиму. — Съел?