​Данте Алигьери в своем трактате «Пир» приводит, если можно так выразиться, теорию средневековой автобиографии, письменно фиксируя взгляды и положения, которые господствовали в культуре на протяжении столетий. В целом их можно свести к одному главному: говорить о себе без настоятельной необходимости непристойно. Этих необходимостей Данте насчитывает всего две:

- когда человек вынужден писать о себе, чтобы избежать бесчестья, и в таком случае это автобиография-апология;
- когда рассказ о жизни человека может принести моральную и дидактическую пользу современникам и потомкам, и тогда получается автобиография-нравоучение.

Идеальная автобиография в форме апологии для Данте – это «Об утешении философией» Северина Боэция, написанная в VI веке; в форме поучительного примера – разумеется, «Исповедь» Августина. Отечественный медиевист П.М. Бицилли утверждает, что Данте одним из первых обратил внимание на автобиографическую ценность трактата Боэция, т.к. традиционно его читали именно как философское сочинение о презрении к миру (лат. contemptus mundi). Но даже несмотря на это, в схеме Данте практически нет места интересу к личности человека, его порокам и достоинствам. Как он пишет, о собственных пороках приличествует сокрушаться в своей душе, а самовосхвалений вообще избегать.

#culture #literature

​Сегодня многие вспомнят о «костре тщеславия», который неистовый Савонарола устроил во Флоренции 7 февраля 1497 года. В те дни Флоренция переживала апогей своего краткого теократического периода, но над самим доминиканским монахом уже начинали сгущаться тучи. «Костер тщеславия» 1497 года стал самым знаменитым, хотя подобные «очистительные мероприятия» практиковались в Италии и до этого. И связаны они не только с Савонаролой, но и, например, с монахом другого нищенствующего ордена – францисканцем Бернардино Сиенским (1380–1444). Этот монах, переживший в 22 года духовное откровение, на протяжении почти 30 лет ходил по Италии и своими проповедями вызывал настоящий фурор. Во многом они были созвучны тому, что говорил Савонарола: призыв к покаянию, обличение мирской суеты и роскоши, осуждение ростовщичества и азартных игр. И нередко люди, слушавшие его, разжигали те самые «костры тщеславия», в которые бросали игральные кости и карты, дорогие платья и туфли, зеркала и парики и т. п. Но Бернардино был не мракобесом и ретроградом, а скорее реформатором и даже миротворцем. Он был сторонником примирения враждующих фракций в итальянских городах, в том числе гвельфов и гибеллинов. Символом своей борьбы за мир он избрал Святейшее Имя Иисуса в виде монограммы IHS. Во время проповедей он поднимал вверх табличку с этими буквами, а жители городов украшали ими свои дома. Популярность IHS была так велика, что Церковь заподозрила Бернардино в ереси и идолопоклонстве. Но в отличие от Савонаролы, он сумел избежать наказания и умереть не на костре, а от болезни и немощи в 63 года. Несколько десятков его проповедей были записаны уже при его жизни сиенским филологом Бенедетто и стали известны под названием Le prediche volgari, «Народные проповеди».

#on_this_day #Italy #culture

​Помните, я писал про развод лотарингского короля Лотаря II с женой Теутбергой? В том событии не последнюю роль сыграл римский папа Николай I. Но оказывается, он участвовал и в другом матримониальном кризисе, который случился практически в то же время в семье уже западнофранкских Каролингов.

В 861/862 году Юдифь (ок. 843–870), дочь короля Карла Лысого, вышла замуж за тогда еще малоизвестного феодала Бодуэна. Несмотря на юный возраст – на тот момент ей было около 18 лет, – за ее плечами уже было два брака. Ее предыдущими мужьями были короли Уэссекса Этельвульф и его сын Этельбальд, который женился на своей «мачехе» после смерти отца. Моральную сторону этого поступка оставлю за скобками: в те времена подобное хоть редко, но случалось. Оба брака были политическими, бездетными и довольно краткими, так что после смерти своего второго мужа в 860 году Юдифь вернулась к отцу во Франкию и некоторое время жила в монастыре в городе Санлис. Однажды его посетил Бодуэн, встретил там Юдифь и влюбился в нее. Любовь оказалась взаимной, так что принцесса оказалась готова сбежать с ним и стать его женой без санкции отца.

Разумеется, это вызвало гнев Карла, который приказал найти беглецов. Всерьез стоял вопрос об отлучении Бодуэна от церкви. Иронично, что возлюбленные нашли временное убежище у короля Лотаря II – да-да, того самого. Ну а разрешать конфликт вновь пришлось папе Николаю I, к которому отправились Юдифь и Бодуэн. Через своих легатов понтифик сумел убедить Карла и его епископов признать брак законным. С позволения короля влюбленные обвенчались, а Бодуэн даже получил от него титул графа Фландрии. Благодаря этому он стал союзником Карла в борьбе с викингами и родоначальником династии фландрских графов. Для Юдифи же этот брак оказался куда более продолжительным, а главное – счастливым. Кстати,один из ее двух сыновей, граф Бодуэн II, впоследствии женился на Эльфтрите, дочери знаменитого уэссекского короля Альфреда Великого. Вот такая преемственность семейным традициям.

#history #France

Добавлю немного исторического контекста. Аббатство Рамбона, откуда ведет свое происхождение диптих, был основан в конце IX века под покровительством Агельтруды. Ее имя, наряду с именем первого аббата Ольдерика, присутствует на правой створке диптиха. Судьба этой женщины тесно связана с политической историей Италии того времени. Агельтруда была женой лангобардского герцога Гвидо Сполетского, и вместе с ним в феврале 891 года была коронована в Риме императорской короной. За последующие семь лет ей пришлось пережить сначала смерть мужа, а затем и сына Ламберта, которого короновал императором римский папа по имени Формоз. Думаю, многие из вас вспомнят это имя и связанное с ним событие под названием «Трупный синод». Судилище над мертвым понтификом было проведено при непосредственном участии Ламберта и ее матери-императрицы и стало очередным этапом борьбы между различными партиями за господство в Италии. Она продолжится и позднее, однако уже без Агельтруды: после смерти сына в 898 году она удалилась от мирских дел и доживала свой век в аббатстве Рамбона.

#history #Italy

Питер Браун в книге «Мир поздней Античности» (спасибо Косте, его пост помог мне наконец за нее взяться) размышляет об идейном противостоянии между язычниками и христианами на примере образа Рима. Всем нам знакомо выражение «Вечный город», или Roma aeterna, которое вдохновляло гуманистов и поэтов, а позднее стало брендом. Эта мифологема Рима как «естественной кульминации цивилизации, длящейся вечно», была выработана не в классический период римской истории, а на рубеже IV–V веков, когда эта самая история уже подходила к своему завершению. Связано это было с подъемом патриотизма среди римской аристократии, хранившей верность традиционному язычеству на фоне все более очевидного торжества христианства. По мнению Брауна, этот подъем способствовал активному складыванию альтернативного мифа о Риме как городе святых апостолов Петра и Павла. Более того, идеология папства и дальнейшее распространение культа святого Петра в Западной Европе во многом обязаны этому осознанному соперничеству христиан с языческими последователями римского мифа. Мифологема «святого Рима» одержала верх, однако ей пришлось включить в себя непреодолимые образы и неизбежные ассоциации с прежним, «языческим Римом». И диптих из Рамбоны, на котором Капитолийская волчица держит на своей спине Распятие – один из зримых примеров, подтверждающих этот процесс.

#culture #books

​Поддержку коллегу с канала Cantantibus organis. В праздник Международного женского дня я бы хотел вспомнить графиню Беатрис из Дйо – одну из тех, кого в землях Лангедока называли trobairitz. Этим окситанским словом обозначали женщину, посвятившей себя, подобно мужчине-трубадуру, высокому искусству сложения песен. Расцвет их деятельности пришелся на середину XII – середину XIII веков. Беатрис в этом ряду стоит первой: ее жизнь датируется ок. 1140–1212 годами. История донесла до нашего времени не более двух десятков имен трубариц, от некоторых дошли тексты их стихотворений – но текст с мелодией остался только от графини Дйо благодаря «Песеннику короля» (о нем здесь). Композиция называется A chantar m’er de so qu’ieu non volria – «Я должна петь, о чем мне не хотелось бы». В своей кансоне Беатрис обращается к неизвестному возлюбленному. Он стал холоден к ней и теперь предпочитает дарить ласки своей любви другой. Графиню ранит такое пренебрежение, но она по-прежнему хранит верность в сердце только ему и желает понять причину: что не так? чем другая лучше нее? Очень чувственное стихотворение, и А.Г. Найман сделал его не менее прекрасный перевод.

Также предлагаю послушать на выбор две версии кансоны: в исполнении ансамбля Céladon (весь текст под аккомпанемент виелы) и ансамбля Jordi Savall & Hesperion XXI (более сложная инструментальная аранжировка, но текст сокращен примерно наполовину). Так и не смог выбрать, какая из них лучше.

На фото: изображение Беатрисы из Окситанского Песенника I (BnF, Ms 854).

#music #culture #France