…понять кого угодно и оправдать кого угодно.

Мотивация персонажей как источник серой морали:
• альтруизм с эгоистичными мотивами,
• «злые» поступки ради блага,
• «добрые» поступки во имя дурных целей.

<…>

Продумайте персонажа — носителя серой морали.
Продумайте момент в сюжете, когда он повернётся другой стороной. «Добрые» поступки превратятся в «злые», а «злые» в «добрые».

<…>

Поворачивайте персонажа к читателям разными гранями.
Одна сцена — одна грань. Когда читатель не понимает, хороший или плохой герой перед ним, он не может предсказать его поступки.

(с) Надя Хедвиг, вебинар «Все оттенки серого, или серая мораль в современной литературе».

Алва стоит в стойке, которую мы заимствовали из учебника Фабриса. Батман. Эгмонт атакует, Алва берёт двоечку, даже не меняя стойки. <Алва> пробивает. Вот сейчас Эгмонт уходит правой ножкой назад, дальше Эгмонт сильно бьёт, Алва пытается завязать, но Эгмонт продолжает движение и действительно пролетает вперёд, и здесь у наших героев борьба. Соответственно, никто никого не может передавить, но Алва вспоминает, что у него есть затылок. Удар затылком, и Эгмонт отлетает.

У Окделла единственный шанс был на победу, я считаю — это тот момент, когда он зашёл за спину и зажал Алву. Вот лучше шанса у него в этом поединке не было, потому что всю дорогу он был ведомым, его вёл по поединку Алва как Бог черепаху. И только в этот момент, так как он покрупнее, он мог как-то перевести в борьбу. Из этой позиции можно вывести на бедро человека и, пока он падает, попытаться заколоть. Тоже не стопроцентный вариант, но шанс мог быть.
И если бы он проявил характер и после этого удара по носу сам ему ударил лбом... но он захват отпустил, потерял, и тут был его конец.

«Оно красиво, оно кинематографично. Оно, более того, действует на историю. Ну ровно потому что он захватил вот так сзади, за клинок и рукоять шпагу Рокэ, и начал его поддушивать, дальше Алва ударил его затылком в нос, и они разошлись.
Почему ошибка?
Ровно потому что заявили Окделла как опытного сильного человека, который уверен в себе и видел некоторое дерьмо. Причём он видно, что выше Чурсина, массивнее и несколько сильнее.
А когда здоровый человек сзади вот так вот захватывает человека легче него, будучи именно что опытным бойцом... *пауза* Человек, видевший некоторое дерьмо, сразу возьмёт на подножку, через бедро переведёт его в партер и потом заколет. Ну, или как минимум придержит шпагу, порежет, ранит, уколет в бедро хорошенько, воспользовавшись внезапным преимуществом. Не будет этого «на себя — от себя», «на себя — от себя».
Ты уже вышел сзади, ты выиграл спину. Да, ты не успел его заколоть, но ты выиграл захват. Выигранный захват значит, что из него должно последовать развитие. А именно — бросок, к каковому у тебя абсолютно всё есть, потому что противник к тебе даже не боком. У тебя инициатива. Движение за счёт рычага, шпаги и собственного бедра просто напрашивается.
И вы знаете что? Вся эта дворянская аристократическая сволочь обучалась не только искусству тыканья клинком, но и борьбе в обязательном порядке. Потому что клинчи очень часто могли привести к тому, что нужно или как-то выворачиваться из неприятного положения, или неприятное для противника положение переводить в фатальное однозначным образом.
Элементарный пинок сапогом в ахиллово сухожилие сзади — он бы уже мог сделать много кое-что.

Вообще в истории таких случаев просто нет. Главнокомандующий, у которого превосходящее войско, который идёт на войну, чувствует себя достаточно ответственным за это мероприятие, чтобы не отмачивать настолько тупых вещей. <...> Вот этот поединок — это было бы нормально не в семнадцатом, а в седьмом веке.

— …В конце концов он с жалкой горсткой сторонников засел здесь, в столице, в форте Драккон.
— В том самом, что внутри горы?
— В том самом. Осада длилась шесть дней, пока твой отец не вызвал Мегрена на поединок. Тейрн Логэйн пришёл в ярость от такого поступка.

«…Я? — короткий смех драл горло. — Я хочу удрать в Серые Стражи? Это ему про меня сказали?!»

Собеседник молча ждал продолжения.

«Господи! — смеяться сразу же расхотелось. — Да кто ему это сказал? Кто настолько меня ненавидит, чтобы так… господи! Да он же в это поверил!»

«Почему вы считаете, — собеседник всё-таки подал голос, устало и медленно, — что вас… ненавидят?»

«А что ещё!»

Вдумчивое молчание. Шершавое, как истёртая кожа.

«Я бы искал не врагов. Им-то как раз выгодно отправить вас к Стражам… Нет, юноша, нет-нет. Присмотритесь-ка лучше к своим друзьям».

«В смысле?..»

«Я бы искал доносчика среди друзей. Один из моих… родственников… стал Серым Стражем. Он оставил семью и друзей, бросил ребёнка и ушёл в Орден. Больше о нём не слышали. Может, он хлебает Скверну в Андерфелсе или Орлее. Может, сдох на Глубинных тропах… или зарезали на тракте, — вздох, и всегдашняя едкость выдохлась: — Вот настолько мы ничего не знаем».

Ненадолго, но смолкли оба.

«Так что, знаете… Я бы искал доносчика рядом с вами. Может, он настолько боится за вас, что никогда не смирится с тем, как именно вы так рвётесь покинуть дом? Ищите того, кому стало бы тяжело и страшно за вас, но он права не имеет вам запрещать… Да. Тот, кто рассказал вашему отцу, что вы хотите присоединиться к Стражам на Большом турнире… возможно, он переживал о вас вполне искренне».

И, словно зная, что ему возразят, добавил:

«Ищите того, кто рассказал бы всё не из огромной ненависти к вам… а от очень большой любви, Айдан. Просто кто-то один всегда любит сильней, чем ему отвечают».

Я три недели проторчал в доке и не забил ни единого гвоздя, потому что первым обслуживали сына сэра Джона Норрейса.

За полчаса нашла вики-страницу с биографией его отца. Пробила имена сыновей. Подходили два. Определила, что на «Глостере» был Ричард. Нашла страницу со списком мест его службы с 12 июня 1734. Прошёл 291 год! 291 год, а места службы аккуратно подшиты в личное дело и не пропали!

Ещё пара минут поисков дала список капитанов «Глостера», построенного в 1711 году, и их дни рождения. Ричард Норрис родился 25 января 1716.

То есть когда Чипп сделал эту запись, капитану Норрису 24 года.

«Глостер» не был его первым кораблём. Первый — это «Гибралтар». Капитаном Ричард стал в октябре 1935 года. В 19 лет! У него, в отличие от Ансона, в личном деле не видно громких сражений и квестов с контрабандистами. Понятно, почему Чипп раздосадован.

Дальше я прочитала, что в 1742 году «Глостер» пришлось затопить из-за повреждений. А в 1744 году в битве у Тулона Ричард Норрис совершил дезертирство и попал под трибунал.

В библиотеке юридического факультета Беркли нашлась оцифрованная копия протокола того самого заседания, где решалась его судьба. Доступа у меня, конечно же, нет.

Поиск продолжился, но я не нашла даже даты смерти.
Трибунал — последняя остановка в биографии Ричарда.

Доступа у меня, конечно же, нет, зато любопытства хоть отбавляй.

Я пала на колени перед ИИ. Попросила найти всё, что связано с протоколом «Minutes taken at a court-martial assembled on board His Majesty's Ship Torbay: began the 28th of January, 1744 and ended the 5th of February following, pursuant to an order from the Right Honourable the Lords Commissioners of the Admiralty, bearing the date the 28th of November, 1744 to Vice-Admiral Rowley: being an enquiry into the conduct of Captain Richard Norris, in an engagement between the English fleet under the command of Admiral Mathews and the united fleet of French and Spaniards in the Mediterranean on the 11th of February, 1743» (англичане — мастера коротких названий).

ИИ нашёл, что Ричард в числе семи капитанов не выполнил свой долг «сделать всё возможное», обвинён в трусости и недостойном поведении — не поддержал другие корабли на линии. К делу подшито приложение с письмами и свидетельствами других офицеров. По ходу дела они, в том числе, обвиняли суд в предвзятости. Что там? Неужели как-то вмешался отец? Мне стало ещё интереснее, и стала читать ход сражения.

…Мэтьюз <командир британской эскадры> поднял на флагмане «Намюр» сигнал «Сближаться с противником», и покинул линию, чтобы атаковать испанский арьергард. За ним последовал «Мальборо». Однако <прошлый> сигнал «Построиться в линию баталии» на флагмане не был спущен, и два одновременно висящих сигнала вызвали путаницу среди английских кораблей: одни последовали примеру флагмана, другие пытались держать строй. В результате, хотя «Намюр» и «Мальборо» успешно достигли неприятеля, они оказались одни против превосходящих сил противника. В ходе трёхчасового боя испанский арьергард нанёс серьёзные повреждения атаковавшим его кораблям британского авангарда.

Около пяти часов подошёл французский отряд <они за испанцев>, и их манёвры некоторые британские капитаны интерпретировали как попытку выстроить линию по другую сторону от британского строя, чтобы зажать британский флот в клещи. Не имея приказов от Мэтьюза, британский строй сломался, и корабли начали уходить на северо-запад. Испано-французский флот продолжил свой путь на юго-запад. Британский флот сумел перегруппироваться и возобновить погоню лишь 23 февраля.

В результате тяжёлых повреждений, полученных британскими кораблями, испанцы получили господство над Западным Средиземноморьем и смогли перебросить подкрепления своим войскам в Италии, что переломило ход войны в их пользу.

Каждый военнослужащий флота, который из-за трусости, халатности или нелояльности во время боевых действий отступит, будет держаться в стороне, не вступит в бой или сражение или не сделает всё возможное, чтобы захватить или уничтожить каждый корабль, который он обязан атаковать, а также помочь и поддержать все без исключения корабли Его Величества или его союзников, которым он обязан помогать и поддерживать их, — каждый такой военнослужащий, совершивший подобное преступление и осуждённый за него военным трибуналом, подлежит смертной казни.