Для Ниэв тот факт, что она спала и по какой-то причине не проснулась, был ужасающим. Она спросила Хуствейта, не накачивал ли он ее наркотиками, тем более что к концу отношений она чувствовала себя больной и постоянно истощенной, но он отрицал это. «Из-за того, что мои воспоминания такие расплывчатые, возникает чувство неуверенности, вины и стыда», — говорит она. «Когда у нас есть только обрывки информации, наш мозг стремится заполнить пробелы. Когда я впервые ушла от него, я не могла уснуть. Я лежала без сна всю ночь, и у меня были галлюцинации, будто он насиловал меня. Эти воспоминания, эта реакция на травму — это когда разум и тело пытались собрать все воедино.
Даже сейчас, спустя девять лет, я по-прежнему просыпаюсь в два часа ночи. Мне даже не нужно смотреть на часы. Мы знаем, что организм хранит воспоминания о травмах, и я думаю, что раньше это случалось в это время».

Насколько сложно расследовать такие случаи? Учитывая, что, по последним данным Министерства внутренних дел, в Англии и Уэльсе менее чем в одном из 60 зарегистрированных случаев изнасилования предъявляются обвинения, и ответить на этот вопрос, по словам Рассел, очень сложно. «Я не хочу отговаривать людинь сообщать об этом», — говорит она. «Если это происходит, это преступление, и по факту должно быть возбуждено уголовное дело. Но когда нет ни вещественных доказательств, ни свидетелей, а иногда и воспоминаний... возникают дополнительные проблемы».

Лиза*, 40 лет, действительно сообщила в полицию о своем бывшем партнере, который изнасиловал ее, пока она спала. Это случилось в начале 2019 года, после того как они расстались, и Лиза переходила тяжелый рубеж, пытаясь сохранить дружеские отношения, чтобы избежать того, что могло стать ожесточенной борьбой за опеку над дочерью.

«Он всегда был чрезвычайно властным, касалось ли это того, что я надевала, что покупала, куда расставляла вещи в комнате, куда мы ходили», — говорит Лиза, — «и он никогда не соблюдал границ. Он и раньше душил меня во время секса, он всегда делал то, что хотел. В тот вечер я готовила ужин. Он слишком много выпил, поэтому я позволила ему остаться в комнате для гостей, но, проснувшись, обнаружила, что он занимается со мной сексом» (насилует – прим. ред).

На следующее утро она отправилась в местный полицейский участок. «Я не была уверена, не слишком ли остро я реагирую», — говорит она. «Двое полицейских спросили, не принуждал ли он меня? Нет, я спала. Он не прижимал меня к кровати, не было никакой борьбы. Они сказали, что не уверены, что здесь имело место какое-то преступление». На следующий день Лизе позвонил мужчина-сержантка и сказал, что он прочитал рапорт полицейских и обеспокоен тем, что это не было квалифицировано как изнасилование. «Он действительно звонил несколько раз, но я не хотела говорить об этом», — говорит Лиза. — Они потеряли мое доверие».

(4/5)

Ниэв никогда не сомневалась в том, что хочет привлечь Хуствейта к ответственности. «Мне было совершенно ясно, что его поведение опасно, это была закономерность, — говорит она, — но у меня не было доказательств. Единственным доступным действием было заставить его признаться в этом».

Она отправила ему электронное письмо, в котором спрашивала, что именно он сделал и почему, и, к ее удивлению, он почти сразу же ответил с большим количеством подробностей. «Это было стерильное, методичное письмо, не было ощущения искупления. Он казался полностью отстраненным от своих слов. Причиной, которую он назвал, было просто его собственное удовлетворение. В конце он сказал: «Ты могла бы привлечь меня к ответственности, но я очень надеюсь, что ты этого не сделаешь».

Но она это сделала. В июле 2015 года Хуствейт признал себя виновным в центральном уголовном суде Ирландии по одному обвинению в изнасиловании и одному – в домогательстве. Он был приговорен к семи годам лишения свободы условно, но на следующий год апелляционный суд Дублина признал это решение неоправданно мягким, и Хуствейт был заключен в тюрьму на 15 месяцев. Ниэв также возбудила гражданское дело в высоком суде с требованием возместить ущерб за многочисленные акты изнасилования, совершенные во время ее сна.

В феврале 2020 года она сказала присяжным: «Нет такой части меня, которая не была бы глубоко затронута», что она страдала от ПТСР и пыталась покончить с собой. Она сказала, что чувствовала себя в опасности повсюду, боялась доверять кому бы то ни было, даже своим родительницам. Хуствейт не стал защищаться, и присяжные присудили ей компенсацию в размере 1 млн евро.

Последние девять лет были медленным, но устойчивым процессом выздоровления. Ниэв, которой сейчас 34 года, переквалифицировалась в психологиню и в настоящее время ведёт клиническую практику. Она считает, что ее прошлое помогает ей лучше справляться со своей работой. «Я думаю, что самое прекрасное и важное, что я могу принести, находясь в комнате с кем-то, кому больно, кто склонна к самоубийству, – это чувство надежды», — говорит она. «Даже если они не верят в это, я сама знаю, что что-то может измениться, что-то может сдвинуться с места, и поэтому я могу сохранить эту надежду для них».

И все же, несмотря ни на что, она все еще ловит себя на том, что сомневается во всем, что с ней произошло, и в своей собственной реакции. «Временами у меня все еще возникают мысли, что, возможно, я просто сделала из мухи слона – и по сей день», — признается она. «Я думаю, что это в первую очередь обвинение миру, в котором мы живем».

(5/5)

«Гендерных данных по-прежнему очень не хватает. Мы пока не знаем, как и когда меняются качательные движения женщин. Но я радуюсь открытиям Тома Стоффреджена – и не только потому, что меня саму укачивает в машине, но и потому, что они связаны с еще одним обнаруженным мною информационным пробелом, связанным с конструкцией автомобиля.

Когда мы сидим, мы тоже совершаем качательные движения. "Сидя на табурете, вы раскачиваетесь относительно бедер, – объясняет Том Стоффреджен. – Если вы сидите на стуле со спинкой, качается ваша голова. Единственный способ избежать этого – купить подголовник и использовать его". Когда он это сказал, я почувствовала, что у меня в голове вспыхнула электрическая лампочка – как в мультике, когда персонажке приходит в голову замечательная идея. Что, если подголовник не подходит вам по росту, располагается под неправильным углом и не соответствует форме вашего тела, то есть не поддерживает голову? Что, если причиной укачивания женщин в автомобилях является дизайн, рассчитанный на мужчин? "Думаю, это вполне возможно, – отвечает Том Стоффреджен. – Подголовник не поддерживает голову, потому что не подходит по росту или по другим причинам… То, что вы сказали, для меня новость, но это похоже на правду".

И тут обнаруживается очередной информационный пробел: похоже, при разработке конструкции подголовников никто не позаботился о том, чтобы учесть особенности женского телосложения. В этом нет ничего удивительного, ведь история автомобильного дизайна – это долгая и постыдная история игнорирования женщин.

Мужчины попадают в аварии чаще женщин и, соответственно, составляют подавляющее большинство серьезно пострадавших в ДТП. Однако женщины, ставшие жертвами автокатастрофы, на 47 % чаще мужчин получают серьезные увечья и на 71 % – травмы средней тяжести, причем эти показатели не зависят от роста, веса, использования ремней безопасности и серьезности ДТП. Вероятность гибели женщин, попавших в аварию, на 17 % выше, чем мужчин. Все это объясняется конструкцией автомобиля, рассчитанной на мужчин.

Водительницы, как правило, сидят дальше от рулевой колонки, чем мужчины, – ведь в среднем мы меньше ростом. Чтобы достать до педалей, нам приходится вытягивать ноги, а чтобы четко видеть панель приборов – сидеть почти под прямым углом. Такая поза, однако, не является "стандартной позой водительницы". Женщины за рулем сидят неправильно. Из-за того что им приходится сознательно отклоняться от нормы, они подвергаются большему риску получить повреждения внутренних органов при лобовом столкновении. Угол, под которым мы сгибаем колени и бедра, чтобы наши более короткие, чем у мужчин, ноги доставали до педалей, делает нижние конечности более уязвимыми. По сути, мы все делаем неправильно.

При наезде сзади женщины также подвергаются большему риску, чем мужчины. У женщин меньше мышц на шее и в верхней части туловища, чем у мужчин, что повышает риск травм шеи и позвоночника (примерно в три раза), а дизайн автомобиля усиливает этот риск. Исследования, проведенные в Швеции, показали, что кресла в современных автомобилях слишком жесткие, чтобы защитить женщин от таких травм: они толкают их вперед сильнее, чем мужчин, потому что их спинки не рассчитаны на наш в среднем меньший вес. Жесткие кресла разрешены к продаже по одной простой причине: при разработке конструкции автомобилей и в краш-тестах используются манекены, изображающие среднестатистического мужчину.

(1/2)

Манекенов-мужчин для краш-тестов впервые начали использовать в 1950-е гг., и в течение десятилетий это были мужские манекены 50-го процентиля (соответствующие медианным мужским антропометрическим показателям). Рост большинства манекенов-мужчин составляет 177 см, вес – 76 кг (то есть они значительно выше и тяжелее среднестатистической женщины). Кроме того, манекены-мужчины имитируют мышечную массу мужчин и строение их позвоночного столба. В начале 1980-х гг. ученые начали настаивать на использовании в нормативных краш-тестах женских манекенш 50-го процентиля, но их рекомендации игнорировались. В США женского типа манекенов начали использовать только в 2011 г., хотя, как мы увидим далее, "женскими" их можно назвать лишь с большой натяжкой.

В 2018 г. Астрид Линдер, научная директриса по безопасности движения Шведского национального института дорожно-транспортных исследований, в своем докладе на Всемирной конференции по безопасности дорожного движения, проходившей в Южной Корее, представила анализ законодательного регулирования процедур краш-тестов в ЕС. Прежде чем европейский автомобиль появится на рынке, он должен пройти пять тестов: одно испытание ремней безопасности, два испытания на лобовое столкновение и два – на боковое столкновение. При проведении всех тестов манекены женского типа, соответствующие женским антропометрическим показателям, не используются. В нормативных документах указано, что при испытании ремней безопасности, а также в процессе одного испытания на лобовое столкновение и обоих испытаний на боковое столкновение должен использоваться мужской манекен 50-го процентиля. Изучив мировой опыт законодательного регулирования процедур краш-тестов, Астрид Линдер обнаружила, что, несмотря на "отдельные локальные различия", в большинстве стран по-прежнему используется мужской манекен 50-го процентиля, призванный "представлять все взрослое население страны".

В соответствии с законодательством ЕС, лишь в одном краш-тесте необходимо использовать манекен-женщину 5-го процентиля, якобы представляющую всех женщин Европы. Но что значит "5-го процентиля"? Это значит, что только 5 % женщин меньше ростом, чем эта кукла. И тут мы сталкиваемся с целым рядом статистических пробелов. Во-первых, в ходе испытания манекен располагается только в пассажирском кресле, а значит, у нас совсем нет данных о риске для женщин, сидящих за рулем, – а ведь об этом следовало подумать, учитывая, что женщины сидят на водительском кресле в неправильной позе. Во-вторых, этот женский манекен на самом деле совсем не женский. Это просто уменьшенная копия мужского манекена».

— Кэролайн Криадо Перес «Невидимые женщины: Почему мы живем в мире, удобном только для мужчин. Неравноправие, основанное на данных» – Часть II: На рабочем месте. Глава 9: Море чуваков.

Перевод Валерии Башкировой, ред. le mot de la fin

(2/2)

#первые_слова

Самое ужасное во фразе «не все мужчины такие» то, что она бессмысленна.

То есть, хорошо, и что дальше?

Не все воры – ты все равно запираешь двери по ночам. Но ты не обобщаешь всех своих соседей как воров.

Не все карманники, – ты, тем не менее, держишь ценные вещи при себе, когда выходишь на улицу. Но ты не считаешь, что каждый прохожий имеет злой умысел.

Вопли об обобщении и о том, что «не все мужчины такие», в целом, очень запутывают, так как они все продолжают настаивать на том, насколько низок шанс совершения определенных преступлений, но никогда не говорят прямо о том, чего они все-таки хотят от нас.

«Не все мужчины плохие», так что женщинам не стоит тревожиться за свою безопасность в ночное время?

«Не все мужчины плохие», так что женщинам не нужно осторожничать и фотографировать номерные знаки при встрече с мужчиной-незнакомкой?

То есть, по сути фраза «не все мужчины такие» сводится к тому, что «твоя настороженность меня расстраивает».

И с чего бы? С чего бы абсолютно невинному мужчине принимать близко к сердцу и злиться на то, что незнакомка не всецело доверяет ему с первых минут общения?

«Не все мужчины такие». Отлично, тогда чего конкретно вы хотите от нас?

Делается так. Начинаем со смутного стереотипа о чьих-либо недостатках, которым вам бы хотелось придать некий научный вес, — в примере Дамора это убеждение, будто «женщины по сравнению с мужчинами в целом больше заинтересованы в людинях, чем в вещах». Затем отмечаем, что подобное поведение не особенно эффективно в среде, где практически все вынуждены ради того, чтобы заработать на хлеб, имитировать интерес ко всякой тошнотной ерунде; то есть, языком эволюции, это не адаптивный признак. Однако человеческий вид больше не эволюционирует биологически; если людини так себя ведут, должно быть, этот признак развился в ходе эволюции, чтобы приносить пользу в так называемой «среде эволюционной адаптации» — предполагаемой, теоретической среде чисто биологической утилитарности, будто бы существовавшей в эпоху плейстоцена, эпоху охоты и собирательства, которая шла с двух с половиной миллионов лет назад до всего десяти тысяч лет назад и породила те самые непонятные символы на стенах пещер в Европе. Предполагается, что эта среда была совершенно единой и одинаковой абсолютно для всех, и образы тех примитивных равнин преследуют нас и по сей день. Если женщины, программируя гаджеты Google, которые собирают о вас информацию по всем сферам жизни, зарабатывают меньше мужчин, должно быть, дело в том, что эволюция когда-то наделила мужчин навыками, необходимыми, чтобы попадать заострённой палкой в оленя, а женщинам достались навыки, нужные для терпеливости и воспитания потомства.

С точки зрения науки это полная хрень. Ни одно из этих утверждений невозможно подтвердить или опровергнуть; несмотря на все претензии на рациональность эволюционная психология — лишь сборник псевдонаучных сказок. Эволюционная психология никогда не стремится эмпирически описать, какой на самом деле была жизнь в плейстоцене (основополагающий труд этой дисциплины, книга 1979 г. «Эволюция человеческой сексуальности» Дональда Саймонса, в основном лишь цитирует исследования поведения современных гомосексуальных женщин и мужчины). Нам предлагается просто поверить, что всё максимально прозрачно, и глубинный смысл лежит на поверхности. В итоге мы приходим к заявлениям эволюционной психологии о том, почему некоторые не любят эволюционную психологию, на основании пользы, которые прото-конструктивистские убеждения могли принести примитивной полуобезьяне пятьдесят тысяч лет назад.

Почему считается, что розовый цвет — для девочек, а голубой — для мальчиков? Забудьте, что совсем недавно, в 1920-х, считалось ровно наоборот; дело в том, что женщины эволюционно приспособлены замечать красно-розовые ягоды в лесу, а мужчины — охотиться на открытых равнинах под куполом голубого неба. Почему же до сих пор существует зарплатный разрыв? Общество ни в чём не виновато — виноват каменный век. Как и фрейдизм, эволюционная психология видит источник современных проблем в безмолвном прошлом; эволюционная психология — в доисторической эпохе, психоанализ — в личном маленьком плейстоцене младенчества. Однако в отличие от фрейдизма сказки эволюционной психологии совершенно бездушны и банальны, и совсем ничему не способны нас научить.

Они лишь рисуют нам странную бесцветную картину доисторического мира, в котором женщины и мужчины каменного века ведут себя как буржуа Америки 50-х — первобытный мужчина несёт домой мясо шерстистого мамонта, а первобытная женщина чистит семейный очаг. «Дорогая, меня повысили на заводе по обработке кремния», «Наш сынок хочет учиться шаманству в пещерах Ласко, но я думаю, ему надо спуститься с небес на землю и изучать методы обтёсывание камня». «Дочка слишком уж густо мажет глаза угольком, мы же не хотим, чтобы соседские пещерные парни считали её непонятно кем».

Источник: The Outline – What the caves
are trying to tell us

(2/2)

tusslindo:
К сожалению, множество хороших женщин умрут в одиночестве в окружении розового вина и своих кошек, потому что в свои 30 лет преследовали то представление об отношениях, которые определяли социальные сети.

bestlil_badgurl:
Привет, я организаторка похорон.
Людини, которые умирают в одиночестве – это мужчины. У женщин есть круги общения, у мужчин они бывают редко.
Нам приходится повсюду выискивать тех, кому будет нужно тело, во многих случаях мы хороним их по разрешению государства, и единственные людини на похоронах – это я и водительница.

В других случаях мы иногда находим каких-то дальних родственниц. Когда мы сообщаем им причину звонка, они сообщают, что ФИО был ужасным мужчиной и они не хотят иметь никаких дел с его телом и организацией похорон.

Фраза, которая несколько раздражает меня при обсуждении исторической роли женщины в Европе, это «готовка, уборка, забота о детинях». Ты ее очень часто слышишь, эти конкретные слова, даже в одинаковом порядке. И как только ты немного больше погружаешься в тему, ты осознаешь, что огромная зияющая дыра в этом списке – это работа с тканями. Я не экспертка, и у меня нет конкретных чисел, но я не удивилась бы, если бы работа с тканями занимала бы примерно столько же времени, сколько и оставшиеся три задачи вместе, так что это не маленькое упущение.

Это не будет офигеть каким внезапным заявлением, если сказать, что всеобщая амнезия, касающаяся работы с тканями, связана с принижением женского труда в целом, но я думаю, что «готовка, уборка, забота о детинях» порождает особый вид иллюзии. Ты это слышишь и думаешь «ну, я готовлю, убираюсь и забочусь о детинях (или знаю кого-то, кто это делает), и я могу представить себе, сколько это работы». И естественно ты знаешь, что готовка и уборка требовали больше ручного труда до современных технологий, но, тем не менее, у тебя есть, по твоим ощущениям, приблизительная оценка. А в это же время по факту ты сильно недооцениваешь количество работы.

К тому же, мне кажется, что это сильно неправильно передает роль работы, выполняемой женщинами, в каждодневной жизни. Готовка, уборка, забота о детинях – все сизифов труд, повторять который надо изо дня в день. Они важны – но это не полная картина. Когда мы включим работу с тканями – и другие вещи, типа создания свечей и мыла, – женская работа гораздо больше выглядит, как производство – сфера, сейчас гораздо больше ассоциирующаяся с мужской работой. У меня ощущение, что связь женщин с созиданием и ручными мастерствами часто игнорируется.

Нет никаких пределов, когда доходит до мужчин. Они не могут воспринимать вас как людинь, поэтому жалуются только на их дерьмовую фантазию о жертве, отвлекая внимание от вашего реального угнетения. Они могли бы есть с золотых тарелок и владеть всем миром, но пока женщины не целуют им ноги, моля об объедках, им не будет достаточно. Даже тогда, может быть не достаточно, чтобы удовлетворить этих самовлюблённых тупиц. Они жадные, и построили всё на своей страсти высасывать из женщин всё. Так что, ради богини, перестаньте вести себя так, будто они страдают. Хватит целовать их выдуманные бо-бо и сконцентрируйтесь на себе.