—... При нашей первой встрече ты заявил, что... Как там было? Память подводит...

Ага, сто раз, с нарастающим раздражением думает Рид. Ты все помнишь до каждой буковки, старый манипулятор. Тем не менее он подыгрывает:

— Я сказал, что буду счастлив войти в сени святого дома, чтобы посвятить свою жизнь Господу.

— Почти, — соглашается епископ. — Правда, звучало это как «только тронь меня, и я разрежу тебе горло и нассу в него, ты, пидор».

— Это все мой селатанский акцент.

За её спиной Рид внезапно видит почти фантасмагоричную картину: пробравшись по пожарной лестнице, снаружи открывает форточку знакомый священник — в длинной сутане, с крестом на шее и белым воротничком. Он дёргает окно вверх и на секунду Риду кажется, что сейчас он спросит: «Добрый день, а не хотите ли вы поговорить о Господе нашем Иисусе Христе?» — но вместо этого Салим говорит: «Блять!» И едва успевает пригнуться, как оконное стекло над его головой разлетается осколками от удара битой, осыпаясь на сутану и пол. Диан замирает, видимо в ужасе от того, что чуть не снесла голову святому отцу.

— Если тебе подкинули лимон, то сделай из него лимонад! — оптимистично заявляет Боргес.

У Салима есть свои соображения по поводу того, как надо жить эту жизнь.

— Если тебе подкинули лимон, — кровожадно говорит он, — то выжми его и захреначь лимонной кислотой в глаз тому ублюдку, который тебе его дал.