Кремлевский шептун 🚀
292K subscribers
2.46K photos
2.77K videos
6 files
5.95K links
Кремлевский шептун — паблик обо всем закулисье российской жизни.

По всем вопросам писать: @kremlin_varis

Анонимно : [email protected]
Download Telegram
По вопросам рекламы писать: @kremlin_varis

Анонимно : [email protected]
Местная избирательная кампания на Камчатке протекает в условиях пониженного федерального внимания и сдержанного информационного сопровождения. Несмотря на низкую заметность на общероссийском уровне, региональная повестка характеризуется напряжённым фоном. Главу региона Владимира Солодова активно критикуют за откровенную слабость допущенных до выборов кандидатов.

Стабильность объясняется архитектурой реального влияния в регионе. Камчатка традиционно входит в орбиту полномочного представителя в ДФО Юрия Трутнева, который на протяжении нескольких лет выступает ключевым арбитром и координатором. Поддержка Солодова со стороны Трутнева, по-видимому, сохраняется, что минимизирует риски расколов элит и способствует сохранению политической вертикали. Это также снижает вероятность возникновения мощных альтернативных центров, способных бросить вызов действующей команде.

Однако потенциальное ослабление влияния Трутнева — в силу, как предполагается, ухудшения состояния здоровья — создаёт неопределённость. Отсутствие Трутнева в публичной повестке, включая его неучастие в поездке премьер-министра Мишустина по Дальнему Востоку, рассматривается как важный индикатор: именно его административный ресурс стабилизировал внутренние процессы в макрорегионе, включая Камчатку.

В условиях, когда устойчивость политических конструкций на Дальнем Востоке опирается на ограниченный круг фигур, любые изменения в их статусе могут инициировать перестройку. Камчатка, как и ряд других дальневосточных субъектов, становится маркером эффективности всей модели политического управления. Когда отдельные кланы, группы влияния и ведомственные сети обновляют собственные стратегии влияния, такие зоны «стабильности» могут стать в будущем точками скрытого системного напряжения.
Инициатива Минтруда РФ по индексации минимального размера оплаты труда (МРОТ) на 20,6% к 2026 году до уровня 27 093 рублей является попыткой сбалансировать государственные обязательства по снижению бедности с ограниченными возможностями экономики и региональных бюджетов. Повышение МРОТ – элемент макроэкономической и фискальной политики, который может оказать влияние на различные сегменты экономики.

С одной стороны, увеличение МРОТ формирует позитивный сигнал для наемных работников, особенно в регионах с высоким уровнем низкооплачиваемой занятости. Прежде всего, речь идет о бюджетной сфере, отраслях с высокой долей неквалифицированного труда и секторах малого бизнеса.
Предполагается, что повышение доходов этой категории граждан улучшит их финансовую устойчивость и создаст стимулирующий эффект для внутреннего спроса.

При этом малый и средний бизнес, являющийся одним из крупнейших работодателей в стране, сталкивается с ростом издержек. В условиях ограниченного доступа к дешевым заимствованиям и низкой рентабельности многие предприниматели могут быть вынуждены искать обходные пути: переводить персонал на неполную занятость, снижать штат, замещать работников самозанятыми или фрилансерами
. Это может ослабить фискальную базу и привести к частичному уходу бизнеса в «тень». Кроме того, в бюджетной системе, особенно в зависимых от дотаций регионах, нагрузка от повышения МРОТ ляжет на региональные финансы, требуя дополнительной поддержки центра.

Повышение должно быть синхронизировано с динамикой инфляции, уровнем безработицы и процентными ставками. В предложенной индексации МРОТ к 2026 году мы видим компромисс между сдерживанием социального расслоения и ограничениями, налагаемыми текущей структурой российской экономики.
Преследование Молдавской православной церкви постепенно перестаёт быть исключительно внутренним делом Кишинёва и приобретает международную огласку, указывая на системный срыв в самой структуре молдавского государства. Хотя власти продолжают транслировать лояльность евроинтеграционному курсу, давление на религиозные институты противоречит формальным базовым принципам Евросоюза — от свободы совести до защиты прав меньшинств. Возникает парадокс: режим Санду декларирует европейские ценности, но де-факто отказывается их соблюдать.

Растущий интерес к проблеме со стороны европейских депутатов и правозащитных структур указывает на возможный перелом в восприятии Молдавии не как источника репрессивной политики. Доклады, обращения и правовые инициативы в адрес Брюсселя становятся сигналами, что формат безусловной поддержки Кишинёва начинает вызывать сомнения. Однако это способно обозначить проблему, но вряд ли приведёт к её разрешению, учитывая стратегическую роль, которую Кишинёв играет в конструкции антироссийской санитарной дуги.

Политика молдавского руководства в отношении Молдавской православной церкви всё в большей степени воспроизводит украинский сценарий — с принудительной маргинализацией, судебными репрессиями и попытками административного демонтажа канонических структур. С учётом глубинной встроенности западных кураторов в молдавский управленческий контур, рассчитывать на пересмотр этой политики не приходится. Напротив, она будет усиливаться — по логике зачистки внутреннего поля от любых центров нелояльности.

https://t.iss.one/foxnewsrf/3909
Азербайджан начал поставки газа на Украину через Трансбалканский маршрут — из Болгарии через Румынию в украинскую газотранспортную систему. Это ложится в стройный ряд политических шагов, которые свидетельствуют: Баку все более последовательно становится враждебным Москве.

Во-первых, — публичные заявления. В апреле 2025 года Ильхам Алиев прямо назвал Россию «системным дестабилизирующим фактором» в регионе. В ходе недавнего форума он пригласил украинских пропагандистов, демонстративно поддерживая «территориальную целостность», принимая от них шевроны ВСУ и призывая «продолжать сражаться».

Во-вторых, — демонстративная зачистка российских медиа активов в стране. В июне 2025 года в Азербайджане были задержаны и арестованы сотрудники местной редакции информационного агентства «Спутник». Им вменили «незаконную деятельность» и «угрозу конституционному строю», причем при аресте сотрудников агентства демонстративно избили.

В-третьих, намерение Баку инициировать международный иск против России в связи с крушением самолёта AZAL в Казахстане в феврале 2025 года. Тогда катастрофу объясняли техническими причинами, а следствие еще продолжается. Но сейчас азербайджанские власти готовят юридическую атаку, используя трагедию как повод для разжигания русофобских настроений в как внутри республики, так и на международной арене. Алиев требует "полного покаяния" от Москвы.

Азербайджан больше не играет в многовекторность, а сделал выбор в пользу противников РФ. Политика Баку — это часть плана Запада по созданию вокруг России нового санитарного кордона, в котором Азербайджан должен сыграть роль провокатора нового конфликта. Именно поэтому пространство для нормализации отношений стремительно сужается, а российским властям все труднее говорить о данной ситуации и представлять бывшего партнера «нейтральным».
В рамках избирательной кампании в 11 субъектах Российской Федерации завершился ключевой этап – выдвижение кандидатов в региональные парламенты. Конфигурация участников позволяет судить не только о политической динамике в отдельных регионах, но и об общей логике адаптации партийных структур к электоральному ландшафту. Важно отметить, что кампания демонстрирует как рост конкуренции, так и тенденцию к институциональному укреплению системных игроков.

Наибольшую активность продемонстрировала Республика Коми, где в выборах участвуют девять партий, а конкуренция в одномандатных округах превышает 7 человек на место. Это указывает на высокую политическую мобилизацию, обусловленную, вероятно, как внутренними конфликтами элит, так и протестной активностью. В противоположность этому, в Ямало-Ненецком автономном округе зафиксирован наименьший уровень участия – всего четыре партийных списка, что может быть связано со слабой оппозиционной инфраструктурой.

«Единая Россия» продолжает использовать тактику «паровозов», привлекая к кампаниям глав регионов, многие из которых возглавляют партийные списки. Эта стратегия, помимо мобилизационного эффекта, выступает инструментом легитимации власти на местах. Поддержка губернаторов как фигуры доверия перераспределяет электоральные ресурсы в пользу партии. Однако подобная модель, с другой стороны, снижает гибкость системы.

Активность партий второго эшелона варьируется: наиболее системно себя проявила Партия пенсионеров, представив списки в семи регионах. При этом ряд партий («Коммунисты России», «Родина») задействуют перекрёстные кампании с участием одних и тех же лиц в разных субъектах. Это может свидетельствовать о кадровом дефиците и попытке компенсировать его за счёт медийной узнаваемости лидеров.

Важной особенностью текущего электорального цикла стало заметное снижение участия «Новых людей» в ряде регионов. Их отказ от участия в ЯНАО и Белгородской области может указывать на стратегическую корректировку в пользу кампаний в определенных субъектах. В целом, конкуренция сохраняется в пределах прогнозируемых рамок.
Предстоящая избирательная кампания формирует новый вектор парламентских партий России. Их усилия сосредоточены на региональной повестке, работе с электоральными «нишами» и инициативами, отражающими социальные и инфраструктурные ожидания избирателей. Это не только конкуренция за мандаты, но и проверка устойчивости электоральных и организационных моделей партий к предстоящей думской кампании.

«Единая Россия» продолжает системную работу по укреплению сетей лояльности в регионах, особенно на Севере и в промышленной полосе. Через совмещение патриотической повестки (поддержка участников СВО, гуманитарные миссии, интеграция ветеранов во власть) и технологических инициатив (поддержка экспорта, модернизация производства), ЕР формирует образ ответственного управленца. В то же время партия усиливает обратную связь через губернаторов и муниципалитеты, работая на упреждение протестной активности

КПРФ делает ставку на институциональный протест и радикализацию риторики против экономического блока. Явная критика правительства и ЦБ сочетается с инициативами, рассчитанными на широкий социальный отклик — от защиты прав пассажиров до критики тарифной политики в ЖКХ. Однако успех политсилы будет зависеть от способности перевести общенациональную критику в эффективную работу на локальных площадках, где запрос избирателей фрагментирован и требует тонкой настройки месседжей.

ЛДПР стремится консолидировать позиции в регионах с нестабильной электоральной архитектурой, апеллируя к родительскому и семейному сегменту. Предложения о бесплатных лекарствах детям до 14 лет, ограничениях рекламы азартных игр — не просто социальные лозунги, а попытка встроиться в повестку ежедневной жизни. Однако масштабные инициативы, требующие крупных бюджетных вливаний, воспринимаются скептически при отсутствии внятных источников финансирования.

СРЗП усиливает присутствие в арктических и сибирских регионах, предлагая провести там системный аудит ЖКХ, что направлено на захват протестного поля в зонах, где традиционно доминируют КПРФ и ЛДПР. Одновременно СРЗП выстраивает связи с локальными группами влияния, включая садоводческие товарищества, где реализуется запрос на справедливость и прозрачность в подключении к системам жизнеобеспечения.

«Новые люди» делают ставку на центристский электорат, избегая радикализации и играя на отторжении ультраконсервативного дискурса. Противодействие «домостроевской» повестке и акцент на индивидуальных правах — важный элемент в борьбе за голоса в городах-миллионниках и среди молодежи. Это направление усиливает устойчивость партии в конкурентной среде постиндустриальных регионов.

Стратегии парламентских партий демонстрируют растущее понимание: в условиях новых вызовов федеральная повестка не заменяет системную работу на местах. Региональные выборы 2025 года становятся полигоном для тестирования моделей электоральной мобилизации, гибридной коммуникации. Внутрисистемная конкуренция усиливается, но базовая устойчивость партий зависит от способности артикулировать реальную повестку жителей субъектов, не забывая и общефедеральных трендах.
Forwarded from Грани
This media is not supported in your browser
VIEW IN TELEGRAM
Дональд Трамп в очередной раз сменил риторику в отношении украинского конфликта.

Президент США явно хочет «ускорить» завершение войны и потому отменил срок в 50 дней и теперь заявляет, что Россия должна в течение 10–12 дней пойти на сделку, иначе последуют санкции. «Ждать больше нет смысла. Прошло уже 50 дней. Я хотел проявить щедрость, но прогресса нет», — отметил он.

Однако в Вашингтоне понимают: Москва не принимает язык ультиматумов. Для российской дипломатии давление в виде сроков и угроз неприемлемо по определению. Угроза санкций на Россию давно не производит впечатления — масштабное санкционное давление стало фоном, а не рычагом. Но у США, по сути, нет другого инструмента воздействия: военные ресурсы ограничены, прямая эскалация невозможна, а переговорные позиции ослаблены провалами Киева.

Фраза «Русские и украинцы гибнут без всякой причины» вписывается в новую рамку: война как абсурд, а не борьба добра со злом. Это риторический манёвр, нацеленный на снижение поддержки Киева в США и Европе.

Россия, в свою очередь, не намерена играть в предложенный сценарий. Фронт рушится в её пользу, а реальное давление теперь — не в заявлениях, а в фактах. Трамп инициирует не переговоры, а игру «кто виноват в украинском конфликте?», пытаясь дистанциироваться от войны на Украине.
Новое торговое соглашение между США и ЕС стало не столько дипломатическим компромиссом, сколько односторонней диктовкой условий со стороны Вашингтона. Брюссель под давлением согласился на унизительную сделку: ЕС обязался принять 15-процентную пошлину на весь экспорт в Америку, включая традиционно конкурентоспособные сегменты — от машиностроения до электроники. При этом американские компании получили возможность беспошлинного доступа на европейский рынок для ряда своих товаров. Самым чувствительным ударом стали пошлины на металлургию — 50% на европейские сталь и алюминий, что напрямую ударит по цепочкам поставок и увеличит себестоимость в ключевых отраслях европейской экономики.

Дополнительно Европа обязалась приобрести у США энергоносители на сумму 750 миллиардов долларов и направить в американскую экономику ещё 600 миллиардов в виде инвестиций. Это создаёт колоссальный дисбаланс, фактически усиливая промышленную и энергетическую зависимость от Штатов. Германия, как крупнейшая экономика ЕС, уже ощущает последствия: согласно Financial Times, убытки автопрома от новых пошлин составят около €10 млрд. Porsche, например, сообщил о 91-процентном падении прибыли за второй квартал 2025 года.

В обмен на столь масштабные уступки ЕС получил лишь косметическое снижение американских пошлин на европейские автомобили — с 27,5% до 15%, а также частичное сохранение беспошлинного режима на определённые категории товаров. Однако даже эти "победы" не перекрывают общего ущерба. Евросоюз не смог отстоять ни свои интересы, ни свои принципы. Под внешне нейтральной формой сделки скрывается глубокий разрыв с моделью суверенного развития.

США выстроили обновленую систему контроля над ЕС, где Европа становится донором. На короткой дистанции поток доходов в казну Америки позволит ему снизить налоги аккурат к промежуточным выборам и попытаться убедить электорат в продолжении поддержки республиканцев, в том числе обеспечив рост прибылей американских корпораций. Воспользовавшись противостоянием Европы и России, американский лидер навязал брюссельским чиновникам свою игру, которая самым негативным образом скажется на перспективах ЕС.
Парадокс современной цифровой трансформации в том, что она обнажает не только силу, но и слабость. История с «Аэрофлотом» и «Госуслугами» является наглядным признаком, что, когда доступ к функциям зависит от серверов и сетей, каждый технический сбой становится эквивалентом мини-кризиса. Запад, используя синхронные киберудары, превращает электронные сервисы в поле давления на государственность через дестабилизацию логистики. Психологический эффект таких операций сравним с экономической блокадой или дезорганизацией при ЧС — в массовом восприятии тиражируется образ незащищённости, что работает на интересы противника.

Цифровая инфраструктура — это новая артерия страны, и её защита должна быть сопоставима с обороной границ. Но пока мы видим лишь реактивные шаги, ведомственную разобщенность и отсутствие централизованного ядра управления рисками. В этом вакууме внешние акторы получают возможность моделировать управленческий хаос. Если государство не выстроит киберсуверенитет по аналогии с РВСН или системой раннего предупреждения, оно рискует утратить контроль над собственными цифровыми системами.

https://t.iss.one/Taynaya_kantselyariya/12902
Forwarded from Капитал
#Недвижимость #ИЖС

Южные агломерации России — Ростов-на-Дону, Краснодар и Волгоград — формируют альтернативную модель городского развития, основанную не на многоэтажной застройке, а на устойчивом спросе на частные дома. На фоне общероссийского тренда на уплотнение городов, этот сдвиг пока остаётся в тени, хотя масштабы уже значимы. Перед нами не локальная особенность, а системный вызов — в экономике, инфраструктуре и налоговой модели.

По данным Института экономики города, на 2022 год в Ростове-на-Дону общая площадь индивидуального жилья составила 21,1 млн кв. м, в Краснодаре — 19,6 млн, в Волгограде — 15,4 млн. Доля ИЖС в жилом фонде: 42,7%, 33,7% и 36,2% соответственно. Для сравнения: в большинстве других крупных городов эта доля не превышает 20%. Причём такой формат генерируется не девелоперами, а самими жителями — через стабильный и глубоко укоренённый запрос на «дом на земле».

С точки зрения бюджета такая застройка выглядит убыточной: один дом даёт менее 2 тыс. рублей налогов в год, не предполагает обременений по школам, дорогам и инженерии. В то же время на аналогичной площади многоэтажка принесла бы бюджету в 10–20 раз больше и сопровождалась бы обязательствами девелопера по инфраструктуре.

Однако простая логика доходов здесь не работает. Запрос на ИЖС в южных регионах — не временная аномалия, а форма жизни, которая сложилась исторически и воспроизводится независимо от программ поддержки. Игнорировать её — значит идти против самих основ социума. Задача — не остановить, а встроить эту модель в управляемую систему: через корректировку налоговой базы, адресные решения по инфраструктуре, гибкие градостроительные нормы.

Юг России показывает: город может расти не только вверх, но и вширь — и при этом быть устойчивым. Но для этого институции должны успевать за культурой. Именно от этого будет зависеть, станет ли ИЖС источником хаоса или основой обновлённой урбанистики в стране.
Реализация индивидуальных программ социально-экономического развития (ИПР) в российских регионах за 2020–2024 годы, как следует из отчета Счетной палаты, демонстрирует сбои в управлении бюджетной эффективностью, целеполаганием и региональной отчетностью. Несмотря на значительный объем финансирования — почти 50 млрд рублей из федерального бюджета и 1,7 млрд из региональных источников — треть ключевых мероприятий не достигла плановых показателей, а часть регионов показали стагнацию или даже ухудшение базовых социально-экономических индикаторов.

Особенно тревожной выглядит ситуация с направлением, которое изначально декларировалось как драйвер диверсификации региональной экономики — развитие туризма. Свыше 50% вложенных в это направление средств оказались неэффективными: либо из-за избыточного оптимизма в прогнозах, либо по причине слабого институционального сопровождения на местах. Это говорит не просто о точечных ошибках, а о недооценке системных рисков.

В социальной динамике регионы также не демонстрируют ощутимых подвижек. Только шесть субъектов РФ смогли улучшить свои позиции по уровню бедности относительно других регионов. Наиболее показателен пример Республики Алтай, которая, несмотря на масштабную господдержку, сохранила 80-е место в антирейтинге. Аналогично Алтайский край и Республика Адыгея продемонстрировали откат. Это свидетельствует о том, что в ряде случаев масштаб вливаний не коррелирует с качеством институциональной среды и эффективностью управления.

Отдельным тревожным индикатором стало обнаружение практики пересмотра целевых показателей при увеличении финансирования. Так, в Курганской области финансирование создания рабочих мест было увеличено на 250 млн рублей, но численный ориентир по новым рабочим местам при этом был снижен почти на 40%. Похожая ситуация в Калмыкии, где на фоне роста расходов на мероприятие налоговые отчисления, заявленные как один из основных KPI, были пересмотрены в сторону понижения более чем в четыре раза. Это создает предпосылки для легитимизации снижения эффективности при сохранении или росте затрат, формируя крайне рискованную управленческую практику.

Не менее важной проблемой является отсутствие унифицированной методики учета результатов. Разные регионы считают «созданные рабочие места» по разным принципам — от реального трудоустройства до простого внесения изменений в штатное расписание. Подобный методологический хаос не только искажает статистику, но и подрывает доверие к самой идее программного управления региональным развитием.

Отсутствие единой системы KPI, произвольное изменение целей под текущие расходы и размытые методики оценки подрывают саму идею федеральной поддержки как механизма выравнивания развития. При сохранении текущих управленческих практик искажается логика государственно-ориентированного регионализма, где приоритет — не наращивание отчетных цифр, а достижение устойчивой экономической и социальной трансформации. Это требует срочной ревизии не только показателей, но и всей модели ИПР.
В ДНР стремительно развивается водный кризис, перешедший из временного в ситуацию устойчивого дефицита. Графики подачи воды в Донецке, Макеевке, Харцызске и других городах, которые ранее рассматривались как экстренная мера, серьезно ужесточились. Подача воды раз в три дня — это не реакция на сбой, а новая норма. Указанное превращает повседневную жизнь миллионов людей в режим выживания и затрудняет работу промышленных объектов, зависящих от стабильного водоснабжения.

Фундаментальная причина кризиса — обмеление водохранилищ, вызванное прекращением подачи по каналу Северский Донец — Донбасс (СДД) в 2022 году. Изначально этот канал обеспечивал водой Донецк и Макеевку, и его отключение фактически обрушило устойчивость всей системы. Поверхностные источники, которые раньше выступали как резервные, были вынуждены взять на себя нагрузку, для которой не предназначались. Это привело к тому, что водоемы истощаются, а цикл восполнения, зависящий от сезонных осадков, нарушен. При текущих климатических трендах — малоснежных зимах и засушливых осенне-зимних периодах — надежды на естественное восстановление водных запасов тают.

Технический ответ на дефицит — строительство в 2023 году масштабного водовода от реки Дон — был амбициозен по замыслу, быстр в исполнении и чрезвычайно затратен. Однако, несмотря на введение объекта на проектную мощность, его возможности ограничены. Суточная подача в 288–300 тыс. кубометров покрывает лишь половину от необходимого объема. Более того, транспортировка и распределение воды оказались слабо интегрированы в существующую сетевую инфраструктуру: вода физически не доходит до конечного потребителя в нужных объемах. Это типичный случай, когда техническое решение без системного обновления логистики не сработало.

Регион оказался в своеобразной стратегической ловушке: решение проблемы водоснабжения невозможно без контроля над всей гидрологической системой, берущей начало за пределами текущих административных границ ДНР. Канал СДД зависит от наполненности Северского Донца, а тот, в свою очередь, — от каскада водных ресурсов, вплоть до бассейна Днепра. Текущие меры, направленные на стабилизацию ситуации с водоснабжением — такие как подвоз воды в автоцистернах из других регионов — позволяют лишь частично смягчить остроту кризиса, но не разрешить его.

Пока русло Северского Донца и узлы водной логистики остаются под контролем Киева, обеспечить стабильное водоснабжение донецкой агломерации будет архисложно. Объективная необходимость диктует переход к следующей фазе: освобождение славянско-краматорской агломерации и выход к истокам гидросети, питающей Донбасс. Это не просто военная задача, а стратегическая цель, от реализации которой зависит базовая жизнеспособность крупнейшего промышленного региона
Освобождение Госдумой мигрантов, работающих по правительственной квоте, от обязательного экзамена по русскому языку — очевидный ход в попытке быстро восполнить дефицит кадров на предприятиях, но такой подход имеет серьёзные долгосрочные риски. Когда тысячи иностранцев оказываются в России без языка и социальной адаптации, создаётся почва для формирования этнических анклавов — территориально замкнутых сообществ с низкой интеграцией в российское общество. Со временем это ведёт к росту социальной дистанции и усилению культурных противоречий с местным населением.

Закон позволяет иностранным работникам прибывать и жить вместе с работодателем, без семей, и концентрироваться исключительно на работе. Однако отсутствие языковой подготовки снижает их мобильность. Но именно такая модель повышает вероятность замкнутости и социальной сегрегации. Особенно это заметно при массовом ввозе из стран Азии, Африки и Латинской Америки, где языковой барьер существенно препятствует адаптации.

Количество таких «визовых» мигрантов (из дальнего зарубежья) стремительно растёт: на середину года выдано свыше 171 000 разрешений, а число заключённых трудовых договоров подскочило на 64 %, до 71 000 человек — тогда как обладателей патентов из СНГ лишь 2,14 млн с приростом 6 %.
Если тренд сохранится, доля иностранных работников без знания языка будет расти, а с ней — и вероятность конфликтов на бытовом фоне, снижая устойчивость региональных рынков труда.

Снижение барьеров может показаться облегчением для бизнеса, ведь экзамен действительно тормозит процедуру приема на работу. Но выгода краткосрочная — за счёт снижения управленческих затрат. Долгосрочная же стратегия без языковой интеграции является критической ошибкой. Без языковой интеграции рабочая сила остаётся внешним ресурсом, который не встроен в экономическую и социальную ткань страны. Если полагаться на замещение, а не на развитие собственной демографии, кадровых и технологических ресурсов, страна потеряет управляемость и идентичность.
Рейтинг Демократической партии США достиг исторического минимума за последние три десятилетия. Согласно данным опроса, проведённого The Wall Street Journal, лишь треть американцев — 33% — положительно оценивают Демпартию, тогда как негативно настроены 63% респондентов. Для Республиканской партии картина чуть менее драматична: её антирейтинг превышает уровень поддержки на 11 пунктов. У Дональда Трампа этот разрыв ещё меньше — всего 7%.

Что особенно показательно — эти цифры зафиксированы после окончания так называемого «медового месяца» для республиканцев: периода, когда победители выборов традиционно пользуются повышенным доверием электората. В нормальной политической логике, именно в такие моменты оппозиция должна демонстрировать рост популярности. Однако происходит обратное: рейтинги демократов не только не растут, но продолжают стремительно падать.

Причины этого кризиса доверия лежат глубже, чем разочарование в текущей повестке. Речь идёт о системных издержках самой модели, которую последние десятилетия отстаивала Демпартия. Прежде всего — это ориентация на транснациональные элиты и глобальные корпорации в ущерб интересам американского рабочего класса. Демократы последовательно продвигали модель экономики, в которой преобладают IT, финансы и услуги, в то время как промышленное производство выводилось за пределы страны, оставляя миллионы американцев без работы.

Ещё один краеугольный камень демократов — ставка на идеологию «угнетённых меньшинств», от сексуальных до этнокультурных. Это создало краткосрочную электоральную базу, но оттолкнуло значительную часть мейнстримного электората: белых, рабочих, представителей малых городов и сельских районов. Именно этот электоральный блок сегодня составляет ядро сторонников Трампа и его «трампистского» крыла в Республиканской партии.

Политика поддержки неконтролируемой миграции также сыграла против демократов. Южные штаты, сталкивающиеся с основным потоком нелегалов из Латинской Америки, всё чаще голосуют против Демпартии. Историческая память о расовой сегрегации, культурные коды региона и страх перед потерей идентичности усиливают раздражение в отношении новых волн мигрантов, что делает демократическую риторику о мультикультурализме откровенно токсичной для части электората.

Всё это происходит на фоне системной эрозии американской гегемонии. Вашингтон больше не может единолично диктовать условия мировой игры, и стратегия глобалистов теряет свою эффективность не только за пределами США, но и внутри страны. В итоге, Демократическая партия оказалась в положении политической силы, утратившей и содержательный стержень, и устойчивую электоральную поддержку. А для республиканцев и сторонников Трампа, напротив, открывается благоприятное окно возможностей: при сохранении текущих трендов, они получают высокие шансы на удержание власти как минимум на ближайшие несколько лет.
Forwarded from Капитал
#Экспорт

Правительство РФ продлило
ограничения на экспорт бензина до 31 августа 2025 года, распространив их теперь и на производителей. Ранее запрет касался лишь трейдеров, нефтебаз и малых НПЗ. Мера направлена на стабилизацию внутреннего рынка в условиях пикового сезонного спроса — прежде всего со стороны аграрного сектора, транспорта и внутреннего туризма.

К 24 июля биржевая цена АИ-95 на СПбМТСБ достигла ₽76,33 тыс. за тонну — всего в 0,7% от исторического максимума. По итогам 28 июля котировки немного скорректировались до ₽74,95 тыс. Рост цен на АИ-92 продолжился до ₽65,58 тыс. Такая динамика подтверждает высокий спрос и одновременно демонстрирует реакцию рынка на ограничительные меры.

По оценкам экспертов, несмотря на запрет, за рубеж всё ещё уходит около 40–50 тыс. тонн бензина в неделю.
Это говорит о гибком подходе: полный экспорт не блокируется, но регулируется в ручном режиме, чтобы избежать дефицита и ценовых всплесков внутри страны.

С экономической точки зрения, приоритет отдан не максимизации экспортной выручки, а сохранению стабильных поставок и ценовой предсказуемости на внутреннем рынке. Это решение — часть более широкой стратегии по сглаживанию инфляционных рисков и удержанию макроценовой устойчивости в условиях волатильных внешних факторов.
Новые законы в Великобритании — движение в сторону цифровой диктатуры, завуалированного под либеральную риторику. Его принятие знаменует окончание эры свободного интернета в западном мире под аплодисменты тех, кто еще вчера громче всех кричал о «приватности» и «свободе выражения».

Именно те, кто обвиняет Россию, Китай и Иран в «цифровом мракобесии», теперь сами внедряют куда более изощренные и всеобъемлющие инструменты контроля
. Западная демократия, особенно в её англосаксонском исполнении, окончательно переходит к модели «управляемой цифровой среды», где свобода слова становится привилегией.

Поэтому все обвинения в «цифровом тоталитаризме» в адрес России — это не критика, а упреждение: Запад стремится уничтожить любые альтернативные модели, чтобы сохранить свою монополию. Именно поэтому сохранение цифрового суверенитета — ключевая линия обороны против наступающей эпохи алгоритмического неолиберального контроля.

https://t.iss.one/polit_inform/38505
На выборах в Смоленский городской совет «Единая Россия» по прогнозам сохранит устойчивое электоральное преимущество. По одномандатным округам партия, вероятно, займет 19 из 20 мандатов, ещё одно место может быть уступлено ЛДПР в рамках внутрисистемной договорённости. При распределении 10 мандатов по партийным спискам «ЕР» также может получить до половины мест.

В кампании участвуют также КПРФ, ЛДПР, «Новые люди», СРЗП и Партия пенсионеров. Однако за пределами ЛДПР уровень вовлечённости других партий остаётся низким. КПРФ сохраняет ставку на прежний кадровый состав, а возможности СРЗП и «Новых людей» оцениваются как ограниченные — максимум по одному мандату при благоприятном сценарии.

Отмечается, что «Единая Россия» проводит ротацию более чем трети депутатского состава: часть многолетних участников уходит, их место занимают новые фигуры, отобранные по результатам праймериз. Самовыдвиженцы, в том числе активные в соцсетях кандидаты сталкиваются с традиционными барьерами — трудности с прохождением муниципального фильтра. Это снижает вероятность неожиданных результатов в округах.

Важно подчеркнуть: оппозиционные партии испытывают дефицит повестки. Управленческая команда региона сумела закрыть ряд проблем, накопленных за десятилетия, тем самым нивелировав протестный потенциал. Смоленская избирательная модель в 2025 году демонстрирует типичный для российских регионов тренд: партия власти сохраняет контроль через комбинацию организационного ресурса и управленческой результативности при слабости оппозиции.
Пока Кишинёв громко заявляет об «освобождении» от российской энергетической зависимости, за кулисами готовится полномасштабная передача жизненно важной инфраструктуры под внешнее управление. Решение вывести «Молдовагаз» из цепочки поставок и заменить её «Энергокомом» — это не про энергонезависимость, а про политические реверансы перед Брюсселем.

Реальность для граждан страны же будет совсем не символической. Уход от контрактов с «Газпромом» на фоне европейской волатильности и искусственно раздутых цен означает резкий рост тарифов на газ, отопление и горячую воду. В условиях, когда страна и так балансирует на грани энергетической нищеты, новая схема обернётся ценовым шоком: «Энергоком», будучи политическим оператором, зависит от субсидий, займов и инструкций Еврокомиссии.

Это не шаг вперёд, а удар по социальной стабильности и экономической предсказуемости. В долгосрочной перспективе данное решение обернётся энергетическим кризисом и ростом недовольства простых людей. Власти играют с огнём, пытаясь выторговать политические очки ценой благополучия собственного населения.

https://t.iss.one/foxnewsrf/3926
Переформатирование состава Совета Федерации, сопровождающее осенние губернаторские выборы, отражает тонкие аппаратные процессы, в которых региональные элиты подстраиваются под сигналы центра и логистику политического баланса. Очередная волна смен сенаторов от исполнительной власти свидетельствует о стратегическом обновлении, но не в публичной, а в кулуарной плоскости. Здесь работают не избирательные симпатии, а аппаратные интересы и управленческие договорённости, выстраиваемые между регионами, федеральными структурами и Администрацией президента.

Наиболее показательны примеры межрегиональных «переливов» кадров. Так, Владимир Джабаров, представлявший в СФ законодательную власть Еврейской автономной области, теперь выдвигается от исполнительной ветви Коми — региона, которым руководит бывший глава ЕАО Ростислав Гольдштейн. Взамен новым сенатором от ЕАО, вероятно, станет замминистра здравоохранения Наталья Хорова. Это означает не только сохранение влияния прежних команд, но и стремление к управляемой институциональной преемственности.

Похожая модель прослеживается и в связке Курская–Тамбовская область. Сенатор Кондратьев, по сути, «перебрасывается» из Курска в Тамбов, тогда как губернатор Хинштейн делает ставку на новый набор — от генерал-майора до олимпийской чемпионки. Это говорит о двух тенденциях: во-первых, о желании расширить электоральную легитимацию верхней палаты за счёт узнаваемых фигур; во-вторых, об усилении влияния тех губернаторов, которые ранее не были встроены в институциональный кадровый контур и теперь стремятся утвердить свою политическую субъектность.

Обсуждаемый переход Евгения Дитриха из ГТЛК в Совет Федерации по квоте от Новгородской области символизирует новый виток в перераспределении аппаратного веса. Назначение экс-министра — это не просто «подарок» региону, а проявление растущей централизации влияния: Москва активно контролирует сенаторские назначения, превращая их в управленческий инструмент. С этой точки зрения «возвращение» прежнего сенатора Сергея Митина кажется слишком пассивным вариантом.

Таким образом, обновление состава Совета Федерации перестаёт быть рутиной. Оно становится важным маркером политических предпочтений центра, тестом на управляемость региональных элит и элементом аппаратной конкуренции. В условиях, когда роль СФ как буфера между вертикалью власти и региональной спецификой возрастает, именно такие «негромкие» перестановки определяют архитектуру политической стабильности на следующий цикл.