Речь о старой марксистско-ленинской/ходжаистской Трудовой Партии Ирана (более известной под названием “Туфан” - “Буря”; такой журнал они когда-то издавали). Сии товарищи провозгласили военную оборону Ирана от “сионистской агрессии” вполне законной, а предлог, из-за которого агрессия и началась, - проблемы с достижением ядерной сделки, - формальным и надуманным. Который, якобы, просто понадобился сионистам для продолжения своей давно задуманной “бандитской войны в интересах колониальной политики”. Иными словами, “Туфан” поддержал право Ирана на активную защиту от натиска “сионистского образования”. Все это очень по хрестянске, очень православна прогрессивно.

Да не просто поддержал, а еще и сурово раскритиковал всех прочих иранских оппозиционных левых, - само собой, ревизионистов и оппортунистов, - которые застеничиво (а некоторые и открыто) придерживаются т.н. “теории борьбы с двумя полюсами”. Уравнивая, стало быть, сионистско-американский империализм и исламский фундаментализм. Дескать, под флагом борьбы с исламским режимом, эти коммунисты на самом деле способствуют укреплению сионистов и американских империалистов. Короче, ничего нового, сплошная диалектика.

Такой вот разброс мнений среди ни на что не влияющих иранских коммунистов и левых, на любой вкус.

Собственно, иранские коммунисты, насколько можно судить, строят свою позицию вокруг защиты национального суверенитета (вплоть до риторики о «нашей родине») от империалистического вмешательства. При этом совершенно отсутствует представление о том, что на Ближнем Востоке разворачивается борьба между империалистическими центрами за передел сфер влияния. В их интерпретации Иран не является империалистом. Израиль осуждается за агрессию, США — за вмешательство во внутренние дела, но сама международная политика Ирана не подвергается никакой критике. Диктатура Хаменеи упоминается, но одновременно звучат формулировки вроде «сегодня национальные интересы нашей страны оказались под огромной угрозой».

Вероятно, именно по этой причине заявление Трудовой партии Ирана было размещено на сайте Коммунистической партии Греции. Их международно-политические позиции практически идентичны: существует западный империалистический блок, а все остальные — исключительно его жертвы.

Подобную картину можно наблюдать и в российской коммунистической среде. Социал-шовинистские марксисты, как и следовало ожидать, сплотились вокруг Z-патриотов. Но даже ортодоксальные марксисты, считающие себя принципиальными, ведут ту же игру, что и КПГ с Туде: империализм вроде как везде, но все внимание — на «фашистско-нацистский Израиль», а Иран, выходит, если и виновен в чем-то, то совсем чуть-чуть. Короче, всё по классике — «необоснованная агрессия».

По сути, каждый раз, когда ортодоксальные коммунисты сталкиваются с вопросом империализма, они оказываются заложниками собственных советских нарративов и, вне зависимости от конкретной ситуации, занимают антизападную позицию. Это уходит корнями во внешнеполитическую линию СССР, который с ленинских времён делал ставку на «менее реакционных» националистов (вспомним союз с убийцей коммунистов Ататюрком), империалистов и даже фашистов. Ортодоксальный марксизм в таком виде никогда не признавал, что империалисты могут быть одинаково враждебны трудящимся. Он всегда вставал на сторону тех, кто выступал против Запада — считалось, что если кто-то против Запада, значит он за СССР, а значит прогрессивен по определению.

После распада СССР эта логика продолжает действовать по инерции. Иран против Запада? Значит, прогрессивен. Израиль за Запад? Значит, фашистский империалист, совершающий ничем не спровоцированные атаки на всех своих соседей. Классовый анализ вылетает в трубу, и на его месте возникает политическая шизофрения, в которой черносотенство и коммунистическое мракобесие сливаются в антиизраильском экстазе.

Коммунисты сочувствуют Ирану, потому что между коммунизмом и исламским фундаментализмом существует нечто общее. Обе идеологии возникли как реакция на социальную несправедливость, вызванную экономическим отставанием от Запада. В первом случае — это Российская империя и Октябрьская революция; во втором — Иран и исламская революция.

Обе идеологии строились на противопоставлении западной демократии и либерализму. Из этого вытекала критика западного образа жизни как бездуховного, материалистичного и аморального. В противоположность этому, и коммунисты, и исламисты считали себя носителями высших моральных принципов, отвергая западное стяжательство ради духовного самосовершенствования — будь то ради построения коммунизма или исламского халифата (понятия, в чем-то схожие по структуре и целеполаганию).

Отсюда следовала иная, чуждая западному либерализму концепция государственного насилия как средства наведения порядка и мобилизации общества. Государству, будь то коммунистическому или исламскому, отводилась роль активного носителя и распространителя идеологических ценностей, служащих цели национального возрождения и преодоления отсталости.

Экономическая отсталость, задержка в индустриализации и преимущественно аграрное население стали благоприятной почвой для распространения подобных идей. Коммунизм стал выражением этих противоречий в Европе и России, а на Ближнем Востоке — сначала под влиянием СССР — они приняли форму светских национально-освободительных движений, а затем трансформировались в исламский фундаментализм.

На деле, считать терроризм и исламский радикализм следствием “примитивности” ближневосточных народов или сущности самой религии — значит не понимать природы социальных процессов. Коммунисты сочувствуют Ирану, Сирии, Ираку или Палестине не столько потому, что это менее реакционные империалисты, сколько потому, что узнают в них самих себя в прошлом.

И в этом они абсолютно правы. Но они ошибаются, когда провозглашают борьбу с западным империализмом высшей формой социального прогресса, игнорируя тот факт, что прозападные режимы вроде монархий Персидского залива показывают совершенно иные результаты экономического и социального развития, нежели перманентные борцы за национальное освобождение.

В общем, я бы сказал так. Тот, кто провозглашал борьбу с империализмом в начале XX века, был, возможно, великим идеалистом и прогрессистом. Но тот, кто продолжает делать это в XXI — он не просто идиот, он реакционер, который теми или иными путями оправдывает любые преступления и репрессии, если они осуществляются в целях борьбы с Западом. Именно поэтому современные коммунисты деградировали до явной и не очень поддержки режима исламских фундаменталистов в Иране.

Сообщают, будто Оджалан за несколько дней до нападения Израиля на Иран передал сообщение на волю со следующими тезисами:

- Иранская система не позволяет нормально жить обществу. Присутствует угнетение женщин, национальное угнетение (курдов, белуджей, арабов), отсутствует плюрализм. 

- Сейчас на Ближнем Востоке только одна Газа (имеется в виду, символ бессмысленного хаоса и разрушения), но если войну не остановить и не установить сильную демократию, “у нас будет 50 таких городов как Газа”. Каждый город станет Газой.

- Ирано-израильская война повлияет на Курдистан. Курды должны усилить свою оборону посредством единства. 

- Иностранное вмешательство - само по себе результат внутренней слабости. Репрессии против различных групп привели ко внутренней нестабильности, которая открывает возможность для иностранного вмешательства, включая и нападение Израиля.

- Курдское единство как необходимый фактор самообороны. Война подавляет общество, люди гибнут, все платят за это. Курды должны защищать себя от последствий таких региональных кризисов посредством единства.

- Если на Ближнем Востоке не будет установлена свободная жизнь и демократическая система, хаос и война будут углубляться. Все человечество находится под угрозой.

*

Между тем, по запрещенным соцсетям уже расходятся реплики турецких националистов о том, что, якобы, у Партии Свободной Жизни Курдистана есть “таинственный план”, согласно которому, по мере разрастания кризиса в Иране, курды намерены оккупировать Западный Азербайджан (турки естественно не используют название Восточного Курдистана ни в каком виде) и превратить его в полунезависимый кантон по типу сирийской Рожавы. Где, якобы, они проведут чистки против этнических турок и азербайджанцев, создав еще один “очаг антитурецкого терроризма”. Может быть (может быть, об этом прямо не говорится) таким образом начинается легкий прогрев публики на тему необходимости ввода турецких и иракских войск в Западный Азербайджан для “обеспечения стратегической безопасности” в случае падения блистательных тегеранских стратегов.

Впрочем, на другом конце Ирана ситуация тоже потенциально может грозить иностранным вмешательством, ибо Пакистан в лице министра планирования Ахсана Икбала уже успел заявить, что не позволит боевикам усилить свои “террористические атаки”, воспользовавшись ирано-израильской войной. Тут речь идет, естественно, о Белуджистане; как о пакистанской, так и об его иранской части (пограничная провинция Систан и Белуджистан), где действуют несколько суннитских вооруженных группировок белуджей, подвергающихся в шиитском Иране и религиозной, и национальной дискриминации. 

И хотя между иранскими и пакистанскими повстанцами нет крепких прямых взаимоотношений (белуджи в Иране закономерно держатся исламизма, тогда как в исламистском Пакистане повстанцы принципиально светские), сама по себе перспектива дестабилизации Ирана не может не пугать Пакистан. Ибо в таком случае возникает перспектива трансформации пока что изолированного мятежа в пакистанском Белуджистане (газовой житнице Пакистана и ключевом пункте пакистанско-китайского сотрудничества по организации мощного торгового коридора) из вялотекущей (стреляют и взрывают солдат и полицию там буквально каждый день) в куда более угрожающую форму.

Уже сейчас пакистанский истеблишмент выражает озабоченность насчет возможности обеспечения Ираном стабильности в “своей” части беспокойного Белуджистана, но если воинственные господа из Тегерана свалятся от тех ударов, которые им нанес Израиль, одним перекрытием границы (сегодня Пакистан, выразивший полную солидарность со сражающимся Ираном, закрыл её на неопределенный срок) дело может и не обойтись.

Такие дела.

Если судить об Иране строго с марксистско-ленинской точки зрения, то он, безусловно, не является империалистическим государством. Здесь нет перенакопления капитала, финансовой экспансии и транснациональных банковских корпораций. Напротив — страна страдает от санкций, экономической изоляции, технологической отсталости и нестабильности. Экономика Ирана ориентирована не на экспорт капитала, а на выживание и поддержание внутреннего порядка.

Однако в этом и заключается ограниченность классического ленинизма как идеологии начала XX века. Его схема империализма предельно механистична: если нет избыточного капитала и сращивания финансового и промышленного капиталов, значит, государство автоматически считается угнетённым. Такая логика приводит к упрощённой черно-белой картине мира, в которой поддержка предоставляется любому, кто конфликтует с империалистами — прежде всего США и Западом.

С этой точки зрения, Коммунистическая партия Греции, призывающая к объединению народов в борьбе против «американо-сионистских захватчиков», действует в полном соответствии с ортодоксальным марксизмом-ленинизмом. То, что Иран — реакционный теократический режим, подавляющий женщин, профсоюзы, коммунистов и этнические меньшинства, значения не имеет. Главное — он против НАТО. А значит, наш сукин сын.

Можно возразить, что Иран — не самостоятельный игрок, а действует под влиянием китайского империализма. Но тогда исчезает субъектность самого Ирана, и говорить о его суверенитете или территориальной целостности, которые якобы нарушают «американо-сионистские агрессоры», нет никакого смысла. Точно так же не имеет смысла винить Израиль, если мы считаем его американской марионеткой. Там, где нет субъектности, ответственности быть не может.

А между тем Иран обязан нести ответственность за свою внешнюю политику. С момента исламской революции 1979 года его стратегия строилась не только на обороне, но и на активной экспансии, шантаже и угрозах западному присутствию в регионе. Центральным элементом этой политики стал контроль над Ормузским проливом и использование нефтяной логистики как рычага давления. Это была не просто оборонительная политика — это была стратегия, направленная на подрыв архитектуры ближневосточного доминирования США.

Иран:
— создавал и вооружал прокси-сети (Хезболла, Хуситы, шиитские милиции);
— экспортировал идеологию шиитского сопротивления и антисемитизма;
— вытеснял конкурентов в Сирии, Ираке и Ливане;
— развивал наступательное, а не только оборонительное вооружение;
— систематически вмешивался во внутренние дела соседей.

Продолжение...

Начало.

Это не поведение угнетенного. Это поведение регионального претендента на гегемонию. Иран не выражает интересы трудящихся или народов региона — он защищает интересы собственной национальной буржуазии, стремящейся к самостоятельному капиталистическому развитию и ревизии существующего несправедливого, по его мнению, порядка на всем Ближнем Востоке.

Но при этом — он всё ещё не является империалистом в ленинском смысле! Проблема здесь не столько в Иране, сколько в том, что сама теория империализма Ленина давно устарела. Современный мир устроен иначе: милитаризм, шовинизм, экспансионизм не обязательно проистекают из перенакопления капитала. Они могут быть следствием любой формы международной конкуренции, включая борьбу за выживание.

В этом смысле и Советский Союз ничем принципиально не отличался — ни от Ирана, ни от США, ни от Израиля. Те проблемы, которые Ленин описывал как «империализм», часто проистекают не из капиталистической логики как таковой, а из самой природы государственной раздробленности: множества противоречащих друг другу бюрократических аппаратов, каждый из которых вынужден утверждаться через насилие над другими.

Однако признать это с позиции ортодоксального марксизма-ленинизма невозможно. Потому что, будучи пропущенным через логику государственного строительства он стал одним из видов бюрократической идеологии. Он давно перестал быть диалектическим методом и превратился в догму, в которой любое западное явление по умолчанию порочно, а любой антагонист Запада — потенциальный союзник международного рабочего класса. Эта логика не просто ошибочна, но и вредна для всех, кто действительно хочет сделать мир лучше.

Вот уже несколько десятилетий западная дипломатия обсуждает иранскую ядерную программу как угрозу для США и их союзников — прежде всего Израиля. Риторика в духе «Тегеран хочет стереть Израиль с лица земли» повторяется регулярно. С технической точки зрения это действительно возможно. Однако военно-политическая ценность подобного удара — нулевая: Израиль нанесёт гарантированный ответный ядерный удар, вмешаются США, и Иран, как государство, прекратит свое существование. В Тегеране это прекрасно понимают.

Главная цель ядерного оружия для Ирана — не разрушение Израиля, а политический иммунитет. После Ирака и Ливии иранская элита окончательно перестала верить в международные гарантии. Мирные соглашения, инспекции и обещания великих держав — всё это рассматривается как пустая болтовня. Ядерное оружие, как показал пример КНДР, — это единственная настоящая гарантия, что тебя не тронут.

Однако не стоит впадать в иллюзии об «оборонительном характере» этого проекта. Иммунитет от демократических бомбардировок автоматически означает свободу действовать агрессивно в регионе. Иран не собирается прятаться за ядерным оружием. Он хочет использовать его для завоевания регионального господства.

Ключевой точкой здесь выступает Ормузский пролив. Через него проходит около 30% мировой морской нефти. Контроль над этим узлом даёт Ирану возможность диктовать условия всему мировому рынку нефти. Если Тегеран получит статус ядерной державы, он сможет шантажировать мир не угрозой ядерного удара по Тель-Авиву, а угрозой паралича нефтяных поставок в Индию, Китай, Японию и ЕС. Формально — без объявления войны. Не понравились санкции? В проливе появляются мины. Не дали кредиты? Падают дроны на танкеры. Сдерживать это будет почти что невозможно — ядерный Иран бомбить нельзя.

Таким образом, обладая ядерным оружием, Иран получает возможность не торговать, а командовать. КСИР в любой момент сможет сказать: «Теперь вы отдаёте нам 10, 20, 30% от нефтяного трафика в виде уступок, инвестиций, кредитов, налички, покемонов — или теряете больше». Это не теория — это практика уже опробованная в Йемене, Ираке и Ливане, только теперь распространенная на всю планету.

Даже Китай смотрит на подобную перспективу с тревогой. Пока Иран под санкциями, он продаёт нефть по серым схемам через теневой флот — дёшево, предсказуемо, удобно. Но если Иран получит право быть официальной ядерной державой, он станет не союзником, а неконтролируемым центром силы, способным влиять на цены, логистику и международную повестку. Китай в таком раскладе теряет стабильность и контроль. Поэтому Пекин не особо возражает против израильской спецоперации.

Новая Персидская империя не нужна никому, потому что её амбиции выходят далеко за пределы ее собственных возможностей. Ядерное оружие в руках Ирана — это натуральный апокалипсис для всего мирового порядка, сделанный страной, которая нихера не стоит с точки зрения социально-экономических возможностей.

Пока сама не успеваю писать оценки событий, хочу поделиться мнением одного из самых уважаемых мною российских востоковедов профессора Николая Сухова:

"Сейчас мы являемся свидетелями резкого и опасного обострения конфликта на Ближнем Востоке. Прямое участие США в боевых действиях против Ирана — нанесение массированных ракетных ударов по ключевым ядерным объектам — меняет ситуацию коренным образом. Это уже не ограниченная операция Израиля с поддержкой Вашингтона на дистанции. Сейчас мы имеем дело с открытой военной конфронтацией между США и Ираном, что резко повышает риски широкомасштабной войны в регионе.

Цели этой операции очевидны и значительно шире, чем просто сдерживание ядерной программы Тегерана. Удары пришлись не только по объектам атомной инфраструктуры в Фордо, Натанзе и Исфахане, но и по системам ПВО, центрам связи, складам баллистических ракет и штабу «Корпуса стражей исламской революции» (КСИР). Уничтожение высших военных руководителей, включая начальника Генштаба и командующего КСИР, а также нанесение ударов по резиденциям близких к аятолле Хаменеи — это попытка не просто парализовать военную машину Ирана, но и дестабилизировать политическую верхушку страны, подорвать моральный дух режима.

Израиль и США объединяют усилия в рамках стратегии, направленной на разрушение иранского режима как целостной структуры власти, рассматривая Иран не только как ядерную угрозу, но и как источник региональной нестабильности, поддерживающий через КСИР и прокси вооружённые конфликты от Йемена до Ливана и Сирии

Эта эскалация — шаг к кардинальному срыву системы иранского влияния на Ближнем Востоке.

Геополитический контекст этой операции крайне важен.

Иран — ключевой узел в китайском проекте «Один пояс – один путь», по его территории проходят стратегически важные сухопутные маршруты, связывающие Китай с Персидским заливом. Израиль является звеном альтернативного маршрута IMEC, через который проходят грузопотоки из Индии в Европу.

Действия Израиля и США можно рассматривать как часть более широкой глобальной шахматной партии, направленной на ограничение расширения влияния Китая и перекройку логистических цепочек в Евразии.

Сейчас, когда США напрямую вошли в конфликт, мы наблюдаем повышение рисков многоплановой эскалации.

Региональные партнёры Вашингтона — арабские монархии Персидского залива — с одной стороны, почувствуют поддержку и укрепление американских гарантий безопасности. Но с другой стороны, они столкнутся с ростом угроз со стороны иранских прокси и возможным распространением насилия на свою территорию, что создаст новые вызовы для стабильности и развития.

В мировом масштабе конфликт нарастает в критический момент для глобальной экономики. Иран, несмотря на санкции и ограничения, остаётся одним из крупнейших поставщиков нефти. Любые перебои в его экспорте из-за боевых действий и риска блокировки важных транспортных коридоров могут вызвать скачки цен на энергоносители, что ударит по рынкам и увеличит инфляционное давление по всему миру.

Для России, которая является одним из ключевых игроков на Ближнем Востоке и традиционным союзником Ирана и Сирии, это серьёзный вызов. Угроза прямого столкновения с США возрастает, Москва может усилить свою военную и дипломатическую поддержку Тегерана, что ещё больше осложнит ситуацию и усилит геополитическое противостояние между великими державами.
Сегодня мы стоим на пороге перехода от длительного конфликта с элементами «замороженной войны» к открытому военному противостоянию с крайне высокой степенью неопределённости и рисков. Это конфликт систем, идеологий и сфер влияния, в котором победа одной из сторон обернётся масштабными изменениями не только для региона, но и для мировой архитектуры безопасности.

Таким образом, нынешние удары США — начало новой фазы ближневосточного кризиса, где ставки максимально высоки, а пространство для дипломатии и компромиссов стремительно сужается".

🇮🇷🇮🇱 На наших глазах рухнула стратегия национальной безопасности Ирана, которую исламская республика выстраивала десятилетиями.

• Прокси и союзники в регионе (ливанская Хезболла, палестинские ХАМАС и Исламский джихад, йеменские хуситы и шиитские милиции в Ираке) должны были сдерживать врагов исламской республики (США и Израиль) от ударов по территории Ирана. Предполагалось, что тогда Израиль получит войну на нескольких фронтах (Газа, Ливан, Сирия), а Хезболла запустит по нему десятки тысяч ракет.

• В итоге один союзник Ирана (ХАМАС и лично Яхья Синвар) по собственной инициативе втянул всю «Ось сопротивления» в войну. Хотя Хезболла начала обстрелы уже 8 октября, её поведение в первые недели указывало на нежелание эскалации.

В итоге к концу 2024 года Хезболла потерпела военное поражение, которое сильно подорвало её политические позиции. Она лишилась многих союзников, а новое ливанское руководство настаивает на разоружении Хезболлы.

• Теперь Хезболла – некогда самый сильный и надёжный прокси/союзник Тегерана – не вступает в войну, к которой её готовили все эти десятилетия.

• Стратегия Ирана – ставка на прокси, дроны и ракеты – в целом сработала в отношении Саудовской Аравии и ОАЭ. Саудиты не смогли победить йеменских хуситов, которые поддерживались Тегераном. Обстрелы ракетами и дронами со стороны про-иранских группировок убедили эр-Рияд и Абу Даби, что с Ираном лучше договариваться.

• В то же время, Иран настроил против себя множество людей и режимов в регионе. Союзники Ирана – будь то Хезболла, ХАМАС, иракские милиции или хуситы – отметились убийствами собственных сограждан для сохранения власти/влияния. Сотни тысяч сирийцев погибли от рук режима Асадов. Про-иранские милиции в Ираке отметились расправами над суннитами, контрабандой, рэкетом и т.д.

Поддержка Асада также ударила по популярности Ирана и Хезболлы в арабском мире. Видимо, участие шиитской группировки в войне в Сирии помогло израильским спецслужбам в их работе.

• Теперь новые власти Ливана сближаются с арабским миром и отдаляются от Тегерана. Новые власти Сирии враждебны Ирану. Они борются с контрабандой и не дают снабжать Хезболлу.

• Бесконечные обещания уничтожить Израиль также оказались сомнительным ходом с точки зрения национальной безопасности. Кто-то в иранском руководстве искренне верит в лозунг «смерть Израилю», но отчасти это инструмент в борьбе за общественное мнение в арабском мире.

Проблема в том, что Иран поддерживает наиболее деструктивные элементы в палестинском обществе. Своими терактами ХАМАС отбил у многих израильтян договариваться с палестинцами. В 2007 году группировка смогла захватить власть в Газе, но кому от этого стало лучше? У израильского руководства появился новый довод не вести переговоров, ведь Палестиснкая национальная администрация даже не контролирует территорию, на которую претендует. Потом последовали накачивание ХАМАС деньгами в обмен на тишину, хотя это уже провал стратегии Нетаньяху, а не Хаменеи.

• Судя по всему, Иран был близок к созданию ядерного оружия, но сознательно не шёл на этот шаг. Должно быть, Тегеран надеялся использовать свой пороговый статус, чтобы получить сделку повыгодней.

В итоге это лишь подтолкнуло Израиль воспользоваться благоприятной обстановкой – ослаблением Хезболлы, бегством Башара – и начать бомбить Иран.

• Хотя Израилю удалось привлечь США к ударам – в т.ч. по ключевому объекту в Фордо, до сих пор рано говорить, что ядерная программа полностью уничтожена.

Не исключено, что часть обогащённого урана и центрифуг куда-то вывезли и теперь Иран попробует создать бомбу (если у него остались возможности). Так как это единственная гарантия безопасности.

• С другой стороны, за десятилетия у власти Али Хаменеи не раз демонстрировал прагматизм и осторожность. Он понимает, что эскалация может привести к серьёзному вступлению в войну США; шансов на победу в таком конфликте особо нет, и режим может не пережить подобное поражение. Так что вполне возможно, что мы увидим символический удар по США (как после убийства Солеймани в 2020) и попытку договориться.

• Китай и РФ воевать за Иран не будут

Меня удивляют люди, которые выступают против СВО или за демократические свободы и в то же время продолжают называть себя марксистами, коммунистами или интернационалистами.

https://t.iss.one/newraznochinets/3201

Пора бы уже понять, что современная задача коммунизма в России это борьба за усиление роли государства в обществе. Не за свободу и демократию, а за насилие и репрессии. Только “правильные”. Не против нищеты и разрушения экономики, а за то, чтобы они осуществлялись в “правильных” интересах.

Коммунизм, марксизм и так называемый антиимпериализм это вообще не про борьбу за интересы демократии или рабочего класса. Это про борьбу российского бюрократического аппарата внутри себя.

Все эти громогласные выступления якобы против политики власти на самом деле ничего не стоят с точки зрения классической марксистской теории, ибо никакого массового рабочего движения не существует. У современного коммунизма совершенно отсутствует социальная опора, как это было в 20м веке. Но тем не менее он существует и даже развивается в некотором направлении. Значит его социальная опора изменилась. Теперь коммунисты опираются на российский национализм в духе Make Russia Great Again.

Естественно, что реставрация российско-советского могущества невозможна ни по либеральному, ни по социал-демократическому пути. Поэтому вполне умеренные либералы и социал-демократы сидят в тюрьмах или признаны иноагентами, а революционные радикалы получают слоты в эфирах, разрешения на митинги и возможность свободно обогащаться. Они в принципе практически неприкасаемые в стране, потому что они ни в каком виде не выступают за ослабление государственной власти. Они не против России. Они против того, чтобы она была слабой.

Те же, кто продолжают именовать себя марксистами, как автор канала Новый разночинец, просто не понимают сложившихся перемен. Жалуется на отсутствие рефлексии, а сам ее боится проводить до конца. Быть марксистом сейчас значит не более, чем паразитировать на советской ностальгии и памяти павших предков в интересах российского государства. Чтобы отрефлексировать марксизм по настоящему его надо снять. Пора уже признать, что все советские нарративы из прогрессивных превратились в реакционные и перестать вообще как-то отождествлять себя с этими нарративами. Я лично выбираю образ беспартийного человека.

Коммунисты и фашисты это не единственная опора России в Евросоюзе. Вопреки расхожему мнению, России принадлежит часть европейского леворадикального траффика не коммунистического толка.

Так, например, в Евросоюзе и Великобритании действует проект под названием Red (аккаунт в Х). Red — это англоязычная медиа‑платформа с леворадикальной повесткой, публикующая материалы о социальной несправедливости, расизме, колониализме и классовой борьбе в западных странах. Проект критикует капитализм, НАТО и Запад в целом, часто с позиций, совпадающими с интересами российской внешней пропаганды.

В 2023 году Red (тогда еще назывался Redfish) попал под антироссийские санкции и был вынужден провести ребрендинг. Причина санкций в том, что проект являлся дочерней компанией немецкой Ruply , которая в свою очередь является частью Russia Today.

Как и в случае с Коммунистической партией Греции, авторы проекта Red предпочитают не замечать агрессивный характер и преступления, совершаемые противниками Запада. Их казалось бы леворадикальная, классовая повестка выстроена вокруг явно не сбалансированной антизападной пропаганды.

На практике, такие проекты помогают деморализовать западное население с целью вызвать политические симпатии к действиям России на международной арене (особенно среди русскоязычной и мусульманской диаспоры), а также стимулировать подрывную работу в тылу противника. Так, например, 23 июня пропалестинские активисты ворвались на предприятия бельгийской компании OIP Land Systems и повредили военную технику, предназначенную для отправки на Украину. Также многим известны случаи саботажа поставок НАТО со стороны греческих коммунистов.

Ошибочно, конечно, думать, что Россия как-то напрямую руководит подобными операциями. Я считаю, что это практически исключено. Россия просто подливает леворадикального траффика и разжигает так называемую классовую борьбу с империализмом. Она не создает подобные нарративы и активизм, но усиливает их и использует в своих интересах. И, конечно, западные страны действуют схожим образом на территории России только вместо коммунистов и леворадикалов они используют социал-демократов и либералов.

Со временем я пришёл к выводу: писать о политике с нейтральных позиций практически невозможно. Любая критика в адрес одного государства неизбежно работает в интересах другого.

Вот, например, нынешний конфликт с Азербайджаном. Можно рассказать о царско-советской экспансии на Кавказ, о недавно сбитом самолёте и о том, как это усилило страх и раздражение в азербайджанском обществе. А можно — о развитии азербайджанской культуры и государственности при Советах, о военно-политическо-экономической поддержке Москвы, о произволе азербайджанских силовиков и об исторической тенденции Баку требовать от России больше, чем давать взамен.

Как говорил Ленин, «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Но это утверждение справедливо и для международной политики. Комментировать её и при этом быть нейтральным невозможно. Так, например, в заметке про конфликт Запада и Ирана я написал «Ядерное оружие в руках Ирана — это натуральный апокалипсис для всего мирового порядка». Слово “апокалипсис” позволяет сделать вывод, что я и вы не должны этого хотеть, а значит надо быть на стороне противников Ирана. Я тогда не сразу понял, что из одного эмоционального слова делается такой вот прозападный вывод.

С другой стороны, марксисты полагали, что классовая позиция помогает преодолеть политическую предвзятость. Но каждый раз, когда они пытались выстроить интернационал, быстро выяснялось, что он состоит преимущественно из националистов. И приходилось начинать всё заново — новый интернационал, новый манифест, новая надежда.

Забавно, что несмотря на череду провалов всех интернациональных проектов, социал-шовинизм и оппортунизм по-прежнему рассматриваются как исключения, а не как системная черта рабочего класса, наряду с буржуазией. Чтобы сохранить стройность теории, марксисты предпочли объявить закономерность исключением, а редкие исключения — правилом.

Иными словами, классовая солидарность, как историческое явления, просто никогда не существовала. Были исключения, но в основном рабочий класс солидаризовался с буржуазией, а иногда и сам был источником национализма и шовинизма, как в СССР.

С точки зрения обсуждения политики, я немного расстроен этим фактом. Я хочу быть нейтральным, но по большому счету не могу. Видимо, те, кто хотят быть интернационалистами на самом деле, должны забыть про существование политики как таковой и стараться избегать любых разговоров о международных отношениях.

Решил почитать знаменитую книгу Адольфа Гитлера. Неожиданно — но она оказалась довольно интересной. В разделе о военной пропаганде он объясняет, почему она выглядит столь прямолинейной и грубой. По его словам, задача пропаганды — не в том, чтобы дать научное объяснение происходящему, а в том, чтобы убедить массы в своей правоте. А поскольку массы не обладают усреднённым интеллектом, охватывать их можно, только ориентируясь на самую простую и наименее образованную часть аудитории.

Интеллектуальная восприимчивость у этой части публики крайне ограничена: у неё узкое мировоззрение, слабая память и неспособность усваивать сложные конструкции. Поэтому любая информация должна подаваться в форме многократно повторяемых, простых, эмоционально заряженных лозунгов и образов. Именно поэтому военная пропаганда (и пропаганда вообще) кажется столь тупой и агрессивной — потому что она рассчитана на максимально широкие массы.

Далее Гитлер пишет, почему пропаганда должна внушать исключительно свою правоту. По его мнению, народ в целом состоит не из рациональных людей, способных к критическому мышлению, а из плохо осведомлённых индивидов, склонных к колебаниям и крайностям. Если ты пытаешься рассуждать научно, взвешивать доводы "за" и "против", массы устанут от таких качелей, запутаются и решат, что ими манипулируют. В результате они перестанут тебе верить и перейдут на сторону более напористого и однозначного агитатора — твоего противника.

Читая эти рассуждения, я вдруг увидел и одну из причин деградации марксизма — он тоже ориентировался на максимально широкие слои населения. Но изначально ведь это было не так. Изначально марксизм был интеллектуальным течением, созданным и развиваемым людьми, способными к глубоким теоретическим обобщениям, знающими сразу несколько языков и без устали читающих книжки. Но по мере того, как марксизм проникал в рабочее движение — а особенно после прихода марксистов к власти в России — ему пришлось всё больше упрощать себя, чтобы быть понятным самым широким слоям населения.

На самом деле рабочий класс и крестьянство не были способны переварить даже базовые идеи марксизма. Многие никогда не читали «Капитал» — а порой и вовсе не умели читать. Маркс писал не для масс, хотя сам он наверняка думал иначе. Он писал для интеллигенции, он дискуссировал с ней, опровергал ее и ждал от нее ответных аргументов.

Но когда марксизм стал массовым, он утратил эту черту. Ленин уже намного проще Маркса, не говоря уже про Сталина. То есть по мере того, как марксизм привлекал массы, он превращался в глупую, эмоциональную и догматичную любовь к государству. Именно эту мысль советская власть вдалбливала своему населению семь десятилетий подряд. Современный марксизм по своей интеллектуальной ценности для населения (не для интеллектуалов пытающихся в диалектический анализ) сводится к простому культивированию государства. Простой и понятный марксизм для всех.

Пример того, что сближает коммунистов с наиболее реакционными элементами, как говорится. Коммунисты и консерваторы вместе противостоят либеральным свободам, которые они отождествляют с Западом.

Коммунисты критикуют капитализм, империализм США и неолиберальную экономику. Тоже самое делают консервативные патриоты, но с чуть более национальных позиций.

Например, и коммунисты, и консерваторы одинаково осуждают «цветные революции», «американское вмешательство», «уничтожение традиций» или вот слишком мягкие репрессии по отношению к собственному населению. В этом смысле коммунисты союзники власти, окучивающие просоветскую аудиторию.

Негативное отношение коммунистов к либералам во многом связано с событиями 1991 года и победой последних над социализмом. С точки зрения многих коммунистов, именно либералы несут ответственность за разрушение советской системы, тяжёлые последствия экономических реформ 1990-х годов и свёртывание элементов социального государства.

Следует признать, что переход к новой экономической модели действительно сопровождался серьёзными социальными и экономическими потрясениями. Вместе с тем, критика либерализма среди коммунистов со временем стала буквально безапелляционной. Либеральная идеология стала рассматриваться как однозначное зло, не подлежащее никакому переосмыслению. Это была ошибка, сыгравшая на руку современному фашизму.

Изначально левая критика либерализма была направлена на справедливую борьбу с бессердечной экономической политикой и либеральными мифами о коммунизме. Однако с началом СВО ситуация изменилась. Либеральные ценности оказались в оппозиции к новой государственной политике. Столкнувшись с трудностями на фронте, государство усилило репрессии и укрепило вертикаль власти, что резко обострило конфликт между либеральной законностью и потребностями текущей ситуации. Сегодня либералы — это не власть, а оппозиция. Об этом свидетельствуют многочисленные преследования как самих либералов, так и сторонников так называемых буржуазных свобод.

Несмотря на это, коммунисты продолжают атаковать либералов, будто ничего не изменилось. Такая слепота привела их на сторону наиболее реакционных, как говорится, элементов финансового капитала давно мечтающих покончить с остатками правового государства. В результате коммунисты стали помощниками тех, кто под прикрытием "борьбы с либерализмом" целенаправленно демонтирует основы правопорядка в России.

Показательный пример — закон об иноагентах. До войны он выполнял строго репрессивную функцию. Однако в нынешних условиях военной истерии он стал, как ни парадоксально, одним из немногих механизмов, способных спасти людей от произвольной посадки в тюрьму. Когда достаточно одного неаккуратно сказанного слова, чтобы посадить человека на 5, 10 или 15 лет по надуманному обвинению, любые формальные процедуры становятся препятствием для безудержных репрессий.

Более того, сами коммунисты, по-видимому, не понимают историческую роль либерализма. Марксизм, в своей основе, вдохновлялся либеральными идеалами середины 19-го века. В эпоху империализма он стал их историческим продолжением — новой формой борьбы за национальное и социальное освобождение.

Иными словами, либерализм — это промежуточный этап между всевластием государства и перспективой его демонтажа как формы социального контроля. Борьба с либерализмом в условиях войны, борьба с остатками буржуазной демократии в условиях, когда по телевизору людям публично режут ухи, это не что иное, как подыгрывание самым реакционным кругам в российском силовом аппарате, стремящимся уничтожить всякую законность и перейти к ничем не сдерживаемому насилию.

Сегодня коммунист в России — это, увы, чаще всего сторонник фашизма. Вместе с монархистами и ультраправыми националистами он становится одной из опор авторитарного государства, способствующей демонтажу всего, что когда-либо имело отношение к справедливости и свободе.

Когда много читаешь советскую прессу, перестаёшь удивляться «бешеному принтеру». Ибо, по сути дела, все нынешние волны законодательных инициатив и громких заявлений, в чём-то копируют советские общественные кампании, когда тоже шла отработка определённых тем на всех уровнях: от статей в «Правде» до собраний на предприятиях. Сегодня мы боремся за повышение качества обслуживания в заводских столовых. Завтра будем клеймить тех, кто срывает взмёт зяби и сев кок-сагыза. Послезавтра нашей мишенью станут «зажимщики самокритики».

Чем мы отличаемся, так это тем, что на фоне управляемых государством информационных кампаний, в интернете есть ещё множество источников волн хайпа, причем нередко самозарождающихся. В советском мире они были где-то на периферии, и государственная информационная машина реагировала на них не столь оперативно. Сейчас у нас каждый год разрушают фундаментальные основы общества то спиннеры, то ловля покемонов, то папиты, то Хагги Вагги, то лабубы. Чтобы проснулась и начала реагировать советская система (хотя бы на уровне «Крокодила»), требовались куда более значимые феномены, вроде рождественской ёлки или ансамбля «Битлз».

Возможно задача нынешних мероприятий по регулированию интернета и сформулирована так, чтобы вернуться к тому, как было в СССР. Но различия наших эпох нельзя не учитывать. Куда тогда перекочуют такие, вполне советские явления, как слухи (здравствуйте, Владимир Семёнович) и «письма счастья», которые сейчас бытуют в интернете?

То, что Россия сегодня воспроизводит худшие советские практики, уже очевидно многим. Страна не справляется с тем уровнем нагрузки, который обрушился на неё за последние три года. Вести эту войну — действительно тяжело. Силовики всеми способами пытаются удержать систему от саморазрушения — и никаких иных методов, кроме советских, у них попросту нет.

Сейчас не время для экспериментов. Просто бери и внедряй старые репрессии на новом технологическом уровне: облавы на онлайн-кинотеатры, расстрелы за криптообменники, ФПВ-дроны, выискивающие заядлых домашних геймеров (иди учись заводить генераторы, козел).

Создаваемая сегодня надстройка — это именно то, за что так упорно борются коммунисты: максимальная самоизоляция от «империалистического окружения», ставка исключительно на собственные технологии, подавление любых национальных брожений, жёсткое ограничение свободы слова. Останется только социализировать экономику и закрыть границы — всё, готовый Советский Союз.

Вот к чему приводит неспособность взглянуть на себя со стороны. Война дала уникальную возможность понять: советские практики прекрасно вписываются в концепцию «осаждённой крепости» в которой сейчас оказалась Россия. И неважно, какие у вас формы собственности. Для людей, по сути, по ощущениям, по чувствам — ничего не меняется. Революция, на которую нас до сих пор призывают некоторые, на самом деле это революция за то, чтобы ничего не менять, кроме внутреннего ощущения морального превосходства. Испытать его в повседневной жизни не получится, ведь все деньги ушли на реиндустриализацию говна и ремилитаризацию говном, зато мы не такие, как они. Мы коммунисты, а они пидорасы.

И самое поразительное — это то, что этих коммунистических фетишистов ничуть не смущает, что революционер и гроза черносотенцев Ленин сегодня спокойно продаётся в любом буржуазном магазине. Во время войны. При военной цензуре. В буржуазном государстве. Зато пацифисты, социал-демократы и прочие противники авторитаризма (реакционеры, короче) объявляются террористами и экстремистами, а доступ к их материалам вскоре станет поводом для штрафа.

Нашелся сегодня часок почитать одного известного немецкого философа. В одной из глав своей книги Гитлер объясняет, откуда взялись его идеи о «расовой чистоте». Оказалось, что во многом они были связаны с борьбой против венерических заболеваний.

Гитлер много пишет о сифилисе, который действительно был одной из самых серьезных медицинских и социальных проблем Европы того времени. По оценкам врачей, в крупных городах Германии до 10% взрослого населения были заражены сифилисом. Болезнь плохо поддавалась лечению, а больные подвергались сильному общественному осуждению — примерно как люди с ВИЧ в 80–90-х годах.

Сифилис тогда воспринимался не только как угроза здоровью, но и как «вирус, разрушающий нацию изнутри». Считалось, что болезнь передается не только половым путем, но и через «порчу крови» наследственно. Это вызывало страх перед «дегенерацией» нации и будущих поколений.

На самом деле в Германии идеи «социальной гигиены» существовали задолго до появления нацизма. Создавались специализированные клиники, проводились обязательные осмотры, контролировалась проституция. Однако профилактика часто сопровождалась насильственными мерами: зараженных людей и проституток могли принудительно лечить и ограничивать в правах.

Из-за слабого понимания природы сифилиса и отсутствия эффективного лечения в начале XX века появилось много псевдонаучных идей. Болезнь связывали с моральным разложением и культурной деградацией. Медицинская риторика постепенно перешла в сферу идеологии. Идеи евгеники — улучшения «чистоты генофонда» — начали смешиваться с мерами борьбы с инфекцией. Если сифилис считался передаваемым «по крови», то логика «очищения» стала применяться и к целым социальным группам.

Нацистская идеология просто унаследовала этот язык «гигиены» и «чистоты». Медицинские термины перенесли в политику: «зараза» стала означать «расовое загрязнение», а «лечение» — изоляцию, стерилизацию или уничтожение «неполноценных». Но по сути дела, идея «чистоты крови» выросла из простой потребности в профилактике и лечении венерических заболеваний.

История эпидемии сифилиса показывает, как реальные социальные проблемы могут превращаться в идеологию. Когда общество не понимает природу болезни и не умеет с ней бороться, появляется информационный вакуум. Его легко заполнить страхами, мифами, чем угодно. Так получилось, что в Германии этот вакуум совпал с большими социально-политическими перестановками. Новый идеологический конструкт стал инструментом политических спекуляций. Так нехватка научных данных и страх перед инфекцией породили не только жестокие санитарные меры, но и целую идеологию расовой чистоты, которая привела к катастрофе Второй мировой войны.