«Наше бездействие выводит меня из себя. Давно пора нам бомбардировать Токио. Я люблю японское искусство. Я с детства мечтаю увидеть эти причудливейшие японские храмы-музеи. Но пусть русские ядра дробят эти храмы, эти музеи и самих художников, если они там еще существуют. Пусть вся Япония обратится в мертвую Элладу, в руины лучшего и великого прошлого, а я за русских. Россия должна владычествовать на Дальнем Востоке. Великий океан - наше озеро, и ради этого долга ничто все Японии, будь их десяток! Будущее принадлежит нам и что перед этим, не то что всемирным, а космическим будущим - все Хокусаи и Оутомары вместе взятые».

Валерий Брюсов, 1904 г.

Вандербильдиха у Ильфа и Петрова возникла не на пустом месте. У Власа Дорошевича была пьеса "Вандербильд". Малоизвестный автор Евгений Кумминг (не путать с e.e. cummings) в 1920 году выпустил пьесу, в которой действует Вандербильд. И это только навскидку. Вероятно, можно составить целую "Вандербильдиану" русской литературы.

Влад Маленко – прекрасен!

Завистливые ничтожества – тоже прекрасны)

Но есть нюанс)

До сих пор с радостью вспоминаю Григорьевскую поэтическую премию, в том числе те четыре года, в течение которых мне довелось ею руководить.
Эта премия не просто давала какие-то деньги лучшим. Она пыталась раскрыть перед аудиторией всё богатство нашей поэзии. Разные поэтики, разные поколения, разные регионы.
Эта премия образовывала читателя. Читатель, следивший за этой премией, прошедший её школу, никогда бы не стал молиться на какого-нибудь самовлюблённого "гения", зная, что в каждом сезоне Григорьевки участвует полтора десятка поэтов не хуже.
Современную русскую поэзию надо знать, она того стоит; судить о ней, не прочтя как минимум нескольких десятков авторов, было бы опрометчиво и бессмысленно.
Вот почему Григорьевки сегодня не хватает.

Вот и в Бангладешах у нас военный переворот. Страна интересная, уникальная. Там на площади в три Московских области живёт столько людей (170 млн), что если пара миллионов уйдёт на СВО, этого никто не заметит. А куда им ещё идти?

Удивительное равнодушие к Бангладеш в сети. 170 млн человек на кону, и почти никто ещё не переквалифицировался в бангладешеведов.
Из той информации, что доступна сразу же. Три четверти доходов страна получает от лёгкой промышленности (H&M и прочие барахляные бренды, которые то приходят к нам, то уходят от нас, то возвращаются под другими названиями). В лёгкой промышленности заняты 3 млн человек, почти все они - женщины. То есть 3 млн женщин кормят страну, почти полностью мусульманскую, с соответствующими представлениями о месте женщины в обществе. Правда, и свергнутый премьер - тоже женщина.
Не скажу, что у всех, но у многих из нас есть или бывали вещи с ярлыком Made in Bangladesh. Ну пусть не деловой костюм, но хоть какая-нибудь маечка базовая или джинсы. При этом мы близко к сердцу принимаем то, что происходит в Англии (ибо там рок, футбол, сериалы), Франции (вино, сыры, багет, шансон), Италии (прошутто, мода, балкон Джульетты и т.п.), но с Бангладеш нас лично, эмоционально не связывает ничего.

А ещё и так бывает у нас в Бангладешах.

Заговорщики разделились на 4 группы, одна из которых, под командованием майора Худа, атаковала дом премьер-министра. Взвод охраны никакого сопротивления не оказал. Сразу же были застрелен сын Муджибура Рахмана, Камаль, офицер армии и начальник охраны М. Рахмана полковник Джамалуддин Ахмед. Премьер-министра застали на лестнице между этажами и предложили сложить свои обязанности, дав время на размышление. Вызванный им новый начальник армейской разведки полковник Джамиль, вскоре прибывший в особняк, приказал военнослужащим вернуться в казармы и был убит у ворот. М. Рахман отказался ехать с путчистами и был расстрелян прямо на лестнице. Вслед за этим были застрелены все члены семьи: жена премьер-министра Бегум Фазилатуннеса, сыновья Джамаль и 10-летний Руссел, брат Абу Насер, невестки, внук, племянник с женой, а также случайные гости и прислуга — всего 20 человек. В живых остались только находившиеся за границей (в ФРГ) две дочери президента, Хасина и Рехана.

Вторая группа напала на дом и расстреляла там Фазлула Хака Мони, племянника М. Рахмана и влиятельного лидера «Авами лиг» и БАКСАЛ вместе с его беременной женой. Третья расстреляла Абдура Раба Серниабата, мужа сестры М. Рахмана (и министра сельского хозяйства) вместе с 13 членами его семьи. Четвёртая группа атаковала штаб-квартиру сил безопасности и после боя, в котором погибло 11 человек, захватила её.

Вот упомянутую Хасину сегодня и свергли, почти полвека спустя. А что жива осталась, так она просто ответила на тот же вопрос не так, как её отец.

Помимо ура-патриотов, турбопатриотов, псевдопатриотов, квасных патриотов, рассерженных патриотов и т.п., у нас есть теперь парк-патриоты.

Срифмофались две новости:

- Лютый «Китоврас» из обоймы «Читающей России», которую состряпал Владимир Григорьев, чтобы не дать литературе выйти из-под своего контроля.
- Вячеслав Коновалов объявил о закрытии фестиваля «ЛиТР» во Владивостоке и передислокации на Сахалин.

«ЛиТР» - единственный крупный патриотический литературный фестиваль в стране. С момента основания был костью в горле «хозяев литературы».

Вот чудесная Галина Антонец из Владивостока мне пишет: «Спрут Григорьева сожрал «ЛиТР». Фестиваль, который был просто глотком свежего воздуха».

И это история, на самом деле, не о конкуренции. У «спрута» поставлена задача окучить каждый регион, чтобы навязать образ литературы «ни то, ни се», бледных молей нетвойнистов и осторожных деятелей с фигами. Главная задача, чтобы в литературе ничего не происходило, чтобы все по-старому, чинно и благородно, по стандартам конвейеров бройлерных и прочих скопцов. Еще им важно показать, что делать что-то могут только они, а оппоненты ни на что не способны, поэтому очень зорко следят и моментально зачищают площадку.

В этой колбе такой феномен, как «ЛиТР» попросту невозможен.

Вот Вячеслав Коновалов говорит о своем новом проекте на Сахалине: «тема СВО, тема воинской доблести будет одна из важнейших тем фестиваля, потому что это сейчас главная тема в стране, а русская литература должна, просто обязана быть со страной, быть на острие времени. На фестиваль приедут те, кто не просто осознаёт, чтò такое Родина, но и гордится ею и отражает это в своем творчестве».

Возможно, такое по стандартам той же «Читающей России»? Это риторический вопрос. Там лучше оголтелую публику будут собирать и примечать.

Причем, на самом деле, проблема выеденного яйца не стоит. Решить ее элементарно. У нее есть конкретные ФИО.

По аналогии с МО: стоит чуть потрясти, то дышать сразу легче становится, а невозможное делается возможным. Рано или поздно освободят и литературу от нынешних крепостников. Будем надеяться, что процесс будет сопровождаться возбуждением уголовных дел.

Одни приветствуют взлёт зет-поэзии, другие придумали себе её крах, но печально, что поэзия как таковая за последние годы стала интересовать всё меньше людей. Зеркало, в которое смотрелась русская поэзия, разбилось, и нам ещё долго предстоит восстанавливать достоинство "блаженного бессмысленного слова".
Что же у нас сегодня есть?
Есть те, кто требует нового Симонова или Твардовского и попутно сокрушается, что у нас таких не появилось (хотя я лично не помню ни минуты в своей жизни, когда мне хотелось бы быть как Симонов или Твардовский, при всём к ним уважении).
Есть те, кто продвигает нейтрализм и эскапизм и готов прославлять поэтов уже за одну только способность спрятать голову в песок.
Есть клуб узаконенной самодеятельности под названием СПР.
Есть те, кто измеряет ценность стихов количеством бардов, готовых положить их на три аккорда.
Есть и желающие под шумок переоценки ценностей протащить асадовщину.
А чего нет?
Нет авторитетной поэтической премии. Григорьевки нет. Нет "Поэзии", которая была хоть и кривоватым, а всё же зеркалом для всех направлений сразу. Нет "Московского счета", хотя он потерял авторитет ещё до СВО.
Нет и больших качественных фестивалей поэзии, то есть таких, где число случайных участников хотя бы не превышало число значимых авторов.
Как объяснить, что поэзия ценна и сама по себе, а не только как приложение к тем или иным внепоэтическим задачам? И кому это можно сегодня объяснить? Уж точно не либералам, которые сами тотально идеологизировали поэзию задолго до того, как какие-то стихи стали эпизодически требоваться государству.

А просто в восприятии поэзии Борис Якеменко застрял на уровне нормального бесталанного подростка. У нас в школе пацаны над Блоком ржали. Пушкина ещё могли серьёзно воспринимать, ещё гормональный фон был не столь высок, а как до Блока дошли - одно гыгыгы.
Как так? А вы прочитайте "Незнакомку" глазами Якеменко. "Пьяницы с глазами кроликов"! Ну куда это годится? Это что, высокая поэзия?