ВДНХ в следующем году отмечает 85-летие. Это место проектировалось как выставка достижений будущего и на протяжении всего своего существования демонстрировало посетителям образы грядущего достатка, какими они представлялись в разные эпохи,— то в виде дружбы народов, то в виде шашлыков.

Иван Давыдов прогулялся по ВДНХ с начала 80-х до наших дней, из советского счастья в постсоветскую разруху и обратно, и посмотрел, как эти образы утрачивали пафос и обретали его снова.

«В Набережных Челнах новорожденную девочку назвали Россия-Святосия-Святороссия.
Мать младенца зовут Родушка, а имя старшего ребенка — Природа, сообщила пресс-служба Камского детского медицинского центра.
«Мы знали, что до Владимира Владимировича была другая страна. Сейчас пришел замечательный человек и начал помогать нам, помогать людям. Мы сейчас с гордостью назвали нашу дочь Россия. Россия Владимировна, по совпадению с Владимиром Владимировичем. Это не политический момент, это некое совпадение. Россия — это основное имя, Святосия — священная святая сила России, святое сияние России», — рассказал в интервью изданию «Газета.ру» отец девочки Владимир Сухов».
Изучая эту любопытную новость, придумал красивое имя для девочки – Ватеманоза. Валентина Терешкова – матерь нового Основного закона.
Хотя и Денацификация – тоже неплохо. Может, даже лучше.

70 лет. Невозможно, конечно, поверить.
Хотел сначала выложить сюда «самую свою» песню. Стал перебирать в голове названия, выпал из жизни минут на пятнадцать, понял, что это нерешаемая задача.
Тогда просто решил погадать на Ютубе. И вот результат.
Спасибо за все, что было, и за все, что еще будет. И да, важное забыл сказать: россияне, помните, Борис Борисович включен минюстом в реестр иноагентов, и он, возможно, единственный, кто включен в этот позорящий родину реестр заслуженно: он-то уж точно агент иного и лучшего мира.
https://www.youtube.com/watch?v=nCBNdnHBPmM

Вспомнилось вот еще к случаю
- Там у тебя что-то про голубой огонек играло, заведи, - сказала бабушка. Я нашел кассету, поставил. - Голосок слабенький у мужичка, но слова душевные, - сказала бабушка.
Столько лет уже без нее. А мужичок со слабеньким-то голоском – и в форме, и в ударе. И слава Богу.

Три открытых файла.
Два – «дела», один – «свое». «Дела» надо доделать, хотя особого смысла в этом нет. В «своем» - может быть, есть мизерный шанс на смысл, в бесконечных спорах о сути выеденного Я – точно нету. Но на «свое» времени не остается вовсе.
Хотя, конечно, и «свое» - кому это все нужно.
Терзания и сомнения, кстати, - отличный способ для оправдания собственного безделья. Будем считать, что это лайфхак.
Стол, дальше окно, на подоконнике – малый кот Петр Пуговица. Ни сомнения, ни терзания Петру неведомы. Петр смотрит в окно и громко выхрюкивает песнь радости.
Что уж ему там за окном так сильно понравилось – загадка.

На днях разговаривал с мамой по телефону, и она вдруг спросила:
- А помнишь, как мы в кино с тобой ходили? Гуляли еще вокруг цирка потом?
Я помню, конечно, она приехала в гости, захотела в театр, но было лето, мертвый сезон, все, что могли московские театры предложить, ей не понравилось, сказала - пойдем в кино. Изучил афишу, среди прочего шел тогда в прокате «Водитель для Веры», мне, конечно, очень не хотелось, но она почему-то настояла. Сидела потом в зале, плакала. Гуляли, ужинали.
«Мир», кинотеатр на Цветном, кажется, закрылся теперь.
Я, кстати, тоже кое-что вспоминал как раз перед тем, как ей позвонить, но рассказывать об этом не стал.
Мое детство – это вода. Летом, я, кажется, жил в реке. Плавать научился рано, плаваю, как рыба, и вся моя детская жизнь – борьба за право пойти купаться.
Я болел все время, взрослые тревожно прислушивались к моему дыханию и при первом же намеке на простуду (которая запросто могла кончиться воспалением легких) купаться запрещали. Но и я кое-что умел. Я-то раньше них понимал, что заболеваю, что вот-вот опять начну кашлять… Я дожидался, пока взрослые засыпали (они засыпали рано), крался на кухню, - там у бабушки в шкафу таблетки, съедал несколько горстей «таблеток от кашля» (так и назывались, что-то с кодеином, наверное, тогда ведь не запрещали, простые были времена). Ночью спал спокойно, а утром шел на речку.
И вот как-то осенью отец позвал нас покататься на лодке на огромный поселковый пруд. Они с мамой вечно ссорились, потом мирились, потом опять ссорились… Это был, надо думать, момент примирения. Романтика – семья, лодка, легкий ветерок, сентябрь. Я в куртке и в свитере. И я понимаю, что это – последний шанс оказаться в воде. Потом – ждать до лета.
И прыгаю в пруд. В одежде. И плыву от лодки прочь. А они с криками за мной. Отец гребет, мама плачет… Идиллию я, кстати, пожалуй, не нарушил – наоборот, они как раз забыли о ссорах своих, пока меня вылавливали.
Заболел потом, конечно.
А теперь вот снова, кажется, заболеваю, хотя в речку и не прыгал. Очень не вовремя. Теплая эта каша в голове мешает.

Странное чувство. Всегда и удивляюсь, и не удивляюсь, глядя, как гордится родина некогда (ею же) посаженными и сосланными.
Усадьбы декабристов в Иркутске (шикарные, кстати сказать, усадьбы), мемориальная доска в память о Сперанском в Перми… Стоял под ней, вспоминал, - у кого-то прочитал, как юные пермяки швырялись в Сперанского навозом, когда он шел по улице.
Там, кстати, и сейчас проходят ежегодные соревнования по метанию коровьих лепешек на дальность. Традиции.
Или вот – вышел однажды в морозную ночь на станции Коноша. Там поезда долго стоят, и сосед по купе сказал, что на станции – круглосуточный буфет с отличными калитками. Это пирожки такие открытые.
Покурил, подумал, полюбовался на снег (родине идет снег, не устаю повторять). Зашел в здание вокзала. Буфет присутствует, калитки отличные, а еще на стендах – фотографии кудлатого мужчины и стихи, которые даже красивее, чем снег.
Километрах в двадцати Норинская, куда русскую поэзию сослали за тунеядство.
А сегодня вот юбилей. Шестьдесят лет со дня выхода культовой в определенных кругах статьи «Окололитературный трутень».
«Как видите, этот пигмей, самоуверенно карабкающийся на Парнас, не так уж безобиден. Признавшись, что он «любит родину чужую», Бродский был предельно откровенен. Он и в самом деле не любит своей Отчизны и не скрывает этого. Больше того! Им долгое время вынашивались планы измены Родине…
Очевидно, надо перестать нянчиться с окололитературным тунеядцем. Такому, как Бродский, не место в Ленинграде…»
Черт знает, какие из этого должны следовать выводы.

(Всем, конечно, важно знать и тд)
Редкий случай – все три кота оказались на моем столе.
Анатолий (кот-ветеран) с самого утра на столе за компьютером спал. Запрыгнул на стол Тихон (довольно-таки тучный, кстати сказать, кот), оперся передними лапами о подоконник, стал смотреть в окно задумчиво. Следом влез Петр Пуговица (малый кот), остановился, принялся умываться.
Я потянулся к телефону, чтобы это все запечатлеть. Телефон тут же, рядом, нужно всего несколько секунд, чтобы взять его и включить камеру.
Увы.
Нескольких секунд хватило и Петру, чтобы укусить Тихона за хвост. Тихон в гневе обернулся, явно намереваясь настучать Петру по круглой голове. Петр начал отступать, неуклюже, задом, и сел на Анатолия. Анатолий вскочил и в панике бежал. Следом – окончательно перепугавшийся Петр Пуговица.
Тихон фыркнул и неспешно слез со стола на пол.
Тут я как раз и включил камеру, но снимать было уже некого.

Однажды царь Алексей Михайлович поехал в Звенигород на богомолье. И там скандальный монах, казначей Никита, избил стрельца из государева конвоя.
Государь, любивший благолепие и порядок, расстроился, и, чтобы усовестить Никиту, написал ему письмо. Начало такое:
"От царя и великого князя Алексея Михайловича врагу Божию и богоненавистнику и христопродавцу и разорителю Чудотворцева дома и единомышленнику сатаны, проклятому неподобному шпыне и злому пронырливому злодею казначею Миките..."
Дальше, впрочем, про кары небесные. Наказывать буйного пьяницу на земле Тишайший не стал.

В год 7107 (1599). Был в Москве великий пожар. Не осталось в Китай-городе ни дома, ни церкви, лишь тюрьма для пьяниц у Варварских ворот.

Сорванный траур. Как губернатор пытался защитить несогласных перед силовиками

Полит.ру и телеграм-канал Государственного архива Российской Федерации «Документальное прошлое: ГА РФ» продолжают совместный проект «Документ недели». Сегодня — история одного не в меру ретивого жандарма, который едва не спровоцировал бунт ссыльных в Карелии ▶️ https://clck.ru/36rxhV.

#документ_недели

Как я провел лето. Сочинение

Утром мы с мамой пошли на море. Там я видел медузу (признана нежелательной организацией, включена в реестр иноагентов).
Потом пошел дождь (признан нежелательной организацией, включен в реестр иноагентов). После дождя была радуга (которая является элементом символики экстремистской организации).
Еще мама отвела меня к мемориалу в центре города. Мемориал внесен в реестр иностранных агентов, его деятельность на территории РФ прекращена по решению суда.

Температура, жаропонижающее, выход в нормальный мир, опять температура, ощущение липкой тьмы – и в голове, и снаружи, состояние здоровья в целом соответствует состоянию страны, или даже пока еще и получше, и фоном эти новости, новости, новости, к которым ты давно привык, и к которым невозможно привыкнуть, что ни день – то на карте одичания новые острова.
Но всегда есть хоть какое-то объяснение, пусть даже не особенно рациональное. Однако иногда.
Иногда, листая ленту, видишь вдруг: «Князь Дмитрий Донской является примером для многих поколений российских спортсменов и олимпийцев. Такое мнение во время закладки храма святого князя Димитрия Донского - Патриаршего подворья высказал глава Олимпийского комитета России (ОКР) Станислав Поздняков».
И все. Взрываются в голове какие-то бомбы. Сидишь и думаешь – как так? Почему так? Зачем? Что это вообще? Кто пишет сценарий, Хармс ведь умер.

СЛЕДЫ НА СНЕГУ

Ветер в шинели с поднятым воротом.
Улица – страницей из чужого письма.
Душа это город и снег над городом.
Душа это зима.

Не стали мы с ней крылатыми,
По крайней мере, пока
Деревья цепляются лапами
За низкие облака.

Пригорюнились пустые бульвары,
Фонари озираются, будто воры,
По кустам воробьи затевают свары,
Наглые светофоры
Провожают прохожего взглядом недобрым,
Перемигиваются во мраке.
Зябко, поземка зверем бездомным
Жмется к ногам гуляки.

И опять этот снег, невесомый, ветром несомый
Над душой моей, над городом, над…
Кофе черный ночи бессонной
Многоэтажек растворит рафинад,
Мир исчезнет, а я сбегу
Прочь от любой беды.
Стану снегом. Жалко, что на снегу
Остаются следы.

«В невеселых своих размышлениях о пределах возможного в современной России упирался я всегда в один пункт – в массовые репрессии. Выгоды их неочевидны, идеологическое обоснование затруднено, да и чисто логистически это непростая задача»

Иван Давыдов в новой колонке – о том, каких еще сюрпризов нам ждать от высокого руководства ▶️ https://clck.ru/36tC3n.

#колонка

Афиша «Севера» на декабрь. Мирискусники, Малевич, Мария Васильева, Усто Мумин, залежи елочных игрушек и целая армия плюшевых медведей

https://telegra.ph/Radovat-glaz-s-podstupayushchim-12-02

Странный опыт, почти мистический.
В новомодных вагонах метро над дверями электронные панно теперь - со схемой линии, по которой идет поезд. Или просто с роликами о том, как безостановочно хорошеет Москва.
Вчера такое панно сломалось.
Черный фон, непроглядная тьма и во тьме – два белые слова. «БЛОК НЕАКТИВЕН».
Медленно так плавают.
Конечно, неактивен, подумал я. Он же умер в Петербурге, давно. Когда поэту нечем дышать, он умирает и далее по тексту.
Но это все было – как ночь и как снег. Залюбовался и почти забыл, что надо выходить. Спасибо добрым людям, - выпихнули, сквернословя. Реанимировали, можно сказать, вернули к жизни.

Ну и раз уж тут сегодня день разговоров о мистических прозрениях, расскажу еще одну историю, совсем личную.
Сам-то я, пожалуй, агностик, но иногда – как и любого живущего, - накрывает что-то такое, догоняет, выталкивает в миры иные и высшие.
Однажды так было в Лавре, в Троицком соборе. Белые пятна икон в праздничном ряду иконостаса, фрески – хмурые и старые, торжественная толпа, пение… Это все трудно описать, конечно, но я словно бы выпал из времени, или, вернее, все времена сразу сделались моим временем, этой вот секундой, которая все длилась, и меня не стало почти, осталась только теплая темнота, и дрожащие свечи, и…
Это было, возможно, великолепно и это было страшно, и хотелось из этого чувства вырваться и хотелось остаться в нем навсегда. Вернуться в себя или никогда уже в себя не возвращаться.
И тут ко мне подошел мой верный спутник, мудрый бородач, человек, пораженный тягой к выстраиванию иерархий. Толкнул в плечо, чтобы сообщить:
- Знаешь, эти фрески – наверное, пятые в моем личном рейтинге русских фресок. Хотя, может, и седьмые.
И я откуда-то сверху рухнул – в себя, в старую церковь, в тяжелый запах ладана. И снова не знал, что делать, - то ли поколотить болтливого бородача, а то ли обнять – вытащил.

- Пойдем в зоопарк на панду смотреть?
- Панда есть у нас дома!
Панда дома:

Короткое эссе о зависти

Читаю пресс-релиз очередного регионального музея. Презентация поэтического сборника местного мастера грядет.
«В данной книге автор остаётся верен теме патриотической поэзии, которая краеугольной нитью проходит через всё его творчество. Он отдаёт дань духовному величию Родины, её героической истории прошлых лет и настоящему сложному периоду её Судьбы. Автор продолжает воспевать славу и героизм русского воинства. Стихи, посвящённые выдающимся личностям эпохи, отдельным людям из окружения автора, необычайно глубоки и многогранны. Его творчество вносит в современное литературное многоголосие нотки мужественности, романтизма; продолжает радовать картинами пейзажной и душевной лирики».
Про меня, небось, такого не напишут.
Краеугольной нитью, а!
Умеют все-таки люди.