Научились ли вы, друзья мои, сживаться с кошмаром, в который затянула нас большая история? Я вот нет, всегда он во мне, как доза яда, всегда и навсегда.
Да и жизнь – мелочью в кармане. Человеческие болячки, обыденные беды, все здесь. Стихотворение не хочет дописываться. Да и если захочет – кому это все нужно? И главное – я ведь так и не смог сделать счастливыми людей, которых люблю.
Иными словами, - я лежу на диване и пробую себя жалеть. Вообще-то это приятное занятие, но сегодня получается плохо.
И тут на горизонте моем появляется кот Петр Пуговица.
Петр Пуговица вздорен, мал и нелеп. Еще и хвост ему Господь не по размеру выдал, и носит с гордостью крохотный Петр Пуговица свой гигантский хвост.
Я просто смотрю на него. И нет, беды никуда не делись, беды, большие и малые, - все со мной. А на душе все равно легче.
И вот как он это делает? Да он и не делает ничего. Он идет по своим петропуговичным делам. Муху, кажется, ловить собрался.
Кстати, не поймает.

Наверное, я впервые увидел его в какой-нибудь детской книжке с картинками. Он ведь так и просится на картинку – яркий, веселый, в красной своей шапке с белыми крапинами.
Я знал, что он ядовит, я пытался об этом думать, и мысли завораживали. Казалось, вокруг него – такого красивого, в красной шапке, - что-то вроде смертоносного облака. Оно, наверное, розовое, и если увидеть его, если просто оказаться рядом, - умрешь.
Мысли эти вгоняли меня в гибельный восторг (как сказал бы, наверное, поэт). Я пытался обсудить это со взрослыми, но взрослые ничего не понимали. «Есть, - говорили, - не надо его, а так-то что?»
Ну как что? Это же яд, смерть, тайна. С обманчивой веселой красотой вместе. Я хотел его увидеть и я боялся его увидеть.
И, конечно, увидел, когда меня взяли в лес. Лес начинался сразу за огородом – ровные ряды сосен на пригорке. Я убежал вперед – там не потеряешься, и дом рядом. Убежал и увидел.
Он такой и был, как в моих кошмарах. Пленительный и пленяющий. Веселый, прекрасный, страшный. Стоял одиноко на кочке, - длинная ножка, белый воротник и яркая шляпа.
Он. Мухомор. МУХОМОР.
Волнительный водоворот внутри растворил меня. Я задыхался, я не мог справиться с переживаниями, я не знал, чего ждать – смерти? Что делать – бежать? Он влек, он был неотразим.
Я рванулся к нему и ударил ногой. Хрупкий гриб повалился на бок, шляпка покатилась в сторону. Я пинал ее, топтал, превратил в труху.
И побежал к своим. Дышал тяжело, выглядел, думаю, глупо, объяснять ничего не стал.
Что бы они поняли? Я уже знал, что не все они понимают. Да и как рассказать про это убивающее чудо, про дрожь, про страх, про красоту, и про то, что красоту можно уничтожить, а вот очарование победить не получается.
Я бы тогда не смог этого объяснить, да я и теперь не смог.
И больше сорока лет никому про мухомор не рассказывал. Вы первые.

Сны какие-то дурацкие и мелочные.
Сначала – будто я покупаю цветы, и мне торговка говорит – вот, возьмите подсолнухи. И я думаю – о, хорошо, подсолнухи. Красивое слово – «подсолнухи».
Смотрю – они и сами красивые, как слово. Красивее, чем слово. Не наши, не здешние. Маленькие такие шары странной расцветки.
Как в мультфильмах про инопланетную жизнь. И цена десять тысяч.
- За один?
- Да, за один.
Взгрустнул и не купил, приехал домой, а дома, оказывается, Тихон (который и во сне – довольно-таки тучный кот) в ЧВК записался, ходит пьяный по квартире, кричит, что он ветеран, и всех время от времени поколачивает.
Ну, это, в общем, как в жизни, только в жизни Тихон не пьяный и не кричит, а пищит. Что-то на своем, на кошачьем. Возможно – «Я ветеран!»
Подумал еще – выплаты ведь Тихону теперь какие-то положены, займу у него денег, куплю подсолнухи.
Но проснулся. Осмотрел Тихона. Похоже, денег у него все-таки нет. И подсолнухи такие по эту сторону сна не продают.

Опять сломать пытаются, да что з за жизнь. Тоже, нашли звезду.
Традиционное предупреждение, друзья – если я начну вас звать на баррикады, слишком незамысловато клянчить денег или рассказывать о схемах получения беспроцентных кредитов – это не я. Не идите на баррикады, не шлите денег (всякое бывает, могу и попросить, но все-таки как-нибудь осмысленно, наверное), не берите беспроцентные кредиты, поддавшись моим рекомендациям.
Ну или хотя бы спросите сначала, какое третье имя у Петра Пуговицы. Пусть это будет нашим паролем.
Любите друг друга, берегите себя.

На «Севере» - очередной текст из цикла «Приключения иностранцев в России». Про немца Гейслера, благодаря которому мы можем посмотреть на русскую жизнь XVIII века.
Самый знаменитый его альбом, кстати, - «Наказания русских», и вы наверняка видели картинки оттуда.
А еще вам, конечно, следовало бы подписаться на «Север».
Но это и так понятно.
https://t.iss.one/rs_sever/574

Потешки и скороговорки
1
Зря вы не по росту,
У нас порядок:
Отвезут к погосту,
Закопают по ГОСТу,
Выйдет ряд аккуратных грядок.
А для надгробия
По завету мудрого грека Макробия
Приготовили уже отборнейшую коросту.
2
Здесь уютно и тепло,
Постарались мастера,
Лето сделали с душой.
Жалко, время истекло,
Не сегодня, не вчера
Наше время истекло,
Кровью истекло чужой.
3
Август напрочь душу выжег.
Долистало время вяло
Сто томов партийных книжек,
Долистало и устало,
И сказало: - Чижик-Пыжик,
Чижик-Пыжик, где ты был?
Что ответишь, Чижик-Пыжик?
Под защитой чуждых крыл?

В 1794 году один сочинитель (кстати, масон, хотя почему «кстати»?) издал в России книгу, которая называлась "Излияние сердца, чтущего благость единоначалия и ужасающегося, взирая на пагубные плоды мечтания равенства и буйной свободы, с присовокуплением нескольких изображений душевной слепоты тех, которые не там, где должно, ищут причин своих бедствий".
Нынешние любители начальства так не умеют, а жаль, все повеселей было бы.

Просто вспомнил.
Четыре года назад был в запасниках Пермской галереи, видел, как сидят на офисных стульчиках в ряд, пригорюнившись, деревянные Иисусы.
Сильно был впечатлен. И до сих пор, конечно, благодарен Ксении Зубакиной, которая пустила посмотреть на них.
Такое вот еще видел. Подумал тогда – словно бы ангелы убитых святых хоронят.
Кто же знал, как оно все обернется.

А еще увидел эту вот картинку, и сообразил, кого мне иногда напоминает один довольно-таки тучный, кстати сказать, кот. В твиттере пишут, что оный кот исповедует идеи тучхе. Возможно.

- С ума я сойду. Натурально, сойду с ума. Нет моих сил никаких уже. Ты, кстати, как планируешь, когда я с ума сойду – дома меня держать или все-таки в интернат?
- Ну, это зависит. Если ты, например, будешь без трусов по району с топором бегать…
- Черт, черт, черт!
- Что случилось?
- Да такая отличная идея, а теплые денечки-то кончаются. Опять я все упустил.

К предыдущему.
Совсем сломался. Рабочие дела делаются медленно и мучительно. Тексты придумываю – и не пишу, потому что пока придумываю, забываю, зачем вообще их писать. Зачем вообще их писать?
Дописал правда большое стихотворение, но тут подумать еще надо – дописал или нет. Все лето складывалось, под конец – сложилось. Наверное. Поглядим.
Да и тоже – зачем?
Даже читать стало как-то труднее, а это ведь из главных моих радостей.
В отпуск, конечно, надо бы, но очередной пеший поход то ли отложился, то ли отменился.
Из радостей – подрастающий кот Петр Пуговица. Петр Пуговица тоже придумал себе ритуал в подражание тучному Тихону. Обычно по вечерам я читаю, лежа на диване. Приходит Петр. И начинает многозначительно стоять. Иногда даже на задние лапки встает, передними опирается о край дивана и смотрит призывно.
Это все значит, что я должен опустить руку вниз. Петр принимается ходить вокруг, периодически ударяясь о руку круглой маленькой головой, и громко хрюкотать.
Потом заваливается у дивана на бок. Теперь я должен извернуться и чесать маленькое пузцо. Петр радуется, обнимает руку всеми лапками и время от времени покусывает.
Но это только часть шоу.
Затем он лезет на диван. Ходит вокруг меня. И по мне. Садится на книгу, подставляется под поглаживания, встает, уходит, возвращается, садится… Хрюки не прекращаются при этом.
Наконец Петр устает ходить и ложится на книгу. И снова – объятия с покусываниями. Но это уже ненадолго. Он вскакивает внезапно и бежит прочь, задрав непомерный хвост. Дела у Петра, дела.
И как тут читать, как наращивать эрудицию.

Старый (и грустный) текст на «Севере» - в свободном доступе.
Забыл, под какой он был у нас рубрикой. Едва ли ведь «Русские люди». Печальный смайлик.
Мне он кажется важным. А вам важно подписаться уже на «Север».
https://t.iss.one/rs_sever/589

Видимо, скоро здесь будет опубликована свежая фотография кота Тихона (довольно-таки тучного, между нами говоря). Я пытаюсь противостоять порыву, но получается из рук вон плохо.

Интересно, почему именно лето, уходя, заставляет грустить и сокрушаться об упущенных возможностях. Никто ведь не говорит: «Черт, зима-то кончилась уже, а я так ничего и не успел!» Или осень. Хотя вот у меня, как правило, на осень всегда больше планов, чем на лето. Люблю вообще осень. Багрец, и даже, извините, золото. Но в основном, конечно, багрец.
Наверное, дело в детстве, когда просыпаешься – и на тебе, оказывается, завтра в школу, в кабалу и несвободу на девять долгих месяцев. Ладно. Не буду вам пока показывать новое и длинное стихотворение, покажу старое, написанное года три назад как раз к первому сентября.
МОЯ ЖИЗНЬ СРЕДИ ИНДЕЙЦЕВ

Бормочет (нечетко) училка
Про экономику США.
У одноклассницы челка.
Одноклассница хороша.

Ноги – спички, глаза - блюдца.
Но я не вижу, у меня на коленях –
Книга, в которой с белыми насмерть бьются
Отряды воинов закаленных.

Мчат по прериям племена,
И дрожит от конского топота школа.
У воинов странные имена:
Щорс, Чапай, Оцеола.

Я вот вырасту, и тогда мы
Вместе с белых снимать скальпы
Станем – от самого Магадана
И до Тегусигальпы!

Крови красной из белых прикажем вытечь.
Будет огненно, будет славно!
Правда ведь, Мишка, Генка и Славка,
Тимур, Гейка и Гойко Митич?

Белый щерится генерал,
Воду огненную льет в граненый стакан,
Глядя, как тонет в реке Урал
Последний из могикан.

Но рано ликуют белые, к ним
Удача повернется спиной,
И вскинет над головой Ворошилов Клим
Томагавк костяной.

Вспоминайте о молодом бойце,
Или зря ребята в степях легли?
Генералова смерть – в яйце
На конце золотой иглы.

Яйцо в кондоре, кондор в гризли,
На секвойе бизон, а гризли в бизоне.
Кстати, примерно об этом и грезили
Духи предков на красной зоне.

Повоюем! А станет вдруг херовато -
Вот тебе вата,
Вот нашатырь,
Русский сказочный богатырь,
Воин доблестный, Гайавата.

Только голос с небес не дает на победу надеяться.
И гремит из туч: «Давыдов! Немедленно покинь класс!»
В общем, моя карьера индейца
Как-то сразу не задалась.

Любимый канал.
Это не враги, не клеветники, не наймиты англосаксов. Это действительно люди из кремлевского пула РИА.
Замысел, насколько я понимаю, в том, чтобы добавить человечинки образу вождя.
И знаете что – получается. Я как-то так себе это все и представлял.
https://t.iss.one/RIAKremlinpool/10502

П.П. Бдук

На барахолке подвипывший торговец пыльным советским хламом сообщает коллеге:
- Один китаец за день, представляешь, один! Не, ну мешок говна всякого ему впарил, конечно, но ведь он - один!

Пожалуй, все-таки дописал. Завтра выложу. И это будет сочинение на тему "Как я провел лето" (в скобках: кто кого провел, это еще разбираться надо, конечно).

НЕБЕСА

ПЕРВОЕ НЕБО

Ночь, то есть вместо неба черная и густая
Жижа, а говоря по-арабски – нафта,
Бьется, стонет белая стая,
Тонут тридцать три астронавта
В этой жиже, а ниже, там примерно, где я,
Где в себя принимает Волга воды реки Тверцы,
На воде ладья, в ладье святые князья
И на веслах – черные мертвецы.

Звезды, звезды с глазами как у волчат.
И по коже озноб, но поздно кутаться в сон.
Эти звезды молчат, и князья молчат, и гребцы молчат.
Если добраться до берега – ты спасен:
Ты вернешься к живым и с живыми разделишь хлеб…
Но вода на земле – как на небе, темна, густа,
Обломались о воду весла и кормчий слеп,
И рукой не махнуть и не разомкнуть уста.

Это я устал, понимаете, звезды, зря
Душа моя перед вами корчится.
Вспорет черную ночь заря.
Это все кончится.
Это кончится.

Ляжет ладья на дно, на песок,
Утечет сквозь пальцы песок.
А кто дослушал – тому пулю в висок.
Тому пулю в висок.

ВТОРОЕ НЕБО

Говоришь, не Эллада у нас? – И ладно,
Наше небо латано-перелатано,
Облаков льдины и льдин между –
Эти синие проруби.
Я под ними терял надежду и находил надежду.
Пьют небесную синюю воду белые голуби.

И по небу, по нёбу катится шаром -
Го
Лу
Би
Полюби меня, слышишь, ты, полюби!
По
Лю
Би
Или я стану старым.
Я не люблю быть старым.

Мы же не мрамор.
Мы живые, то есть нас почти что и нет уже.
И клянется в верности ветер оконным рамам.
Ну не хочешь любить – не люби. И ни о чем не тужи.

ТРЕТЬЕ НЕБО

По бездонной яме
На всех путях.
Но смотри – нищий хлебом делится с воробьями
И радуется, глядя на птах.

На земле осколками неба – лужи.
Что случилось в июле – остается в июле.
Едва ли дальше нам будет лучше,
Но до осени мы почти дотянули.

Осень еще не вышла – я читал ее в гранках,
Там про дождь, про скамейку в парке, про дома, про дворы…
Знаешь, в табели о неглубоких душевных ранках
Есть про нас строки полторы.

Не хватает слов, чтобы отвечать за дела.
Разменять ли на шепот последнюю тишину?
Переулки темнота залила,
Но пока я держу тебя за руку – не утону.

Не получается разобраться в азах.
Ночь мне спутала мысли – тут она мастерица.
Сколько раз говорили – другим и другие – про небо в глазах?
Я совсем не боюсь повториться.
Не боюсь повториться.