Ходынское поле с 1882г. использовалось для Всероссийской промышленно-художественной выставки. На поле были построены выставочные павильоны, которые снесли незадолго до Коронования Николая II. От фундаментов павильонов остались ямы и рвы, засыпанные песком с глиной, которые на моменте 1894 года слились в один длинный ров. Его глубина в некоторых местах достигала 5-6 метров, а дне был колодец глубиной до 20м, не засыпанный и прикрытый досками.

Сразу за рвом организаторы из МинДвора расположили буфеты, куда должны были подходить люди, чтобы получить подарки. Подарок представлял собой цветной платок Прохоровской мануфактуры с изображением Кремля и госгерба, в который были увязаны полфунта полукопченой колбасы, кулек с вяземским пряником, конфетами и орехами и фунтовая сайка. К платку прилагалась т.н. коронационная кружка. А.С. Суворин писал, что «каждый шел на Ходынку не столько на праздник, сколько за тем, чтобы добыть такую кружку»¹.

Качество Царских подарков заставляло желать лучшего: в некоторых кульках колбаса была гнилая, вместо конфет — труха из стручков, пиво — испорченное. Налицо было либо халатное отношение составителей подарочных наборов к своим обязанностям, либо чей-то злой умысел по дискредитации Царя². Помимо раздачи подарков предполагалась развлекательная программа.

За несколько дней до торжеств некоторые московские газеты стали сообщать, что на народном празднике будут раздавать какие-то «необыкновенные подарки». В народе стали ходить слухи, что часть подарочных кружек будет из золота, особенно те, что будут раздавать вначале, а в остальные будут вложены билеты безпроигрышной лотереи, по которым станут вручать «от нового картуза до нового дома»³. Другие стали утверждать, что на кружках-подарках нарисованы лошадь, корова и изба: кто с каким рисунком кружку выберет, тот от Царя и получит нарисованное.

Результатом слухов стало массовое движение народа на Ходынское поле. Ехали целыми артелями, поезда были забиты до отказа, народ добирался до Москвы на телегах. В газетах появилось сообщение, что собираться на Ходынском поле надо со стороны Тверской заставы, т.е. именно с той стороны, где находился злополучный ров с отвесными стенами, ямами до 3 метров и заброшенными колодцами 20-метровой глубины.

Привлекать войска и усиленную охрану Ходынского поля, как на коронациях 1856 и 1883гг., МинДвора не стало. Раздавать подарки было решено не в 6 часов утра, как раньше, а в 10. От помощи московских властей МинДвора отказалось, на предложения столичных властей провести празднование не в одном месте, а в разных организаторы гуляний также отказались. Никакого освещения вокруг поля не было⁴.

Толпа начала собираться на Ходынском поле еще вечером 17 мая, к полуночи громадная площадь, во многих местах изрытая ямами, была заполнена народом. К утру на поле скопилось около 500тыс. человек.

Военный комендант Ходынского лагеря капитан Г.А. Львович в своем распоряжении имел всего 12 казаков, двух урядников и 46 человек военного караула. По просьбе Львовича к нему на помощь прибыли: 100 казаков во главе с А.Р. Будбергом, рота Самогитского полка и батальон Московского полка. Но эти немалые силы ничего не могли сделать ночью на неосвещенном поле, где около 2 ночи стали гибнуть люди. Причиной гибели большинства из них была компрессионная асфиксия, т.е. люди задыхались имея возможности уйти с поля.

В 6 утра, когда МинДвора разрешили начать раздачу подарков, толпа с разных сторон рванулась к буфетам, образовавшаяся давка привела к новым жертвам. По официальным данным погибли 1300 человек и около 500 получили ранения.

«Более полувека тому назад, в 1924 году, митрополит Петербургский Серафим (Чичагов) заповедал мне продолжить его знаменитую «Летопись». Я тогда был молод, все мне казалось возможным и я с радостью согласился... Прежде чем приступить к продолжению Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря, хочу сказать коротко о том, что написано в «Летописи», изданной в 1903 году [второй раз], перед самым прославлением. Вся церковная Россия тогда ждала прославления преподобного Серафима, многие, многие. Сотни свидетельств об исцелениях, полученных людьми от батюшки Серафима, с запросами, когда же он будет причислен к лику святых, буквально стучались в Святейший Синод ускорить его канонизацию. Как ни бился совоспитанник благочестивейшего Государя, из знатного рода, Леонид Чичагов, накануне своего губернаторства оставивший всё и принявший священный сан, доказывая, что Россия ждет такой канонизации, — решение о прославлении все откладывалось, пока Государь Николай II, ознакомившись с докладом протоиерея Чичагова, дал повеление: «Немедленно прославить!» Исполнилось предречение преподобного Серафима: «Того Царя, который меня прославит, — я прославлю». Об этом и я слышал десятки раз от дивеевских сестер, так как были еще живы при написании «Летописи» монахини, современницы батюшки Серафима».