"Нет экстремизма, есть стиль."
Савик Шустер берет интервью у Эдуарда Лимонова в СИЗО. 2003 год

Девочки вы мои родненькие! — холодным дождливым утром, лежа под одеялом, только что спешно приехав домой в кожаном пальто и такси, произнес вслух, мысленно обращаясь ко всем образовавшимся сейчас вокруг него девочкам, в большинстве своим в возрасте двадцати двух лет. Те, с которыми раздеваюсь, и вложив в их нежные и восприимчивые щелки свое нежное и восприимчивое орудие, трусь им, мы тремся долго-долго.

Девочки мои родненькие! Единственные близкие мне в этом мире! Они приезжают ко мне в сабвее, в дешевеньких нейлоновых курточках, среди холода, дождя и снега и ложатся в кровать. Ну простите меня за что-то, чего я не понимаю сам!


Дневник Неудачника, Эдуард Лимонов

Джим Джармуш вспоминает молодость, в которой вспоминал Пьера Паоло Пазолини.

Наконец, удалось посмотреть «На тебе сошёлся клином белый свет» Игоря Поплаухина, посвященный Янке Дягилевой и в свободной манере реконструирующий её последний день жизни.

Скажу сразу, что дотошным биографам и адептам «истинности» кинематографа он придётся не по вкусу. Ждущим воссоздания атмосферы сибирской панк-волны, режущего бензопиллического скрежета электрогитар и квартирников с пивом и портвейном — тоже. Вместо хтонического омского леса — меланхолический петербургский.

Зато однозначно он придётся по вкусу зрителям, ценящим традиции магического реализма в кино. Более того, касательно фигуры Янки он чрезвычайно уместен. Мы не сомневаемся, что она существовала, дышала и бродила по трамвайным рельсам, но даже это не снимаёт с её образа сомнамбулический флёр, до которого далеко даже Егору Летову.

Сложносочиненному сюжету и рок-историографии Поплаухин предпочитает внутренний мир Дягилевой, вернее, попытку проиллюстрировать его феномен и то, как вообще 20-летней участнице ансамбля политической песни «АМИГО» удалось стать единственной отечественной рок-исполнительницей, фактически причисленной к лику святых?

Не хотелось бы чрезмерно углубляться в стилистические недочеты. В нынешние времена, когда в большинстве своём отечественный кинематограф будет представлен сирийским песком и михалковским кракеном картина о Дягилевой — глоток свежего воздуха. Попросту для каждого из нас он особенный по-своему.

Раз в месяц у меня есть традиционная забава — заходить в Фейсбук, скроллить ленту и дивиться тому, что время делает с людьми.

Бесталанные поэты с Тверского бульвара либо безнадежно спились либо стали политтехнологами, research-менеджерами и creative-продюсерами. Университетские преподаватели репостят стихотворения Дмитрия Быкова и «топ-10 способов закатывания овощей в банку». Студентки театральных ВУЗов, неряшливо бившие бокалы в «Маяке», а затем там же падавшие с легендарной лестницы, обзавелись комфортными автомобилями корейского производства, в описание профиля поставив тёмные для меня аббревиатуры:CEO/SMM UXUI/ LGBTK (дурная привычка, взывающая к советскому наследию). Девушки с низкой социальной ответственностью изобрели ответственность возвышенную в лице курсов личностного роста, волонтерства, онтологической философии, а Антон Долин так и остался Антоном Долиным…

И во всём этом паноптикуме был человек, никогда меня на разочаровывавший, а именно, Татьяна Толстая. До сегодняшнего дня. Для молодого человека, увлеченного текстом, Толстая была глыбой, незыблемым образцом, буквально флюгером на Башне Иванова.

Постмодернистов загоняла под шконку, метамодернисты бегали ей за пивом, традиционалисты просто молча рыдали, за 20 лет не сумев выдать ни одной качественной метафоры, начинающие литераторы начинали испытывать чувство вины, не написав в жизни ни одной строчки, а опытные бросались под поезд, травились газом, записывались в добровольцы на пунктах мобилизации.

Увы, всё коренным образом изменилось. Ни искрометного юмора, ни иронии, ни вызова. Ни в Литературную газету, ни в Красную Армию. Зато появились шутки про Бодрова и гендеры. Шутки про гендеры, Карл, в 2022’м году.

В общем, кто знает, что случилось? Как помочь? Куда донатить? Куда отправлять лучшие букеты?

В возрасте 85 лет умер композитор Анджело Бадаламенти, известный, в первую очередь, совместной работой с Дэвидом Линчем (во всяком случае, если верить его племяннику).

Да уж, до сих пор многие удивляются что Бадаламенти и для «Сталинграда» написал саундтрек в том числе.

Дочь Венсана Касселя и Моники Белуччи, Дева, в этом пасторальном образе идеально вписалась бы на главную роль в «Ускользающей красоте», если бы вместо Бернардо Бертолуччи её снимал Питер Гринуэй (или Уэс Андерсон).

Алексей Цветков в «Синемарксизме» эталонно описывает путь «не-такого-как-все», опираясь на сюжет «Сатанинского зелья» Фассбиндера:

Дурацкий герой этого кино живет творчеством, с которым, впрочем, у него проблемы. Погруженность в творчество — его алиби, позволяющее быть абсолютно равнодушным к окружающим: семье, любовницам, поклонникам. Его «замыслы» есть простое уклонение от общественно полезного труда. Он всегда находится в поиске денег, их дают знакомые проститутки, читатели. Но и этим «творческим» алиби все сложнее маскировать невроз, отражающий иррациональность его роли. Чтобы «стимулировать себя» (на самом деле все из-за тех же денег), он совершает убийство во время садо-мазохистской игры и немедленно пускается по поводу этого «революционного акта» в бесконечное словоблудие, а себя отныне называет анархистом. Но когда энтузиазм убийцы вновь иссякает, он сочиняет стих, который, оказывается, уже написал один романтический поэт сто лет назад, да и тот был переводом бодлеровских «Альбатросов». Очень точный диагноз: капитализм любого века, отраженный в голове художественного невротика, может породить только «то же» искусство и обречь его на вечную стилизацию и повтор. Герой инсценирует салоны прошлого в романтическом гриме и антикварном костоме при свечах в кругу нанятых и так же одетых «учеников» он читает задолго до его рождения сочиненные стихи. Любое «произведение» отсылает нас к своему «моменту творения», который находится в центре богемного мифа о художнике.

Он увлекается ницшеанскими идеями о сильных и слабых личностях, относя себя, конечно, к первым, хотя весь состоит из попрошайничества, истерики и самолюбования. Некоторое время утверждает, что он «фашист». Потом решает, что его отверженность в том, что он скрытый гей и пора открыться, но первый же гомосексуальный опыт вызывает шок и проваливается. «Ты не можешь быть тем, кем себя воображаешь», — незадолго до смерти говорит ему жена. Он устраивает истерику над ее трупом и тут же, спохватившись, говорит врачам: «Я веду себя так, чтобы соответствовать вашим представлениям об адекватном поведении». Он ничего не испытывает, не может, и с огромным трудом, жертвуя окружающими, поддерживает свое богемное алиби. Честная проекция его жизни — умственно отсталый брат, весь фильм охотящийся за мухами на кухне. Но как же убийство, которое Он совершил? В конце и оно оказывается фарсом, инсценировкой, розыгрышем.

Когда кто-то в Белграде читает книгу в трамвае, обычно это русский язык

Из сербской газеты

Протокол допроса Даниила Хармса от 13 января 1932 года, ОГПУ гор. Ленинград. Конечно, признак величия литератора заключается именно в том, что даже на допросе у следователя (в данном случае — Бузникова А., едва ли понимавшего, что Хармс над ним буквально издевается), он упорно следует своему художественному стилю:

«Мое произведение «Миллион» является антисоветским потому, что эта книжка на тему о пионер-движении превращена сознательно мною в простую считалку. В этой книжке я сознательно обошел тему, заданную мне, не упомянув ни разу на протяжении всей книжки слово «пионер» или какое-либо другое слово, свидетельствующее о том, что речь идет о советской современности. Если бы не рисунки, кстати, также сделанные худ. Конашевичем в антисоветском плане, то нельзя было понять, о чем идет речь в книжке: об отряде пионеров или об отряде белогвардейских бойскаутов, тем более что я отделил в содержании книжки девочек — от мальчиков, что, как известно, имеет место в буржуазных детских организациях и, напротив, глубоко противоречит принципам пионер-движения.

Особо халтурной из вышеназванных произведений я считаю книжку «Театр». Помимо того, что эта книжка не сообщает детям абсолютно никаких полезных сведений, она и по форме своей является чрезвычайно скверной, антихудожественной.

Творчество члена нашей группы Введенского также в некоторой своей части носит халтурный характер. Это относится к первым произведениям Введенского на советские темы, которые носили приспособленческо-халтурный характер. Переименовать эти произведения я сейчас затрудняюсь, так как забыл их названия. Как халтурно...»

(Фото из того же следственного дела).

А кто-нибудь этим гениальным расскажет, что к «иностранно-заимствованным» словам относятся не только «бренд» и «спагетти», но и: дом, мать, специальная операция, деньги, дезертир и монастырь (все имеют аналоги)?

Иначе говоря, я правильно понимаю, что теперь СМИ и госслужащие не имеют права использовать словосочетание «российская армия» и будут заменять его «российским войском»? Или это не считается?

Линч гениальный, да

В общем, Полозкова безотносительно её творчества (сказать мне не о чем) — это такой дистиллят либерального Политбюро, приправленный ЖИЗНЕННЫМ ОПЫТОМ.

Лимонов в каком-то, кажется, видеоинтервью говорил, что люди бывают всякие: и гнилые, и праведные, и какие угодно, и каждого можно понять, и в зависимости от ряда факторов принять, но есть отдельная когорта — люди, уверенные в примате своей индивидуальности надо всем сущим до степени бесовства, удачно, впрочем, скрытого под маской спокойствия и одухотворенности. В данном случае, Полозкова — образчик.

«Русь моя аль-каида», но на фестиваль после избиения Олега Кашина поеду, я там все-таки всё организовывала. Миру-мир, но вот Прилепину я пожелала смерти, поймите, есть же контексты…

Поэзия для корпоративов. Жизнь во благо человеколюбия, но когда это удобно. Неудивительно, что адепт графомании Оксимирон — её друг. Пойду помоюсь.

А я напоминаю, что современная поэзия не мертва, как минимум, ведь у Демьяна Кудрявцева новое стихотворение, и не придраться:

Ernst Jünger hunting for beetles in Montecatini, Tuscany, 1956.