Пассажиры уже употребили экскурсию и потянулись к поезду.
Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято.
Обе руки уже дико замёрзли. Что же это такое.
Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято.
Зашёл в вагон. В вагоне сигнал мобильной связи вообще не ловится.
Ладно.
Теперь только из Осташкова получится позвонить.
Паровоз снова издал платоновский крик и медленно поехал в сторону Осташкова. Да, движение было либо медленным, либо очень медленным. Наверное, по Бологое-Полоцкой железной дороге нельзя ездить быстро из-за общей хлипкости верхнего строения пути (кажется, это так называется).
Поезд время от времени останавливался среди снежно-лесной пустоты (единственный более или менее крупный населённый пункт — Фирово, там стояли не полминуты и не минуту, а целых три). Очень быстро стало понятно, что проехать по этому пути хотя бы один раз стоит не ради того, чтобы посмотреть на что-то «интересное», что-то увидеть, а ради погружения в особое неподвижное состояние. Сидишь в тёплом вагоне, медленно едешь с постоянными небольшими рывками, смотришь в окно или не смотришь, глаза открыты или закрыты, это неважно, просто ты пребываешь в странном неподвижном нирваническом состоянии, и тебе постепенно становится всё всё равно, и даже перестаёшь думать о том, что не дозвонился до ковидного госпиталя, не дозвонился, и ладно, потом, потом, а сейчас просто ехать, медленно ехать, дремать, смотреть в закопчённое окно, или не смотреть, ехать, ехать, Горовастица, Чёрный Дор, 104-й километр, Осташков.
Нирваническое полу-созерцание, полу-дрёма заканчивается, приехали в Осташков. Ехали ровно три часа.
В Осташкове выяснилось, что этот поезд имеет сложную структуру. Это не просто поезд Бологое — Осташков — Бологое. Всё не так просто. На станции Осташков два вагона отцепляют от паровоза, паровоз уезжает куда-то далеко вперёд, наверное, снова заправляется водой или, может быть, углём, или просто отдыхает от своей работы. Далее вагоны прицепляются к обычному современному серо-красному тепловозу и продолжают движение в сторону Великих Лук, уже в качестве не ретро-, а обычного пригородного поезда. Примерно через час на станцию Осташков прибывает поезд из Великих Лук — такие же два зелёных вагона, ведомых тепловозом. Тепловоз отцепляется, вместо него на вахту снова заступает паровоз, чтобы ехать обратно до Бологого в качестве ретро-поезда. Такая непростая схема.
По приезде в Осташков сразу дозвонился до ковидного госпиталя. Состояние такое же, как и было, средней тяжести. Сейчас выходные дни, врачей в больнице мало, ничего не происходит. Что будет дальше, непонятно. Ковида у мамы уже нет, зато есть инсульт, и её надо переводить в неврологию, но неврологии разных больниц не принимают больных из ковидного госпиталя, все боятся вспышки ковида у себя в неврологических отделениях. Закончатся праздники, появятся врачи и, вроде бы, есть надежда на то, что всё как-то наладится. Прямо сейчас ничего сделать нельзя. В госпиталь нельзя приехать, нельзя ничего сделать, надо просто звонить, узнавать о ситуации и ждать, и надеяться на милость Божию.
Разговор с мамой, который оставляет довольно гнетущее впечатление. Зато ковида нет, это очень хорошо, глядишь, и всё остальное наладится.
Осташков расположен на берегу озера Селигер, в нём есть, на что посмотреть, это крупный туристический центр. Но сейчас зима, не хочется никуда уезжать со станции, как-то нет смысла, да и в целом, как уже было сказано, эта поездка не предназначена для того, чтобы увидеть что-то интересное, эта поездка нужна для погружения в состояние неподвижности и пустоты, которое трудно описать, но в которое стоит хотя бы один раз погрузиться. Трудно сказать, для чего именно.
Рядом со станцией — автостанция. Кафе (так это называется). Можно (и нужно) пообедать. Солянка, мясо (кажется, это называется бефстроганов), картошка, чёрный хлеб. Еда.
Паровоз, трудолюбиво пыхтя, медленно, задним ходом подходит к двум зелёным вагонам, прибывшим из Великих Лук, и с тихим грохотом происходит сцепка.
Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято.
Обе руки уже дико замёрзли. Что же это такое.
Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято. Занято.
Зашёл в вагон. В вагоне сигнал мобильной связи вообще не ловится.
Ладно.
Теперь только из Осташкова получится позвонить.
Паровоз снова издал платоновский крик и медленно поехал в сторону Осташкова. Да, движение было либо медленным, либо очень медленным. Наверное, по Бологое-Полоцкой железной дороге нельзя ездить быстро из-за общей хлипкости верхнего строения пути (кажется, это так называется).
Поезд время от времени останавливался среди снежно-лесной пустоты (единственный более или менее крупный населённый пункт — Фирово, там стояли не полминуты и не минуту, а целых три). Очень быстро стало понятно, что проехать по этому пути хотя бы один раз стоит не ради того, чтобы посмотреть на что-то «интересное», что-то увидеть, а ради погружения в особое неподвижное состояние. Сидишь в тёплом вагоне, медленно едешь с постоянными небольшими рывками, смотришь в окно или не смотришь, глаза открыты или закрыты, это неважно, просто ты пребываешь в странном неподвижном нирваническом состоянии, и тебе постепенно становится всё всё равно, и даже перестаёшь думать о том, что не дозвонился до ковидного госпиталя, не дозвонился, и ладно, потом, потом, а сейчас просто ехать, медленно ехать, дремать, смотреть в закопчённое окно, или не смотреть, ехать, ехать, Горовастица, Чёрный Дор, 104-й километр, Осташков.
Нирваническое полу-созерцание, полу-дрёма заканчивается, приехали в Осташков. Ехали ровно три часа.
В Осташкове выяснилось, что этот поезд имеет сложную структуру. Это не просто поезд Бологое — Осташков — Бологое. Всё не так просто. На станции Осташков два вагона отцепляют от паровоза, паровоз уезжает куда-то далеко вперёд, наверное, снова заправляется водой или, может быть, углём, или просто отдыхает от своей работы. Далее вагоны прицепляются к обычному современному серо-красному тепловозу и продолжают движение в сторону Великих Лук, уже в качестве не ретро-, а обычного пригородного поезда. Примерно через час на станцию Осташков прибывает поезд из Великих Лук — такие же два зелёных вагона, ведомых тепловозом. Тепловоз отцепляется, вместо него на вахту снова заступает паровоз, чтобы ехать обратно до Бологого в качестве ретро-поезда. Такая непростая схема.
По приезде в Осташков сразу дозвонился до ковидного госпиталя. Состояние такое же, как и было, средней тяжести. Сейчас выходные дни, врачей в больнице мало, ничего не происходит. Что будет дальше, непонятно. Ковида у мамы уже нет, зато есть инсульт, и её надо переводить в неврологию, но неврологии разных больниц не принимают больных из ковидного госпиталя, все боятся вспышки ковида у себя в неврологических отделениях. Закончатся праздники, появятся врачи и, вроде бы, есть надежда на то, что всё как-то наладится. Прямо сейчас ничего сделать нельзя. В госпиталь нельзя приехать, нельзя ничего сделать, надо просто звонить, узнавать о ситуации и ждать, и надеяться на милость Божию.
Разговор с мамой, который оставляет довольно гнетущее впечатление. Зато ковида нет, это очень хорошо, глядишь, и всё остальное наладится.
Осташков расположен на берегу озера Селигер, в нём есть, на что посмотреть, это крупный туристический центр. Но сейчас зима, не хочется никуда уезжать со станции, как-то нет смысла, да и в целом, как уже было сказано, эта поездка не предназначена для того, чтобы увидеть что-то интересное, эта поездка нужна для погружения в состояние неподвижности и пустоты, которое трудно описать, но в которое стоит хотя бы один раз погрузиться. Трудно сказать, для чего именно.
Рядом со станцией — автостанция. Кафе (так это называется). Можно (и нужно) пообедать. Солянка, мясо (кажется, это называется бефстроганов), картошка, чёрный хлеб. Еда.
Паровоз, трудолюбиво пыхтя, медленно, задним ходом подходит к двум зелёным вагонам, прибывшим из Великих Лук, и с тихим грохотом происходит сцепка.
Да, забыл сказать: в поезде приехало много туристов, которые истово фотографируют и снимают на видео паровоз. И обратно собирается ехать очень много туристов.
Поймал себя на мысли, что хорошо бы туристов было поменьше, потом поймал себя на осознании глубокой эгоистичности этой мысли.
Два вагона быстро заполнились. Удалось найти два свободных кресла, опять против хода поезда, с очень неудобным обзором. Почему-то в обратном направлении едет гораздо больше пассажиров, чем ехало туда.
Паровоз крикнул, поезд поехал. Медленный ход, лёгкие рывки.
Уже давно исчезли мороз и солнце, вернее, мороз остался, а солнце исчезло, стало серо и темновато, четвёртый час, быстро темнеет. Поезд снова едет мимо снежно-лесной пустоты, и в закопчённое окно можно постоянно наблюдать настоящий флаг России, с тремя горизонтальными полосами — серой, чёрной и белой. Небо, деревья и снег, больше ничего.
Совсем стемнело, вагон до отказа наполнился пассажирами (как ни удивительно, на остановках всё время кто-то подсаживался), на соседнем кресле разместился какой-то паренёк, а его вроде бы мать, или не мать, разместилась наискосок через проход, они всё время переговаривались, остальные пассажиры тоже всё время говорили, ели, тихонько выпивали, и нирваническая атмосфера этого странного путешествия быстро рассеялась. Теперь надо просто доехать до Бологого и вернуться домой.
Бологое-Полоцкое, последняя на сегодня станция посреди пустоты. Платоновский крик паровоза, поехали, справа по ходу движения уже видны пути главного хода Москва — Петербург, огни, огни, вагоны, локомотивы, поезда, Бологое-Московское. Собственно, это всё.
Постоял ещё немного у паровоза. От него отцепили вагоны, он постоял, подышал, перевёл дух, крикнул на прощание и, пыхтя и постанывая, медленно уехал куда-то в сторону Петербурга.
Как там мама. Как она там. Как там мама.
Фирменный поезд «Полярный экспресс» Апатиты – Москва сияет великолепием. Новый полупустой купейный вагон, идеальные попутчики – молодая мама и дочь-подросток. Всё время читают и иногда переговариваются шёпотом. Чтение книги Майи Кучерской о Николае Лескове. Николай Лесков – великий писатель, надо это признать. За окном проносятся Вышний Волочёк, Волга, Тверь, Московское море, Клин, Солнечногорск, депо Алабушево со спящими поездами «Ласточка», Зеленоград, Химки (стадион «Арена Химки» не виден в темноте), дальше начинает проноситься и долго проносится Москва.
Москва.
Такси, Третье Транспортное кольцо, шоссе Энтузиастов, Северо-Восточная хорда, Кожухово, полвторого ночи.
Дома.
Для чего-то надо было это сделать, надо было совершить это путешествие по малодеятельной Бологое-Полоцкой железной дороге, проехать в поезде, ведомом чёрным паровозом с красными колёсами. Для чего-то это было нужно. Трудно сказать, для чего именно.
Поймал себя на мысли, что хорошо бы туристов было поменьше, потом поймал себя на осознании глубокой эгоистичности этой мысли.
Два вагона быстро заполнились. Удалось найти два свободных кресла, опять против хода поезда, с очень неудобным обзором. Почему-то в обратном направлении едет гораздо больше пассажиров, чем ехало туда.
Паровоз крикнул, поезд поехал. Медленный ход, лёгкие рывки.
Уже давно исчезли мороз и солнце, вернее, мороз остался, а солнце исчезло, стало серо и темновато, четвёртый час, быстро темнеет. Поезд снова едет мимо снежно-лесной пустоты, и в закопчённое окно можно постоянно наблюдать настоящий флаг России, с тремя горизонтальными полосами — серой, чёрной и белой. Небо, деревья и снег, больше ничего.
Совсем стемнело, вагон до отказа наполнился пассажирами (как ни удивительно, на остановках всё время кто-то подсаживался), на соседнем кресле разместился какой-то паренёк, а его вроде бы мать, или не мать, разместилась наискосок через проход, они всё время переговаривались, остальные пассажиры тоже всё время говорили, ели, тихонько выпивали, и нирваническая атмосфера этого странного путешествия быстро рассеялась. Теперь надо просто доехать до Бологого и вернуться домой.
Бологое-Полоцкое, последняя на сегодня станция посреди пустоты. Платоновский крик паровоза, поехали, справа по ходу движения уже видны пути главного хода Москва — Петербург, огни, огни, вагоны, локомотивы, поезда, Бологое-Московское. Собственно, это всё.
Постоял ещё немного у паровоза. От него отцепили вагоны, он постоял, подышал, перевёл дух, крикнул на прощание и, пыхтя и постанывая, медленно уехал куда-то в сторону Петербурга.
Как там мама. Как она там. Как там мама.
Фирменный поезд «Полярный экспресс» Апатиты – Москва сияет великолепием. Новый полупустой купейный вагон, идеальные попутчики – молодая мама и дочь-подросток. Всё время читают и иногда переговариваются шёпотом. Чтение книги Майи Кучерской о Николае Лескове. Николай Лесков – великий писатель, надо это признать. За окном проносятся Вышний Волочёк, Волга, Тверь, Московское море, Клин, Солнечногорск, депо Алабушево со спящими поездами «Ласточка», Зеленоград, Химки (стадион «Арена Химки» не виден в темноте), дальше начинает проноситься и долго проносится Москва.
Москва.
Такси, Третье Транспортное кольцо, шоссе Энтузиастов, Северо-Восточная хорда, Кожухово, полвторого ночи.
Дома.
Для чего-то надо было это сделать, надо было совершить это путешествие по малодеятельной Бологое-Полоцкой железной дороге, проехать в поезде, ведомом чёрным паровозом с красными колёсами. Для чего-то это было нужно. Трудно сказать, для чего именно.
Совсем молодые парень и девушка, на 3-й Владимирской улице в Перово:
Парень: Понимаешь, мозг так устроен, что он развивается только до 26 лет. То есть, надо себя сделать, надо состояться до двадцати шести.
Девушка: Да по большому счёту до двадцати одного. После двадцати одного мозг уже всё.
Парень: Понимаешь, мозг так устроен, что он развивается только до 26 лет. То есть, надо себя сделать, надо состояться до двадцати шести.
Девушка: Да по большому счёту до двадцати одного. После двадцати одного мозг уже всё.
🔥1
Придумал лозунг, который мне сейчас (да и вообще) близок:
Да здравствует всё!
Да здравствует всё!
Совсем скоро, в 10:17 по Москве, на телеканале "Культура" в программе "Наблюдатель" мы с Верой Богдановой, Леонидом Юзефовичем и Алексеем Моторовым порассуждаем о разных материях.
https://smotrim.ru/video/2377251
Майя Кучерская на телеканале "Культура" о книге Сергея Белякова "Парижские мальчики в сталинской Москве" и о моём романе "Саша, привет!".
Майя Кучерская на телеканале "Культура" о книге Сергея Белякова "Парижские мальчики в сталинской Москве" и о моём романе "Саша, привет!".
53.
День рождения у меня сейчас невесёлый. Позавчера умерла мама, завтра похороны. И теперь эта дата всегда будет для меня накрепко связана с маминым уходом. Ну, что делать. Так бывает.
Друзья, заранее прошу прощения за то, что не смогу ответить на все ваши поздравления, — ни сил, ни настроения сейчас нет. Всем, кто захочет поздравить, — пишите здесь в комментах, и спасибо вам большое.
День рождения у меня сейчас невесёлый. Позавчера умерла мама, завтра похороны. И теперь эта дата всегда будет для меня накрепко связана с маминым уходом. Ну, что делать. Так бывает.
Друзья, заранее прошу прощения за то, что не смогу ответить на все ваши поздравления, — ни сил, ни настроения сейчас нет. Всем, кто захочет поздравить, — пишите здесь в комментах, и спасибо вам большое.
ХИМКИНСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Хорошо на кладбище
Тихо, спокойно, снежно
Всё тихое такое
Спокойное, белое
Тихий вход со шлагбаумом
Уходящая вдаль
Главная аллея
Тихое здание администрации
Тихие спокойные люди
В меру деловые
И в меру тихие
Спокойные, нормальные такие
Люди
Тихо, спокойно
Решаются вопросы захоронения
Семейное захоронение
Подтверждение родства
Свидетельство о рождении
Свидетельство о смерти
Да, отлично
Свидетельство о рождении
Да, вижу, хорошо
Свидетельство о смерти
Да, хорошо, оставьте
Свидетельство о рождении
Да, хорошо, пусть оно будет
Свидетельство о смерти
Свидетельство о рождении
Свидетельство о смерти
Свидетельство о рождении
И ещё нужно свидетельство о браке
И о перемене фамилии
Вот теперь нормально
Вот теперь хорошо
Теперь нужно проверить
Можно ли технически захоронить
Нужно чтобы
От верха крышки гроба
До поверхности земли
Было не менее
Полутора метров
Ну вы понимаете
Чтобы это вот самое
Чтобы было полтора метра
По документам всё правильно
Давайте пройдём
Давайте посмотрим
Что там и как
Мы пошли
По широкой аллее
Много снега
Тишина и скрип шагов
Это была как бы такая вот
Идеальная зима
Когда много белого снега
И скрип шагов
Нет только Солнца
И голубого неба
А так хорошо всё
Почти идеально
Как в снежной сказке
Как в сказке страшного Андерсона
Про ледяную страшную Данию
Про выкладывание слова вечность
Из ледяных букв
М О С К В А и
Р О С С И Я
Хорошо, пусто и вечно
Пришли к месту
Будущей могилы
Будущего захоронения
Будущего места упокоения
Моей мамы
Мастер (да, он так и называется — мастер)
Посмотрел, сказал
Нормально
Сделаем
И были названы
Некоторые цифры
И стало понятно
И решилось всё
Проехал мимо
Автомобиль жигули
2104
Старый, страшно раздолбанный
Пердящий, воняющий
Это свойство московских кладбищ —
Дико старые, убитые автомобили
Помятые, с пробегом
Примерно пять миллионов
Километров
Еле дышащие
Еле стоящие на ногах (колёсах)
Еле живущие
Они используются
Для служебной езды
По кладбищам
По кладбищенским аллеям
И вот проехала такая машина
Всё завалило снегом
Все памятники, кресты, обелиски
Покрыты красивыми шапками снега
Всё белое, пушистое
И снег создаёт тишину
Белую смертную тишину
Все вопросы решили
Все цифры назвали
Наступила ясность, понятность
И можно идти назад
Какие-то ещё формальности
Что-то ещё заплатить
В кассу администрации
Спасибо, спасибо, спасибо
Можно теперь идти
Над воротами надпись
Белым по чёрному
Храни Вас Господь
И шлагбаум
И вышки электропередач
За воротами
И пустое белое место
Рядом с воротами кладбища
Куда подъезжают машины
Такси, автобусы и катафалки
Дикое какое слово —
Катафалк
А что делать
Пустое белое место
Мы маму мою привезём сюда
Послезавтра
Вернее, не маму
А тело её
Отслужившее, тяжело отработавшее
И закопаем
Среди снежной
Страшной
Андерсоновской, датской
Или нет, конечно же
Нашей русской
Белой пустоты
Посреди многочисленных
Гранитных табличек
С невидимыми буквами
М О С К В А
И
Р О С С И Я
И будем собирать эти буквы
Собирать
И совершенно неожиданно
Вдруг
Соберём из них
Слово вечность.
Хорошо на кладбище
Тихо, спокойно, снежно
Всё тихое такое
Спокойное, белое
Тихий вход со шлагбаумом
Уходящая вдаль
Главная аллея
Тихое здание администрации
Тихие спокойные люди
В меру деловые
И в меру тихие
Спокойные, нормальные такие
Люди
Тихо, спокойно
Решаются вопросы захоронения
Семейное захоронение
Подтверждение родства
Свидетельство о рождении
Свидетельство о смерти
Да, отлично
Свидетельство о рождении
Да, вижу, хорошо
Свидетельство о смерти
Да, хорошо, оставьте
Свидетельство о рождении
Да, хорошо, пусть оно будет
Свидетельство о смерти
Свидетельство о рождении
Свидетельство о смерти
Свидетельство о рождении
И ещё нужно свидетельство о браке
И о перемене фамилии
Вот теперь нормально
Вот теперь хорошо
Теперь нужно проверить
Можно ли технически захоронить
Нужно чтобы
От верха крышки гроба
До поверхности земли
Было не менее
Полутора метров
Ну вы понимаете
Чтобы это вот самое
Чтобы было полтора метра
По документам всё правильно
Давайте пройдём
Давайте посмотрим
Что там и как
Мы пошли
По широкой аллее
Много снега
Тишина и скрип шагов
Это была как бы такая вот
Идеальная зима
Когда много белого снега
И скрип шагов
Нет только Солнца
И голубого неба
А так хорошо всё
Почти идеально
Как в снежной сказке
Как в сказке страшного Андерсона
Про ледяную страшную Данию
Про выкладывание слова вечность
Из ледяных букв
М О С К В А и
Р О С С И Я
Хорошо, пусто и вечно
Пришли к месту
Будущей могилы
Будущего захоронения
Будущего места упокоения
Моей мамы
Мастер (да, он так и называется — мастер)
Посмотрел, сказал
Нормально
Сделаем
И были названы
Некоторые цифры
И стало понятно
И решилось всё
Проехал мимо
Автомобиль жигули
2104
Старый, страшно раздолбанный
Пердящий, воняющий
Это свойство московских кладбищ —
Дико старые, убитые автомобили
Помятые, с пробегом
Примерно пять миллионов
Километров
Еле дышащие
Еле стоящие на ногах (колёсах)
Еле живущие
Они используются
Для служебной езды
По кладбищам
По кладбищенским аллеям
И вот проехала такая машина
Всё завалило снегом
Все памятники, кресты, обелиски
Покрыты красивыми шапками снега
Всё белое, пушистое
И снег создаёт тишину
Белую смертную тишину
Все вопросы решили
Все цифры назвали
Наступила ясность, понятность
И можно идти назад
Какие-то ещё формальности
Что-то ещё заплатить
В кассу администрации
Спасибо, спасибо, спасибо
Можно теперь идти
Над воротами надпись
Белым по чёрному
Храни Вас Господь
И шлагбаум
И вышки электропередач
За воротами
И пустое белое место
Рядом с воротами кладбища
Куда подъезжают машины
Такси, автобусы и катафалки
Дикое какое слово —
Катафалк
А что делать
Пустое белое место
Мы маму мою привезём сюда
Послезавтра
Вернее, не маму
А тело её
Отслужившее, тяжело отработавшее
И закопаем
Среди снежной
Страшной
Андерсоновской, датской
Или нет, конечно же
Нашей русской
Белой пустоты
Посреди многочисленных
Гранитных табличек
С невидимыми буквами
М О С К В А
И
Р О С С И Я
И будем собирать эти буквы
Собирать
И совершенно неожиданно
Вдруг
Соберём из них
Слово вечность.
❤3
Объявлен длинный список Нацбеста-2022. Меня пригласили в номинаторы, я выдвинул новую книгу Анатолия Гаврилова "Под навесами рынка Чайковского" (М.: Городец, 2021). Моя книга "Саша, привет!" тоже есть в лонг-листе, спасибо за номинацию Михаилу Визелю. Теперь будем читать рецензии Большого жюри (это бывает весело).
Моя книга "Саша, привет!" вышла только сегодня, но ещё до её выхода в разных СМИ было не менее 15 рецензий и упоминаний (типа "20 книг зимы" и т.п.). Это стало возможным благодаря не только отличной работе PR-службы Редакции Елены Шубиной, но и публикации романа в ноябрьском номере журнала "Новый мир". Я знаю многих людей (литераторов и просто читателей), которые прочитали роман именно в "Новом мире". А ещё ко мне обратились люди из одной кинокомпании, чтобы обсудить перспективы экранизации. Я этих людей раньше не знал, они тоже прочитали текст в "Новом мире".
Это к разговорам о том, что толстые журналы "умерли" и "никому не нужны". Нет, не умерли, нужны. Очень ценю наше многолетнее сотрудничество с "Новым миром").
Это к разговорам о том, что толстые журналы "умерли" и "никому не нужны". Нет, не умерли, нужны. Очень ценю наше многолетнее сотрудничество с "Новым миром").
👍1
Рецензия Веры Богдановой на роман "Саша, привет!" — https://prochtenie.org/reviews/30819
prochtenie.org
Сегодня Саша не стреляет - рецензии и отзывы читать онлайн
Ровное безэмоциональное письмо замечательно подчеркивает безвыходность ситуации и абсурд, который роднит «Сашу» с «Процессом» Кафки и «Приглашением на казнь» Набокова. С ними же сравнивали и известную пьесу Данилова «Человек из Подольска», получившую в 2018…
В телерекламе KFC внезапно промелькнуло словосочетание "спелейший томат".
Сегодня в "Китайском лётчике" буду представлять свою книгу "Саша, привет!". Начало в 19:00. Приходите.
Зашёл на свою авторскую страницу на Литресе и обратил внимание на рубрику "похожие авторы" (то есть, похожие на меня). Дина Рубина, Борис Акунин, Мария Метлицкая, Дмитрий Быков, Татьяна Устинова. Вот оно как (Михалыч, зачёркнуто). Как говорится, бывают странные сближенья.