Люблю пустые аэропорты, вот эту сияющую тихую коммерческую пустоту, пустые рестораны, магазины, красивые вывески, редкие объявления. Похоже на лимб для недораскаявшихся грешников, для грешных, но хороших людей. (На пересадке в Красноярске по пути из Благовещенска в Москву). И ещё в очередной раз остро почувствовал, что очень люблю бывать в Сибири и на Дальнем Востоке.
13 октября начнётся мой драматургический курс в Creative Writing School. Будем заниматься вечерами по средам, с 19:00 до 21:30 с перерывом. 20 занятий, закончить планируем в апреле. Курс уже набрался, но ещё несколько мест есть, приходите. Вся информация здесь — https://litschool.pro/first-play-dd/
Литературные мастерские Creative Writing School
Пишем первую пьесу. Годовой курс. Дмитрий Данилов - Литературные мастерские Creative Writing School
Моё стихотворение Russian Hell March в английском переводе Нины Косман — https://nationaltranslationmonth.org/?p=2847
Моё интервью томскому информационному агентству tv2.today — https://tv2.today/Istorii/Ludi-s-trudom-vynosat-drug-druga-avtor-pes-sereza-ocen-tupoj-i-celovek-iz-podolska-dmitrij-danilov-ob-absurde-v-zizni-i-tvorcestve
СВИНЦОВАЯ ЛЕНТА ОГРОМНОЙ РЕКИ
В одном из произведений
Русской литературы
Я точно не помню
В каком именно
Что-то классическое
Обязательное для изучения
В университетах
И даже школах
Лесков, кажется
Или ещё что-то в этом роде
Не помню
Какая разница
В общем
Там женщина совершила
Какое-то преступление
Её задержали, осудили
И отправили
В восточную часть
Нашей обширной страны
И вот она идёт
В кандалах
Или без них
Не помню
Что-то с ней происходит
Какие-то мрачные, смрадные
Приключения
Даже любовные, вроде бы
Дикие какие-то вещи
Она странным образом
Не унывает
И сохраняет так называемую
"Бодрость" "духа"
Дерётся с кем-то
Подкупает караул
Любит кого-то
И идёт
И идёт
И идёт
И вот они все подходят
Весь этот их этап подходит
К Казани
И они все начинают видеть
Свинцовую ленту
Огромной реки
Да. Свинцовую ленту
Огромной реки
И там дальше происходят
События
Героиня, кажется, гибнет
И что-то ещё
Там происходит
Но это уже не очень-то важно
Не очень это всё уже важно
Когда читал этот текст
Врезался намертво
Этот вид
Этот, простите, образ
Идёт человек в кандалах
Куда-то идёт
На свою погибель
На своё мучение страшное
На свою смерть
И дорога делает поворот
И открывается новый вид
И человек видит перед собой
Свинцовую ленту
Огромной реки
И тут можно было бы сказать
Какие-то слова о России
О её характерных образах
О её, извините за выражение
Архетипах
О вечном рабстве
О тоске и печали
Но лучше не говорить
Этих дурацких слов
Ничего это, наверное
Не значит
Просто красивая, грозная
Отрезвляющая
Лишающая лишних иллюзий
Картина
Которую полезно
Держать в памяти
Или воображении
На всякий случай
Просто на всякий случай —
Свинцовая лента
Огромной реки
И человек в кандалах.
В одном из произведений
Русской литературы
Я точно не помню
В каком именно
Что-то классическое
Обязательное для изучения
В университетах
И даже школах
Лесков, кажется
Или ещё что-то в этом роде
Не помню
Какая разница
В общем
Там женщина совершила
Какое-то преступление
Её задержали, осудили
И отправили
В восточную часть
Нашей обширной страны
И вот она идёт
В кандалах
Или без них
Не помню
Что-то с ней происходит
Какие-то мрачные, смрадные
Приключения
Даже любовные, вроде бы
Дикие какие-то вещи
Она странным образом
Не унывает
И сохраняет так называемую
"Бодрость" "духа"
Дерётся с кем-то
Подкупает караул
Любит кого-то
И идёт
И идёт
И идёт
И вот они все подходят
Весь этот их этап подходит
К Казани
И они все начинают видеть
Свинцовую ленту
Огромной реки
Да. Свинцовую ленту
Огромной реки
И там дальше происходят
События
Героиня, кажется, гибнет
И что-то ещё
Там происходит
Но это уже не очень-то важно
Не очень это всё уже важно
Когда читал этот текст
Врезался намертво
Этот вид
Этот, простите, образ
Идёт человек в кандалах
Куда-то идёт
На свою погибель
На своё мучение страшное
На свою смерть
И дорога делает поворот
И открывается новый вид
И человек видит перед собой
Свинцовую ленту
Огромной реки
И тут можно было бы сказать
Какие-то слова о России
О её характерных образах
О её, извините за выражение
Архетипах
О вечном рабстве
О тоске и печали
Но лучше не говорить
Этих дурацких слов
Ничего это, наверное
Не значит
Просто красивая, грозная
Отрезвляющая
Лишающая лишних иллюзий
Картина
Которую полезно
Держать в памяти
Или воображении
На всякий случай
Просто на всякий случай —
Свинцовая лента
Огромной реки
И человек в кандалах.
Кузовлёво, самый дальний населённый участок Новой Москвы (а значит и вообще Москвы). Примерно в 300 метрах — Калужская область. На конечной остановке, в ожидании отправления автобуса до Коммунарки (на момент съёмки ждать оставалось минут 50).
Я тут пропустил собственную дату. 13 октября 2001 года, 20 лет назад, я начал писать прозу после огромного перерыва (первые попытки в двадцатилетнем-плюс возрасте оказались фальстартом). Двадцать лет назад (плюс шесть дней) вечером сел за компьютер и набрал небольшой текст. Сейчас немного странно, смешно и неловко его читать и тем более публиковать, но... но... пусть будет.
СОН РЫБАКА
Утро началось в пять часов сорок пять минут утра. Николай Степанович, стараясь удержать в памяти зыбкие фрагменты уходящего сна, с усилием отодрал слипшиеся волосы от окровавленной подушки. Уже через полминуты сон почти забылся. Николай Степанович запомнил только диковинный, сверкающий хромированными частями автомобиль нового поколения с огромной паровозной трубой. Черный дым, валивший из трубы, постепенно заволакивал все небо от горизонта до горизонта.
Пробуждение было, как всегда, ужасным. Со стороны озера доносились страшные, уныло-потусторонние песни рыбаков, направлявших свои суда подальше от берега. Рыбаки жили скрытной, обособленной жизнью. Все они принадлежали к изуверской секте, в которой было принято поклоняться Луне и считать, что настоящая жизнь происходит только во сне. Рыбаков боялись. Человека, случайно или сознательно забредшего в рыбацкий поселок, моментально приносили в жертву замшелым, пришедшим из глубокой древности богам. По будням рыбаки пели свои печальные гимны и ловили в озере неизвестных биологии рыб, мутировавших из когда-то водившейся здесь кильки, а в редкие праздники пьяными гонялись друг за другом по озеру на огромных, как американские авианосцы, рыболовецких траулерах. Пойманную рыбу тайно, под покровом ночи отвозили на консервный завод. В результате получались консервы «Сон рыбака», основная пища обитателей города, бессменный победитель конкурса «бренд года». На консервных банках изображалась черная луна над белым озером, по которому струится черная лунная дорожка.
Кряхтя и сплевывая на ковер, Николай Степанович выполз на балкон покурить. В предрассветной серости тут и там виднелись пяти-, девяти-, двенадцати-, семнадцати- и двадцатидвухэтажные дома, предназначенные для жизни и медленного умирания. Строения были расставлены в строгом геометрическом порядке, на равных расстояниях друг от друга. Некоторые окна уже светились в попытках разогнать никогда не отступающую серую тьму. Скрипели двери подъездов, щелкали кодовые замки. Люди оживали и начинали истязать себя разнообразными формами утренней активности. Многие выгуливали собак, шакалов, койотов. Отдельные индивидуумы делали физическую зарядку, сопровождая резкие движения гиканьем, стонами и матом. Кто-то с воем катался по мокрой траве, силясь исторгнуть из себя безотчетное, древнее, как космическая пыль, страдание. На чахлом газончике, усеянном испражнениями человеческого и животного происхождения и другой мелкой грязью, сосредоточенные китайцы делали гимнастику Фалун-гун. Пошатываясь, возвращались с ночной смены рабочие консервного завода. Каждый тащил на себе по несколько мешков с украденными на заводе консервами «Сон рыбака».
Вот уже шесть тридцать, семь часов, но светлее не становилось. Курение развлекло Николая Степановича. В голове понеслись смелые, озорные мысли. Предстоящая жизнь уже не казалась непереносимой. Прохладный ветерок с озера приятно обдувал очертания лица и туловища Николая Степановича. Во дворе лаяли койоты. Николай Степанович был директором большой компьютерной фирмы.
Бодрый и подтянутый, в своем худшем костюме, благоухающий естественным запахом хорошо промытого тела, Николай Степанович легко, практически вприпрыжку сбежал по лестнице. Чудо-автомобиль, сверкающий, немного похожий на машину из утреннего сна, понес Николая Степановича по улицам города, мимо небоскребов, дворцов спорта, магазинов рыболовных принадлежностей, детских приютов и районных администраций. На горе, среди садово-парковой зелени, возвышался величественный памятник Протокильке. Все еще доносившиеся с озера рыбацкие песни тонули в гудении клаксонов, ругани водителей, выстрелах гнавшейся за преступниками милиции.
СОН РЫБАКА
Утро началось в пять часов сорок пять минут утра. Николай Степанович, стараясь удержать в памяти зыбкие фрагменты уходящего сна, с усилием отодрал слипшиеся волосы от окровавленной подушки. Уже через полминуты сон почти забылся. Николай Степанович запомнил только диковинный, сверкающий хромированными частями автомобиль нового поколения с огромной паровозной трубой. Черный дым, валивший из трубы, постепенно заволакивал все небо от горизонта до горизонта.
Пробуждение было, как всегда, ужасным. Со стороны озера доносились страшные, уныло-потусторонние песни рыбаков, направлявших свои суда подальше от берега. Рыбаки жили скрытной, обособленной жизнью. Все они принадлежали к изуверской секте, в которой было принято поклоняться Луне и считать, что настоящая жизнь происходит только во сне. Рыбаков боялись. Человека, случайно или сознательно забредшего в рыбацкий поселок, моментально приносили в жертву замшелым, пришедшим из глубокой древности богам. По будням рыбаки пели свои печальные гимны и ловили в озере неизвестных биологии рыб, мутировавших из когда-то водившейся здесь кильки, а в редкие праздники пьяными гонялись друг за другом по озеру на огромных, как американские авианосцы, рыболовецких траулерах. Пойманную рыбу тайно, под покровом ночи отвозили на консервный завод. В результате получались консервы «Сон рыбака», основная пища обитателей города, бессменный победитель конкурса «бренд года». На консервных банках изображалась черная луна над белым озером, по которому струится черная лунная дорожка.
Кряхтя и сплевывая на ковер, Николай Степанович выполз на балкон покурить. В предрассветной серости тут и там виднелись пяти-, девяти-, двенадцати-, семнадцати- и двадцатидвухэтажные дома, предназначенные для жизни и медленного умирания. Строения были расставлены в строгом геометрическом порядке, на равных расстояниях друг от друга. Некоторые окна уже светились в попытках разогнать никогда не отступающую серую тьму. Скрипели двери подъездов, щелкали кодовые замки. Люди оживали и начинали истязать себя разнообразными формами утренней активности. Многие выгуливали собак, шакалов, койотов. Отдельные индивидуумы делали физическую зарядку, сопровождая резкие движения гиканьем, стонами и матом. Кто-то с воем катался по мокрой траве, силясь исторгнуть из себя безотчетное, древнее, как космическая пыль, страдание. На чахлом газончике, усеянном испражнениями человеческого и животного происхождения и другой мелкой грязью, сосредоточенные китайцы делали гимнастику Фалун-гун. Пошатываясь, возвращались с ночной смены рабочие консервного завода. Каждый тащил на себе по несколько мешков с украденными на заводе консервами «Сон рыбака».
Вот уже шесть тридцать, семь часов, но светлее не становилось. Курение развлекло Николая Степановича. В голове понеслись смелые, озорные мысли. Предстоящая жизнь уже не казалась непереносимой. Прохладный ветерок с озера приятно обдувал очертания лица и туловища Николая Степановича. Во дворе лаяли койоты. Николай Степанович был директором большой компьютерной фирмы.
Бодрый и подтянутый, в своем худшем костюме, благоухающий естественным запахом хорошо промытого тела, Николай Степанович легко, практически вприпрыжку сбежал по лестнице. Чудо-автомобиль, сверкающий, немного похожий на машину из утреннего сна, понес Николая Степановича по улицам города, мимо небоскребов, дворцов спорта, магазинов рыболовных принадлежностей, детских приютов и районных администраций. На горе, среди садово-парковой зелени, возвышался величественный памятник Протокильке. Все еще доносившиеся с озера рыбацкие песни тонули в гудении клаксонов, ругани водителей, выстрелах гнавшейся за преступниками милиции.