Вчера ничего не произошло, кроме прогулки по Новокосино в условиях чрезвычайной скользкости и падения с неба на Землю множества мелких фрагментов воды.

Посмотрим, произойдет ли что-нибудь сегодня.

Вчера опять ничего не произошло, но выяснилось, что, если мироздание не рухнет, то у меня в 2017 году выйдет книга в Македонии на македонском языке. Даешь экзотику.

— Что мы должны сделать для достижения просветления?
— Ничего.
(Не помню, кто)

Наблюдение собственного сознания приносит какие-то совершенно удручающие результаты. И ведь не скажешь, что не надо наблюдать.

Надо.

То ли дело наблюдение окружающей реальности (или за окружающей реальностью? как правильно? но здесь никто не ответит, потому что нет не только комментариев, но даже и лайков). Смотрел в окно в течение 15 сек., и там, за окном, ничего не произошло, только какие-то автотранспортные средства проехали, сияя своими дурацкими огоньками.

Когда ничего не происходит — это тоже, в сущности, неплохо.

Умер Мирослав Немиров.

Помолитесь, кто может и хочет, за новопреставленного раба Божия Кирилла.

Упокой, Господи, душу новопреставленного раба Твоего Кирилла, прости ему вся согрешения вольная и невольная, и даруй ему Царствие Небесное.

Мирослав Немиров

Нужны несчастья, чтобы чувствовать, что ты живой,
Что ты живой, раз можешь быть убит,
Что всё, что нужно тебе нужно здесь и сейчас,
Ибо всё, чего нет у тебя, нет здесь и сейчас.
Нужны несчастья, чтобы чувствовать, что ты живой,
Что ты живой, что значит должен быть любим,
Что всё, что нужно тебе - нужно чтоб был кто-нибудь
Кому бы ты мог это делать в подарок.
Настоящие — фикция, и прошлое прошло
Нужны несчастья, чтобы понять, что будущее всё что есть
Душа чиста и гола как железный столб
Стоит на ветру воздетая к небу как ствол
Нужны несчастья, чтобы понять, что каждый твой день
Праздник, который с тобой раз ты пока не мёртв
Светлый, короткий праздник, а значит надень
Чистые туфли и постарайся не влезть в дерьмо.
Наступает декабрь, приносит покой и злость
Наступает декабрь, приносит радость, что ты один
Наступает декабрь, чисто, холодно и светло
Долгие ночи — короткие дни

Ушедший сегодня от нас Мирослав Маратович Немиров для меня очень много значит. Это человек, который привел меня в литературу. Практически за руку. Он первым из серьезных, "настоящих" литераторов заметил меня, разглядел в моих скромных писаниях что-то "такое". Честно говоря, если бы не он, у меня были бы хорошие шансы оставаться сейчас успешным, популярным автором сайта Проза.ру.

Мы познакомились летом 2002-го через сайт Topos.ru, где Мирослав и Гузель заведовали худлитом (если я правильно помню). Я отправил туда пару рассказов, и они Немировым неожиданно понравились. Мирослав пригласил меня на учредительную тусовку товарищества мастеров исксств "Осумасшедшевшие Безумцы" (Осумбез), которая проходила в клубе "Морисвиль" на Бауманской. Там мы и познакомились. Помню самые первые его слова, сказанные мне: "Здравствуйте, очень приятно, прочитал ваши рассказы, мне понравилось, в общем, давайте общаться, присоединяйтесь к нашему движению и приезжайте в гости, поговорим и все обсудим". (У него при говорении этих слов был очень респектабельный вид — вообще, Слава, когда надо, умел быть солидным, как ни странно.) И тут же широким жестом принял меня в только что образованный Осумбез.

Так я познакомился с Андреем Родионовым, Севой Емелиным, Софронием, Данилой Давыдовым, Володей Нескажу, Сергеем Соколовским,Германом Лукомниковым и еще со многими прекрасными людьми, а потом и вовсе практически со всеми, если так можно выразиться. Начались совместные выступления, публикации, в общем, процесс пошел. А если бы он тогда не пошел, то — см. выше про успех на сайте Проза.ру.

Помню свой первый приезд в гости к Немировым, в их тогдашнюю квартиру в Королёве. Это было в ноябре 2002-го. Немиров сразу сказал: "не раздевайся, пошли за водкой сходим". Пошли в ближайший магазин, купили. Пока ходили, говорили как-то односложно, была какая-то скованность. Потом пришли, выпили, разговорились. В результате я провел у Немировых сутки — мы говорили всю ночь, потом немного поспали, и говорили еще до вечера. Немиров обладал удивительным даром говорить о литературе одновременно просто и максимально содержательно. Он и о себе много рассказывал, и меня обо мне расспрашивал, оказался очень заинтересованным собеседником, не тянул одеяло на себя. Узнав о том, что я в 90-е торговал чаем вразнос, сразу загорелся: "тебе обязательно надо об этом написать!". Я сначала как-то скептически и даже иронически к этому отнесся, а где-то через месяц уже начал писать "Черный и зеленый".

В общем, это было для меня каким-то очень важным общением, и не только и даже не столько в содержательном смысле. Помню, как сразу после этих суток у Немировых поехал в ЦДХ на Нонфикшен. Бродил там среди стендов и испытывал какое-то в высшей степени дурацкое и столь же ценное ощущение, что я теперь в этом литературном мире не посторонний. То есть, весь этот суточный разговор имел для меня какое-то инициатическое значение.

Потом, после 2005-го, когда Осумбез стал естественным образом угасать (такие объединения долго не живут), мы с Мирославом практически перестали общаться в "реале", а до недавнего времени и вовсе несколько лет не виделись — и из-за его тяжелой болезни, и вообще, как-то так обстоятельства сложились, не было поводов.

Мирослав Маратович покидает нас в статусе не общепризнанного, увенчанного лаврами поэта, эссеиста и т.д., а культового, известного не то чтобы в узких, но все же ограниченных кругах. Так получилось исключительно потому, что он сам этого хотел, сам сознательно избегал любого намека на так называемый "успех". Он всю жизнь придерживался несколько странной, несовременной и, как мне раньше казалось, несколько дурацкой стратегии "быть в андеграунде" — в ту эпоху, когда никакого андеграунда как такового уже давно не было. В результате вместо многих солидных томов, изданных НЛО или ОГИ, мы имеем несколько маленьких книжечек стихов, изданных питерским "Красным матросом" и собственным немировским домашним издательством "Немиров". Его гигантское эссеистическое наследие ("Все о поэзии", "Тюменщики" и множество других текстов) остается неизданным и висит фрагментами тут и там в интернете.

Но это вовсе не случай "трагической незамеченности". Нет, он сам так хотел. И теперь, уйдя из нашего непростого мира, он своим уходом фактически устранил препятствие для серьезной публикации его многочисленных текстов. Я очень надеюсь, что это случится в обозримом будущем.

Вообще, Немиров относился к той немногочисленной, избранной категории людей, которые прожили жизнь так, как им самим хотелось. И это следует считать максимально возможным в этой жизни успехом. И ему еще очень сильно повезло в жизни: с ним до его последнего дня была любящая и преданная жена — Гузель. Такая удача мало кому выпадает.

Так что все у него было, на самом деле, хорошо. По большому счету. За вычетом тяжелых болезней и бедности. Но этого мало кому удается избежать. А так — хорошо человек прожил свою жизнь. Так, как он хотел.

Последний раз мы со Славой виделись недавно, в ноябре прошлого года, на церемонии вручения Григорьевской премии в Петербурге. Недолго, но как-то очень тепло поговорили. Он сказал мне много добрых слов, но, по своей привычке, попенял мне на то, что я "продался литературному истеблишменту" (это у него было таким ритуальным упреком в мой адрес). Выпили немного водки. На прощание обнялись — в первый и, как оказалось, единственный раз.

Это было хорошее прощание.

Мирослав, покойся с миром. Я никогда на забуду того, что ты для меня сделал. Мы все тебя любим и помним.

Постепенно становлюсь опытным автором некрологов.

Вечер памяти Немирова вчера прошел хорошо, я считаю. Иногда слышались пьяные вопли, и это было в данном случае органично. Одно пьяное тело упало на пол, но тут же вскочило и побежало куда-то по своим делам.

Приятен звук проезжающего за окном автобуса.

Существует, оказывается, такое явление, как масляный туман. Как причудлива Реальность.

Новопостроенная станция метро "Саларьево" располагается посреди пустоты.

Долгое время ничего не происходило, и вот кое-что произошло: вышла у меня книжка "20 городов" — сборник очерков, которые я писал для "Русской жизни" в 2007-2008. Она должна была выйти еще восемь лет назад, но — лучше поздно, чем никогда. Уже продается в "Фаланстере", "Циолковском" и "Ходасевиче". Будет чуть позже в Питере, Казани, может, еще где-то.

Выглядит книжка примерно так.

Рассветы в Кожухово чрезвычайны.

Например.

Ладно, пусть и здесь будет.

На реках вавилонских

Случайно услышал
Ролик группы Boney M
Мы все очень любили ее
В детстве и отрочестве
Мелодичная такая
Иностранная, заграничная
Группа Boney M
Мы все дико любили ее
Непонятно за что
И вот
Как-то выскочил ролик на ютюбе
Группа Boney M
Песня Rivers of Babylon

Они поют про то
Как их ведут в Вавилон
И просят
Нет, не просят, а требуют
Спеть их песни
Песни сионские

В общем-то, всегда было известно
Что это краткое, вольное
Негритянское изложение
Псалма 136

На реках Вавилонских
Тамо седохом и плакахом
Внегда помянути нам Сиона

И сейчас, слушая эту веселую песню
Вспомнил об этом
Да, эта веселая, с приплясываниями
Песня
Это псалом 136
На реках Вавилонских

Почему-то всегда
Когда приходилось читать
Этот псалом
Не мог толком читать
И начитал плакать
Да, вот так вот
Это, конечно, стыдно

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя
Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего

На этих словах каждый раз
Начинались слезы
Не просто слезы
Судорожные рыдания
Какой-то кошмар
Нельзя же так
Взрослый же человек

Это очень странно
Это было задолго до посещения
Иерусалима

А потом случилось
Посещение Иерусалима
Это была групповая поездка
И не было, конечно, слез
И было хождение по Иерусалиму
По узким улочкам Старого Города
И было ощущение нахождения внутри
Какого-то оранжевого шара
Диаметр которого примерно равен
Моему росту
И единственный раз в жизни
Возникло желание сфотографировать
Самого себя
Попросил товарища
Дал ему фотоаппарат
И попросил его сфотографировать меня
На фоне входа в храм
Гроба Господня

После этого я очень долго
Не слышал песню группы Boney M
Rivers of Babylon

Я еще раз побывал в Иерусалиме
Это уже была индивидуальная поездка
Я остановился в отеле
В Тель-Авиве
И поехал на автобусе в Иерусалим
Зеленые такие автобусы
И приехал в Иерусалим, на автовокзал
Поехал на суперсовременном трамвае
К Старому Городу
Вышел на нужной остановке
Прошел немного вперед
И увидел Старый Город Иерусалима
Построенную турками желтую стену
Я шел к этой стене
И, ну как бы вам это сказать
Слезы вытекали
Из слезных протоков
С этим ничего невозможно было
Поделать

Ну вот так оно, ну вот так

Перешел улицу, подошел к стене
И просто поцеловал ее
Поцеловал стену Иерусалима

Аще забуду тебе, Иерусалиме, забвена буди десница моя
Прильпни язык мой гортани моему, аще не помяну тебе, аще не предложу Иерусалима, яко в начале веселия моего

Потом вошел в Новые ворота
Посетил все, что нужно посетить
Ходил весь день по Старому Городу
Как же там невообразимо хорошо
Не в смысле жить
Это я не знаю
А просто там находиться

Ходил, ходил, и вот уже вечер
Надо идти на трамвайную остановку
И ехать на автовокзал
Вышел через Яффские ворота
Пошел к остановке суперсовременного трамвая
Оглянулся

И уже не стал подходить к стене
И целовать стену
И так было много впечатлений
Накопилась усталость
И пора было ехать домой
Вернее, не домой
А в Тель-Авив
В место временного пребывания

Оглянулся
Темно уже, вечер
Желтые, построенные турками
Стены Старого города
Ярко освещены
При виде этих стен
Несколько часов назад
Произошло выделение слез
Сейчас ничего такого
Устал потому что
И пора ехать в Тель-Авив

И вернулся в Россию
И жизнь продолжилась
С переменным успехом

И вот опять вдруг
Песня группы Boney M
О вавилонском пленении
О том, как евреев вели в плен
И о том, как ведшие их
Просили их петь
Песни Сионские

Как-то вдруг это случайно
Как-то это вот, непонятно откуда взялось
Вдруг зазвучала эта песня
И вспомнился псалом 136

Яко тамо вопросиша ны пленшии нас о словесех песней и ведшии нас о пении: воспойте нам от песней Сионских.
Како воспоем песнь Господню на земли чуждей?

И что тут еще сказать
Пора уже заканчивать это стихотворение