Однажды Георгий в нежном возрасте 29 лет беседовал в Дхарамсале с далай-ламой. И вот, на втором часу беседы Его Святейшество внезапно даровал Георгию просветление. «У тибетских монахов есть правило – раз в год на три месяца уходить в пещеру, и посвящать себя молитвам, медитации и размышлениям. Когда я был молод, в пещере всё проходило отлично. Но после шестидесяти лет я стал серьёзно задумываться. Как-то с возрастом начинает хотеться больше роскоши. Ты сидишь и прикидываешь – а разве Будда запрещал постелить в пещере ковёр? Конечно же, нет. А принести удобный диван? Тоже нет. А поставить туда телевизор? Я вам клянусь, вообще нигде у Будды такого не сказано!».
Георгий тогда не придал этому значения. А щас думает – ну, святой человек. Как в воду глядел. Вот в следующем году Георгию 54 года, и что-то стала его роскошь цеплять. В какие ебеня он только ни ездил, в каких обшарпанных отелях ни спал, включая номера за 200 рублей, какой хуетой он только не питался. А щас ему этого желается меньше и меньше. В Иране, помнится, заселится в убогую комнатушку. Сядет на кровать, ноутбук примостит на колени, и печатает. А щас не. Бронирует Георгий номер, так обязательно шоб ему там полноценный рабочий стол, и завтрак хороший, и поближе к центру, и напротив кафе всякие, чтобы приедешь вечером с репортажа, и можно выйти пожрать. Вентилятор его не устраивает, нужен кондиционер. Вай-фай хороший. И откуда это в Георгии, который вырос в рабочем районе? Возраст виноват, окаянный, точно.
С девушками тоже такое пошло. В семнадцать лет поебаться – любая сойдёт. А уж если с губными усладами – так ууууууу. А теперь что? Хочется и умных разговоров, и шоб вкусностей сготовила, и единения душ. А поебаться? Да-да. Но это полторы минуты в час (ладно, Георгий себе польстит – три минуты), а дальше-то что с ней делать? В семнадцать была у Георгия одна дама со словарным запасом в 30 слов, как Эллочка-людоедка. В постели – зверюга просто. А потом Георгий лежит, курит и молчит. И она молчит. Говорить с ней не о чем. Тогда такое было вполне нормально, а сейчас снова желается роскоши. Правда, дамы-то изменились. Они теперь сами хотят роскоши, чтобы мужик им вкусно сготовил, умно поговорил, соединился душой и качественно выебал. А то чего им, у них вибратор последней модели есть. Этого факта в Дхарамсале, кажется, не учли.
Георгию даже страшно вспоминать, что когда-то он спал на вокзале, положив сумку под голову, на земле, закутавшись в одеяло, в одежде и даже в ботинках, ибо комната промёрзла, и холод собачий. И пил стаканами разбавленный спирт. И трахался с будущей бывшей в примерочной. Это всё было с ним? Блядь, да нет же. Современный Георгий – ну, он такой. Там сибаритство, односолодовый островной вискарь, и вот один раз ему вино подарили за 500 евро. Георгий на него полгода смотрел, не осмеливался открыть. А потом взял и выпил. И как? Ну, так. Зато какие грандиозные понты перед знакомыми, когда небрежно произносишь – «А, ну кстати о птичках. Я тут по случаю винцо пил за 50 тыщ рублей, один олигарх претентовал, поклонник таланта. Что сказать, дребедень».
А уж сколько лени у Георгия с возрастом прибавилось, это ни в сказке сказать, ни пером описать. Заставлять себя куда-то подниматься и ехать – тут внутреннему голосу орденов, как Брежневу дать надо. Ибо этого его тон – «Вставай, скотина. Встал, собрался и поехал, чо ты лежишь, блядь?». Короче говоря, вот через 25 лет ощутил Георгий истинную правду тибетского буддизма. Всё люди видят, всё знают. Одно ведь только теперь ужасает.
Это ж какое желание роскоши ещё лет через 25 у Георгия разовьётся?
Страшно даже подумать.
*На фото – роскошные гостиничные номера Георгия в Польше и Австрии.
(с) Zотов
Георгий тогда не придал этому значения. А щас думает – ну, святой человек. Как в воду глядел. Вот в следующем году Георгию 54 года, и что-то стала его роскошь цеплять. В какие ебеня он только ни ездил, в каких обшарпанных отелях ни спал, включая номера за 200 рублей, какой хуетой он только не питался. А щас ему этого желается меньше и меньше. В Иране, помнится, заселится в убогую комнатушку. Сядет на кровать, ноутбук примостит на колени, и печатает. А щас не. Бронирует Георгий номер, так обязательно шоб ему там полноценный рабочий стол, и завтрак хороший, и поближе к центру, и напротив кафе всякие, чтобы приедешь вечером с репортажа, и можно выйти пожрать. Вентилятор его не устраивает, нужен кондиционер. Вай-фай хороший. И откуда это в Георгии, который вырос в рабочем районе? Возраст виноват, окаянный, точно.
С девушками тоже такое пошло. В семнадцать лет поебаться – любая сойдёт. А уж если с губными усладами – так ууууууу. А теперь что? Хочется и умных разговоров, и шоб вкусностей сготовила, и единения душ. А поебаться? Да-да. Но это полторы минуты в час (ладно, Георгий себе польстит – три минуты), а дальше-то что с ней делать? В семнадцать была у Георгия одна дама со словарным запасом в 30 слов, как Эллочка-людоедка. В постели – зверюга просто. А потом Георгий лежит, курит и молчит. И она молчит. Говорить с ней не о чем. Тогда такое было вполне нормально, а сейчас снова желается роскоши. Правда, дамы-то изменились. Они теперь сами хотят роскоши, чтобы мужик им вкусно сготовил, умно поговорил, соединился душой и качественно выебал. А то чего им, у них вибратор последней модели есть. Этого факта в Дхарамсале, кажется, не учли.
Георгию даже страшно вспоминать, что когда-то он спал на вокзале, положив сумку под голову, на земле, закутавшись в одеяло, в одежде и даже в ботинках, ибо комната промёрзла, и холод собачий. И пил стаканами разбавленный спирт. И трахался с будущей бывшей в примерочной. Это всё было с ним? Блядь, да нет же. Современный Георгий – ну, он такой. Там сибаритство, односолодовый островной вискарь, и вот один раз ему вино подарили за 500 евро. Георгий на него полгода смотрел, не осмеливался открыть. А потом взял и выпил. И как? Ну, так. Зато какие грандиозные понты перед знакомыми, когда небрежно произносишь – «А, ну кстати о птичках. Я тут по случаю винцо пил за 50 тыщ рублей, один олигарх претентовал, поклонник таланта. Что сказать, дребедень».
А уж сколько лени у Георгия с возрастом прибавилось, это ни в сказке сказать, ни пером описать. Заставлять себя куда-то подниматься и ехать – тут внутреннему голосу орденов, как Брежневу дать надо. Ибо этого его тон – «Вставай, скотина. Встал, собрался и поехал, чо ты лежишь, блядь?». Короче говоря, вот через 25 лет ощутил Георгий истинную правду тибетского буддизма. Всё люди видят, всё знают. Одно ведь только теперь ужасает.
Это ж какое желание роскоши ещё лет через 25 у Георгия разовьётся?
Страшно даже подумать.
*На фото – роскошные гостиничные номера Георгия в Польше и Австрии.
(с) Zотов
«Скажут, массаж там был, солярий». Как в Латвии врут о концлагере Саласпилс
80 лет назад Красная Армия освободила один из самых жутких нацистских лагерей. Сейчас латвийская пропаганда изображает место гибели детей почти курортом
…Утро, выходной день, людей нет. Надпись на латышском языке на входе – «За этими воротами стонет земля» - строчка стихов поэта Эйженса Вевериса: латыша, бывшего узника концлагеря. Отчётливо звучит метроном, отбивающий ритм сердца. Я иду по огромному полю, и у меня есть полное ощущение, что почва пульсирует, как живой организм. Знаю людей, которые не смогли сюда прийти – как они сказали, «кажется, едва ступлю на траву, наружу выступит кровь». 80-летие освобождения концлагеря Саласпилс (по-немецки он назывался Куртенгоф) прошло почти незамеченным: нынешние власти Латвии из кожи вон лезут, стараясь принизить масштаб жертв фабрики смерти. Советская историография называла 100 тысяч погибших в Саласпилсе, нынешние латвийские историки настаивают на…2 000. Эту цифру радостно подхватили и Германия, и Франция, и Британия. Более того, на государственном уровне в Латвии продавливается мнение, что это «воспитательно-трудовой лагерь», а не концентрационный. «Я не удивлюсь, если скоро нам скажут – тут роскошный санаторий был, где людей нежили, делали массаж и водили в солярий, - говорит мне рижский бизнесмен Виктор Александров (имя изменено – Авт.). А 12 октября 44-го пришли злые красноармейцы, и прикрыли чудный курорт».
Люди несут мёртвым игрушки
…От бараков на месте лагеря, чьё строительство началось осенью 1941 года, остался только фундамент: немцы снесли их при отступлении. Здания сооружали немецкие евреи и советские военнопленные, практически все они погибли при строительстве. Кстати, Саласпилс – это вовсе не один лагерь, а целый комплекс – в него входило не только поле, где сейчас расположены памятники, а и соседний Stalag 350, и другие «лаги». Попавших в плен советских солдат и офицеров держали на голой земле под дождём, на холоде за колючей проволокой, и почти не кормили. Люди безумели от голода, обгрызали кору на деревьях в человеческий рост, 95 % пленных умерло в первую же зиму. У фундамента, ближе к дальнему краю поля, меня встречает чудовищное зрелище – огромное скопление детских игрушек. Латвийская полиция регулярно их убирает, а люди всё равно несут и несут. Здесь находился детский барак Саласпилса, куда с 1942 года помещали детей партизан из РСФСР. Весной 1943-го привезли тысячи белорусских мальчиков и девочек, из сожжённых деревень после карательной операции «Зимнее волшебство». Советские историки публиковали свидетельства, что через Саласпилс прошли 12 000 детей, и 7 000 были умерщвлены самыми зверскими способами. Сразу же после освобождения концлагеря лишь в одном месте раскопок нашли 632 трупа ребёнка от пяти до девяти лет. Они лежали друг на друге, слоями – те тела, что немцы не успели сжечь. До сих пор при попытках что-то копать на территории лагеря исследователи наталкиваются на пепел и кости - эсэсовцы и латышская охрана Саласпилса несколько месяцев перед приходом РККА сжигали мёртвых малышей, чтобы скрыть масштаб преступлений. Кстати, весь архив концлагеря тоже полностью уничтожили: и рассуждать, что там якобы были убиты «всего» 2 000 человек, по меньшей мере глупо. Но историков Латвии это не смущает.
Брали кровь «для здоровья»
…Игрушек у детского барака сложено очень много – и плющевые медведи, и тигры из мультфильмов, и слон, и куклы, и пожарные машинки. Мокрые от утренней росы медвежата молча смотрят на тебя пластмассовыми глазами – изнутри течёт вода, словно слёзы. Только после «Зимнего волшебства» сюда привезли 20 000 женщин с детьми – из Белоруссии, Ленинградской и Псковской областей. Малыши умирали сотнями – от голода, холода (в баню их гоняли по снегу голыми) и сыпного тифа. В бараках не давали одеял и подушек – спали на досках, ели баланду из картофельной ботвы.
80 лет назад Красная Армия освободила один из самых жутких нацистских лагерей. Сейчас латвийская пропаганда изображает место гибели детей почти курортом
…Утро, выходной день, людей нет. Надпись на латышском языке на входе – «За этими воротами стонет земля» - строчка стихов поэта Эйженса Вевериса: латыша, бывшего узника концлагеря. Отчётливо звучит метроном, отбивающий ритм сердца. Я иду по огромному полю, и у меня есть полное ощущение, что почва пульсирует, как живой организм. Знаю людей, которые не смогли сюда прийти – как они сказали, «кажется, едва ступлю на траву, наружу выступит кровь». 80-летие освобождения концлагеря Саласпилс (по-немецки он назывался Куртенгоф) прошло почти незамеченным: нынешние власти Латвии из кожи вон лезут, стараясь принизить масштаб жертв фабрики смерти. Советская историография называла 100 тысяч погибших в Саласпилсе, нынешние латвийские историки настаивают на…2 000. Эту цифру радостно подхватили и Германия, и Франция, и Британия. Более того, на государственном уровне в Латвии продавливается мнение, что это «воспитательно-трудовой лагерь», а не концентрационный. «Я не удивлюсь, если скоро нам скажут – тут роскошный санаторий был, где людей нежили, делали массаж и водили в солярий, - говорит мне рижский бизнесмен Виктор Александров (имя изменено – Авт.). А 12 октября 44-го пришли злые красноармейцы, и прикрыли чудный курорт».
Люди несут мёртвым игрушки
…От бараков на месте лагеря, чьё строительство началось осенью 1941 года, остался только фундамент: немцы снесли их при отступлении. Здания сооружали немецкие евреи и советские военнопленные, практически все они погибли при строительстве. Кстати, Саласпилс – это вовсе не один лагерь, а целый комплекс – в него входило не только поле, где сейчас расположены памятники, а и соседний Stalag 350, и другие «лаги». Попавших в плен советских солдат и офицеров держали на голой земле под дождём, на холоде за колючей проволокой, и почти не кормили. Люди безумели от голода, обгрызали кору на деревьях в человеческий рост, 95 % пленных умерло в первую же зиму. У фундамента, ближе к дальнему краю поля, меня встречает чудовищное зрелище – огромное скопление детских игрушек. Латвийская полиция регулярно их убирает, а люди всё равно несут и несут. Здесь находился детский барак Саласпилса, куда с 1942 года помещали детей партизан из РСФСР. Весной 1943-го привезли тысячи белорусских мальчиков и девочек, из сожжённых деревень после карательной операции «Зимнее волшебство». Советские историки публиковали свидетельства, что через Саласпилс прошли 12 000 детей, и 7 000 были умерщвлены самыми зверскими способами. Сразу же после освобождения концлагеря лишь в одном месте раскопок нашли 632 трупа ребёнка от пяти до девяти лет. Они лежали друг на друге, слоями – те тела, что немцы не успели сжечь. До сих пор при попытках что-то копать на территории лагеря исследователи наталкиваются на пепел и кости - эсэсовцы и латышская охрана Саласпилса несколько месяцев перед приходом РККА сжигали мёртвых малышей, чтобы скрыть масштаб преступлений. Кстати, весь архив концлагеря тоже полностью уничтожили: и рассуждать, что там якобы были убиты «всего» 2 000 человек, по меньшей мере глупо. Но историков Латвии это не смущает.
Брали кровь «для здоровья»
…Игрушек у детского барака сложено очень много – и плющевые медведи, и тигры из мультфильмов, и слон, и куклы, и пожарные машинки. Мокрые от утренней росы медвежата молча смотрят на тебя пластмассовыми глазами – изнутри течёт вода, словно слёзы. Только после «Зимнего волшебства» сюда привезли 20 000 женщин с детьми – из Белоруссии, Ленинградской и Псковской областей. Малыши умирали сотнями – от голода, холода (в баню их гоняли по снегу голыми) и сыпного тифа. В бараках не давали одеял и подушек – спали на досках, ели баланду из картофельной ботвы.
По показаниям маленьких узников, медицинская служба вермахта массово выкачивала у них кровь для переливания раненым на фронте немецким солдатам, из-за чего истощённые дети быстро погибали. «Кого забирали в больницу - тот оттуда уже не возвращался»: сказала мне бывшая узница концлагеря Елена Грибун. Тем не менее, у латышских историков хватило наглости объявить выкачивание у детей крови «советской пропагандой». Сначала «учёные» вроде сотрудника Музея оккупации Улдиса Нейбургса и «специалистки» Рудите Виксне заявили, что в Саласпилсе немцы вообще не брали у детей кровь – это «миф советских лжецов». Их выступление вызвало скандал и протесты выживших узников концлагеря, которые все до одного подтвердили – кровь у них ещё как брали. Тогда Нейбургс и Виксне нехотя признали – да, кровь у детей немцы действительно забирали, но якобы…с целью анализов. «Вы не можете знать, для чего именно немцы выкачивали из вас кровь, - на голубом глазу говорили они заключённым. – Может, это требовалось для выявления состояния вашего здоровья». Короче, плюй им в глаза, всё равно божья роса.
«Убивайте, экономьте патроны»
…Выставка предметов, принадлежащих узникам Саласпилса на входе в мемориальный комплекс, тоже содержит изрядно вранья. Там отсутствуют фото детей-скелетов, зато есть письма родственников латышским заключённым – «посылаю тебе масло и свинину»: вот, дескать, как хорошо жилось узникам. В экспозиции ни единого слова о том, что концлагерь охраняла латышская рота СС оберштурмфюрера Калейса (центр Симона Визенталя обвинял её в причастности к гибели 30 000 человек), и что людей со станции в лагерь доставлял латышский «шуцманшафт» – вспомогательная полиция. Власти всеми силами пытаются показать, что тогдашние граждане страны якобы непричастны к убийству узников. Заявляется следующее – раз газовых камер не было, значит, Саласпилс и не концлагерь. Тот факт, что людей под угрозой казни заставляли работать, таская камни по 15 часов в день, в ходе чего тысячи умирали на месте, правительство Латвии не волнует. Хотя даже рейхсфюрер СС Гиммлер в 1943 году определил Саласпилс именно как концентрационный лагерь со всеми вытекающими последствиями. Гиммлер же велел убивать детей «подручными средствами»: ударом приклада, для экономии нужных фронту боеприпасов. «Мифы про убийство детей придумали в СССР» - беззастенчиво лжёт латвийская газета Latvijas Avīze. «Мы показываем историю Саласпилса, очистив её от грязи, налипшей в советские годы» - завирается экс-министр культуры Даце Мелбарде.
Дикое количество лжи
…Саласпилский мемориальный ансамбль создали в 1967 году году: кстати, именно латышские скульпторы – Гунар Асарис, Ольгерс Остенбергс, Иварс Страутманис. Сюда перенесли землю из 23 концлагерей со всей территории Латвии. Особо известны статуи «Мать» - женщина, прячущая за спиной детей, «Несломленный» - с умирающим человеком, «Рот фронт» - группа со сжатыми кулаками. Скульптуры давно в ужасном состоянии – бетон крошится от сырости, порос мхом. Никто их не реставрирует. Зато потратили 300 тысяч евро на выставку с письмами, что узникам шлют свинину, и на установку двух стеклянных стел. На одной пояснения, что СССР придумал «мифы» о Саласпилсе, на другой – что Латвия была захвачена Советским Союзом в 1940 году. Какое отношение это имеет к концлагерю, существовавшему в 1941-1944 гг.? Никто объяснить не может. Отдельные «умники» предлагали снести скульптуры и разбить парк с цветочными клумбами – мол, избавимся от «мрачного советского наследия». На плите у входа лежат живые цветы, установлены свечи. Их приносят жители Латвии, дабы почтить погибших. Полиция сбрасывает цветы, но меньше их не становится. Память жива. И, несмотря на то, что латвийские историки ведут свою мерзкую войну с мёртвыми детьми, заливая общество тоннами лжи, исказить правду о зверствах Саласпилса не получается. Как и тот факт, что работу чудовищного концлагеря остановил именно советский солдат.
«Убивайте, экономьте патроны»
…Выставка предметов, принадлежащих узникам Саласпилса на входе в мемориальный комплекс, тоже содержит изрядно вранья. Там отсутствуют фото детей-скелетов, зато есть письма родственников латышским заключённым – «посылаю тебе масло и свинину»: вот, дескать, как хорошо жилось узникам. В экспозиции ни единого слова о том, что концлагерь охраняла латышская рота СС оберштурмфюрера Калейса (центр Симона Визенталя обвинял её в причастности к гибели 30 000 человек), и что людей со станции в лагерь доставлял латышский «шуцманшафт» – вспомогательная полиция. Власти всеми силами пытаются показать, что тогдашние граждане страны якобы непричастны к убийству узников. Заявляется следующее – раз газовых камер не было, значит, Саласпилс и не концлагерь. Тот факт, что людей под угрозой казни заставляли работать, таская камни по 15 часов в день, в ходе чего тысячи умирали на месте, правительство Латвии не волнует. Хотя даже рейхсфюрер СС Гиммлер в 1943 году определил Саласпилс именно как концентрационный лагерь со всеми вытекающими последствиями. Гиммлер же велел убивать детей «подручными средствами»: ударом приклада, для экономии нужных фронту боеприпасов. «Мифы про убийство детей придумали в СССР» - беззастенчиво лжёт латвийская газета Latvijas Avīze. «Мы показываем историю Саласпилса, очистив её от грязи, налипшей в советские годы» - завирается экс-министр культуры Даце Мелбарде.
Дикое количество лжи
…Саласпилский мемориальный ансамбль создали в 1967 году году: кстати, именно латышские скульпторы – Гунар Асарис, Ольгерс Остенбергс, Иварс Страутманис. Сюда перенесли землю из 23 концлагерей со всей территории Латвии. Особо известны статуи «Мать» - женщина, прячущая за спиной детей, «Несломленный» - с умирающим человеком, «Рот фронт» - группа со сжатыми кулаками. Скульптуры давно в ужасном состоянии – бетон крошится от сырости, порос мхом. Никто их не реставрирует. Зато потратили 300 тысяч евро на выставку с письмами, что узникам шлют свинину, и на установку двух стеклянных стел. На одной пояснения, что СССР придумал «мифы» о Саласпилсе, на другой – что Латвия была захвачена Советским Союзом в 1940 году. Какое отношение это имеет к концлагерю, существовавшему в 1941-1944 гг.? Никто объяснить не может. Отдельные «умники» предлагали снести скульптуры и разбить парк с цветочными клумбами – мол, избавимся от «мрачного советского наследия». На плите у входа лежат живые цветы, установлены свечи. Их приносят жители Латвии, дабы почтить погибших. Полиция сбрасывает цветы, но меньше их не становится. Память жива. И, несмотря на то, что латвийские историки ведут свою мерзкую войну с мёртвыми детьми, заливая общество тоннами лжи, исказить правду о зверствах Саласпилса не получается. Как и тот факт, что работу чудовищного концлагеря остановил именно советский солдат.
«Дети открывали рот, падали под стол и умирали. А выжившие бросались на их еду». Читайте в ближайшие дни страшные интервью бывших узниц Саласпилса
(с) Zотов
(с) Zотов
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Видео с моими комментариями: детский барак концлагеря Саласпилс.
Media is too big
VIEW IN TELEGRAM
Видео о том, как прямо на месте Саласпилса перевирается его история и переводятся стрелки вины на СССР. Извините за сумбур в рассуждениях, ибо заебало.
«Одни дети умирали, другие хватали их бурду». Интервью с узницей Саласпилса
Это чудовищно страшно читать. Но надо – пока ещё живы последние свидетели. Потом вспомнить такое станет уже некому, и больше никто не опровергнет ложь
80 лет назад Красная Армия освободила один из самых страшных концлагерей. Сейчас латвийские политики и историки объявляют это место «воспитательно-трудовым», и отрицают, что из детей выкачивали кровь. Георгий взял в Риге интервью у нескольких заключённых Саласпилса, согласившихся рассказать, что творилось в лагере.
Камелия Войтеховна Богумирская (по мужу Валиуллина). Жительница Белорусской ССР, станция Бигосово Витебской области. Была отправлена в Саласпилс в семилетнем возрасте вместе с семьёй 23 февраля 1942 года, и пробыла там до апреля 1943 года.
- Это случилось утром, мама едва каравай в печку поставила. Пришли военные, они все говорили на ломаном русском языке – не знаю, айзсарги (латышское полувоенное формирование – Авт.), либо немцы. На шапках у них знак черепа человеческого был, хорошо помню. Никакой еды с собой взять не дали, очень зло себя вели. Мама собралась, нас одела – четверо детей было у неё. Запихали в сарай вместе с остальными жителями деревни, заперли там. Пошли разговоры, что нас хотят сжечь. Овчарки лаяли кругом. А потом, видимо, пришел другой приказ, отправить всех в концлагерь. Раньше через нашу деревню часто гнали евреев. Они прятались где-то, но их находили. Мама совала нам хлеб, говорила – идите, дайте людям, вы детки, немцы вас не тронут. Мы отдавали, евреи нас поблагодарили, и сказали - «Передайте своим родителям, что жизнь такая – сегодня живём, а завтра гниём». Нас привели на станцию, запихали в вагоны, а там ничего – только солома. Детки ходили в туалет на солому, и её в окно вагона выкидывали. Мужчины просили прохожих бросить снега в вагон, за колючую проволоку, кричали, что дети маленькие, пить хочут - кто-то бросал, а кто-то боялся. Привезли в Саласпилс, завели в барак. Там просто нары и печка, металлом обтянутая. Немцы раздели женщин, голыми оставили совсем, и тщательно осматривали – подмышки, рты, волосы. Вечером стали сортировать – мужчин в одну группу, девушек постарше и женщин в другую, всех в разные бараки. Малышей, что полтора годика, два, три – оставили в детском бараке. Женщины сперва ходили у окон, искали своих, криком кричали, но охрана их отогнала.
- Что вы видели потом?
- Как людей вешали. С двух сторон за подбородок два крюка цепляли, и человек болтается, пока кровью не истечёт. Видела, как женщину наказали. Её выгнали на улицу возле барака дорожку чистить в холод, она взяла одеяло завернуться, а это нельзя. Немцы ей дали кирпич, и велели держать на вытянутых руках. Стоит, шатается. Ещё один кирпич в руки положили, она падает, её утаскивают. Дети в нашем бараке были как старики, не плакали. Чем кормили? В миски нам бурду наливали, хлеб давали пополам с опилками. Дети кушают, и как птички ротик открывают и закрывают…а затем падают под стол и умирают. Я за одним столом со всеми сидела, всё видела. И потом кто быстрее мисочку умершего ухватил, тот и съел. За несколько месяцев мы стали как пластмассовые бутылки – кожа стала прозрачная, все кости видно, руки-ноги тоненькие, а животы большие, распухли от голода. Моего братика Рому в возрасте 4,5 года и других крохотных детей переместили в больницу в Риге, и немцы брали из них кровь для своих солдат раненых. Рома говорит, его молоком поили, чтобы кровь шла – густое молоко, вкусное. В этой больнице 18 детей умерли от того, что кровь забирали, они в братской могилке лежат.
- У вас тоже брали кровь?
- Да, в самом Саласпилсе. Приезжали женщины в белых халатах и мужчины в зелёной форме. С нами не разговаривали – два глотка молока, и иглу в вену. Много выкачивали. Было очень страшно. Мы сознание теряли. Я падала, меня приводили в себя, что-то мне давали. Родителей не пускали к нам. Дети подчинялись молча – не плакали, не капризничали. В бараках на нарах на голых досках мы лежали, без одеял, простыней, подушек, так и спали. Тесно очень было. Одежду кинули кому какую.
Это чудовищно страшно читать. Но надо – пока ещё живы последние свидетели. Потом вспомнить такое станет уже некому, и больше никто не опровергнет ложь
80 лет назад Красная Армия освободила один из самых страшных концлагерей. Сейчас латвийские политики и историки объявляют это место «воспитательно-трудовым», и отрицают, что из детей выкачивали кровь. Георгий взял в Риге интервью у нескольких заключённых Саласпилса, согласившихся рассказать, что творилось в лагере.
Камелия Войтеховна Богумирская (по мужу Валиуллина). Жительница Белорусской ССР, станция Бигосово Витебской области. Была отправлена в Саласпилс в семилетнем возрасте вместе с семьёй 23 февраля 1942 года, и пробыла там до апреля 1943 года.
- Это случилось утром, мама едва каравай в печку поставила. Пришли военные, они все говорили на ломаном русском языке – не знаю, айзсарги (латышское полувоенное формирование – Авт.), либо немцы. На шапках у них знак черепа человеческого был, хорошо помню. Никакой еды с собой взять не дали, очень зло себя вели. Мама собралась, нас одела – четверо детей было у неё. Запихали в сарай вместе с остальными жителями деревни, заперли там. Пошли разговоры, что нас хотят сжечь. Овчарки лаяли кругом. А потом, видимо, пришел другой приказ, отправить всех в концлагерь. Раньше через нашу деревню часто гнали евреев. Они прятались где-то, но их находили. Мама совала нам хлеб, говорила – идите, дайте людям, вы детки, немцы вас не тронут. Мы отдавали, евреи нас поблагодарили, и сказали - «Передайте своим родителям, что жизнь такая – сегодня живём, а завтра гниём». Нас привели на станцию, запихали в вагоны, а там ничего – только солома. Детки ходили в туалет на солому, и её в окно вагона выкидывали. Мужчины просили прохожих бросить снега в вагон, за колючую проволоку, кричали, что дети маленькие, пить хочут - кто-то бросал, а кто-то боялся. Привезли в Саласпилс, завели в барак. Там просто нары и печка, металлом обтянутая. Немцы раздели женщин, голыми оставили совсем, и тщательно осматривали – подмышки, рты, волосы. Вечером стали сортировать – мужчин в одну группу, девушек постарше и женщин в другую, всех в разные бараки. Малышей, что полтора годика, два, три – оставили в детском бараке. Женщины сперва ходили у окон, искали своих, криком кричали, но охрана их отогнала.
- Что вы видели потом?
- Как людей вешали. С двух сторон за подбородок два крюка цепляли, и человек болтается, пока кровью не истечёт. Видела, как женщину наказали. Её выгнали на улицу возле барака дорожку чистить в холод, она взяла одеяло завернуться, а это нельзя. Немцы ей дали кирпич, и велели держать на вытянутых руках. Стоит, шатается. Ещё один кирпич в руки положили, она падает, её утаскивают. Дети в нашем бараке были как старики, не плакали. Чем кормили? В миски нам бурду наливали, хлеб давали пополам с опилками. Дети кушают, и как птички ротик открывают и закрывают…а затем падают под стол и умирают. Я за одним столом со всеми сидела, всё видела. И потом кто быстрее мисочку умершего ухватил, тот и съел. За несколько месяцев мы стали как пластмассовые бутылки – кожа стала прозрачная, все кости видно, руки-ноги тоненькие, а животы большие, распухли от голода. Моего братика Рому в возрасте 4,5 года и других крохотных детей переместили в больницу в Риге, и немцы брали из них кровь для своих солдат раненых. Рома говорит, его молоком поили, чтобы кровь шла – густое молоко, вкусное. В этой больнице 18 детей умерли от того, что кровь забирали, они в братской могилке лежат.
- У вас тоже брали кровь?
- Да, в самом Саласпилсе. Приезжали женщины в белых халатах и мужчины в зелёной форме. С нами не разговаривали – два глотка молока, и иглу в вену. Много выкачивали. Было очень страшно. Мы сознание теряли. Я падала, меня приводили в себя, что-то мне давали. Родителей не пускали к нам. Дети подчинялись молча – не плакали, не капризничали. В бараках на нарах на голых досках мы лежали, без одеял, простыней, подушек, так и спали. Тесно очень было. Одежду кинули кому какую.
Мне дали 56-го размера, а я же маленькая. Ничего, поменялась. Мы целыми днями стояли у окна, и смотрели, как мёртвых выносят, как вешают, как люди упали и идти не могут. Там не одна тысяча детей погибла – сколько их в том лесу закопано, до сих пор кости находят.
- Господи, как же у вас сил нашлось такое пережить?
- Да, пережила такой ужас, поэтому, наверное, долго и живу. Я сказала, чтобы, когда умру, книгу о Саласпилсе мне в гроб положили. Помню, как нас совсем голых гоняли в баню, по снегу, в феврале. Сестра моя старшая Аня братика держала на руках, прижавши к себе. Она погибла. Дизентерия у неё была, её и других, кто заболел, согнали в крематорий и там сожгли заживо, кинули в печь. Это мне свидетели рассказали, старшие. Я прихожу когда сейчас в Саласпилс, очень плохо себя чувствую – там земля смертью дышит. Плачу, без лекарств не могу. В апреле сорок третьего я и Рома уже неходячие были, доходили совсем. Смертность большая была в бараке. Немцы стали детей хозяевам-латышам за деньги раздавать, кому батраки нужны. Вот нас с Ромой и отдали, в кузов бросили и отвезли в Огре. Мама кричала – только не потеряй братика! Нас двоих долго не брали, а потом один взял, айзсарг. Я коров у него пасла, спали в разбитом сарае, после концлагеря это было счастье. Нас не били, но Рома пострадал. Нарвал горох с огорода, съел его. Хозяин взял его за шкирку, завёл на скотный двор, и сказал – ещё хоть раз что-то возьмёшь, я тебя здесь застрелю. И у моего брата в 5 лет половина головы поседела. Он из Саласпилса мало помнит, только больницу, где кровь брали, и как хозяин его убить обещал. Говорит – так далеко кажется, словно кино смотрел или сон приснился. Ромочка тогда прибежал ко мне, а я коров пасла. Я сорвала шаль с себя, завернула его, он босиком, в трусиках и маечке, а холодно, весна же. Он, бедный, говорить на долгое время перестал.
- Помните, как Красная Армия пришла?
- Конечно. Бои шли, бомбили, окна со стёклами выскакивали. Хозяева убежали. Я пошла в подвал, дверь от взрыва бомба захлопнуло, осколком ранило в ногу, я билась об дверь, была вся синяя, а потом боженька мне помог, выбралась. После этого пришли русские. Среди них был доктор, сделал мне уколы, и ногу спас – очень хорошо ко мне отнеслись. Говорят – девочка, что ж ты тут одна делаешь? Отвечаю – я из концлагеря, в Саласпилсе была, родителей моих угнали: я их очень-очень жду. Каждые 2 часа врач мне делал уколы. Но красноармейцы долго не задержались, в наступление шли. А родители мои никогда уже не вернулись, я и не знаю, где они похоронены. И они, и бабушка, и старшая сестра – все погибли. Я даже сейчас ночами слышу крики сестры, как её живьём жгут. Я инвалид первой группы, видите, ноги опухли, костыли. Но помню всё отлично, я с головой дружу.
- Вас обижает, что сейчас в Латвии говорят – дескать, в Саласпилсе зверств не было?
- Да как такую ложь произносить можно? Я слышу это, и кровью плачу. Я выросла, пошла поваром работать. Почему? После концлагеря никак наесться не могла, ужасно хотелось, и думала – буду готовить, хоть после пальцы оближу. Лишь о еде думала. Чудовищное время было, страшное. По-прежнему вижу, как наяву, выжженные номера на руках у женщин. Сапожник в Саласпилсе был один, странно себя вёл, контуженный - у него семью заперли в доме и сожгли заживо. Все люди в концлагере попали туда ни за что.
- Мало уже узников в живых осталось?
- Очень мало. А тех, кто помнит, как нас мучили нас в Саласпилсе – ещё меньше. И вот бывшая президент Латвии Вике-Фрейберга сказала, что девочки в концлагере все были проститутки, простите меня за некрасивое слово. Мол, их немцы спасли от расправы, поэтому в Саласпилс забрали. Да какая ж я проститутка, если мне всего семь лет от роду было? (плачет). Так мало времени прошло, и сколько лжи уже придумывают!
(с) Zотов
- Господи, как же у вас сил нашлось такое пережить?
- Да, пережила такой ужас, поэтому, наверное, долго и живу. Я сказала, чтобы, когда умру, книгу о Саласпилсе мне в гроб положили. Помню, как нас совсем голых гоняли в баню, по снегу, в феврале. Сестра моя старшая Аня братика держала на руках, прижавши к себе. Она погибла. Дизентерия у неё была, её и других, кто заболел, согнали в крематорий и там сожгли заживо, кинули в печь. Это мне свидетели рассказали, старшие. Я прихожу когда сейчас в Саласпилс, очень плохо себя чувствую – там земля смертью дышит. Плачу, без лекарств не могу. В апреле сорок третьего я и Рома уже неходячие были, доходили совсем. Смертность большая была в бараке. Немцы стали детей хозяевам-латышам за деньги раздавать, кому батраки нужны. Вот нас с Ромой и отдали, в кузов бросили и отвезли в Огре. Мама кричала – только не потеряй братика! Нас двоих долго не брали, а потом один взял, айзсарг. Я коров у него пасла, спали в разбитом сарае, после концлагеря это было счастье. Нас не били, но Рома пострадал. Нарвал горох с огорода, съел его. Хозяин взял его за шкирку, завёл на скотный двор, и сказал – ещё хоть раз что-то возьмёшь, я тебя здесь застрелю. И у моего брата в 5 лет половина головы поседела. Он из Саласпилса мало помнит, только больницу, где кровь брали, и как хозяин его убить обещал. Говорит – так далеко кажется, словно кино смотрел или сон приснился. Ромочка тогда прибежал ко мне, а я коров пасла. Я сорвала шаль с себя, завернула его, он босиком, в трусиках и маечке, а холодно, весна же. Он, бедный, говорить на долгое время перестал.
- Помните, как Красная Армия пришла?
- Конечно. Бои шли, бомбили, окна со стёклами выскакивали. Хозяева убежали. Я пошла в подвал, дверь от взрыва бомба захлопнуло, осколком ранило в ногу, я билась об дверь, была вся синяя, а потом боженька мне помог, выбралась. После этого пришли русские. Среди них был доктор, сделал мне уколы, и ногу спас – очень хорошо ко мне отнеслись. Говорят – девочка, что ж ты тут одна делаешь? Отвечаю – я из концлагеря, в Саласпилсе была, родителей моих угнали: я их очень-очень жду. Каждые 2 часа врач мне делал уколы. Но красноармейцы долго не задержались, в наступление шли. А родители мои никогда уже не вернулись, я и не знаю, где они похоронены. И они, и бабушка, и старшая сестра – все погибли. Я даже сейчас ночами слышу крики сестры, как её живьём жгут. Я инвалид первой группы, видите, ноги опухли, костыли. Но помню всё отлично, я с головой дружу.
- Вас обижает, что сейчас в Латвии говорят – дескать, в Саласпилсе зверств не было?
- Да как такую ложь произносить можно? Я слышу это, и кровью плачу. Я выросла, пошла поваром работать. Почему? После концлагеря никак наесться не могла, ужасно хотелось, и думала – буду готовить, хоть после пальцы оближу. Лишь о еде думала. Чудовищное время было, страшное. По-прежнему вижу, как наяву, выжженные номера на руках у женщин. Сапожник в Саласпилсе был один, странно себя вёл, контуженный - у него семью заперли в доме и сожгли заживо. Все люди в концлагере попали туда ни за что.
- Мало уже узников в живых осталось?
- Очень мало. А тех, кто помнит, как нас мучили нас в Саласпилсе – ещё меньше. И вот бывшая президент Латвии Вике-Фрейберга сказала, что девочки в концлагере все были проститутки, простите меня за некрасивое слово. Мол, их немцы спасли от расправы, поэтому в Саласпилс забрали. Да какая ж я проститутка, если мне всего семь лет от роду было? (плачет). Так мало времени прошло, и сколько лжи уже придумывают!
(с) Zотов
Георгий тут что хочет сказать по своему проекту к 80-летию Победы.
Эти публикации будут выходить каждый месяц, до 9 мая. Сколько – я определю, но не менее трёх-четырёх ежемесячно. Возможно, больше, мне следует тут подумать.
Я наблюдаю сейчас, что люди плачут, нервничают, им нелегко это читать. Я часто слышу – «я не смог/не смогла прочесть, очень тяжело». Простите, а зачем же я тогда это делаю? Зачем мне собрали денег всем миром, чтобы я поехал, а вы потом не смогли читать?
Вы представьте, как мне самому было всё слышать и видеть: а я-то уж думал, что в жизни всякое повидал. Но я это делаю и для себя, и для вас. Закрывать глаза и уши не нужно.
Естественно, я буду давать эти публикации не подряд. Я буду разбавлять их другими, в том числе развлекательными постами, историческими, путевыми заметками, сатирой. Да и рекламой, извините. Как обычно. Жизнь цинична, и увы (пожалуйста, не спорьте), тяжело быть постоянно в нервном напряжении, да и не нужно. Если частить с такими текстами, ощущение боли притупится, превратится в привычку. А это нам совершенно ни к чему.
Так что прошу меня понять правильно.
Я уже много сделал, но у меня есть ещё много работы, разъездов. В феврале-марте я поеду в Европу опять. И в Белоруссию. И, надеюсь, в Израиль. К сожалению, не все очевидцы освобождения лагерей согласны пообщаться, у них до сих пор кровь из памяти сочится.
Георгия часто спрашивают – как я могу вам помочь? Очень просто. Попросите своих друзей подписаться на мой тг-канал на время действия проекта к 80-летию Победы.
Пусть больше людей увидят публикации, это ОЧЕНЬ важно.
После 9 мая могут отписываться, слова не скажу.
Спасибо.
Эти публикации будут выходить каждый месяц, до 9 мая. Сколько – я определю, но не менее трёх-четырёх ежемесячно. Возможно, больше, мне следует тут подумать.
Я наблюдаю сейчас, что люди плачут, нервничают, им нелегко это читать. Я часто слышу – «я не смог/не смогла прочесть, очень тяжело». Простите, а зачем же я тогда это делаю? Зачем мне собрали денег всем миром, чтобы я поехал, а вы потом не смогли читать?
Вы представьте, как мне самому было всё слышать и видеть: а я-то уж думал, что в жизни всякое повидал. Но я это делаю и для себя, и для вас. Закрывать глаза и уши не нужно.
Естественно, я буду давать эти публикации не подряд. Я буду разбавлять их другими, в том числе развлекательными постами, историческими, путевыми заметками, сатирой. Да и рекламой, извините. Как обычно. Жизнь цинична, и увы (пожалуйста, не спорьте), тяжело быть постоянно в нервном напряжении, да и не нужно. Если частить с такими текстами, ощущение боли притупится, превратится в привычку. А это нам совершенно ни к чему.
Так что прошу меня понять правильно.
Я уже много сделал, но у меня есть ещё много работы, разъездов. В феврале-марте я поеду в Европу опять. И в Белоруссию. И, надеюсь, в Израиль. К сожалению, не все очевидцы освобождения лагерей согласны пообщаться, у них до сих пор кровь из памяти сочится.
Георгия часто спрашивают – как я могу вам помочь? Очень просто. Попросите своих друзей подписаться на мой тг-канал на время действия проекта к 80-летию Победы.
Пусть больше людей увидят публикации, это ОЧЕНЬ важно.
После 9 мая могут отписываться, слова не скажу.
Спасибо.