Сфера искусственныхъ языковъ воспринимается неоднозначно. Для кого-то это — сущее баловство, не стоящее никакого вниманія. Для другихъ — хобби, средство развлеченія. Для третьихъ — средство повышенія лингвистической квалификаціи.

Я, къ примѣру, въ школьные годы выучилъ эсперанто, романтически воспринимая его въ качествѣ реальной альтернативы англійскому. Несмотря на то, что я постепенно разочаровался сначала въ эсперантскомъ движеніи, подверженномъ лѣвымъ идеямъ, а потомъ и въ самомъ языкѣ, ему я могу быть, всё же, благодаренъ. Посредствомъ знанія эсперанто, мнѣ относительно легко давалась латынь въ университетѣ (здравствуй, классика) и французскій при самостоятельномъ изученіи, не говоря уже о томъ, что я періодически читаю краткія и не очень замѣтки на испанскомъ, языкомъ при этомъ не занимаясь. Иными словами, эсперанто, извѣстный своей относительной простотою, при достодолжномъ использованіи является цѣннымъ аки шерпа проводникомъ въ романскую филологію.

Я и самъ нѣсколько подвизался въ этой сферѣ, но уже развивая идею вспомогательнаго междуславянскаго языка — современнаго наслѣдника старославянскаго языка Свв. Кирилла и Меѳодія. Какъ минимумъ, я былъ въ числѣ переводчиковъ его учебника — самый учебникъ является на текущій моментъ единственнымъ русскоязычнымъ пособіемъ по междуславянскому, а русскій — третьимъ (послѣ чешскаго и англійскаго) языкомъ, на которомъ таковое появилось. Но объ этомъ какъ-нибудь въ другой разъ.

Въ замѣткѣ, что я хочу Вамъ предоставить, я разсуждаю о томъ, каковой была жизнь искусственныхъ языковъ въ Россіи передъ революціей. Замѣтка, разумѣется, не исчерпывающая, но, тѣмъ не менѣе, помогаетъ взглянуть на эту проблему.

Тѣмъ временемъ, на страницахъ Легитимиста вышелъ текстъ моего публичнаго доклада отъ 6 (19) декабря 2021 г. Пріятнаго чтенія!

Приглашаю жителей С.-Петербурга на презентацію своей дебютной книги Маріонъ въ Книжной лавкѣ писателей (Невскій проспектъ, д. 66), что состоится 11 января въ 19:00.

Тихо, безъ помпы и шума. Первая медаль. Врученіе совпало и съ годомъ выхода первой книги, и съ десятилѣтіемъ службы русской словесности. Символично.

Читалъ я тутъ книгу 1826 г. О монархическомъ правленіи Петра Алексѣевича Іовскаго. Книга сама, съ опорой на современную автору философію, является апологетикой монархической идеи и критикой республиканизма. О ней какъ-нибудь въ другой разъ мы съ вами поговоримъ, благо по книгѣ у меня готова статья, ждущая выхода въ одномъ сѣтевомъ изданіи, что я сопровожу замѣткой. Хочется же поговорить о проблемахъ перевода, разъ ужъ нѣсколько разъ мы такую тему поднимали.

Языкъ мѣняется. Это намъ извѣстно. Слова пріобрѣтаютъ новыя значенія, теряютъ старыя. Порой даже становятся антонимами самимъ себѣ. И это нужно учитывать, особенно при чтеніи философскихъ трудовъ (даже столь прикладныхъ, какъ политическіе трактаты). Языку такихъ работъ помимо образности нужна ещё и точность. А значитъ, любой терминъ долженъ быть по возможности однозначнымъ. Но ни одинъ изъ нихъ не застрахованъ отъ измѣненій въ хронологической перспективѣ.

Говоря о политическомъ устройствѣ, Іовскій въ опредѣлённый моментъ разсуждаетъ о самодержавіи. Но его, Іовскаго, самодержавіе отличается отъ нашего. Мы привыкли называть такъ то любую абсолютную монархію, то только тотъ политическій строй, что мы видимъ въ Россійской Имперіи, то, въ радикальныхъ публикаціяхъ, любую форму неограниченной единоличной власти. Іовскій же говоритъ о томъ, что въ республикахъ самодержавнымъ является народъ, а въ монархіяхъ — правительство и монархъ. Современное пониманіе этого термина не вписывается въ его текстъ и даже противоречитъ ему. Ключомъ же къ его пониманію служитъ переводъ.

Въ самомъ началѣ своихъ разсужденій о самодержавіи, Іовскій даётъ цитату изъ Кадисской конституціи 1812 г. въ подкрѣпленіе своихъ словъ, гдѣ употребляетъ терминъ самодержавіе. Въ исходномъ же текстѣ на томъ мѣстѣ мы видимъ слово la soberanía, или суверенитетъ. Вотъ и выходитъ, что самодержавіе въ ту эпоху приравнивалось къ политической самостоятельности. Но если сейчасъ мы говоримъ о суверенности государствъ какъ таковыхъ (исключенія — Ватиканъ, который не имѣетъ государственнаго суверенитета, но является территоріей подъ властью сувереннаго Святого Престола, и Мальтійскій орденъ, имѣющій свой суверенитетъ, но не являющійся государствомъ), то тогда говорилось лишь объ источникахъ самодержавія, сирѣчь суверенитета въ этихъ государствахъ. Такимъ образомъ, по Іовскому въ республикѣ источникомъ суверенитета является народъ, а въ монархіи — монархъ и его правительство. И лишь источникъ суверенитета, лишь самодержецъ обладаетъ полнотой политической свободы (её Іовскій отдѣляетъ отъ свободы личной), а значитъ и властью. Лишь источникъ суверенитета правитъ, лишь онъ самъ держитъ власть. Замѣчательно въ этомъ и то, что такой подходъ лучше соотвѣтствуетъ греческому αυτοκρατία, нежели современное пониманіе самодержавія.

Зная это, къ слову, легче понимать и всю политическую культуру ХІХ в. въ Россіи. Императоръ былъ Самодержецъ какъ Суверенъ, какъ источникъ и хранитель суверенитета, источникъ чести безъ какой-либо привязки къ степени ограниченности его власти (а власть монарха всегда ограничена какъ минимумъ закономъ и природой). Воспріятіе же самодержавія какъ неограниченной единоличной власти было чуждо той эпохѣ, что текстъ Іовскаго (юриста и преподавателя философіи) и подтверждаетъ. Ибо народъ, также могущій обладать самодержавіемъ, не можетъ быть ни единоличнымъ, ни неограниченнымъ властителемъ по опредѣленію.

Прочиталъ намедни (за два или три часа) замѣчательный текстъ — сочиненіе Свт. Василія Великаго ΠΡΟΣ ΤΟΥΣ ΝΕΟΥΣ ΟΠΩΣ ΑΝ ΕΞ ΕΛΛΗΝΙΚΩΝ ΩΦΕΛΟΙΝΤΟ ΛΟΓΩΝ (въ переводѣ О. В. Аліевой Посланіе къ юношамъ о пользѣ греческихъ книгъ). Сама книга (вышедшая по названію перевода въ 2018 г.) содержитъ въ себѣ сначала обширный вводный матеріалъ, разъясняющій контекстъ созданія даннаго посланія, исторію его изученія и переводовъ, а также информацію, позволяющую неспеціалисту (какимъ являюсь въ данной темѣ и я) понять хотя бы въ общихъ чертахъ специфику позднеантичной ромейской литературы.

Самъ текстъ Посланія, опубликованный въ книгѣ сразу въ двухъ варіантахъ — въ оригиналѣ (въ основномъ по публикаціи Буланже) и въ самостоятельномъ переводѣ Аліевой), занимаетъ всего 40 страницъ (по 20 на каждую версію). Остальныя 200 страницъ — это какъ разъ введеніе и текстологическій комментаріи къ оригиналу, болѣе интересный тѣмъ, кто хочетъ активно погрузиться въ ромейскую словесность.

Въ Посланіи, которое я со слѣдующаго года однозначно буду давать своимъ студентамъ на изученіе, поднимаются вопросы образованія и воспитанія молодёжи (включая и аспекты самовоспитанія), актуальные, къ слову, не только для Ромеи ІѴ в., но и для Россіи вѣка ХХІ. Такъ въ Ad. 9:52–53 авторъ наставляетъ то ли своихъ студентовъ, то ли уже нашихъ отпрысковъ: «Ώστε τής νύν δή κρατύσης ταύτης ήττον υμίν νεθεκτέον ή ουτινοσούν τών προδήλως αισχίστων» («Такъ что отъ модной сейчасъ музыки держитесь дальше, чѣмъ отъ любого изъ откровенно постыдныхъ дѣлъ»). Кто изъ насъ не говорилъ похожаго своимъ младшимъ братьямъ или сёстрамъ, а то и дѣтямъ?

Основной же тезисъ Посланія — берите изъ окружающаго васъ только то, что ведётъ васъ по пути добродѣтели — никогда не сможетъ устарѣть или быть воспринятъ превратно. Нѣтъ у Свт. Василія запрета знакомиться съ литературой, миѳами и прочимъ. Есть лишь наставленіе мыслить критически при познаніи міра. Нѣшто это плохо?

Вообще же, очень интересно, что въ эпоху христіанизаціи Имперіи именно епископатъ выступалъ за сохраненіе античнаго наслѣдія (хотя античность-то ещё и не кончилась по традиціонному представленію), спасая его какъ отъ неофитовъ, такъ и отъ чрезмѣрно усердствующихъ монастыреначальниковъ. Въ самомъ дѣлѣ, европейское христіанство изначально воспринимало себя какъ продолжателя и совершенствователя античности. Противопоставленіе христіанской эпохи (т. н. «тёмнаго средневѣковья») античности — это всего лишь конструкція эпохи Возрожденія, малосопоставимая съ реальностью, но, увы, крѣпко засѣвшая въ умахъ. Такіе тексты какъ классиковъ, такъ и грамотныхъ комментаторовъ, доказываютъ, что никакого разрыва или отказа не было. И Свт. Василій Великій, одинъ изъ Patres Ecclesiae, свободно цитирующій Гесіода, Гомера, Платона и Діогена, тому яркое доказательство.

Очень хорошее и интересное видео Никиты Алексѣевича о буквѣ Ё и о томъ, что чужою волею мы недооцѣниваемъ Карамзина.

https://youtu.be/_O0Dsr5QfcY

Я не пишу тутъ о текущей политикѣ (независимо отъ повода, причинъ и событій), но скажу лишь, что данное мнѣніе не раздѣляется всѣми сторонниками традиціоннаго правописанія русскаго языка. Мы въ цѣломъ политически плюралистичны и не связаны одной идеологіей, потому прошу не судить обо всѣхъ насъ однобоко на основаніи записей отдѣльныхъ лицъ.

Я же въ цѣломъ отказываюсь отъ любыхъ комментаріевъ на украинскую тему. Тѣмъ, кто знаетъ меня лично, моя позиція и такъ извѣстна. Выносить мнѣніе на публику я не хочу.

Русскій философъ Владиміръ Сергѣевичъ Соловьёвъ ввёлъ философскую концепцію Софіи — Божественной Мудрости, соединяющей въ себѣ міръ матеріальный и міръ божественный. До него схожую идею высказалъ Вильгельмъ фонъ Гумбольдтъ, помѣстившій между міромъ вещей и міромъ духа языкъ, воспринимаемый имъ въ роли народной души, народнаго характера и народнаго разума.

Интересное соприкосновеніе.

#философія

Мой коллега, поэтъ Александръ Георгіевичъ Саньковъ, поговорилъ о реформѣ русскаго правописанія. Краткое, но интересное видео, однако, не полностью раскрывающее, на мой взглядъ, поставленные вопросы. Тѣмъ не менѣе, рекомендую.

https://www.youtube.com/watch?v=RY-OdRVyid4

Р.Ѕ. Для простыхъ мыслей, не подходящихъ по тематикѣ Замѣткамъ, я организовалъ смежный каналъ, дабы не смѣшивать разные жанры. Тамъ потокъ сіюминутныхъ мыслей будетъ больше, скорѣе всего. Здѣсь же будутъ, какъ и прежде, только крупные и продуманные тексты и анонсы.

https://t.iss.one/cousnaitsophe_thoughts

16 февраля 2012 года (по ст. ст.) — тогда это было григоріанское 29 февраля — я сдѣлалъ выборъ, который во многомъ опредѣляетъ сейчасъ всю мою дѣятельность. Именно съ этого дня я отсчитываю свой путь въ русской словесности. Въ тотъ день, десять лѣтъ назадъ, я публично заявилъ о томъ, что-де отнынѣ я перехожу на дореформенную орѳографію. Прелесть цифрового вѣка — и его же проклятіе — заключена въ томъ, что единожды попавшее въ сѣть ею же и запоминается. Такъ и эта дата сохранилась въ исторіи, хотя я не жалуюсь на память и спокойно о ней помнилъ, помѣщая её посредѣ иныхъ датъ разной степени важности и благопристойности. Но въ данномъ случаѣ она знаменуетъ нѣкоторый рубежъ, съ высоты котораго стоило бы оглянуться назадъ.
За спиной десять лѣтъ нелёгкаго пути въ мірѣ спонтаннаго прескриптивизма, агрессивныхъ комментаторовъ и простого обывательскаго непониманія. Десять лѣтъ совершенствованія въ познаніи родного языка, настройки словеснаго инструментарія и его робкаго использованія на холстѣ. Я былъ совсѣмъ мальчишкой, учащимся въ десятомъ классѣ Кадетской школы ботаникомъ, что-то постоянно пишущтмъ въ тетради на перемѣнахъ, мыслящимъ себя, въ пылу юношескаго максимализма, настоящимъ Поэтомъ, ярымъ нонконформистомъ. У меня давно была тяга къ традиціонному правописанію. Увидѣнные въ подаренной моимъ дорогимъ дядюшкою въ далёкомъ 2005 году книгѣ яти и і вскорѣ привели меня на путь пытливаго интереса, неомрачённаго Интернетомъ и небумажными справочниками. Постепенно рисунокъ ятя я сталъ помѣщать на разныхъ вещахъ — этимъ лѣтомъ, напримѣръ, я обнаружилъ его выгравированнымъ на столѣ на верандѣ въ домѣ моихъ бабушки и дѣдушки. Ему — столовому ятю — давно уже больше дюжины лѣтъ.
И вотъ, въ 2012 году моя пытливость и появленіе у меня Интернета сыграли свою роль. За двѣ недѣли (съ 1 по 16 старостильнаго февраля) я освоилъ черезъ послѣдній всѣ необходимыя правила, зачатки которыхъ мнѣ были извѣстны и до того по энциклопедіямъ моей тётушки (красочно описавшими мнѣ мѣстоположеніе і на звѣздной картѣ мірозданія). И дальше начались долгіе крестовые походы.
Всему необходима практика, и моя практика проходила какъ черезъ чтеніе, такъ и черезъ письмо. Очень скоро я освоился и сталъ писать художественные тексты въ традиціонной, сталъ общаться съ другими энтузіастами (съ одними изъ которыхъ мои пути разошлись на фонѣ ихъ русофобіи, а съ другими — изъ-за ихъ возвращенія къ пореформеннымъ правиламъ), что вылилось въ написаніе достаточно спорной по содержанію статьи, въ которой я излагалъ своё мнѣніе, и въ которой я приводилъ перечень правилъ. Въ томъ же 2012 г. она вышла въ свѣтъ въ единственномъ извѣстномъ мнѣ на тотъ моментъ періодическомъ изданіи въ традиціонномъ правописаніи.
Несмотря на опасенія учителей («привыкнешь писать яти въ концѣ словъ, и завалишь всѣ экзамены»), я успѣшно сдалъ выпускныя испытанія и кадетскую форму и поступилъ на Историческій факультетъ. Архангельскій университетъ былъ замѣчательнымъ мѣстомъ. Никто изъ преподавателей не ставилъ мнѣ въ упрёкъ пользованіе традиціонной. Да и студенты, за исключеніемъ всего одного за 4 года инцидента, не обращали на это вниманія въ негативномъ ключѣ. Напротивъ, самый фактъ таковой приверженности приводилъ лишь къ позитивнымъ результатамъ. Мнѣ легко давалась палеографія (благо, мой тогдашній плохой почеркъ пріучилъ меня разбирать рукописные тексты задолго до университета), меня пригласили палеографомъ же на раскопки на Соловки (къ сожалѣнію, сорвавшіяся), я спорилъ съ преподавателями и побѣждалъ, когда рѣчь заходила, напримѣръ, о написаніи ятя. Въ то же время я завоевалъ уваженіе коллегъ своей твёрдостію и познакомился съ рядомъ интересныхъ дѣятелей (чего только стоитъ Николай Чэнь — православный китаецъ, изначально выучившій русскій языкъ въ «старомъ правописаніи»). На второмъ курсѣ меня пригласили выступить въ стѣнахъ Новгородскаго университета въ рамкахъ Фестиваля языковъ по темѣ дореформенной орѳографіи, что было первымъ моимъ публичнымъ выступленіемъ внѣ семинарскихъ занятій вообще.

До магистратуры было опредѣлённое затишье, хотя въ то время я частенько консультировалъ кого-то въ сѣти по вопросамъ правописанія.
Въ 2018 году, уже будучи магистрантомъ С.-Петербургскаго университета, я познакомился съ Михаиломъ Спартаковичемъ Тейкинымъ, благодаря чему моя дѣятельность въ сферѣ традиціонной орѳографіи набрала обороты. Я сталъ больше читать новыхъ книгъ въ традиціонной, находить знакомства, выстраивать связи. Къ тому времени я снова сталъ активно писать, и уже въ 2019 г. въ свѣтъ выходитъ ІІІ выпускъ Трудовъ по русскому правописанію, гдѣ опубликованы двѣ мои статьи и подборка моихъ художественныхъ текстовъ. Постепенно начинаютъ появляться и прочія мои публикаціи, а моё имя пріобрѣтаетъ нѣкоторую, пускай и незначительную, извѣстность. Уже въ этомъ статусѣ я сначала въ 2020 г. участвую въ эѳирѣ Шизофразіи (надѣюсь, второй сезонъ состоится), затѣмъ дважды въ эѳирѣ канала Воздухъ (второй разъ съ Михаиломъ Спартаковичемъ) и на страницахъ Печорина, въ первомъ своёмъ интервью. А въ прошломъ году вышла и моя первая книга — Маріонъ, — въ которой, я надѣюсь, я показалъ нѣкоторую степень своего мастерства.
Постепенно я начинаю писать статьи для новостныхъ изданій, служу внѣштатнымъ корректоромъ (2 книги вышло и 3 на подходѣ) и консультантомъ, разрабатываю курсъ правописанія, да и просто насыщаю инфосферу текстами въ традиціонной орѳографіи, дабы незнающіе узнавали и просвѣщались. Для того на зимняго Николу я и выступалъ съ докладомъ о реформѣ. Просвѣщать и обучать. Я же педагогъ, это моя работа.
Въ цѣломъ, дѣло идётъ. Десять лѣтъ назадъ сложно было представить, что сейчасъ всё такъ сложится, и что моя жизнь будетъ связана съ ятями и ерами, что это не будетъ мимолётнымъ баловствомъ, а станетъ чѣмъ-то большимъ, чѣмъ-то опредѣляющимъ. Меня вѣдь, въ самомъ дѣлѣ, уже невозможно представить инымъ. Такова судьба, которую я выбралъ самъ. Это десятилѣтіе не прошло даромъ для меня, и надѣюсь, что и для русской словесности тоже. А слѣдующее обѣщаетъ ещё большихъ успѣховъ и достиженій. Надо работать дальше.

Помните, что мы, и только мы, опредѣляемъ, какимъ путёмъ намъ идти. И лучше, по завѣту Уитмана, выбирать нехоженный путь и пробираться сквозь него. Какъ видите, такой путь не безплоденъ. Главное идти. И это относится ко всему въ нашей жизни.

Раздѣлите эту дату со мной: кто свѣжимъ чаемъ, кто вкуснымъ виномъ, кто насыщеннымъ сидромъ. Уважьте старика.

Вашъ покорный слуга, Н. В. Кузнецовъ.

Читаю Очерки исторіи философіи языка В. И. Медвѣдева (дочитываю: сегодня до обѣда завершу) и удивляюсь тому, что авторъ, за рѣдкими исключеніями, используетъ только русскіе и англійскіе переводы философскихъ текстовъ, обращаясь къ первоисточникамъ лишь тогда, когда они написаны на русскомъ и англійскомъ (и то, если англоязычный текстъ переведёнъ на русскій, то онъ работаетъ съ переводомъ, а не съ оригиналомъ).

Хотя это и созвучно мыслямъ проф. А. И. Любжина о томъ, что въ современной ситуаціи упадка у насъ гуманитарнаго знанія никого не должно удивлять то, что философъ не знаетъ языковъ и работаетъ лишь съ переводами [Сумерки всеобуча. С. 17.], это всё равно оставляетъ нѣкоторый осадокъ.

Не то, чтобы я былъ полиглотомъ, читающимъ всё строго въ оригиналѣ (это не такъ, да и изъ моихъ 6 языковъ я не всѣ использую для чтенія: на украинскомъ и болгарскомъ особо много по интересующимъ меня темамъ не почитать, а норвежскій даже въ Норвегіи замѣнёнъ въ наукѣ англійскимъ), но я не могу не задаться вопросомъ: какъ мы можемъ, говоря о философской проблематикѣ языка, включающей въ себя среди прочихъ проблемы перевода и интерпретаціи, работать именно съ переводами? Это же поднимаетъ вопросъ адекватности пониманія текста первоисточниковъ, вопросъ, который, абстрактно и теоретически, и такъ описывается Медвѣдевымъ. Или это уже спеціальное созданіе поля для практическаго разсмотрѣнія даннаго вопроса читателемъ?

Ленинъ или Лѣнинъ?

Какъ правильно писать: Ленинъ или Лѣнинъ? Вопросъ, казалось бы, простой. Всѣ мы знаемъ, что правильно писать Владиміръ Бланкъ Ульяновъ. Но, кромѣ шутокъ, вопросъ-то не изъ пустыхъ.
Мы можемъ найти въ сѣти упоминанія даннаго персонажа въ записи традиціонной орѳографіей какъ Владиміра Лѣнина, но они въ большинствѣ своёмъ продуктъ нашей современности, а не передача дореформенныхъ или эмигрантскихъ текстовъ. Если мы посмотримъ на аутентичные тексты, то замѣтимъ, что во всѣхъ нихъ его псевдонимъ передаётся черезъ е. Самъ онъ связанъ съ рѣкой Леной (не съ ленскимъ разстрѣломъ, какъ гласитъ пропаганда, и не съ Ленинскимъ монастырёмъ въ Германіи, о чёмъ говорятъ порой сторонники нѣмецкаго слѣда) и былъ полученъ имъ по наслѣдству, вмѣстѣ съ документами, отъ Николая Егоровича Ленина, что позволило ему уѣхать изъ Россіи (жаль, что не навсегда). Хотя и есть версія, что Ленинымъ онъ звался потому, что не могъ зваться Волгинымъ, поелику этотъ рѣчной псевдонимъ использовался много кѣмъ до него, и ему пришлось выбрать другую рѣку. Какъ бы то ни было, ни одна изъ версій не позволяетъ писать его псевдонимъ черезъ ять сама по себѣ, да и тексты дореволюціонные и эмигрантскіе подтверждаютъ сіе.
Тѣмъ не менѣе, существовала и фамилія Лѣнинъ, и она была значительно извѣстнѣе въ своё время у читающей публики Россіи. Она уже иного происхожденія, однокоренная слову лѣнь. Въ повѣсти Сѣрный ключъ [Сто русскихъ литераторовъ. Томъ І. — СПб., Типографія А. Смирдина, 1839.] мы видимъ персонажа съ такой фамиліей. Н. Н. Муравьёвъ въ 1829 г. началъ изданіе стихотворнаго романа Лѣнинъ, или жизнь поэта, въ которомъ такъ именовался главный герой. Въ водевилѣ Брюзга, или Максимъ Петровичъ Недоволинъ, поставленномъ въ 1842 г. также былъ персонажъ, названный переводчикомъ П. А. Каратыгинымъ Лѣнинымъ. Александръ Ивановичъ и Софья Семеновна Лѣнины были главными героями драмы Жертва интриги М. Кирьяковой, изданной въ 1879 году.
Помимо литературныхъ персонажей исторія запомнила и каргопольскаго воеводу Ивана Яковлевича Лѣнина (упомянутъ въ первомъ томѣ Розыскныхъ дѣлъ о Ѳедорѣ Шакловитомъ и его сообщникахъ, изданномъ въ Петербургѣ въ 1893 г.), и писателя В. П. Лѣнина, автора Сборника пѣсенъ для низшихъ и среднихъ учебныхъ заведеній, и музыканта П. Лѣнина (въ Книжномъ вѣстникѣ за 1886 г. мы дважды встрѣтимъ его изданія: въ выпускахъ отъ 1 ноября и 15 декабря, къ тому же афишъ съ его именемъ мы можемъ найти много). Да и простыхъ лицъ — студентовъ, крестьянъ, заводчиковъ — съ такой фамиліей мы можемъ найти немало даже при бѣгломъ поискѣ.

Такъ что, какъ бы ни былъ по-обломовски лѣнивъ В. И. Ульяновъ, онъ всё же былъ Ленинымъ, а не Лѣнинымъ. И не стоитъ его переименовывать. Хватитъ съ него и того, что онъ уже запачкалъ одну изъ этихъ фамилій собою настолько, что и носители второй въ пореформенной записи не отличаются въ глазахъ обывателя отъ возлежащаго въ зиккуратѣ человѣка, прахъ коего слѣдовало бы отправить въ Германію, изъ которой въ Россію прибыло немало вредныхъ мыслей и опасныхъ мыслителей.

Какими мы представляемъ себѣ антіутопіи? Замятинъ и Оруэллъ пріучили насъ къ описаніямъ тотальнаго контроля за личностью, навязываемаго аскетизма и постоянной пропаганды. Списанное съ тоталитарныхъ обществъ ихъ современности и доведённое до абсолюта. Что же мы видимъ у Хаксли? У Хаксли мы видимъ общество такого же тотальнаго рабства, какъ и у его коллегъ. Но это рабство есть рабство удовольствій. Порабощеніе черезъ удовлетвореніе каждой потребности. Но, при этомъ, по-платоновски, отсутствуетъ семья. Ея просто нѣтъ въ этомъ мірѣ. Дѣторожденіе лишено біологіи, сведено до конвейера, на которомъ каждый человѣкъ заранѣе программируется на ту роль, что ему суждено сыграть. Мораль въ этомъ обществѣ выстроена на подчиненіи индивидуума обществу. Потому каждый обобществлёнъ. Каждый принадлежитъ каждому. Не нужно даже брать талоновъ на сексъ, какъ то было у Замятина. Тотальное потребленіе, обоществлённость, запретъ цѣломудрія, старости и уединенія («Ну правда, чѣмъ заняться, уйдя отъ общества? Да практически ничѣмъ».) — всё это и приводитъ къ тотальному контролю. Но контролю безъ страха и репрессій со стороны государства (какъ то было у Замятина и Оруэлла), контролю со стороны общества же, которое выстроено такъ, что каждый, кто хоть сколько-то отличается, чьё мнѣніе хоть сколько-то отличается отъ «нормальнаго» есть Дикарь, котораго нужно избѣгать, котораго нужно подвергнуть остракизму. И что-то подсказываетъ, что эта форма тотальной диктатуры гораздо болѣе осуществима, нежели тѣ, что мы видѣли. Она долговѣчнѣе, она кажется заманчивѣе и пріемлемѣе. Да и общество любитъ подвергать остракизму; даже самое либеральное изъ обществъ находитъ въ этомъ удовольствіе. Но, Форде упаси, если эта утопія осуществится.

[Выше было краткое мнѣніе для сайта Буквоѣдъ.]

Антіутопіи Замятина и Оруэлла показываютъ намъ доведённое до абсолюта тоталитарное общество съ явно коммунистической экономикой. Всё и вся находится въ подчиненіи, всѣ ограничены во всёмъ. Хаксли на этомъ фонѣ кажется авторомъ, описавшимъ капиталистическую антіутопію. И на первый взглядъ такъ и кажется: общество неудержимаго потребленія, всё выстроено вокругъ удовлетворенія тѣлесныхъ удовольствій, всё завязано на экономической цѣлесообразности. Но въ то же время, въ этомъ обществѣ нѣтъ ни зловещаго Большого Капитала, ни конкуренціи, ни подчиненія государства капиталу (то, чего опасаются критики капитализма). Напротивъ, въ этомъ обществѣ бизнесъ полностью подчинёнъ государству, всё стандартизировано — даже люди спеціально выращиваются стандартизированными близнецами (до 11 тыс. особей съ однимъ геннымъ наборомъ). Экономика пусть и заточена на постоянное производство и потребленіе, но не позволяетъ выходить за установленныя границы. Хотя, казалось бы, максимальное разнообразіе товаровъ и услугъ должно бы было только способствовать неудержимому потребленію. Но оно же привело бы къ индивидуализаціи, что не допустимо въ этомъ обществѣ. Всякій, кто проявляетъ индивидуальность, въ этомъ обществѣ страдаетъ. Онъ не находитъ себѣ мѣста въ нёмъ. Онъ для него либо чудной, либо — Дикарь. И дикарь Джонъ — этотъ отголосокъ нашего міра — страдаетъ въ нёмъ больше всѣхъ, поскольку съ его перспективы ясно видно, что это общество есть общество рабовъ. Въ нёмъ нѣтъ мѣста Генію, нѣтъ мѣста любви, нѣтъ мѣста ничему, кромѣ удовлетворенія тѣлесныхъ страстей. А значитъ, въ нёмъ нѣтъ мѣста и человѣку.

Если Замятинъ описываетъ рабство черезъ лишеніе личности и личнаго, а Оруэллъ — черезъ терроръ и пропаганду, то у Хаксли рабство основано на чрезмѣрной привязкѣ къ матеріальному, на обоществленіи и овеществленіи человѣка. Герои и Замятина, и Оруэлла сохраняютъ нѣкоторую индивидуальность. Біологически они свободнѣе, всё ихъ рабское положеніе создаётся лишь извнѣ. У Хаксли же индивидуальность есть черта дикарей и еретиковъ, а рабство вшивается человѣку въ мозгъ и инстинкты ещё до его рожденія. Лишь изрѣдка кто-то да обрѣтаетъ индивидуальность: кто-то черезъ физическое отличіе, кто-то изъ-за интеллекта. Но они черезъ неё страдаютъ.

Разнятся и итога «бунта». У Замятина бунтъ завершается операціей по хирургическому удаленію фантазіи и показательной казни виновниковъ бунта. Его главный герой лишёнъ индивидуальности и окончательно порабощёнъ, какъ и всё человѣчество. У Оруэлла бунтовщики проходятъ черезъ пытки и казнь, а читатель понимаетъ, что и бунта-то не было. У Хаксли же бунтовщики оказываются въ иной ситуаціи. Двое, включая изначальнаго главнаго героя, просто отправлены въ ссылку къ такимъ же бунтовщикамъ. Убійство есть принесеніе страданія, а оно въ этомъ обществѣ невозможно. Потому бунтовщику даётся выборъ. Кто-то, какъ Мустафа Мондъ, выбираетъ подчиненіе и въ итогѣ становится однимъ изъ правителей міра. Другіе же держатся за бунтъ и мирно уходятъ на одинъ изъ острововъ, гдѣ живутъ такіе же люди. Лишь Дикарь, человѣкъ извнѣ, принимаетъ иное рѣшеніе. Онъ стремится очиститься отъ скверны дивнаго новаго міра и въ итогѣ погибаетъ, но погибаетъ по своей волѣ, чѣмъ, по сути, и побѣждаетъ. Лишь у Хаксли бунтъ завершается побѣдой бунтовщика, но бунтовшика извнѣ. А значитъ, въ этомъ мірѣ нѣтъ мѣста ещё и надеждѣ.

Всех задержанных отпустили, благодарим за поддержку и огласку!

Уверены, если бы не широкое обсуждение в СМИ и блогах — нас бы держали в застенках куда дольше, и неизвестно, чем бы всё это закончилось.

Мы не спустим на тормоза произошедшее безобразие и попробуем учинить проверку правомерности сегодняшних действий силовиков.