11 мая 1989 года (четверг)
Как уже писалось в предыдущих выпусках нашей хроники, ко второй декаде мая протесты потеряли свою остроту. Власти наконец-то пообещали студентам диалог, занятия в большинстве вузов возобновились, цели и задачи выступлений по-прежнему были размыты…
Выдвинувшиеся к тому моменту лидеры боялись, что властям удастся «спустить протесты на тормозах». Чтобы поддерживать накал на высоком уровне, нужен был новый мощный инфоповод. И он нашёлся.
11 мая дацзыбао с призывами начать голодовку появились в кампусе Бэйда. Руководство Независимого союза студентов Пекина собралось, чтобы обсудить, стоит ли переходить к таким крайним мерам. Большинство высказалось за выжидательную позицию, понимая, что резкие действия оттолкнут тех членов Политбюро, которые выступали за диалог. Но ряд студенческих вожаков (Ма Шаофан, Ван Дань, Уэркайси и другие) решили голодать, несмотря на решение Федерации…
Как уже писалось в предыдущих выпусках нашей хроники, ко второй декаде мая протесты потеряли свою остроту. Власти наконец-то пообещали студентам диалог, занятия в большинстве вузов возобновились, цели и задачи выступлений по-прежнему были размыты…
Выдвинувшиеся к тому моменту лидеры боялись, что властям удастся «спустить протесты на тормозах». Чтобы поддерживать накал на высоком уровне, нужен был новый мощный инфоповод. И он нашёлся.
11 мая дацзыбао с призывами начать голодовку появились в кампусе Бэйда. Руководство Независимого союза студентов Пекина собралось, чтобы обсудить, стоит ли переходить к таким крайним мерам. Большинство высказалось за выжидательную позицию, понимая, что резкие действия оттолкнут тех членов Политбюро, которые выступали за диалог. Но ряд студенческих вожаков (Ма Шаофан, Ван Дань, Уэркайси и другие) решили голодать, несмотря на решение Федерации…
12 мая 1989 года (пятница)
Первыми о решении голодать на площади Тяньаньмэнь объявили Ван Дань, 20-летний студент истфака Бэйда, и Чай Лин, 23-летняя студентка психологического факультета Пекинского педагогического.
Коллегиальное решение Независимого союза студентов по поводу голодовки было отрицательным. Ещё в начале дня большинство студентов также негативно относились к этой акции.
Однако, как вспоминают очевидцы, всё поменялось вечером 12 мая, когда Чай Лин, яркая и харизматичная, выступила с эмоциональной речью, разъясняющей мотивы её поступка.
До визита Горбачёва оставалось три дня, и студенты решили, что лучшим способом вынудить власти считаться с ними, будет громкая акция на площади Тяньаньмэнь, где и должна была пройти торжественная церемония встречи советского лидера.
Официально голодовка началась на следующий день – 13 мая.
Первыми о решении голодать на площади Тяньаньмэнь объявили Ван Дань, 20-летний студент истфака Бэйда, и Чай Лин, 23-летняя студентка психологического факультета Пекинского педагогического.
Коллегиальное решение Независимого союза студентов по поводу голодовки было отрицательным. Ещё в начале дня большинство студентов также негативно относились к этой акции.
Однако, как вспоминают очевидцы, всё поменялось вечером 12 мая, когда Чай Лин, яркая и харизматичная, выступила с эмоциональной речью, разъясняющей мотивы её поступка.
До визита Горбачёва оставалось три дня, и студенты решили, что лучшим способом вынудить власти считаться с ними, будет громкая акция на площади Тяньаньмэнь, где и должна была пройти торжественная церемония встречи советского лидера.
Официально голодовка началась на следующий день – 13 мая.
Так называемый «Манифест голодовки» родился из речи Чай Лин, которую она произнесла (по легенде, спонтанно) на площади Тяньаньмэнь поздним вечером 12 мая.
Сама речь – набор эмоциональных штампов:
«…Нам повезло иметь родителей, которые растили нас, чтобы мы были студентами вузом. Сейчас для нас наступило время перестать есть. Правительство лгало нам, игнорировало нас. Всё, чего мы хотим, это чтобы правительство начало диалог с нами и сказало, что мы не предатели. Мы, дети, готовы умереть. Мы, дети, готовы принести нашу жизнь в жертву правде. Мы, дети, готовы пожертвовать собой. Но мы хотим сражаться, чтобы жить!»
Кстати, после этой речи один из находившихся на площади, писатель по имени Бай Мэн, так впечатлился, что побежал и купил для Чай Лин пельменей.
Это Китай, в конце концов.
Сама речь – набор эмоциональных штампов:
«…Нам повезло иметь родителей, которые растили нас, чтобы мы были студентами вузом. Сейчас для нас наступило время перестать есть. Правительство лгало нам, игнорировало нас. Всё, чего мы хотим, это чтобы правительство начало диалог с нами и сказало, что мы не предатели. Мы, дети, готовы умереть. Мы, дети, готовы принести нашу жизнь в жертву правде. Мы, дети, готовы пожертвовать собой. Но мы хотим сражаться, чтобы жить!»
Кстати, после этой речи один из находившихся на площади, писатель по имени Бай Мэн, так впечатлился, что побежал и купил для Чай Лин пельменей.
Это Китай, в конце концов.
Любопытное свидетельство о событиях, предшествующих голодовке.
Один из идеологов перехода к решительным мерам – голодовке, Ма Шаофан, на собрании Независимого союза студентов заявлял, что, по его сведениям, реформаторское крыло в руководстве КПК (Чжао Цзыян и Ху Цили) надеется на эскалацию конфликта на площади и уверено, что это позволит им преодолеть сопротивление консерваторов. Однако создатель и лидер Независимого союза Ван Чаохуа заявил, что организация не имеет права при принятии столь важных решений опираться на слухи.
Как следствие, Независимый союз проголосовал против эскалации конфликта. Но, как мы знаем, это уже ничего не меняло.
Один из идеологов перехода к решительным мерам – голодовке, Ма Шаофан, на собрании Независимого союза студентов заявлял, что, по его сведениям, реформаторское крыло в руководстве КПК (Чжао Цзыян и Ху Цили) надеется на эскалацию конфликта на площади и уверено, что это позволит им преодолеть сопротивление консерваторов. Однако создатель и лидер Независимого союза Ван Чаохуа заявил, что организация не имеет права при принятии столь важных решений опираться на слухи.
Как следствие, Независимый союз проголосовал против эскалации конфликта. Но, как мы знаем, это уже ничего не меняло.
Пора уже познакомиться с основными персонажами тяньаньмэньской драмы.
Вот Ван Дань 王丹, тот самый, который первым заявил о голодовке на Тяньаньмэнь.
В дни событий ему 20 лет, он студент истфака Бэйда.
После разгрома демонстраций оказался первым в списке разыскиваемых студентов. Из полицейской ориентировки "173 см роста, субтильного телосложения, носит очки. Говорит с пекинским акцентом".
В июле 1989 арестован, в 1991 году осужден на 4 года тюрьмы, в 1993 году освобождён условно-досрочно. В 1995 году арестован повторно и осужден на 11 лет тюрьмы, но освобождён досрочно с высылкой из страны в США. В 1998 году поступил в Гарвард, в 2001 году окончил университет по специальности «Востоковедение», в 2008 году получил докторскую степень. В материковом Китае не был с момента высылки. Живёт на Тайване.
Вот Ван Дань 王丹, тот самый, который первым заявил о голодовке на Тяньаньмэнь.
В дни событий ему 20 лет, он студент истфака Бэйда.
После разгрома демонстраций оказался первым в списке разыскиваемых студентов. Из полицейской ориентировки "173 см роста, субтильного телосложения, носит очки. Говорит с пекинским акцентом".
В июле 1989 арестован, в 1991 году осужден на 4 года тюрьмы, в 1993 году освобождён условно-досрочно. В 1995 году арестован повторно и осужден на 11 лет тюрьмы, но освобождён досрочно с высылкой из страны в США. В 1998 году поступил в Гарвард, в 2001 году окончил университет по специальности «Востоковедение», в 2008 году получил докторскую степень. В материковом Китае не был с момента высылки. Живёт на Тайване.
Чай Лин 柴玲, 23 года на момент событий, студентка факультета психологии Пекинского педагогического, родом с Шаньдуна
Была замужем за Фэн Цундэ, другим значимым лидером протестов, студентом Бэйда. Проживала с ним в кампусе Бэйда. Их брак распался вскоре после событий.
Номер 4 в списке разыскиваемых студентов. Из полицейской ориентировки «156 см роста, круглое лицо, высокие скулы, короткие волосы, белая кожа».
После разгрома манифестаций с мужем сбежала из Пекина на поезде, долгое время скрывалась, после чего переплыла в Гонконг на лодке. Таким образом, избежала ареста и заключения в тюрьму. Практически сразу же оказалась в США, где училась в Принстоне, претендовала на Нобелевскую премию мира, окончила Принстон в 1993 году по специальности «Политика и международные отношения».
Вышла замуж за американца, получила американское гражданство.
Была замужем за Фэн Цундэ, другим значимым лидером протестов, студентом Бэйда. Проживала с ним в кампусе Бэйда. Их брак распался вскоре после событий.
Номер 4 в списке разыскиваемых студентов. Из полицейской ориентировки «156 см роста, круглое лицо, высокие скулы, короткие волосы, белая кожа».
После разгрома манифестаций с мужем сбежала из Пекина на поезде, долгое время скрывалась, после чего переплыла в Гонконг на лодке. Таким образом, избежала ареста и заключения в тюрьму. Практически сразу же оказалась в США, где училась в Принстоне, претендовала на Нобелевскую премию мира, окончила Принстон в 1993 году по специальности «Политика и международные отношения».
Вышла замуж за американца, получила американское гражданство.
13 мая 1989 года (суббота)
«Дракарис!».. извините, «Голодовка!»
13 мая она началась.
В истории тяньаньмэньской драмы было две точки невозврата. Первая – передовица в «Жэньминь жибао» от 26 апреля, когда студенты, собиравшиеся на площади почтить память умершего бывшего генсека Компартии Ху Яобана, были названы предателями и бунтарями – случилась по вине властей. Вторая – массовая демонстративная голодовка на центральной площади страны за два дня до визита лидера соседнего государства – по вине молодёжи.
Причем, как мы помним, это было самовольство одиночек, начхавших на коллегиальное мнение соратников и готовность властей к компромиссу.
Так или иначе, к утру 13 мая около сотни студентов заявили о том, что они будут сидеть на площади и голодать до тех пор, пока власти не пойдут с ними на диалог. Еще около сотни стали своего рода «командой сопровождения», защищая и помогая голодавшим. Так появился лагерь протестующих в центре столицы (до тех пор постоянно на Тяньаньмэнь никто не находился).
Впрочем, студенты пришли на площадь в лёгкой летней одежде, практически без запасов и какого-либо оборудования. Практически никто не сомневался, что акция продлится пару дней – скорее всего, до начала визита Горбачёва.
И действительно, в тот же день Янь Минфу, член Политбюро ЦК КПК и председатель «Единого фронта», вызвался встретиться с лидерами студенческих организаций.
Встреча состоялась на следующий день. Янь просил отказаться от голодовки и передать требования через него, гарантируя, что они будут рассмотрены на самом высоком уровне.
Часть лидеров была готова пойти на компромисс, однако другая сомневалась, а Чай Лин, которая после своего эмоционального призыва к голодовке воспринималась как «главный голос площади», и вовсе отсутствовала на встрече (cherchez la femme!)
Как следствие, ни о чем договориться не получилось. Стороны оказались недовольны разговором и друг другом. Вернувшись в Чжуннаньхай, Янь Минфу сказал Чжао Цзыяну, что «студенты сами не знают, чего они хочут»…
#30_лет_ТАМу_назад #тяньаньмэнь_89
«Дракарис!».. извините, «Голодовка!»
13 мая она началась.
В истории тяньаньмэньской драмы было две точки невозврата. Первая – передовица в «Жэньминь жибао» от 26 апреля, когда студенты, собиравшиеся на площади почтить память умершего бывшего генсека Компартии Ху Яобана, были названы предателями и бунтарями – случилась по вине властей. Вторая – массовая демонстративная голодовка на центральной площади страны за два дня до визита лидера соседнего государства – по вине молодёжи.
Причем, как мы помним, это было самовольство одиночек, начхавших на коллегиальное мнение соратников и готовность властей к компромиссу.
Так или иначе, к утру 13 мая около сотни студентов заявили о том, что они будут сидеть на площади и голодать до тех пор, пока власти не пойдут с ними на диалог. Еще около сотни стали своего рода «командой сопровождения», защищая и помогая голодавшим. Так появился лагерь протестующих в центре столицы (до тех пор постоянно на Тяньаньмэнь никто не находился).
Впрочем, студенты пришли на площадь в лёгкой летней одежде, практически без запасов и какого-либо оборудования. Практически никто не сомневался, что акция продлится пару дней – скорее всего, до начала визита Горбачёва.
И действительно, в тот же день Янь Минфу, член Политбюро ЦК КПК и председатель «Единого фронта», вызвался встретиться с лидерами студенческих организаций.
Встреча состоялась на следующий день. Янь просил отказаться от голодовки и передать требования через него, гарантируя, что они будут рассмотрены на самом высоком уровне.
Часть лидеров была готова пойти на компромисс, однако другая сомневалась, а Чай Лин, которая после своего эмоционального призыва к голодовке воспринималась как «главный голос площади», и вовсе отсутствовала на встрече (cherchez la femme!)
Как следствие, ни о чем договориться не получилось. Стороны оказались недовольны разговором и друг другом. Вернувшись в Чжуннаньхай, Янь Минфу сказал Чжао Цзыяну, что «студенты сами не знают, чего они хочут»…
#30_лет_ТАМу_назад #тяньаньмэнь_89
На самом деле напряжение нарастает. Долгожданный диалог с представителем властей (Янь Минфу) провалился – см. выше. Власти озлоблены.
И вот тут, пожалуй, уместно сделать паузу и попытаться объяснить, почему решение о голодовке вызвало такой переполох и стало второй точкой невозврата во всей этой истории. Для этого нужно обратиться к двум традиционным для китайской культуры концепциям.
Особое значение еды в системе ценностей. Для Китая еда – это не просто способ поддерживать существование организма, это именно что «ценность». Для некоторых, собственно, основная в жизни. Веками китайское общество недоедало, а последний катастрофический голод произошёл в Китае всего за 30 лет до описываемых событий. Доступ к еде – наиболее понятный для китайцев признак благополучной жизни. Добровольный отказ от еды – это не просто политический жест, это отказ от жизни как таковой. Для китайца весны 1989-го было очевидно, что заставить молодых людей отказаться от еды могут лишь обстоятельства крайней силы. Нечто большее, чем просто желание почтить память Ху Яобана или возмущение неудачной статьёй в «Жэньминь жибао». Одним махом решение начать голодовку возводило пекинских студентов на уровень мифологических персонажей древности, поступки и образ мысли которых были недоступны обывателю, но оказывались наполнены неким «высшим смыслом». В глазах пекинцев из хулиганов и бездельников они превращались в героев и мучеников. И это, во-первых, приковывало внимание, во-вторых, рождало симпатии.
Концепция «потери лица». Студенты, конечно, знали куда бить, но не рассчитали с ударом. Их решение организовать на центральной площади страны сидячую голодовку оказалось слишком большим раздражителем для властей. Для китайского руководства в преддверии визита Михаила Горбачёва 15 мая оно означало «потерю лица», и этого бессмертные старцы из Чжуннаньхая простить не смогли.
Во-первых, советско-китайский саммит должен был стать первым за несколько десятилетий визитом лидера СССР в Пекин, и в Чжуннаньхае его очень ждали – да, пути-дорожки двух социалистических государств разошлись на рубеже 1950-60-х, но Советский Союз продолжал оставаться значимым ориентиром для китайского руководства. Многие лидеры КПК в своё время обучались в СССР, говорили по-русски (сам премьер Ли Пэн, которого небезосновательно считали главным противником протестов, в 1948-1955 годах учился в Москве). Перестроечный опыт внимательно изучали. Свои успехи сравнивали с Советским Союзом. И китайские лидеры понимали, что вот в Москве на Красной площади такого беспорядка нет. Никто там не сидит и не голодует. А народные выступления на национальных окраинах власти давили жестко и безапелляционно (к тому моменту уже были подавлены протесты в Алма-Ате, Минске, Тбилиси). (То, что КПСС через два года самораспустится, а ситуация в СССР выйдет из-под контроля, в Пекине тогда не предполагали – анализ имеющихся документов показывает, что развал Союза в 1991-м был для них шоком и неожиданностью).
В общем, встречаться с Горбачёвым на площади Тяньаньмэнь, как того требовал протокол и традиции, было невозможно. И по причинам безопасности (кто знает, что там эти несколько сотен невменяемых студентов выкинут), и чтобы протесты не попали в объективы телекамер, и просто по причинам «потери лица» перед советской делегацией. Решение о переносе встречи в аэропорт тоже было «потерей лица», но меньшей.
Известие о том, что встреча с Горбачёвым на площади всё-таки не состоится, стало для студентов ударом. Диалог с властями, о котором долго говорили, не удался. Ставка на то, что власти обязательно пойдут на уступки перед советско-китайским саммитом, провалилась.
Но отступать уже было некуда.
#30_лет_ТАМу_назад
И вот тут, пожалуй, уместно сделать паузу и попытаться объяснить, почему решение о голодовке вызвало такой переполох и стало второй точкой невозврата во всей этой истории. Для этого нужно обратиться к двум традиционным для китайской культуры концепциям.
Особое значение еды в системе ценностей. Для Китая еда – это не просто способ поддерживать существование организма, это именно что «ценность». Для некоторых, собственно, основная в жизни. Веками китайское общество недоедало, а последний катастрофический голод произошёл в Китае всего за 30 лет до описываемых событий. Доступ к еде – наиболее понятный для китайцев признак благополучной жизни. Добровольный отказ от еды – это не просто политический жест, это отказ от жизни как таковой. Для китайца весны 1989-го было очевидно, что заставить молодых людей отказаться от еды могут лишь обстоятельства крайней силы. Нечто большее, чем просто желание почтить память Ху Яобана или возмущение неудачной статьёй в «Жэньминь жибао». Одним махом решение начать голодовку возводило пекинских студентов на уровень мифологических персонажей древности, поступки и образ мысли которых были недоступны обывателю, но оказывались наполнены неким «высшим смыслом». В глазах пекинцев из хулиганов и бездельников они превращались в героев и мучеников. И это, во-первых, приковывало внимание, во-вторых, рождало симпатии.
Концепция «потери лица». Студенты, конечно, знали куда бить, но не рассчитали с ударом. Их решение организовать на центральной площади страны сидячую голодовку оказалось слишком большим раздражителем для властей. Для китайского руководства в преддверии визита Михаила Горбачёва 15 мая оно означало «потерю лица», и этого бессмертные старцы из Чжуннаньхая простить не смогли.
Во-первых, советско-китайский саммит должен был стать первым за несколько десятилетий визитом лидера СССР в Пекин, и в Чжуннаньхае его очень ждали – да, пути-дорожки двух социалистических государств разошлись на рубеже 1950-60-х, но Советский Союз продолжал оставаться значимым ориентиром для китайского руководства. Многие лидеры КПК в своё время обучались в СССР, говорили по-русски (сам премьер Ли Пэн, которого небезосновательно считали главным противником протестов, в 1948-1955 годах учился в Москве). Перестроечный опыт внимательно изучали. Свои успехи сравнивали с Советским Союзом. И китайские лидеры понимали, что вот в Москве на Красной площади такого беспорядка нет. Никто там не сидит и не голодует. А народные выступления на национальных окраинах власти давили жестко и безапелляционно (к тому моменту уже были подавлены протесты в Алма-Ате, Минске, Тбилиси). (То, что КПСС через два года самораспустится, а ситуация в СССР выйдет из-под контроля, в Пекине тогда не предполагали – анализ имеющихся документов показывает, что развал Союза в 1991-м был для них шоком и неожиданностью).
В общем, встречаться с Горбачёвым на площади Тяньаньмэнь, как того требовал протокол и традиции, было невозможно. И по причинам безопасности (кто знает, что там эти несколько сотен невменяемых студентов выкинут), и чтобы протесты не попали в объективы телекамер, и просто по причинам «потери лица» перед советской делегацией. Решение о переносе встречи в аэропорт тоже было «потерей лица», но меньшей.
Известие о том, что встреча с Горбачёвым на площади всё-таки не состоится, стало для студентов ударом. Диалог с властями, о котором долго говорили, не удался. Ставка на то, что власти обязательно пойдут на уступки перед советско-китайским саммитом, провалилась.
Но отступать уже было некуда.
#30_лет_ТАМу_назад
Лидеры СССР и КНР не встречались друг с другом с 1959 года. 30 лет назад в Пекине был Хрущёв. После этого две социалистические страны рассорились, успели повоевать, начали реформы. И вот, наконец, пришли к решению о нормализации отношений, положив начало тому этапу сотрудничеству России и Китая, который продолжался последующие 30 лет.
Советско-китайский саммит 1989 года был проведён с 15 по 18 мая.
15 мая в ходе торжественной церемонии в Столичном аэропорту советского лидера приветствовал Ян Шанкунь, председатель Китайской Народной Республики, номинальный глава государства.
Вечером состоялся официальный банкет в Доме народных собраний – это прямо площади Тяньаньмэнь, но всё же это не та торжественная церемония на открытом воздухе, от которой пришлось отказаться.
На следующий день Горбачёв, совмещавший высшие должности в партии и государстве, встретился с Дэн Сяопином, который позиционировался как «высший руководитель Китая», и это знаменовало нормализацию межгосударственных отношений.
Другая встреча была проведена Чжао Цзыяном, генсеком ЦК КПК, что знаменовало восстановление межпартийного сотрудничества. (С Ли Пэном, премьером Госсовета, впрочем, тоже встретился – таким образом, рядом с Горбачёвым отметились как реформаторы, так и консерваторы в верхушке китайской Компартии).
17 мая Горбачёв с супругой побывали на экскурсии на Великой стене.
Впрочем, у Раисы Максимовны времени было больше, поэтому, помимо Стены, она также побывала в Храме Неба, Пекинской библиотеке, Доме-музее Сюй Бэйхуна, кооперативной фабрике декоративно-прикладного искусства.
По дороге с Великой стены на одной из пекинских улиц довольно неожиданно для китайской стороны произошла встреча Горбачёва со студентами. Но то, чего ожидали лидеры протестующих на Тяньаньмэнь, не состоялось: Горбачёв не выступил на площади с речью, проигнорировал приглашения выступить с лекциями в Бэйда и Пекинском педагогическом институте.
Между тем, на площади его ждали. Лично Горбачёву было посвящено несколько плакатов и дацзыбао. Была даже наглядная агитация на русском языке. Всё это позволило отдельным западным журналистам говорить, что акции на площади Тяньаньмэнь – чуть ли не диверсия советских спецслужб, заинтересованных в расшатывании стабильности в Китае.
Имя Горбачёва в устах протестующих увязывались с такими понятиями как «демократия» 民主 и «гласность» 公开性. Впрочем, вряд ли студенты хорошо представляли ход и перспективы реформ в Советском Союзе. Восхваляя Горбачёва, они как бы ставили его в пример своему руководству, которое, по их мнению, отказывалось от гласности и диалога с обществом. Фактор Горбачёва как "ролевой модели" существовал, но преувеличивать его не следует.
Главным же последствием визита Горбачёва было вот что:
Более 1200 журналистов со всего мира съехалось в Пекин освещать саммит, но в фокус их внимания попали не только переговоры, но и выступления на Тяньаньмэнь. Именно благодаря советско-китайскому саммиту у нас есть столько качественных фото- и видеоматериалов о событиях мая-июня 1989-го.
Значительная часть журналистов осталась в Пекине и после отъезда Горбачёва, что обеспечило совершенно невиданный прежде в Китае уровень медийной освещённости событий.
Кроме того, во время советско-китайского саммита власти не могли применить силу.
Студенты начали думать, что перед объективами тысяч телекамер власти не смогут на это пойти в принципе.
К вечеру 15 мая на площади «голодало» уже более 1000 человек. И это, безусловно, был успех.
Советско-китайский саммит 1989 года был проведён с 15 по 18 мая.
15 мая в ходе торжественной церемонии в Столичном аэропорту советского лидера приветствовал Ян Шанкунь, председатель Китайской Народной Республики, номинальный глава государства.
Вечером состоялся официальный банкет в Доме народных собраний – это прямо площади Тяньаньмэнь, но всё же это не та торжественная церемония на открытом воздухе, от которой пришлось отказаться.
На следующий день Горбачёв, совмещавший высшие должности в партии и государстве, встретился с Дэн Сяопином, который позиционировался как «высший руководитель Китая», и это знаменовало нормализацию межгосударственных отношений.
Другая встреча была проведена Чжао Цзыяном, генсеком ЦК КПК, что знаменовало восстановление межпартийного сотрудничества. (С Ли Пэном, премьером Госсовета, впрочем, тоже встретился – таким образом, рядом с Горбачёвым отметились как реформаторы, так и консерваторы в верхушке китайской Компартии).
17 мая Горбачёв с супругой побывали на экскурсии на Великой стене.
Впрочем, у Раисы Максимовны времени было больше, поэтому, помимо Стены, она также побывала в Храме Неба, Пекинской библиотеке, Доме-музее Сюй Бэйхуна, кооперативной фабрике декоративно-прикладного искусства.
По дороге с Великой стены на одной из пекинских улиц довольно неожиданно для китайской стороны произошла встреча Горбачёва со студентами. Но то, чего ожидали лидеры протестующих на Тяньаньмэнь, не состоялось: Горбачёв не выступил на площади с речью, проигнорировал приглашения выступить с лекциями в Бэйда и Пекинском педагогическом институте.
Между тем, на площади его ждали. Лично Горбачёву было посвящено несколько плакатов и дацзыбао. Была даже наглядная агитация на русском языке. Всё это позволило отдельным западным журналистам говорить, что акции на площади Тяньаньмэнь – чуть ли не диверсия советских спецслужб, заинтересованных в расшатывании стабильности в Китае.
Имя Горбачёва в устах протестующих увязывались с такими понятиями как «демократия» 民主 и «гласность» 公开性. Впрочем, вряд ли студенты хорошо представляли ход и перспективы реформ в Советском Союзе. Восхваляя Горбачёва, они как бы ставили его в пример своему руководству, которое, по их мнению, отказывалось от гласности и диалога с обществом. Фактор Горбачёва как "ролевой модели" существовал, но преувеличивать его не следует.
Главным же последствием визита Горбачёва было вот что:
Более 1200 журналистов со всего мира съехалось в Пекин освещать саммит, но в фокус их внимания попали не только переговоры, но и выступления на Тяньаньмэнь. Именно благодаря советско-китайскому саммиту у нас есть столько качественных фото- и видеоматериалов о событиях мая-июня 1989-го.
Значительная часть журналистов осталась в Пекине и после отъезда Горбачёва, что обеспечило совершенно невиданный прежде в Китае уровень медийной освещённости событий.
Кроме того, во время советско-китайского саммита власти не могли применить силу.
Студенты начали думать, что перед объективами тысяч телекамер власти не смогут на это пойти в принципе.
К вечеру 15 мая на площади «голодало» уже более 1000 человек. И это, безусловно, был успех.
Из показаний Горбачёва Михаила Сергеевича, 1931 года рождения, генерального секретаря ЦК КПСС и председателя Верховного совета СССР:
«Атмосфера встреч с молодежью везде была просто чудесной, искренней. Мне запомнилась встреча с демонстрантами на обратном пути с Великой китайской стены. Служба безопасности, заметив впереди многочисленные колонны молодежи, хотела было направить кортеж машин куда-то в боковую улицу, но я попросил ехать прямо. Студенты, увидев мою машину, бурно нас приветствовали. Мы остановились, вышли из автомобилей, обменялись рукопожатиями. Порядок демонстранты соблюдали образцовый, сами организовали живой коридор, и мы спокойно проехали, а уж за нами — охрана.
Словом, самые разнообразные контакты с китайской молодежью подтвердили, что я правильно поступил, решив не откладывать визита в Китай, хотя у некоторых наших товарищей и возникало сомнение — не помешают ли его успешному осуществлению начинавшиеся в Пекине студенческие выступления.
Откровенно говоря, из Москвы мы все же не представляли масштаб этих выступлений. Пик студенческого протеста совпал с моим приездом в Пекин, но было бы, конечно, большим упрощением и просто неправдой усматривать здесь какую-то взаимосвязь, как это пытались делать многие из тысячи двухсот иностранных журналистов, съехавшихся освещать визит.
<…>
Китайская молодежь, искавшая оптимальный вариант преобразований у себя на родине, хотела из первых рук узнать о нашей перестройке. Ведь сами по себе экономические реформы без демократизции всей общественной и государственной жизни не могут иметь достаточного простора, перспектив, надежности. А главное — плодами этих реформ будут в первую очередь пользоваться коррумпированный бюрократический аппарат, дельцы теневой экономики. Что же касается социально незащищенных слоев населения, которых едва ли не большинство, на их долю достаются крохи с «пиршественного стола».
Источник.
«Атмосфера встреч с молодежью везде была просто чудесной, искренней. Мне запомнилась встреча с демонстрантами на обратном пути с Великой китайской стены. Служба безопасности, заметив впереди многочисленные колонны молодежи, хотела было направить кортеж машин куда-то в боковую улицу, но я попросил ехать прямо. Студенты, увидев мою машину, бурно нас приветствовали. Мы остановились, вышли из автомобилей, обменялись рукопожатиями. Порядок демонстранты соблюдали образцовый, сами организовали живой коридор, и мы спокойно проехали, а уж за нами — охрана.
Словом, самые разнообразные контакты с китайской молодежью подтвердили, что я правильно поступил, решив не откладывать визита в Китай, хотя у некоторых наших товарищей и возникало сомнение — не помешают ли его успешному осуществлению начинавшиеся в Пекине студенческие выступления.
Откровенно говоря, из Москвы мы все же не представляли масштаб этих выступлений. Пик студенческого протеста совпал с моим приездом в Пекин, но было бы, конечно, большим упрощением и просто неправдой усматривать здесь какую-то взаимосвязь, как это пытались делать многие из тысячи двухсот иностранных журналистов, съехавшихся освещать визит.
<…>
Китайская молодежь, искавшая оптимальный вариант преобразований у себя на родине, хотела из первых рук узнать о нашей перестройке. Ведь сами по себе экономические реформы без демократизции всей общественной и государственной жизни не могут иметь достаточного простора, перспектив, надежности. А главное — плодами этих реформ будут в первую очередь пользоваться коррумпированный бюрократический аппарат, дельцы теневой экономики. Что же касается социально незащищенных слоев населения, которых едва ли не большинство, на их долю достаются крохи с «пиршественного стола».
Источник.
Из письма студентов и преподавателей Пекинского университета:
«Уважаемый господин Горбачев! Мы, студенты и преподаватели Пекинского университета, выражаем Вам наше уважение и горячо приветствуем Ваш визит в нашу страну... Вы повели советский народ на осуществление самой великой, самой глубокой, самой всесторонней за всю историю СССР перестройки общества.
В процессе перестройки Вы проявили удивительное мужество и ум. Вся Ваша политическая деятельность свидетельствует о том, что Вы не только прекрасно разбираетесь во внутренних проблемах вашей страны, но и обладаете глубокими, всесторонними знаниями в области современной и мировой политики, экономики, права, культуры и особенно современной демократической мысли.
Мы глубоко восхищены Вашей книгой «Перестройка и новое мышление», которая явилась концентрированным отражением Ваших знаний. Верим, что Ваш визит не только сможет положить конец 30-летнему ненормальному состоянию китайско-советских отношений, но и принесет китайскому народу новые представления и идеи относительно осуществления реформ и строительства в социалистическом государстве. Даст нам ценный опыт проведения социалистической реформы.
С огромным уважением,
12 мая 1989 года. Подписи студентов и преподавателей (около трех тысяч)».
Источник.
«Уважаемый господин Горбачев! Мы, студенты и преподаватели Пекинского университета, выражаем Вам наше уважение и горячо приветствуем Ваш визит в нашу страну... Вы повели советский народ на осуществление самой великой, самой глубокой, самой всесторонней за всю историю СССР перестройки общества.
В процессе перестройки Вы проявили удивительное мужество и ум. Вся Ваша политическая деятельность свидетельствует о том, что Вы не только прекрасно разбираетесь во внутренних проблемах вашей страны, но и обладаете глубокими, всесторонними знаниями в области современной и мировой политики, экономики, права, культуры и особенно современной демократической мысли.
Мы глубоко восхищены Вашей книгой «Перестройка и новое мышление», которая явилась концентрированным отражением Ваших знаний. Верим, что Ваш визит не только сможет положить конец 30-летнему ненормальному состоянию китайско-советских отношений, но и принесет китайскому народу новые представления и идеи относительно осуществления реформ и строительства в социалистическом государстве. Даст нам ценный опыт проведения социалистической реформы.
С огромным уважением,
12 мая 1989 года. Подписи студентов и преподавателей (около трех тысяч)».
Источник.
Из доклада Центрального разведывательного управления США, совершенно секретно, рассекречено:
"China is exploring Soviet alternatives to Western military hardware and technology, and improved relations could lead to increased sharing of dual-use technology in electronics research and production. Moscow and Beijing will remain competitors in East Asia, but normalization of relations will improve regional security. As Gorbachev’s image as a peacemaker takes root throughout Asia and perceptions of the Soviet military threat recede, US policy may soon face new challenges. Some non-Communist East Asians may see less need to spend money on defense or to permit US military access.
The US will remain the central to Beijing’s foreign policy because China needs investment, advanced technology, and large hard currency markets. Beijing apparently believes, however, that US concerns about Sino-Soviet ties can be exploited. For example, China may be more assertive on the issue of Taiwan. But Beijing will have to guard against possible gains Moscow might make as result of new strains in Sino-US relations".
Май 1989 г. Источник.
"China is exploring Soviet alternatives to Western military hardware and technology, and improved relations could lead to increased sharing of dual-use technology in electronics research and production. Moscow and Beijing will remain competitors in East Asia, but normalization of relations will improve regional security. As Gorbachev’s image as a peacemaker takes root throughout Asia and perceptions of the Soviet military threat recede, US policy may soon face new challenges. Some non-Communist East Asians may see less need to spend money on defense or to permit US military access.
The US will remain the central to Beijing’s foreign policy because China needs investment, advanced technology, and large hard currency markets. Beijing apparently believes, however, that US concerns about Sino-Soviet ties can be exploited. For example, China may be more assertive on the issue of Taiwan. But Beijing will have to guard against possible gains Moscow might make as result of new strains in Sino-US relations".
Май 1989 г. Источник.
Вспоминает Павел Палажченко, в 1989-м личный переводчик Горбачёва (английский язык):
"В Пекине я был второй раз – первый раз в феврале 1989 года в команде Шеварднадзе. Оставались некоторые неясности по одному из «китайских условий» для нормализации отношений – выводу вьетнамских войск из Камбоджи. Шеварднадзе пришлось лететь в Шанхай, где находился Дэн Сяопин, и тот в итоге согласился объявить сроки визита Горбачева еще до выполнения этого условия (в конце концов вьетнамцы ушли). Мы поехали дальше в Пакистан, где я познакомился с Беназир Бхутто. Об этом напишу отдельно. Визит в Пакистан был очень тяжелый.
В Пекине по сравнению с визитами в США и другие англоязычные страны работы у меня было немного, я в основном наблюдал. Но кое-что запомнилось.
Запомнился проезд из аэропорта к резиденции по каким-то узким боковым улицам – маршрут был изменен так, чтобы избегать главных улиц и проспектов, которые были запружены демонстрантами. Протестовали не только на площади Тяньаньмэнь, но и во многих других местах города.
Игорь Рогачев, заместитель министра, ведавший отношениями с Китаем, говорил, что люди, особенно сотрудники разных учреждений, вместо работы выходили с транспарантами и знаменами на улицы, город был почти парализован.
Студенты, заполнившие площадь, прислали своих представителей в посольство с просьбой встретиться с Горбачевым. Практически все в делегации считали это невозможным – мы в гостях у китайского правительства, которое было уже на пределе терпения. Но в ходе обсуждений выявились всякие нюансы.
В посольстве произошло резкое разделение дипломатов по возрастному принципу – старшее поколение считало студентов «агентами Америки», более молодые студентам симпатизировали. Посол Трояновский, которого я неплохо знал по работе в ООН (даже играл с ним пару раз в теннис), держался дипломатической линии, беспокоясь прежде всего о том, чтобы визит прошел успешно.
«Прошли по лезвию бритвы», - говорил он мне уже в конце века, когда я был у него и мы обменялись книгами воспоминаний.
Со мной общался молодой дипломат, кажется из «соседских»… может быть, даже слегка «присматривал» за мной. Парень очень толковый, но когда я спросил, не стоит ли ночью сходить на площадь, сказал: «Я там бываю, но вам не советую. Студенты в общем не очень знают, чего они хотят». Один из моих коллег все-таки решился (в сопровождении дипломата, который тоже ходил туда «по должности») и вынес такое же впечатление: «Ребята симпатичные, но невнятные какие-то. Все время повторяют слово коррупция».
Заключительную пресс-конференцию Горбачева планировалось провести в Большом зале Всекитайского собрания. Руководитель пресс-центра Г.И. Герасимов, переводчик китайского языка и я выехали из резиденции задолго до основного кортежа, чтобы заранее там быть и проверить технику. По мере приближения к центру города плотность толпы демонстрантов увеличивалась. Переводчик заметил колонну с транспарантами управления государственной информации и даже отдела пропаганды ЦК КПК. Транспаранты «в поддержку перемен». Но это было, конечно, поразительно.
Водитель (китаец) пытался объехать блокированные демонстрантами улицы, но мы уже начинали сомневаться, что приедем вовремя. Всегда невозмутимый Герасимов в какой-то момент почти закричал переводчику: «Да скажите же вы ему, что нам нельзя опоздать!»
В общем, приехали. И тут нам говорят, что пресс-конференция «по соображениям безопасности» перенесена в резиденцию. Успеем назад? Успели, но, конечно, приехали с потрепанными нервами.
В аэропорт – это было, кажется, на следующее утро – я ехал в одной машине с Рогачевым и еще с кем-то, не помню. Кортеж «вели», но казалось, толпа людей буквально окружает нас. Выли сирены скорой помощи. Игорь заметил несколько транспарантов: «Дэн Сяопин сятай» - «Долой Дэн Сяопина»…
- Это они зря, - сказал он. – Может плохо кончиться.
Кончилось через несколько дней.
А Рогачев много лет был послом России в Китае. Можно сказать, культовая фигура. Я с ним несколько раз потом встречался, вспоминали прошлое".
"В Пекине я был второй раз – первый раз в феврале 1989 года в команде Шеварднадзе. Оставались некоторые неясности по одному из «китайских условий» для нормализации отношений – выводу вьетнамских войск из Камбоджи. Шеварднадзе пришлось лететь в Шанхай, где находился Дэн Сяопин, и тот в итоге согласился объявить сроки визита Горбачева еще до выполнения этого условия (в конце концов вьетнамцы ушли). Мы поехали дальше в Пакистан, где я познакомился с Беназир Бхутто. Об этом напишу отдельно. Визит в Пакистан был очень тяжелый.
В Пекине по сравнению с визитами в США и другие англоязычные страны работы у меня было немного, я в основном наблюдал. Но кое-что запомнилось.
Запомнился проезд из аэропорта к резиденции по каким-то узким боковым улицам – маршрут был изменен так, чтобы избегать главных улиц и проспектов, которые были запружены демонстрантами. Протестовали не только на площади Тяньаньмэнь, но и во многих других местах города.
Игорь Рогачев, заместитель министра, ведавший отношениями с Китаем, говорил, что люди, особенно сотрудники разных учреждений, вместо работы выходили с транспарантами и знаменами на улицы, город был почти парализован.
Студенты, заполнившие площадь, прислали своих представителей в посольство с просьбой встретиться с Горбачевым. Практически все в делегации считали это невозможным – мы в гостях у китайского правительства, которое было уже на пределе терпения. Но в ходе обсуждений выявились всякие нюансы.
В посольстве произошло резкое разделение дипломатов по возрастному принципу – старшее поколение считало студентов «агентами Америки», более молодые студентам симпатизировали. Посол Трояновский, которого я неплохо знал по работе в ООН (даже играл с ним пару раз в теннис), держался дипломатической линии, беспокоясь прежде всего о том, чтобы визит прошел успешно.
«Прошли по лезвию бритвы», - говорил он мне уже в конце века, когда я был у него и мы обменялись книгами воспоминаний.
Со мной общался молодой дипломат, кажется из «соседских»… может быть, даже слегка «присматривал» за мной. Парень очень толковый, но когда я спросил, не стоит ли ночью сходить на площадь, сказал: «Я там бываю, но вам не советую. Студенты в общем не очень знают, чего они хотят». Один из моих коллег все-таки решился (в сопровождении дипломата, который тоже ходил туда «по должности») и вынес такое же впечатление: «Ребята симпатичные, но невнятные какие-то. Все время повторяют слово коррупция».
Заключительную пресс-конференцию Горбачева планировалось провести в Большом зале Всекитайского собрания. Руководитель пресс-центра Г.И. Герасимов, переводчик китайского языка и я выехали из резиденции задолго до основного кортежа, чтобы заранее там быть и проверить технику. По мере приближения к центру города плотность толпы демонстрантов увеличивалась. Переводчик заметил колонну с транспарантами управления государственной информации и даже отдела пропаганды ЦК КПК. Транспаранты «в поддержку перемен». Но это было, конечно, поразительно.
Водитель (китаец) пытался объехать блокированные демонстрантами улицы, но мы уже начинали сомневаться, что приедем вовремя. Всегда невозмутимый Герасимов в какой-то момент почти закричал переводчику: «Да скажите же вы ему, что нам нельзя опоздать!»
В общем, приехали. И тут нам говорят, что пресс-конференция «по соображениям безопасности» перенесена в резиденцию. Успеем назад? Успели, но, конечно, приехали с потрепанными нервами.
В аэропорт – это было, кажется, на следующее утро – я ехал в одной машине с Рогачевым и еще с кем-то, не помню. Кортеж «вели», но казалось, толпа людей буквально окружает нас. Выли сирены скорой помощи. Игорь заметил несколько транспарантов: «Дэн Сяопин сятай» - «Долой Дэн Сяопина»…
- Это они зря, - сказал он. – Может плохо кончиться.
Кончилось через несколько дней.
А Рогачев много лет был послом России в Китае. Можно сказать, культовая фигура. Я с ним несколько раз потом встречался, вспоминали прошлое".
18 мая 1989 года (среда)
Окончился советско-китайский саммит. Горбачёв улетел в СССР.
Между тем, как раз в период нахождения в Пекине советского лидера ситуация резко начала выходить из-под контроля. На глазах у всего мира Чжаннаньхай явно не мог применить силу, одновременно власти резко отпустили цензуру – так что даже «Жэньминь жибао» начала писать хвалебные оды протестующим.
Как следствие, пекинские улицы заполнили горожане, с одной стороны, поддерживающие голодовку студентов на Тяньаньмэнь, с другой стороны, критикующие власть (почитайте у Палажченко, какой проблемой стало просто добраться из одной точки Пекина в другую).
На улицы вышло громадное число людей – по субъективным оценкам, не менее миллиона человек. На площадь съезжались стихийные делегации от вузов, школ, предприятий и даже полицейских участков.
В самом лагере на площади количество голодающих превысило 2 000 человек. Были зафиксированы первые случаи голодных обмороков и обращений в больницы. К концу дня в больницу попали даже "застрельщики" голодовки Чай Лин, Ли Лу, Фэн Цундэ...
В результате пекинское народное правительство пригнало порядка 70 автобусов к северной части площади и призвало всех голодающих переместиться туда. Власти судорожно искали способ убрать протестующих площади и предотвратить хаос, в который скатывался Пекин.
Окончился советско-китайский саммит. Горбачёв улетел в СССР.
Между тем, как раз в период нахождения в Пекине советского лидера ситуация резко начала выходить из-под контроля. На глазах у всего мира Чжаннаньхай явно не мог применить силу, одновременно власти резко отпустили цензуру – так что даже «Жэньминь жибао» начала писать хвалебные оды протестующим.
Как следствие, пекинские улицы заполнили горожане, с одной стороны, поддерживающие голодовку студентов на Тяньаньмэнь, с другой стороны, критикующие власть (почитайте у Палажченко, какой проблемой стало просто добраться из одной точки Пекина в другую).
На улицы вышло громадное число людей – по субъективным оценкам, не менее миллиона человек. На площадь съезжались стихийные делегации от вузов, школ, предприятий и даже полицейских участков.
В самом лагере на площади количество голодающих превысило 2 000 человек. Были зафиксированы первые случаи голодных обмороков и обращений в больницы. К концу дня в больницу попали даже "застрельщики" голодовки Чай Лин, Ли Лу, Фэн Цундэ...
В результате пекинское народное правительство пригнало порядка 70 автобусов к северной части площади и призвало всех голодающих переместиться туда. Власти судорожно искали способ убрать протестующих площади и предотвратить хаос, в который скатывался Пекин.
Самое неожиданное произошло в полдень.
Около 12 часов лидеры студенческих организаций получили срочное предписание подойти к Дому народных собраний. Студентов, среди которых были Ван Дань и Уэр Кайси, провели в один из конференц-залов Дома («Синьцзян»). С пятиминутным опозданием в зал прибыл сам Ли Пэн, премьер Госсовета и неформальный лидер консерваторов, с самого начала неодобрительно относившийся к протестам. Его сопровождал Янь Минфу, член Политбюро, реформист и куратор связей с общественностью.
Ли Пэн начал встречу с того, что за руку поздоровался со всеми присутствовавшими, извинился за опоздание и вообще пытался быть вежливым.
Однако, к разговору никто не был готов. Беседа очень быстро вылилась в эмоциональную перепалку. Студенты отказались считать встречу «диалогом», которого они так долго требовали.
Стороны в очередной раз оказались недовольны друг другом. Ли Пэн едва скрывал своё раздражение. Прощаясь, он пожал всем руку, но избегал смотреть в глаза.
Вернувшись на площадь, Ван Дань заявил, что общение сорвалось из-за упрямства Ли Пэна.
Судя по воспоминаниям, даже студенты уже понимали, что возможности мирного разрешения ситуации практически исчерпаны…
Около 12 часов лидеры студенческих организаций получили срочное предписание подойти к Дому народных собраний. Студентов, среди которых были Ван Дань и Уэр Кайси, провели в один из конференц-залов Дома («Синьцзян»). С пятиминутным опозданием в зал прибыл сам Ли Пэн, премьер Госсовета и неформальный лидер консерваторов, с самого начала неодобрительно относившийся к протестам. Его сопровождал Янь Минфу, член Политбюро, реформист и куратор связей с общественностью.
Ли Пэн начал встречу с того, что за руку поздоровался со всеми присутствовавшими, извинился за опоздание и вообще пытался быть вежливым.
Однако, к разговору никто не был готов. Беседа очень быстро вылилась в эмоциональную перепалку. Студенты отказались считать встречу «диалогом», которого они так долго требовали.
Стороны в очередной раз оказались недовольны друг другом. Ли Пэн едва скрывал своё раздражение. Прощаясь, он пожал всем руку, но избегал смотреть в глаза.
Вернувшись на площадь, Ван Дань заявил, что общение сорвалось из-за упрямства Ли Пэна.
Судя по воспоминаниям, даже студенты уже понимали, что возможности мирного разрешения ситуации практически исчерпаны…