🎞️Желание защитить юную и ранимую натуру овладевало наставником изо дня в день все больше, он словно чувствовал, как тяжело на душе у юноши, которого с рождения только и призывали к ответственности. Предвзятое отношение окружающих, строгость матери, вечное отсутствие главы и ворох сплетен, терзающих молодой ум, – все это Го Бохай пытался забрать себе, оставив воспитаннику только приятные моменты из земной жизни перед вознесением.🎞️

Уми вдруг захотелось сжаться, чтобы стать как можно меньше, и спрятаться под одеялом. Давняя привычка детства давала о себе знать до сих пор. Уми пряталась под одеялом в тот день, когда ушла мать, и продолжала делать это много дней спустя, когда она перестала ждать, что вот-вот скрипнут раздвижные двери её комнаты и родные тёплые руки снова обнимут, как раньше.

Умом она понимала, что бесполезные прятки не вернут мать и не склеят трещину в их семье, как делают иногда мастера со старой посудой. Они смешивают лак с золотым порошком и осторожно заливают им трещины в чашах и пиалах. Уми не раз видела такую посуду в гончарных мастерских, вот только от одного взгляда на позолоченные трещины в тарелках ей становилось тоскливо. Каким бы красивым ни был шрам, шрамом он на всю жизнь и останется…

🎞️На станции Токио не протолкнуться. Прошло уже довольно много времени с тех пор, как Юити Кимура бывал тут в последний раз, так что он не может сказать, является ли такая сутолока здесь делом обычным. Он не удивился бы, если б кто-нибудь сказал ему, что сегодня где-то поблизости проводится какое-нибудь особенное мероприятие. Сдавленный со всех сторон другими пассажирами, Кимура вспоминает о программе, которую однажды смотрел вместе c Ватару по телевизору, - там пингвины точно также плотно прижимались друг к другу. «По крайней мере, у пингвинов был на то резон, - думает Кимура, - там, где они живут, ужасно холодно».🎞️

🎞️Кимура делает шаг внутрь вагона. Слева находится ниша с умывальником, и он задерживается возле зеркала. Плотно задергивает за собой занавеску. Рассматривает свое отражение. Волосы в беспорядке, в углах глаз - комочки загустевшей слизи. Усы торчат во все стороны, даже мягкие волоски пуха на лице выглядят загрубевшими. Короче говоря, вид такой, что сам от себя убежал бы, если б мог. Он моет руки, ожесточенно растирая кожу, пока вода не выключается автоматически. Пальцы дрожат.
«Это не из-за алкоголя, просто нервы», - убеждает он себя. 🎞️

— Не знаю, что творится в твоей голове… Но хочу кое на чем акцентировать внимание… Как бы сказать…

Шен отстраненно слушал его голос.

— Как бы это сказать… Я принимаю твое прошлое. Знаю, кто ты такой, уже очень давно. Вот только… почему-то у меня такое ощущение, что это для самого тебя стало сюрпризом.

— Ты стал счастливее, когда многое забыл, — произнес Муан и внезапно обнял его.

Шен пораженно застыл. Муан прижал его к себе и провел рукой по его волосам, гладя, стирая песок и — одновременно — наваждение, в которое тот все это время погружался, постепенно утопая с головой.

— Надеюсь, тебе не придется вспоминать

– Как же интересно вы тут живете, – мастер Бао подлил Сяньфэну вина. – А Шаньюань говорил, что это скучный и сонный город.

– Был, пока не появился наш прекрасный магистрат! – провозгласил господин Ху, блестя глазами. – Хочу поднять тост за господина Суна. Храбр и справедлив, мужествен и изящен… но как жесток! Одним словом, способен разбить сердце…

– Что вы такое говорите?! – перебил его Ма Сяньфэн. – Чье сердце разбил старший брат?

– Старина Шаньюань хотел вашего братца очаровать, да не на того напал, – с присущей ему откровенностьюобъяснил мастер Бао, выбирая кусочек форели получше. – Вот теперь и жалуется.

Ма Сяньфэн перевел недоуменный взгляд с одного на другого.

– Не бери в голову, Сяньфэн, – Сун Цзиюй улыбнулся. – Разве кому-то может прийти в голову приставать к мужчине, словно к женщине? Это всего лишь непристойные шутки.

- Как назовешь коня? - интересуется мать, терпеливо придерживая сына за руку.
- А как называется, когда снег быстрый-быстрый? - выдох, последняя ступень.
Мальчик горделиво выпячивает колесом грудь, глядя на мать, что произносит с полуулыбкой:
- Метель.

🥺::Есть предположения, что сделал герой?

– А может, ты и Лисьим богом станешь? – фыркнул Ху Цзин.

Сяоху пристально на него поглядел и ответил очень серьёзно:

– Если я стану Лисьим богом, кто же будет подъедать за шисюном пилюли?

На самом деле придумали это не лисы поместья Ху, а… Недопёсок. Он очень хотел, чтобы эти глупые лисы поняли, какой замечательный его шисюн! Если бы он с таким же усердием занимался культивацией, как напрягал мозги, чтобы придумать для шисюна приличествующий его божественности титул, Недопёсок давно бы уже щеголял с тремя или даже с пятью хвостами!

Сяоху первым назвал Ху Фэйциня «его лисичеством», лисы услышали, и подхватили, и растащили по всему поместью, и теперь каждая лиса, говоря о Лисьем боге, называла его именно так – «его лисичество», а особенно смелые добавляли ещё и имя – «его лисичество Фэйцинь», но таких было немного.

– С Лисьим богом нельзя так! Прояви уважение!

– Я тебя уважу, когда будем медитировать, – парировал Ху Вэй моментально, – а уж до тех пор придётся потерпеть.

– Если мне захочется кого-то утопить, – ледяным тоном ответил Ху Фэйцинь, – то подходящий кандидат всегда ошивается рядом и действует на нервы.

Ху Вэй предпочёл сделать вид, что намёка не понял:

– И чем тебе Недопёсок так насолил?

Ху Вэй очень обстоятельно подошёл к утреннему ритуалу прихорашивания, так что бока и плечи Ху Фэйциня скоро покрылись следами укусов: лисы всегда кусаются, когда выказывают расположение, тут уж ничего не поделать, – а лисья морда была так старательно облизана, что заблестела, как начищенный медный чайник.

Лицо Ху Фэйциня залила краска. Уклониться он не успел и оказался в крепких объятьях Ху Вэя. Это было больно. Не только телу из-за оставленных небесным железом ран. По сердцу тоже что-то полоснуло с размаху. Пальцы его разжались, он выронил ключ, который, ударившись о землю, рассыпался теми же синими искрами, что и цепи. На них обрушилась темнота. Быть может, к лучшему: так Ху Вэй не заметит его окровавленной одежды и… не увидит выступившие на глазах слёзы. Ху Фэйцинь и сам не понимал, что с ним творится.

«Из-за того, что Ху Вэй так меня схватил!» – попытался убедить себя он. Попытался и не убедил.

Глубоко внутри он знал, что это, просто не мог или не хотел признавать этого: Инь и Ян лисьего мира воссоединились.

…остаётся только смириться, – донеслось до него.

Ху Фэйцинь открыл глаза и поглядел на них. Ху Цзин, несмотря на молодую личину, казался бесконечно старым, говоря это. Ху Сюань бледно улыбалась, в углу её глаза Ху Фэйцинь заметил прозрачную каплю, дрожащую на кончике ресницы.

Смириться?

– Ни за что! – резко сказал Ху Фэйцинь. Оба лисьих демона поглядели на него удивлённо. Он слегка смутился.

Его чувства были противоречивы. Иногда ему казалось, что он ненавидит Ху Вэя. Его бесцеремонность выводила Ху Фэйциня из себя. Бывали моменты, когда ему казалось, что он не представляет своей жизни без Ху Вэя. Лис-с-горы неоднократно спасал его, помогал ему постигать Лисье Дао, даже убивал ради него.

– Семья Мо в неоплатном долгу перед великим Лисьим богом! – важно сказал Мо Э, совершая почтительный поклон. – Мы просим принять наши дары.

– Пф, – сказал Ху Вэй, – он не принимает приношения других демонов, кроме лисьих.

– Боги не принадлежат только семье Ху, – возразил Мо Э.

– Ещё как принадлежат, – возразил Ху Вэй.

Мо Э недовольно свёл брови:

– Тогда расценивайте это не как приношения, а как цайли.

– Что?! – протянул Ху Вэй с угрозой в голосе.

Ху Цзин поморщился. Так он и думал! Свадебные дары.

– Семья Мо хочет породниться с Лисьим богом, – сказал Мо Э.

– Мы с ним лисьи спутники на пути совершенствования, – не унимался Ху Вэй. – На нём моя метка, я её поставил и снимать не собираюсь. Мы с ним ещё и полпути культивации не прошли, только пару шагов сделали. Этот путь нельзя прерывать свадьбой и связями с женщинами! К тому же он бывший бессмертный мастер, а они вообще никогда и ни на ком не женятся.

— Чаю? — предложил Шен.

— Зачем сразу чаю? Тут где-то мой винный погреб неподалеку!

В итоге утро у Шена началось с рисового вина. Но выпито оно было в компании старого друга, поэтому шло исключительно во благо.