Пообщался тут с одним большим начальником по горячей теме мигрантов.

Его позиция. Конечно, миграционные правила надо ужесточать, и завоз мигрантов — это не что иное, как приватизация прибылей (теми, кто даёт им работу) и национализация убытков (проблема для всего остального общества).

Но. В текущей ситуации у нас во многих регионах безработица 1% и тотальный дефицит рабочих рук по целому ряду позиций. Поэтому, если ставить такую задачу, то рука об руку с антимигрантской политикой должна идти политика повышения производительности труда, что означает массовые сокращения, переподготовку и повышение зарплат. То есть довольно серьёзную встряску для общества — много уволенных, много людей, которые вынуждены будут начинать жизнь заново, пусть и с перспективой повысить доход, но тоже ведь не сразу. А этого у нас боятся, по сугубо внутриполитическим причинам. И предпочитают затыкать дыры завозом «иностранных специалистов».

В этом смысле важно понимать, что нельзя решить проблему мигрантов в отдельности от задач активной экономической политики. Они должны идти в пакете. А эту вторую часть у нас не любят обсуждать ни во власти, ни в обществе, предпочитая качать мигрантскую тему. Хотя для патриотов и русских националистов, с сарказмом добавляет мой собеседник, было бы правильным поставить во главу угла вопрос о том, как сделать, чтобы русские имели достойную работу и адекватный заработок, и уж потом, как частный подвопрос, нужны ли вообще мигранты.

Ненавижу повторять много раз одно и то же, но, судя по всему, иначе не запомнят.

1. Ответ на вопрос о том, кто начал войну на Украине, зависит от отношения к миропорядку образца 1991 года. Если он признаётся безусловно, то Украина имела право делать на своей суверенной территории всё что угодно (АТО), и никто не вправе был вмешиваться. Почему? А потому что по условиям миропорядка-91 есть одно-единственное место, где постулируется в не подлежащем обжалованию формате, что считать законным восстанием народа против тирана (Чечня, Косово, Ливия, Сирия), а что — законной полицейской операцией легитимной власти против бандитов и террористов (АТО, Газа, курды в Турции), и этот центр — в США и нигде больше. Точно так же и по поводу вступления Украины в НАТО, ну и по поводу Крыма, само собой.

Оспорив этот принцип началом СВО, Россия тем самым оспорила миропорядок-91, и мобилизовала на его защиту все мировые силы, считающие себя его бенефициарами. Но также она мобилизовала на свою сторону, в явном или скрытом виде, всех тех, кто считает его несправедливым. В сухом остатке — таких оказалось больше.

2. Что есть миропорядок-91, и чем он сущностно отличается от миропорядка-45, который ему предшествовал? Различия куда более глубокие, чем двух- или однополярность. Главная тенденция, наметившаяся сразу после 1991-го — это стремительное перетекание властных полномочий от государственных институтов к негосударственным структурам, причём во всех странах, включая и США. Во-первых, власть начала уходить к надгосударственным образованиям (ЕС). Во-вторых, к ТНК, инвестфондам, глобальным НКО и т.д. У нас любят говорить, что украинская власть марионетки, и договариваться можно только с их реальными американскими хозяевами, но проблема в том, что в их Белом Доме сидят такие же марионетки. А для тех сил, которые действительно обладают субъектностью, РФ это, извините, еда. Как, впрочем, и любое другое государство.

Главный сюжет нынешнего конфликта — бунт крупных государств, пытающихся координировать свои действия на пока ещё аморфной платформе БРИКС, против такого миропорядка, в котором государству как институту, самостоятельной силе и центру субъектности, вообще нет места. Из интересного — одним из участников этого бунта выступают и… США, в их трампистской версии. MAGA — это ещё и протест против приватизации государства, превращения его институтов в фикцию и симулякр.

3. Возвращение миропорядка-45 невозможно, а сохранение миропорядка-91 нетерпимо. Чем бы ни закончилась СВО, он обречён. То, что делает Си в Китае в последние годы — это, по сути, тоже реванш государства над корпоратократией, прекрасно себя чувствовавшей в системе «Чимерики». Восходящий тренд — восстановление института государства в правах главного актора и субъекта мировой политики. Но учитывая и сегодняшние вызовы, и современный технологический пакет. В этом смысле главный и самый актуальный вопрос для политического мышления — это суверенитет и то, как он реализует себя в XXI веке. И отсюда — то, что такое «мир суверенитетов».

Кстати, именно непонимание этого (что с едой не договариваются) — лежит в основе пресловутых Минских соглашений.

Они были сделаны (и виделись с российской стороны) в «старой», до-91, логике мира, состоящего из суверенных государств. Есть государство, в котором внутренний конфликт, есть другие государства, так или иначе поддерживающие или сочувствующие разным сторонам этого конфликта, и они договариваются о режиме прекращения огня и условиях последующей нормализации. Ну и потом — сюрприз! — оказывается, что их никто не собирается выполнять, и жалобы на кидалово.

В мире-91 государства — не субъекты и не гаранты, а всего лишь проводники интересов подлинных акторов. Таковые категорически не совпадали не только с предметом и условиями соглашений, но с самим их принципом — что будто бы эти мурзилки из телевизора, выполняющие там роль «президентов» и «премьер-министров», могут что-то там гарантировать. И тут, что важно, в качестве таких мурзилок рассматриваются не только Олланд и Меркель, не говоря уж о Порошенко, но и, разумеется, Путин. Который, в их логике, может думать о себе что угодно, но будет всё равно так, как решат пацаны, перетирающие друг с другом такие вопросы на яхтах. И сидящие у них на подсосе клерки из Кремля, реальная функция которых состоит в том, чтобы до упора морочить голову «деду», объясняя ему, почему всё идёт именно так. А также — сюрприз? — их коллеги, начальники госагитпропа, затирающего пиплу, что всё идёт по плану, а кто с этим не согласен — редиска и иноагент.

Путин в итоге не захотел становиться завтраком — 24.02.22. Но для того, чтобы в принципе перестать быть едой, нужно нечто большее, чем просто начать СВО. Потому что модель от одного этого жеста никуда не делась, и она умеет себя защищать. Сейчас стратегия — зачистить «буйных», самомобилизовавшихся на войну, представив их (опять-таки и «начальнику», и обывателю) как угрозу стабильности, сделать мейнстримом тренд на «нормализацию», а потом уже спокойно выходить на Минск-3 (Стамбул-2).

Поэтому вопрос сейчас в том, есть ли у государства — а не только у государя — хоть какой-то инстинкт самосохранения.

Для тех, кто консервативно ценит текст - расшифровка беседы с Алексеем Чадаевым и Андреем Безруковым.

Да пребудет с вами чистота понимания печатного текста)


https://2050.su/technologicheskiy-suverenitet/

При всех минусах мигрантской темы, в ней есть один сплачивающий момент. Он состоит в том, что наши русские люди, где бы они ни жили, теперь ворчат сакраментальное «понаехали здесь». Как потомственный (не хочу говорить «коренной», ибо какие в асфальте корни) москвич, выросший на углу Тверской и Садового, рад чувствовать, что теперь мы все в Отечестве в некотором смысле москвичи.

Торговые центры съели барахолки в городах в физической реальности. Примерно так же цифровые платформы съедают рынки товаров и услуг, заменяя их собой. Они просто быстрее и удобнее, и генерят большее количество сделок за единицу времени. От Алибабы до Убера, от Амазона до Ютуба, от WB до ТГ.

Они аккумулируют у себя ключевые ресурсы — не только деньги, но и время, внимание и поля активности людей, групп, компаний. Вместе с этим к ним перетекает от государств существенная доля политической и юридической власти — внутренняя регуляторика платформ оказывает влияние на экономику и общество, сопоставимое с конституциями и законами. А учитывая, что в производстве этой регуляторики и управлении регуляторными механизмами (алгоритмы выдачи, сбор и обработка информации о пользователях, приоритизация) всё большее участие принимает ИИ, мы уже живём в мире, частично управляемом роботами. Но эти роботы, в свою очередь, имеют хозяев, а эти хозяева — люди. И они, а точнее — их структурированные сообщества — это главные конкуренты олдскульных государств за реальные властные полномочия.

Принято пинать Фукуяму за то, что он-де объявил конец истории, а она взяла да и не кончилась. Но в каком-то смысле он был прав. Потому что история, какой мы её знаем — это архив придворных летописцев, то есть история государств (стран, народов). Вместо неё в новой реальности цифровых платформ логи — инструмент фиксации событий, обновлений и версий системной архитектуры, актуальных на тот или иной момент времени. Вестфальская система под ударом — политическая карта мира, висевшая на стене в кабинете географии, теперь уже мало что объясняет про то, как устроен мир — и главное, как фиксировать динамику изменений.

Платформы это не только потребительский сектор. Это и финансовый, и инвестиционный, и производственный сектор. Например, ключевой субъект "проукраинской коалиции" — это пул владельцев производств, миссия которых в этом сюжете — перекачивание денег из национальных бюджетов в свои, и форсированный запуск на эти средства масштабного инвестиционного цикла обновления основных фондов. На который иначе они бы никогда не подняли бы денег ни у банков, ни на бирже, ни даже на венчурном лохотроне. Самым успешным бизнесом в мировой истории оказалась оптовая торговля русской угрозой.

По другую сторону одновременно и окопа, и прилавка — не только Россия. А целый пул старых государств, с собственной цивилизационной идентичностью, категорически не желающих становиться симулякрами-пережитками доплатформенной эры. Но, увы и ах, единственный рычаг, который у них остался — это оружие. Как в военном, так и в административно-полицейском смысле. Война есть в скрытом виде реванш государства у платформы, а в политике — субъекта у мурзилки. Наши противники ещё не поняли, что чем больше они мобилизуются на борьбу с русскими, тем сильнее внутри них самих процесс возвращения в историю.

И отсюда формула будущего мира: когда они снова станут государствами, внезапно выяснится, что нам с ними не о чем воевать.

Проголосовал за нейрожириновского. Если кто не в курсе, его тоже я придумал, так что это считай как за меня голос.

С Навальным меня познакомил Илья Барабанов, году так в 2005-м, примерно в такой формулировке: привет, это Чадаев, ну, ты про него знаешь, а это вот Алексей Навальный, самый перспективный политик нашего поколения. Мне стало любопытно — у Барабанова на такие вещи нюх вполне себе. Но… впечатление было двоякое, не хочу сейчас писать про это подробнее, но я про наше поколение думал всё же по-другому. «Слишком уж он украинец» — примерно такой был тогда у меня вердикт. И имелась в виду очень конкретная вещь — чрезмерная любовь к техникам манипуляции вниманием, «бытовому NLP», в ущерб собственно политическому мышлению. В чём-то они были похожи с Сурковым, хотя тот вообще не украинец ни разу: «идеология — это такая пропаганда, только для ботанов».

Дела прошлые, конечно. Но сети сохранили нашу с Навальным давнюю переписку — вполне публичную — где я говорил, что ему бы не с ЕР воевать, а с госкорпами, и не про выборы, а про коррупцию. А он возражал, что туда лезть слишком сложно, потому что это ж разбираться надо. «Вот и разбирайся — в конце концов, кто тут у нас оппозиция». Я тогда был целым замглавы ЦИК ЕР, из смешного.

Он, конечно, совсем другим человеком вернулся из Йеля. Вроде, казалось бы, заурядное американское ПТУ для обезьяньих вождей — диктатура-народ-восстание-джиншарп, разом нас багато, бубубу. Но если «до» он был просто в меру амбициозным, в меру циничным, в меру неопределившимся и в общем за любой движ кроме голодовки, то оттуда он вернулся как будто то ли перепрошитый, то ли поймавший какую-то звезду. Западных кураторов, кстати, он презирал точно так же, как и здешних админов — ну лохи ведь; но в общем понимал, что они теперь единственная его крыша, и за определённый ими коридор — нельзя. Как прагматик и неплохой интуит он понимал, что «майдан» в Москве, как и в Киеве, имеет шансы на успех только если скрещивать «демократию» с «национализмом» — поэтому и рискнул-таки сходить на «Русский марш», но сразу же получил сигнал: харам. И больше таких заступов не делал, хотя в глубине души, уверен, повторял — «ну лохи ведь». Но, лохи не лохи, а — начальство.

Однажды, году так в 2008, он попытался (ессно, в Жан-Жаке и под вино) раскрутить меня на откровенный разговор. «Смотри, эти питерские будут сидеть пока не помрут, у нашего поколения нет вообще шансов. Если их не снести, мы обречены до пенсии сидеть на вторых ролях. Ты вот для себя готов к такой судьбе? Я нет». Я ему ответил: «Обидно, да. Но есть такая штука, как благодать Божья — тебе не понять, ты неверующий, но всё же. Если её с тобой нет — только шею свернёшь. Если есть — никакие АП и ФСБ тебя не остановят. Ты вот уверен, что у тебя она есть?» А он: «В себя надо верить, а не во всю эту херню». Проблема, говорю, в том, что человек смертен; и в этом нет ничего страшного, но это делает его негодным объектом веры.

Вот кто счас про что думает, а я вспоминаю тот разговор. Благо проходил только что, по иронии судьбы, мимо того самого «Жан-Жака».

«Военно-политическая философия» — наш совместный проект с Семёном Ураловым, буквально выросший из стримов на каналах, которые многие из вас помнят. Это подкаст о явлениях и событиях, с которыми мы сталкиваемся ежедневно и которые необходимо обсуждать. Наша задача — понять психологию конфликта, вместе с вами разобраться в происходящих процессах и что важнее — попытаться всё это объяснить.

Сегодняшний эпизод решили посвятить обсуждению вопросов, которые накопились у Семёна ко мне еще с первых наших бесед. Пришлось даже вспомнить своё профильное образование – культурология. И через эту призму посмотреть на украинский «карнавал», как выразился бы Бахтин.

Какие черты античной «вакханалии» мы видим в нынешней украинской трагедии?
Как советский масскульт заложил претензию к власти, что она не дает «вакханалии»?
Действительно ли майдан на Украине стал «нациообразующим» событием?
Какие черты классического «карнавала» мы можем увидеть в событиях на постУкраине?
Может ли «кровавый» карнавал продолжаться долго?

На эти и другие вопросы постараемся ответить в восьмом эпизоде подкаста. Ваши размышления и вопросы, как и всегда, жду в комментариях.

И ещё одна сегодняшняя новость

Текстовая расшифровка на сайте "Словарь терминов когнитивных войн и украинской трагедии"

вотпрямщас стримим с Семёном

https://www.youtube.com/live/GTZJKHTgH0M?si=0CmCTlh4-vG2hvv5


Для постУкраины и недружественных стран транслируем на ютубе

ну или прямо в ТГ https://t.iss.one/su2050?livestream=1b0f7d05e7f676d30b

​​Человек высочайших амбиций, стремительный и неукротимый, любимый ученик Суворова, «идол армии» называли его офицеры. «Бог рати – он» с легкой руки поэта Державина подхватили современники.

Петр Иванович Багратион вступил в ряды русской армии еще подростком и принимал участие во всех военных кампаниях конца XVIII и начала XIX столетия. Во время штурма Очакова он оказался одним из первых, кто ворвался в турецкую крепость. Спустя год его полк успешно подавил выступление польских повстанцев. Вместе с Суворовым Багратион совершил переход через Альпы, части под его командованием выступали в авангарде, пробивая путь русской армии.

Суворов лично докладывал императору Павлу I об успехах Багратиона, подчеркивая его бесстрашие и полководческий талант. В Россию Петр Иванович вернулся уже прославленным генералом и стал очень популярным в высшем свете, в его честь устраивались балы и приемы.

На поле боя Багратион был храбр и решителен, чего не сказать о личной жизни. К 35 годам он был еще холост. И император Павел I решил женить Петра Ивановича на первой красавице Петербурга 18-летней Екатерине Павловне Скавронской. Навязанный «сверху» брак не принес счастья паре. Супруги прожили вместе пять лет. После, сославшись на необходимость поправить здоровье, Екатерина уехала в Европу. На содержание супруги Багратион тратил все свое жалование, продавал подаренные ему за военные успехи деревни, но и этих средств едва хватало, чтобы удовлетворять запросы светской дамы. Петр Иванович неоднократно просил жену приехать домой, но в Россию она больше не вернулась.

Пока Екатерина Багратион покоряла сердца посетителей европейских салонов, Петр Иванович преодолевал по льду Ботнический залив, овладевал придунайскими крепостями Мэчин и Гирсово, разбивал 12-тысячный корпус отборных турецких войск и готовился к отражению наступления Наполеона. Легендарная храбрость Багратиона вдохновляла солдат, им нравилась его готовность первым в любое время броситься в бой. Даже Наполеон восхищался его полководческим талантом.

Служба Багратиона продлилась 30 лет. За это время он принял участие в более чем 150 сражениях, последним из которых стала Бородинская битва, где он был смертельно ранен. Умер и был погребен Пётр Иванович в имении своего друга Голицына во Владимирской губернии, а спустя 27 лет его прах перезахоронили на Бородинском поле.

#новгородика

Лично мне отдельно приятно, что в поздравительной телеграмме Путина по Авдеевке первой идёт 30-я бригада второй армии — та самая, с которой я работал с осени 22 года, к которой ездил на полигон, которой закупал УАЗики (и организовывал туда оборудование станин для АГС в гаражах в Тольятти), чьих операторов БЛА учили не просто инструкторы КЦПН, а и я сам в их числе; в которой служит лучший артиллерийский снайпер, способный первым выстрелом из орудия попасть в танк за 15 км — и которую, вот ведь ирония судьбы, до 22 года считали едва ли не самой слабой во всём ЦВО. Тот случай, когда поздравления можно передавать лично, а не только через канал.

Характерный диалог. Олексий Гончаренко спрашивает Блинкина в Мюнхене: вы нас в НАТО таки возьмёте, или же нам свою атомну бимбу делать? В ответ Блинкин, глядя в пустоту, прогоняет стандартную телегу про нерушимую поддержку и атлантическое единство, из которой никакого ответа на прямо поставленный вопрос вообще никак не следует. Грубник часто говорит про наших чиновников: «люди с рыбьими глазами». Вот тут почти эталонный пример таких вот рыбьих глаз. Вроде и пообщались, а как будто с чатомЖПТ.