Кстати, я понял, что меня особенно выстёгивает в слове «россиянин», когда его употребляют применительно к представителям любого из народов России. Это слово-манифестация, что их ничего не связывает с русским большинством, кроме только факта проживания в одном с ним государстве. Ну то есть: начальство у нас с вами, да, таки общее, а всё остальное — по-разному, мы с вами друг друга не знаем и знать не хотим. Кроме всего прочего, это просто неправда: связывает, как минимум, русский язык, а на него монополии и эксклюзива у «начальства» никогда не было и не будет.

Кстати, подумав вчера по дороге из Новгорода в Москву (думать за рулём было непросто, учитывая резкое падение температуры с +7 до -2 на фоне дождя, превратившего трассу в сплошной каток), понял я ещё вот что.

Бродский (в известном письме к Брежневу) был прав: язык — ценность более высокого порядка, чем государство. Именно поэтому, в частности, экстремист-террорист АА говорит о себе «русский, но не россиянин»: как бы ты ни относился к сегодняшней РФ, к СССР, к РИ и так далее — хоть даже и как ко вселенскому злу — возможность думать, читать, общаться, излагать мысли на русском это гигантское преимущество, особенно для человека интеллектуальных занятий. Думаю, не надо специально объяснять, почему.

Сравнивая с украинским… я никогда не относился к числу тех, кто считает его чем-то неправильным или несуществующим. Я им неплохо владею, имею целую библиотеку украинской литературы дома, писал статьи, выступал с украиноязычными докладами ещё на студенческих конференциях, и он сам по себе мне всегда нравился (в отличие от большинства его агрессивных евангелистов). Но я очень ясно понимаю, что украинский это не мировой язык и никогда им не станет. Более того, целый набор видов интеллектуальной деятельности на украинском попросту невозможен или сильно затруднён. И это, кстати, будет означать для «евроукраины», что тотальная языковая украинизация приведёт на втором поколении к очень жёсткой сегрегации общества — условно, на тех, чьи родители в своё время нашли денег на хорошего репетитора по английскому, и на всех остальных.

Впрочем, иди мы дальше по пути, завещанному женщиной Нуланд, такая же точно судьба — просто чуть позже — ждала бы неизбежно и нас. Потому что если украинский — это региональный язык без шансов стать мировым, то русский — это мировой язык с очень большими шансами стать региональным.

И вот здесь я возвращаюсь к понятию ультраструктур, которое ввёл на лекции на второй Дроннице. Какие ультраструктуры, помимо государственных, удерживают статус и употребимость языков? Почему шумерский ненадолго пережил шумеров, а аккадский был lingua franca во всём Плодородном Полумесяце многие века после гибели Аккада? Почему французский стал мировым языком номер один в XIX веке, а английский заменил его в этой роли в XX? Почему китайская письменность (мягко говоря, не самая удобная к изучению) оказалась принята во многих странах за пределами Китая (Япония, Корея до изобретения хангыля, Вьетнам до прихода французов), а единый устный… его, по большому счёту, до сих пор нет, официальный мандарин (основанный на пекинском диалекте) только претендует на эту роль? Почему арабский алфавит (основанный на весьма экзотической гортанной фонетике кочевников) стал базовым для множества неарабских языков, а собственно «арабский язык Корана» в чистом виде не сохранился нигде (кроме профильных кафедр МГИМО)))?

И вот применительно именно к русскому языку я таки делаю вывод, что, хотя Бродский и правильно ставит язык выше государства, но никакого способа сохранить его, будучи в безгосударственном или «разделённом» состоянии, у нас нет. Посмотрите на ту обвальную деградацию русского на постсоветском пространстве буквально за одно поколение. Даже русский-но-не-россиянин в той дискуссии пишет «преземлённый», потому что забыл, что в данном случае по-русски правильно писать «при». А его дети, скорее всего, вообще не смогут грамотно писать по-русски даже на уровне отца.

https://t.iss.one/su2050/4479 начали

Про подразделение, которое открыло сегодня счёт сожжённым «Абрамсам» — 15-ю бригаду.

Тут в комментариях к моим текстам меня зачем-то записали в понаехавшие. Ну наверное, да. Веке так в XV-м понаехал из Орды в Москву на Ордынку, там наверняка вёл себя как типичный среднеазиатский мигрант-тожероссиянин. Но за прошедшие с тех пор пять с лишним веков как-то пообтёрся всё же.

У меня стоит и не движется лонгрид «О войне за право на государственность» — последний пока что, пятый кусок был написан ещё в октябре, запланировано несколько и никак. Но сейчас хочу — пока в формате поста — изложить логику одного из запланированных кусков.

Мысль такая. Спор между «правыми» и «левыми» на Западе, а также «западной» и «советской» системами (это два разных спора, шедших параллельно, но имевших общие черты) — это не только спор о том, надо ли сильнее перераспределять доходы от богатых к бедным, но и о том, насколько «много» должно быть государства. Собственно, главное возражение против «тоталитаризмов» — будь то советского или нацистского — состояло в том, что выстраивается масштабный аппарат перераспределения-принуждения-управления, который нависает над обществом, вмешивается в частную жизнь, давит в человеке человека и всё такое: антиутопийный «большой брат» Оруэлла, позже трансформировавшийся в совсем уж бесчеловечные «скайнет» и «матрицу».

Ну и считалось, что одно из очевидных преимуществ западной системы как раз и состоит в том, что государства в ней мало, многие вещи регулируются вообще без начальства, а посредством разных хитрых систем саморегуляции («невидимых рук рынка» и т.п.), и это позволяет человеку оставаться человеком, жить полноценной жизнью, обладать достаточной свободой действия и самовыражения, а обществу — блистать разнообразием форм всевозможной коммерческой и некоммерческой активности, не сдерживаемой и не управляемой никакой бюрократией.

Да, за это всё приходится платить сохраняющимся относительным неравенством, разделением на бедных и богатых, но такова цена свободы. И она как будто бы не слишком уж обременительна — достаточно поддерживать в работоспособном состоянии «лифты вертикальной мобильности» для тех, кто хочет трудом и талантом, в конкуренции с другими, пробиться снизу наверх.

Беда пришла откуда не ждали. Хотя ещё дедушка Лукич предупреждал — ого-го как предупреждал об «империализме как высшей стадии» — но был плохо усвоен даже в своём отечестве, не говоря уж про несвои. Оказалось, что «свято место пусто не бывает», и «большой брат» совершенно не обязательно бывает именно государственным. Оказалось, что пока, будучи вооружёнными целым корпусом идеологических (а на самом деле скорее пропагандистских) антисоветских концепций от Рэнд и Арендт до Мизеса-Хайека-Фридмана — люди сокращали и ограничивали вмешательство государства в жизнь человека, в это время «рынок» выращивал целый выводок «больших братьев», которые, будучи по генезису частными хищниками, вторгались в эту самую жизнь куда масштабнее и наглее, переформатируя её под себя и превращая человеков в управляемых мурзилок, а институты, будь то политические, образовательные, культурные, да и хозяйственные — в пустые декорации.

Демократию — а вместе с ней рынок, частную собственность, предпринимательскую инициативу, конкуренцию, свободу слова, само право (в т.ч.международное) — победил и сожрал не коммунизм, с которым все боролись целое столетие, а корпоратизм, который никто даже особо и не замечал как угрозу. Предыдущие выборы Байдена — наиболее наглядный пример: корпорации (инвестфонды, глобальные НКО, цифровые платформы, ТНК и т.д.) консолидированным усилием поломали об коленку «волеизъявление большинства».

Но это у них. У нас другая проблема. Мы объявили себя «государством-цивилизацией», но по факту мы скорее «государство-корпорация». И, кстати, именно в корпоративной ипостаси были вполне неплохо встроены в этот дивный новый мир, и совершенно не рвались из него выпиливаться — и даже сейчас наш элитариат ищет выход из конфликта именно в расторговке на корпоративном уровне, с определением границ зон интересов. К счастью для нас, пока не находит — и именно поэтому, удивительный парадокс истории, война оказалась своеобразной территорией свободы самовыражения и творчества для «невстроенных» социальных групп.

Третий год СВО. Сценарии будущего. Семен Уралов и Алексей Чадаев #КПДУралова - текстовая версия

Тут дело не в том, кто докуда «дотягивает». А скорее в том, что пространство свободы высказывания у нас куда больше, чем у них. Может прозвучать странно, и у многих даже вызовет скепсис, но это факт — в сравнении с Украиной мы живём в свободной стране. А они нет. Мой собеседник просто смог выскочить и поэтому говорит «снаружи», но, тем не менее, даже с учётом этого он сильно рисковал — куда сильнее, чем я. И поэтому не полностью свободен в высказываниях. А представьте, на какой бы фарш покромсали свои же любого из его коллег «изнутри», если бы кто-то решился на такой разговор.

Огромное спасибо спонсорам, обеспечившим наш подвал сетевой основой для масксетей на месяц работы. Помощь — не только деньги, но и напрямую сырьё. Очень важно, чтобы производство не останавливалось. Особенно в такие сезоны, когда браконьеры готовятся к весеннему лову и сеть превращается в дефицит, который даже за деньги достать сложно )) решаем эту проблему, но дорога ложка к обеду. А сейчас из-за смены позиций по известным причинам запрос на сети растёт.

«Военно-политическая философия» — наш совместный проект с Семёном Ураловым, буквально выросший из стримов на каналах, которые многие из вас помнят. Это подкаст о явлениях и событиях, с которыми мы сталкиваемся ежедневно и которые необходимо обсуждать. Наша задача — понять психологию конфликта, вместе с вами разобраться в происходящих процессах и что важнее — попытаться всё это объяснить.

Наш сегодняшний гость — специалист по русской философии Анатолий Черняев.

Совместно с Анатолием и Семёном обсудили одну из любимых мной тем — институциализацию нашей философии. Или, если проще, — философию как институт.

Действительно ли патриотическая часть нашего общества не любит мировую философию?
Кто такой профессиональный философ и для чего они вообще нужны?
Что из себя представляет наша «национальная философия»?
Как и в чем ЮНЕСКО заменило собой католическую церковь?
Имеет ли русская философия внутри себя русофобскую направленность?
В какой момент философия поделилась на «правильную» и «неправильную»?

На эти и другие вопросы постараемся ответить в девятом эпизоде подкаста. Ваши размышления и вопросы, как и всегда, жду в комментариях.

И аудиоверсия эпизода для тех, кто предпочитает слушать

*В подкасте упоминаются Ю. Синеокая, Е. Шульман, внесенные в список иноагентов; организация Instagram, принадлежащая корпорации Meta, признанной экстремистской и деятельность которой запрещена на территории РФ

Подкаст с Черняевым должен был выйти ещё 23 февраля, но задержка случилась по банальной причине: праздники. Страна ушла праздновать, и с ней — команда выпуска. Пришлось отложить. И заменить беседой с другим мыслителем, в текстовом формате ))

Вообще, обоим народам полезно было бы не забывать одну вещь. Всё это рубилово продолжается уже третий год только потому, что один британский плейбой вообразил себя Черчиллем. Безотносительно к прочим обстоятельствам, этот подтверждённый всеми сторонами факт стоит держать в уме.

Личное. Мне тут предложили на одном полигоне по трофейному Бредли из птура садануть. Мальчик Лёша прям очень хотел, аж руки тряслись. Но, вздохнув тяжело, я сказал товарищам офицерам — пусть лучше на этой железке тренируются те, кому с ней в поле иметь дело. Мне — пока нет; я в нынешней ипостаси тыловая крыса. Даже на обучение дроноводов сейчас не езжу, поскольку занимаюсь «Ушкуйником» и живу между Москвой и Новгородом. Зато вчера тоже на полигоне одну интересную очень штуковину в небо поднимали. Будем надеяться, сможем скоро делать их много. Вот так и пиши в блог, когда ничего более конкретного сказать не можешь… ладно, пойду государя послушаю