А эээ «депутатом» (в кавычках, м?) от какой фракции является Гурулёв? А, Андрей Анатольевич?

⚡️Секретарь генсовета ЕР Турчак: Обращение генерала Попова было непубличным и размещено в закрытых чатах командиров и бойцов 58-й Армии. То, что «депутат» Гурулев его каким-то образом получил и сделал из этого политическое шоу, пусть остаётся на его совести. Как и другие его заявления и комментарии. А совесть Ивана чиста. Такими командирами Родина может гордиться. Армия была и остаётся вне политики.

А вчера, между тем, была годовщина моей Севастопольской лекции — «Что такое Современность, почём туда билеты, за что нас оттуда выгнали и можно ли её импортозаместить». Она была прочитана в летнем театре в Севастополе 12 июля 2022 года, в день Петра и Павла, и дала старт целой серии последующих тематических выступлений — от Новгородской на «Дроннице» о философии оружия и до недавнего выступления на ПМЭФ. Я заготовил целую серию постов по теме, но вчера весь день провёл на полигоне в обучении курсантов, поэтому они так и остались в черновиках )) буду выкладывать потихоньку по мере готовности.

О путях русской философии (к годовщине Севастопольской лекции). Часть 1.

В декабре 2021 года, за несколько месяцев до начала СВО, случилась попытка (отчасти административная) поменять руководство Института Философии. Действующему директору Смирнову не продлили контракт, а ВРИО поставили Анатолия Черняева – который работал там же, но возглавлял сектор русской философии. Дальше последовал бунт коллектива, война компроматов, вступилась прогрессивная общественность. Черняев три недели просидел на должности ВРИО, его вместе с группой поддержки («зиновьевцами») закидали гнилыми либеральными авокадо, после чего в качестве компромиссного решения вернули предыдущего директора А.А.Гусейнова, который был директором еще до Смирнова и которому на тот момент уже стукнуло 84 года.

Важным участником событий была тогдашняя замдиректора ИФРАН Юлия Синеокая — целый член-корреспондент РАН. Сейчас эта история получила интересное продолжение. Сразу после начала СВО Синеокая релоцировалась в «райский сад»-по-Боррелю, а с месяц назад появились новости, что под ее руководством где-то во Франции на деньги мировой жабы собирается альтернативный институт философии из релокантов, не принявших СВО — вот они теперь и будут заниматься философской борьбой с режимом. Невелика угроза, конечно, но вся эта история ставит перед нами очень важный и актуальный вопрос: что же из себя представляет русская философия сегодня и имеет ли она хоть какое-то значение в контексте сегодняшней войны миров — «правильного» (т.е. «основанного на правилах») с «многополярным»?

Как только мы оказались в конфликте с Коллективным Западом, тут же в отечестве поднялся многоголосый стон с вопросами «за что воюем?» «где национальная идея?», «где наши мыслители, которые укажут нам путь?» Трудящиеся страдали — начальство (к которому, по умолчанию, стон был обращён) молчало. Потом трудящиеся начали страдать погромче, начальство решило обозначить участие в процессе. В своем неподражаемом стиле оно изобразило национальную идею: так явился Пентабазис Харичева-Полосина. Осенью прошлого года его торжественно представили общественности, вяло обсудили и, как водится, сразу же забыли об его существовании. С тех пор на этом фронте всё столь же бездвижно, как и на реальной ЛБС.

Так что же из себя представляет наша философия сегодня? Есть по-прежнему официозный ИФРАН, в котором до сих пор дух Бурбулиса и мышь повесилась (эта фраза была тут написана специально для возмущённых опровергателей с Таганки). Есть разномастная антирежимная карго-эмиграция — не только Синеокая, но и целый Щедровицкий и разная прочая совесть нации — они там как-то из-за поребрика помаленьку клевещут. И есть небольшая банда отмороженных, топящих за цивилизационный (но не обязательно цивилизованный) развод с Мировой Жабой. Но у них (нас) нет за спиной ни Кремля, ни Жабы: эдакая философско-патриотическая махновщина.

Из этого, однако, по-прежнему абсолютно непонятно, каким образом успокоить трудящихся и родить национальную идею, которая всех бы вдохновила и все радостно пошли побеждать. И здесь важно правильно поставить диагноз: почему не получается.

Потому что мы в течение долгого времени жили в парадигме пиара, эдакой пелевинской реальности. Есть начальник (он же заказчик). Он зовёт (можно в офис, а можно даже и в Кремль) некоего голоштанного интеллигента и говорит ему: «вот тебе гонорар, а вот тебе заказ: надо ээ какими-то умными словами объяснить, почему мы самые крутые и молодцы, а остальные все вокруг гады и придурки». И интеллигент, вздыхая, берет какие-то пыльные книжки с полки, выковыривает оттуда умные слова, ваяет некий продукт, несет заказчику. Заказчик пальцем водит, говорит «фигня какая-то» и процесс повторяется по-новой — либо с тем же исполнителем, либо с его коллегой, таким же бедолагой.

Что хочу сказать: при такой «организационной модели» никакую «национальную идею», кроме рекламы контрафактного кваса, в принципе породить невозможно. Это никак не зависит от интеллектуальных качеств райтера, количества денег у заказчика, правильности постановки ему задачи и т.д. Дело здесь совершенно в другом. А в чём?

О путях русской философии (к годовщине Севастопольской лекции). Часть 2.

Чтобы понять хоть что-то о том, «что не так» у нас с отечественной философией, достаточно ненадолго заглянуть в историю Великой войны.

Во времена ВОВ директор Института Философии П.Юдин по совместительству возглавлял ОГИЗ — структуру, которая координировала производство гигантского — многомиллионными тиражами — потока пропагандистской литературы для фронта. Философы из ИФ определяли базовые тематические линии, формулировали своего рода «госзаказ» для Главполитиздата и авторов. Можно сказать, что у советского Института Философии был целый кусок власти, делегированного суверенитета: Юдин как главный по статусу «маршал» философских войск возглавлял и координировал войну на идеологическом фронте, и это обеспечивалось институционально. Более того — после войны тот же Юдин отправился советским послом в Китай и выстраивал коммуникацию между Мао и Сталиным — в личном плане, между СССР и Китаем — в смысловом плане.

Можем ли мы себе представить, чтобы сегодня директор (любой, с какой угодно фамилией!) Института Философии совмещал эту позицию с должностью, скажем, Алексея Громова в Администрации Президента (главного ответственного за весь госагитпроп), или был ключевым посредником между Путиным и Си Цзиньпином? Ответ: нет, не можем. Это из области альтернативной истории.

Так что проблема нашей философии вообще не в том, что в ИФРАН или где-то ещё засели какие-то неправильные философы. Проблема не кадровая, а позиционная. Философия во времена Юдина (каким бы он ни был) и философия сейчас (любой степени «синеокости») — это две абсолютно разные сущности. И эта «разность» обусловлена тем, что происходит «вне», — местом, какое философия занимала в архитектуре государства тогда — учитывая идеократический характер советской власти — и которое наглухо отсутствует сейчас, учитывая закреплённый аж в Конституции запрет на идеологию.

Как писал весной 1917-го Демьян Бедный,
«что Николай «лишился места»,
мы знали все без манифеста.
Для «кандидатов» всех ответ,
что «места» тоже больше нет».

Отсюда вопрос:
«Куда пропало место философии?»

О путях русской философии (к годовщине Севастопольской лекции). Часть 3.

Куда же делось «место» философии?

Чтобы ответить на этот вопрос, поговорим ещё об СССР. Учитывая, что история — это поле борьбы пропаганд, тем, кто тогда не жил — или жил, но всё забыл — очень сложно понять, что такое идеократическое государство. Проще глянуть на современный Иран: есть президент, парламент, «ординарное» государство, а сверху — идеократическая надстройка (Совет стражей Исламской революции). И эта надстройка главнее любой государственной структуры, хоть и выполняет, по сути, функцию цензора, оценивая, соответствует ли деятельность государства религиозным принципам. Также она задает «правильное направление»: куда надо развиваться, а куда не надо.

Аналогия, может, для кого-то непривычная, поскольку СССР был государством атеистическим, но если отбросить эти «условности», то ровно оно и получается: над обычными институтами обычного государства была надстроена духовная, идеологическая сфера, которая главнее.

Более того, институты собственно государства в СССР были рудиментарны. Именно поэтому он сразу развалился на несколько государств, как только убрали «верховную власть» — Партию, отменив Шестую статью. Именно партия удерживала республики в Союзе — как только её обнулили, они практически сразу стали независимыми государствами.

С исторической точки зрения очень любопытно посмотреть на хронологию Перестройки. В некий неуловимый момент там произошла смена вектора: изначальная борьба с коррупцией/произволом/бюрократией — превратилась в борьбу с идеологией. Причём не только «господствующей», а вообще с любой.

Сама возможность поставить вопрос об уничтожении монополии коммунистической партии появилась только после того, как общим местом стала идея о возможности отмены идеологии и демонтажа всех институций, которые учили общество правильно жить. И этот демонтаж подавался и воспринимался как освобождение от идеологического диктата. Идеология была объявлена и описана как то, что ограничивает и угнетает свободу: мыслей, мнений, взглядов, самовыражения, политической субъектности. В этом был пафос, который работает по сей день — в той самой конституционной формуле запрета на идеологию. В этом особенность генезиса РФ — она возникла в ходе процесса «освобождения» от диктата идеологии.

Еще одна особенность этого «освобождения» — оно же одновременно объявлялось и возвращением в «цивилизованный мир». В котором нет идеократии, а есть свобода слова и мысли, многопартийность, конкуренция и т.д. И мы, учредив или «вернув» себе все это, тем самым возвращаем себя в «цивилизованный мир». Здесь очень важны термины. Хантингтона (Шпенглера, Тойнби, Данилевского и т.д.) у нас тогда никто не знал и не читал. На тот момент даже мысли не возникало, что цивилизации вообще-то могут быть разными. Цивилизация была одна и именовалась словосочетанием «цивилизованный мир», из которого мы выпали вследствие некоторого болезненного вывиха — Октябрьской революции.

И наша сегодняшняя попытка бунтовать против западного мейнстрима даже на уровне лексики рифмуется с поведением антисоветчиков-диссидентов прошлого века. То, что мы еще лет 30 назад считали свободой, в нашем сознании переродилось в новую «цивилизационную» идеологию, против которой мы снова бунтуем и от которой мы себя пытаемся освободить. Тогда мы боролись с собственными «политруками», сегодня — с «политруками» из «вашингтонского обкома».

Но может ли в принципе у этого бунта появиться хоть какая-то своя философская программа?

Ну и, что называется, в довесок к серии постов о философии.

Итак, сейчас мы всей страной отчаянно панкуем против глобалистского мейнстрима — очень похоже на то, как отцы-деды панковали против «всепобеждающего марксистско-ленинского учения». И нам нравится, — о, ещё как! — заниматься деконструкцией и высмеиванием их краснокумачово-радужных лозунгов, типа «дело Греты Тунберг живёт и побеждает». Но как только вся эта наша веселуха пытается оформить саму себя в контридеологию, мы инстинктивно начинаем чувствовать неуютный холодок и отползаем в сторонку. Потому что «у самурая нет цели — у самурая есть путь», сказал Винни в ответ на вопрос, зачем он залез в нору к Кролику.

Гипотеза, что мы их ультра-модернистской идеологии противопоставим свою ультра-традиционалистскую и «так победим», именно поэтому буксует и не срабатывает. Она «не заходит» в первую очередь тем, кто несет в себе тот перестроечный «ген освобождения» от вообще любой идеологической надстройки. «Освобождение от комиссарского диктата» мы внутренне до сих пор воспринимаем как ценность, и это слышится в пафосе нашей критики глобализма. Поэтому появись в самом деле у нас сегодня политруки/капелланы, о которых часть общества так сильно просит — их бы никто не стал слушать.

Драма Пригожина в каком-то смысле об этом же. Оказалось, что СВО, базовым нарративом которой стал бунт против Мировой Жабы и её «порядка-основанного-на-правилах», почти без пауз трансформируется в бунт против собственного начальства и уже его «порядка-основанного-на-levelах». Между прочим, столь же неформальных и мутных, как и у супостата.

Поэтому принципиальный вопрос: есть ли вообще путь от состояния-эмоции подросткового бунта к собственной наступательной доктрине? Вопрос ребром — потому что если нет, тогда надо прекращать паясничать и идти сдаваться, в надежде, что накажут не больно, а потом пожалеют и простят.

Но вот если всё же НЕ сдаваться… Тогда, хоть это очень многим категорически не нравится, «пелевинскую реальность» придётся «поднимать переворотом» едва ли не в первую очередь. Что это будет? Если в метафоре, то не интеллигента будут вызывать к «заказчику» писать «идею», а миллиардера (министра, генерала, медиазвезду) — вызывать в обком и объяснять, что он должен говорить и делать, как себя вести, куда платить и кому отчитываться, если хочет сохранить место, капиталы и жизнь.

Это будет довольно неуютный мир, господа товарищи. Многие, прочтя это и представив, предпочтут «уж лучше слить хохлам». Но многие, в общем-то, и так уже слили.

Когда ещё только в 2003 году появилась самая первая госпрограмма цифровизации «Электронная Россия», я услышал из круга причастных к ней следующее: «В «службах» пока ещё не догадываются, что электрон так же неисчерпаем, как и атом». Я вот думаю: догадались, что ли?

Извинити, канешна, но мне кажется, Государь сильно недооценивает потенциал своего Правительства…

Из разговора с одним воюющим офицером про подготовку нашего офицерского корпуса:

«Из училища выходят 4 типа лейтенантов:

1). Те, кто учился и способен применять знания в боевой обстановке. Это лучшие, но их меньше всех.
2). Те, кто учился, знания есть, но командовать не способен (заучки). Такие полезны на штабных должностях, но вверять им подразделения нельзя
3). Те, кто не учился, но способен обучаться «в бою». Из таких выходят со временем хорошие командиры, но иногда довольно дорогой ценой.
4). Те, кто не учился и не способен обучаться даже в боевых условиях. Вот эти — самые вредные для дела, и таких немало. Но, удивительным образом, такие часто и делают карьеру — просто потому, что их отправляют с передовой «на повышение», чтобы не гробили бойцов.

Слушая его, я вспомнил, как мне в своё время рассказывали о механизмах формирования советской партийной элиты. Про то, как на заводах наименее способных начинали двигать по партийной линии, чтобы не путались под ногами и не срывали плановое задание, а потом они оказывались инструкторами обкомов с записью в личном деле «имеет опыт работы на производстве», что обеспечивало им блестящее дальнейшее будущее.

Не очень понятно, как лечить этот порок больших бюрократических систем.

Как ни странно, у меня нет вопроса, «почему Собчак».
Достаточно вспомнить несколько ключевых констант «той стороны».

1. Хороших русских нет (верно даже по отношению к РДК: «расходный материал»).
2. Медийность превыше всего.
3. Тактика — перегрузить российские службы «ddos-атакой»: одновременно нанимать для диверсий и терактов много дешевых малолетних дебилов в расчёте на то, что у кого-то из них вдруг да получится (как получилось у Треповой с Татарским).

Отсюда и логика выбора мишеней для «атентатов» — напомню: этот термин, которым много и активно пользовался в своё время сам Степан Андреевич, означал у него буквально «убийство с целью привлечения внимания». Впору вводить технический термин «потенциал вирусности атентата» — измеряемый в миллионах аудитории и комментаторов, которые «не смогут пройти мимо».

Афанасий Ордин-Нащокин происходил из семьи небогатого псковского помещика. Несмотря на то, что юные годы его пришлись на Смутное время, он получил хорошее образование и изучил несколько иностранных языков. В 1620 году в возрасте 15 лет Афанасий был отдан отцом на государственную службу во Пскове. Карьера развивалась неспешно до тех пор, пока Ордину-Нащокину не удалось перевестись в Москву, где образованного и настойчивого молодого человека заметили и привлекли к дипломатической деятельности.

В 1642 году Афанасий был направлен на русско-шведскую границу для урегулирования вопроса спорных территорий. К первому же поручению он приступил со всей серьезностью: тщательно изучил писцовые книги и другую документацию, опросил местное население – в итоге спорные территории были возвращены России. Далее перед дипломатом ставились все новые внешнеполитические задачи, с которыми он успешно справлялся. Ордин-Нащокин развернул агентурную сеть в Речи Посполитой и Османской империи. Оперативное получение информации с территорий позволяло предупреждать и влиять на планы главных оппонентов российского государства.

В 1667 году трудами Ордина-Нащокина было заключено Андрусовское перемирие, согласно которому Речь Посполитая официально уступала российскому государству Смоленск, некоторые псковские земли, Северскую землю, а также все левобережье Днепра. Киев также отходил России. Царь пожаловал Ордину-Нащокину боярский чин, и под его начало был отдан Посольский приказ.

Постепенно Ордин-Нащокин стал ближайшим советником царя и фактически главой Правительства. Он глубоко интересовался экономикой страны, развивал внешнюю торговлю, создал первый русский коммерческий банк – Земскую избу и аналог торгово-промышленной палаты – Приказ купецких дел. Ордин-Нащокин разрабатывал планы выхода к Балтике и выдвинул идею создания русского торгового и военного флота. Вся его деятельность во многом предвосхитила и в дальнейшем нашла отражение в реформах Петра I.

После того как из-за расхождений во взглядах в вопросах ведения внешней политики царь отстранил Ордина-Нащокина от дел, тот не стал держаться за должность и плести придворных интриг, он отправился во Псков, где принял постриг в одном из монастырей и занялся благотворительностью.

За выдающиеся заслуги государственный и военный деятель, дипломат и реформатор Афанасий Ордин-Нащокин увековечен на горельефе «Государственные люди» на памятнике «Тысячелетие России».
#новгородика

Про тащполковника и «блоки на негатив». Што думаю.

Вот ты сидишь на Лубянке, собираешь на всех разную там информацию: кто какие вопросы решает, кто какие бюджеты осваивает, кто с кем делится и почему. Собираешь в папочки. А папочки эти лежат в сейфе или на сервере, и ничего с ними не происходит — годами, а то и десятилетиями. За редчайшими исключениями, когда на кого-то поступила команда «фас», но это один из сотен. Информация в папочках устаревает, теряет актуальность, некоторые фигуранты благополучно вывозят из страны деньги и валят сами, и с ними опять ничего не происходит потом. И ты начинаешь ощущать острую бессмысленность своей работы.

И в какой-то момент ты понимаешь, что совершенно не обязательно всю собранную тобой и твоими людьми информацию докладывать руководству. Это как с наркотиками: цифры, сколько чего изъято при аресте партии. Можно что-то и для себя приберечь. Имеешь инфу — можно либо ею нанести удар по кому-то, либо с самим фигурантом произвести ту операцию, которую Остап Бендер провёл с подпольным миллионером Корейко.

И тогда, кроме гешефта, есть ещё один неочевидный бонус: по крайней мере, твоя основная работа начинает иметь хоть какой-то смысл.

В развитие темы агента и агентности (см.серию постов о способах агентирования) придумал понятие «бессубъектник» — по аналогии с беспилотником.

Как у сегодняшнего беспилотника на самом деле есть пилот — просто он не внутри, а снаружи, стоит с пультом на земле и управляет устройством дистанционно. При этом у дрона есть собственный довольно уже развитый ИИ, позволяющий ориентироваться по карте, облетать препятствия, диагностировать окружающую реальность, видеть объекты на земле компьютерным зрением. Но это не отменяет того, что он является посланцем своего оператора, и работает по его задаче.

Точно так же и бессубъектник. Он может самостоятельно анализировать окружающую обстановку, принимать тактические решения и выполнять много разных действий самостоятельно, но по большому счёту он выступает проводником (в западноукраинском смысле слова «проводник» — исполнитель) того внешнего субъекта, который определяет его целеполагание. Субъект — тот, кто ставит цели; неспособность ставить цели самому себе и в связи с этим действия в русле чужого целеполагания — неважно, насколько отрефлексированные. Тут формула простая: если у тебя нет собственных целей — скорее всего, ты работаешь на цели того, у кого они есть, вне зависимости от того, есть ли у него «пульт управления» тобой или он просто просчитал тебя и включил в своё планирование вслепую. Хуже всего, когда тебе вроде как кажется, что у тебя цели есть и ты их даже сам себе наметил, но в реальности эти цели являются также проекцией стратегии другого, более «высокорангового» (в лефевровском смысле) субъекта.

А беспилотник — это, если совсем по-простому, тот, у кого в личной жизни проблемы; проще говоря, женщины не любят. Но вообще-то быть бессубъектником намного более стрёмно, чем беспилотником.

Мысли с полигона

Собрал в кучу разрозненные блокнотные записи об организации противодронной защиты и противодронной борьбы. Это касается как сугубо военных задач, так и гражданских — защита объектов, в том числе от террористических атак, осуществляемых с помощью летающих беспилотников.

1. Защита от дронов должна строиться на принципиально других концептуальных основаниях, чем классическая ПВО. Основное различие такое: ПВО защищает небо над территорией, ПДО (противодронная оборона) может строиться только на «объектовом» принципе — защита объектов, в основном на земле (но также и в воздухе, на воде и т.д.). ПВО создавалась в эпоху, когда то, что летело, было большим, дорогим и летело издалека. Дрон-камикадзе или дрон со сбросом — маленький, дешёвый и может быть запущен буквально «из-за забора».

2. РЭБ в принципе не может гарантировать должного уровня защиты; более того, эффективность РЭБ будет падать по мере того, как дрон будет становиться всё более автономным от внешнего оператора и всё больше решений будет приниматься электронным мозгом на борту. А значит, необходимо развивать средства физического перехвата и уничтожения воздушных целей.

3. Эффективность защиты зависит от качества системы мониторинга воздушного пространства. Это значит, что по крайней мере на своей территории необходимо строить долговременную инфраструктуру мониторинга «ближнего неба», с оперативной идентификацией и «захватом» любого летящего объекта.

4. Защищаемый объект как бы находится в центре нескольких «кругов»: начиная с самого широкого — круг мониторинга, и заканчивая самым узким — круг эффективного поражения. Между ними есть ещё несколько, в том числе самый важный — «круг принятия решения» (будь то оператором защиты или ИИ), и он принципиально шире, чем последний, поскольку надо учитывать время от решения до фактического поражения: система должна «успеть», а учитывая скорости, речь идёт даже не о секундах, а часто о долях секунд.

5. Ошибка — исходить из того, что средства поражения должны быть дешевле, чем поражаемый объект. Средства поражения должны быть в первую очередь дешевле, чем размер потенциального ущерба, который он может нанести.

6. Системы защиты должны быть спроектированы именно как системы, то есть нельзя закрыться «частичными» решениями. Необходима комплексная увязка всей инфраструктуры — от мониторинга неба до средств пост-анализа любой атаки и срабатывания/сбоя защиты.

7. В случае с большими объектами (например: задача «прикрыть промзону или город-миллионник») необходимо проектировать распределённые системы с бесшовной «передачей» объектов наблюдения из одной зоны контроля в другую; а значит, вырабатывать единые стандарты и протоколы работы таких систем. В будущем такие системы смогут стать основой для построения общегражданской инфраструктуры мониторинга и допуска к полётам для пользователей — цифровых платформ организации беспилотного воздушного движения.

Вот же ж. А мне некоторые коллеги за отдельные успехи на ниве партийно-электорального строительства пообещали побрить яйца бритвой Оккама, дабы впредь не допускал умножения сущностей без необходимости. Всё, у меня теперь контраргумент есть на это от самого Дугина (за причиндалы можно не волноваться)

Человек, употребляющий выражение «бритва Оккама», либо невежа, либо онтологический враг.

По мосту. Занудное.

1. Эта война в основном про то, кто кого сколько раз публично унизит. Атака на мост не случайно приурочена к последнему дню «Черноморской зерновой инициативы», которую все у нас называют «сделкой» — что тоже отдельный аспект пропагандистского унижения, потому что слово «сделка» в русском языке имеет вполне понятные коннотации.

Сейчас все подряд, включая самых дружественных — вот уже и Китай подключился — будут доламывать Россию на продление, несмотря ни на что. И понятно почему. Взрыв «Северных потоков» и скачки цен на газ в Европе привели к падению производства удобрений в ЕС на 30%, соответственно, упал и экспорт, и выросли цены. Для стран, которые ходят под угрозой массового голода, это означает, что несколько миллионов человек гарантированно умрут от него в этом году. И хотя по факту зерно в рамках «инициативы» идёт совсем не к ним, а к тем, кто может заплатить — это не помешает публично обвинить Россию в том, что все эти смерти случатся из-за неё. Нормальный такой фон для готовящегося саммита «Россия-Африка».

Так что, хотя нам всем, от Путина до рядового российского обывателя, вся эта «сделка» кажется откровенным надувательством, вариантов соскочить не так много. И товарищи небратья это прекрасно понимают, поэтому мост именно сегодня.

2. Им, конечно, срочно нужно было что-то для поднятия боевого духа, а то с наступом не задалось, с Вильнюсом тоже, а мост в прошлый раз хорошо зашёл, люди в Киеве у стенда селфи делать в очередь выстраивались.

Но по нашей реакции я не вижу ничего похожего на прошлогоднюю истерику. Скорее унылое «ну вот опять, блин». Выработался какой-то иммунитет, что хорошо. Но, кстати, частью реакции является «ну вот, опять проворонили». И здесь — как раз повод сказать пару слов о противодронной обороне, в продолжение вчерашнего поста. В данном случае — на воде.

Я специально ездил в Питер на Военно-морской салон с целью пообщаться со спецами по новинкам в части средств борьбы против морских дронов. Увы, в отличие от летающего беспилотия, в котором движ (из-за нацпроекта и ожидания олимпиардов денег), в водном беспилотии (и соотв антибеспилотии) всё тухло. Те же пара контор, что и всегда, плюс инициативные разработки в Севастополе — понятно почему. И это плохо, учитывая регулярные атаки. При этом защищаться от надводных беспилотников по факту _легче_, чем от летающих. Но, что называется, «кто-то должен этим заниматься».

И ещё. Не люблю модальности «нужно», обращённой непонятно к кому, но.

Нужны. Инженерные. Центры. Противодронной. Защиты. Объектов. Мостов. Городов. Нефтебаз. Атомных станций. Кремлей, в конце концов.

Не только для этой войны. Вообще. На будущее. Библиотеки технологий. Опытные полигоны. Кафедры в ВУЗах. Система испытаний. Интеграция бигдаты с мониторинговых устройств. Тематические конференции. Да, это «возиться». Надо.