В последнее время слышно все больше оптимизма относительно ситуации с федеральным бюджетом. Минфин сообщает, что по итогам января-октября 2023 года доходы федерального бюджета оказались на 4,4% выше уровня аналогичного периода прошлого года, причем даже «просевшие» нефтегазовые доходы в октябре заметно подросли.

Расходы федерального бюджета превышают уровень января-октября 2022 года на 11,7%. При этом 84% годового плана расходов уже профинансировано — и это существенно выше показателей последних лет, когда на ноябрь-декабрь откладывалось чуть ли не 30% расходов. Заметно сократился и дефицит бюджета, весной он составлял более 3 трлн руб., а по итогам октября — только 1,2 трлн руб.

Однако считать всерьез, что раньше бюджет был в бедственном положении, а теперь он из него выходит, было бы довольно наивно. Во-первых, дефицит федерального бюджета и при объемах около 3 трлн руб. был вполне управляемым, учитывая нашу весьма скромную долговую нагрузку. Во-вторых, для экономики, нуждающейся в поддержке как спроса, так и предложения, дефицит бюджета — это необходимое условие придания экономике стимула к росту. И в этой связи стремиться к скорейшему снижению этого дефицита точно не стоит — особенно учитывая, что в ближайшие месяцы доходы бюджета вряд ли будут демонстрировать такие же высокие темпы роста как в октябре. Например, рост нефтегазовых доходов (на 1,6 трлн руб. в октябре при том, что в январе-сентябре их среднемесячный объем был чуть выше 600 млрд руб.) был связан не только с повышением цен на нефть, но и с временной приостановкой демпферных выплат — однако решение о возобновлении демпферного механизма уже принято.

В этой ситуации крайне важно обеспечить исполнение запланированных расходов, а дефицит вполне может вернуться к изначально запланированному уровню в 2,9 трлн руб., тем более что способы его покрытия давно определены.

Новые звоночки нарастающих проблем после повышения ключевой ставки Банком России. И одна из этих проблем — рост цен. Что и требовалось доказать.

Обязательная продажа валютной выручки создала трудности для компаний-экспортеров, получающих оплату за свои товары в рублях. Таким компаниям приходится совершать двойную конвертацию — сначала переводить рубли в валюту, чтобы затем в соответствии с требованием произвести обязательную продажу валютной выручки на внутреннем рынке.

Получается, что данное требование идет вразрез с другой инициативой в области внешней торговли по расширению использования национальных валют в расчетах. Экспортерам оказывается невыгодно принимать оплату в российских рублях, поскольку в этом случае у компаний возникают дополнительные издержки. При этом доля рубля в расчетах по экспорту, по данным Банка России, превышает 40%. Таким образом, эта проблема явно является достаточно актуальной для бизнеса, хотя и удивительно, что на нее обратили внимание только сейчас.

И это уже на 2,7 млн человек (на 15,7%) больше, чем в аналогичном периоде прошлого года, по данным объединения участников микрофинансового рынка СРО «МиР». То есть микрозайм есть уже почти у каждого седьмого россиянина.

Банк России тут недавно радовался, что вовремя все ужесточил на рынке кредитования, чтобы сдержать рост закредитованности граждан. Ведь их пугает то, что 11,2 млн граждан имеет 3 и более кредита.

На рынке микрозаймов ЦБ тоже ввел некоторые новые ограничения, например, снизил максимальный размер ставки с 1% до 0,8% в сутки (до 292% в год). Но все-таки остается большой вопрос, что хуже — 11,2 млн россиян с тремя кредитами или почти 20 млн россиян с микрокредитами по трехзначным ставкам в год?

А ведь именно рост ставок и ужесточение требований к заемщикам в банках приводит к тому, что население идет в микрофинансовые организации. А куда им еще идти, если реальные располагаемые доходы граждан все еще находятся ниже уровня десятилетней давности — 2013 года?! И к этому Банк России также в немалой степени причастен со своей политикой, препятствующей расширению инвестиций и созданию высокопроизводительных и высокооплачиваемых рабочих мест.

Но ЦБ упорно продолжает жить в своих догмах, предпочитая не обращать внимания на то, что столь ненавистный ему рост спроса происходит одновременно с повышением уровня закредитованности населения по кабальным ставкам. И это проблема, которая с учетом уровня ставок в микрофинансировании повышением ключевой ставки ну никак не решается.

​​К вопросу о дефиците кадров в АПК — его отмечают уже давно, причем во всех подотраслях не хватает как высококвалифицированных кадров, так и просто физической силы.

Участники рынка отмечают также плохую подготовку узкопрофильных специалистов и несовершенство аграрного образования: многие вузы слабо взаимодействуют с сельхозпредприятиями в плане организации практики и стажировок для получения студентами актуальных навыков. В итоге многие выпускники выбирают работу не по специальности.

Работа в сельском хозяйстве остается в целом непопулярной у молодежи. Оно и понятно: условия работы достаточно тяжелые, при этом ни конкурентоспособной оплаты труда, ни даже просто нормальных условий для жизни на селе не обеспечено. Есть отдельные регионы, где ситуация резко отличается в положительную сторону, но это скорее исключения из правила.

Пока что и госпрограммы особых результатов не дают, да и реализуются они не без проблем. По данным Минсельхоза, по состоянию на 2 ноября лишь 74,2% федеральных субсидий было доведено до фермеров по направлению обеспечения комплексного развития сельских территорий.

Есть и отдельный Федеральный проект «Содействие занятости сельского населения», на него предусмотрено всего лишь 238,3 млн руб. на 2023 год, но из этих денег по состоянию на 2 ноября было освоено только 69,2%.

При этом в 31 регионе такие субсидии и вовсе не были предусмотрены, а из тех, кто ожидал господдержку в этом году — в 9 субъектов РФ до сих пор ничего не перечислено. Хуже всего с освоением средств по данному направлению обстоят дела в субъектах Северо-Кавказского, Северо-Западного, Уральского и Сибирского федеральных округов.

Казалось бы, сельское хозяйство является сейчас одним из драйверов экономического роста, но проблемы в этой сфере остаются прежними: низкие зарплаты, слабо развитая инфраструктура и некомфортные условия для жизни людей. Да ещё и неподъёмно дорогие кредиты сильно тормозят технологическое обновление этой важной отрасли российской экономики…

Потребительские цены продолжают расти высокими темпами –интересно, почему? Ведь Банк России сообщает, что он последовательно повышает ключевую ставку именно для сдерживания инфляции. И представляется, что дело тут в первую очередь совсем не во временных лагах между изменением ставки и его проявлением в динамике цен.

Среди продовольственных товаров бьют рекорды цены на курицу и яйца: в октябре с начала года они выросли на 29% и 19% соответственно, и в ноябре рост цен продолжился.

Производители отмечают, что у них резко подскочила стоимость импортных кормовых добавок, ветпрепаратов и оборудования, отечественных аналогов для которых нет.

К тому же произошло удорожание бензина и других горюче-смазочных материалов. И, как и во многих других отраслях, попросту не хватает рабочих рук. Из-за ослабления рубля для трудовых мигрантов эта работа стала менее привлекательной, а местных кадров либо нет, либо им нужно больше платить. Некоторые предприятия сейчас оценивают дефицит кадров в 25-30%.

Налицо рост издержек производителей, который они перекладывают в цену продукции, чтобы сохранить рентабельность и как-то развиваться дальше. Однако власти склонны выводить на первый план другие факторы: высокий спрос на продукцию, который способствует росту цен, а также ценовой сговор крупных производителей и ценовую политику ритейлеров, с которыми теперь разбирается ФАС.

На производителей можно, конечно, надавить административными методами, чтобы остановить рост цен. Но кто и за счет каких ресурсов будет тогда развивать внутреннее производство и обеспечивать продовольственную безопасность? Особенно в условиях запретительно высоких ставок по кредитам и при сохранении зависимости от импортного оборудования и расходных материалов. Стоило бы признать, что проблема сейчас не в циклических колебаниях, а в затяжном дефиците инвестиций, результаты которого и дают о себе знать. И решать надо именно вопрос запуска инвестиций, а не постоянно дергать на стоп-кран для сокращения спроса.

В Европе разворачивается новая налоговая тема — введение дополнительных налогов на сверхприбыль банков. Италия, Чехия, Испания, Венгрия, Литва уже ввели налоги на сверхприбыль банков, теперь вот и Словакия объявила о том же. Ставки налогов довольно существенные, доходят до 40-60% сверхприбыли (ее трактуют как чистый процентный доход, либо как превышение доходов над неким пороговым уровнем). Введение таких налогов правительства объясняют тем, что в условиях подъема ставок ЕЦБ банки стали получать сверхдоходы за счет заемщиков. И поэтому в ряде стран поступления налога направляются на выплаты соцпомощи нуждающимся.

Ну а у нас, несмотря на растущие банковские прибыли, ни о каких дополнительных налогах для банков и речи нет. Хотя сверхприбыли наших крупных банков тоже немаленькие: в 2023 году суммарная прибыль банков ожидается на рекордном уровне 2,9-3,0 трлн рублей. За счет кого они получены, тоже сомневаться не приходится. Но при этом даже под единовременный налог на сверхприбыль прошлых лет, который был недавно введен, банки почти не подпадают из-за методики расчета. В Сбере, например, оценили, что по налогу на сверхприбыль выплаты составят порядка 3 млрд рублей. Это примерно 1% от налога на прибыль, выплаченного им в 2022 году.

Вот такая интересная ситуация: сверхприбыль у российских банков вроде и есть, а налога на нее вроде и нет…

​​Воскресный дайджест «Блабланомики»: самое интересное в канале за неделю

🔸 Почему стремиться к скорейшему снижению дефицита бюджета не стоит

🔸 Какие новые звоночки нарастающих проблем появляются после очередного повышения ключевой ставки Банком России

🔸 Какие трудности для компаний-экспортеров создала обязательная продажа валютной выручки

🔸 Сколько россиян имеют кредиты в микрофинансовых организациях по итогам III квартала 2023 года

🔸 Почему работа в сельском хозяйстве остается непопулярной у молодежи

🔸 Что не так с основными направлениями единой государственной денежно-кредитной политики, представленными Банком России

🔸 Почему потребительские цены в России продолжают расти высокими темпами

🔸 Зачем в Европе вводят дополнительные налоги на сверхприбыль банков

США не могут отвязаться от Китая

Экономисты оценили перспективы экономического размежевания США и Китая. Имеющиеся данные об изменениях торговых потоков между странами указывают на начало «великого перераспределения» активности в цепочках поставок США. Прямые поставки товаров в США из Китая сокращаются, при этом в структуре импорта увеличивается доля стран с низким уровнем трудовых издержек, главным образом Вьетнама и Мексики. Возвращение производственных мощностей в США также имеет место быть, но представляет собой более сложный процесс. В отдельных секторах, например в производстве полупроводников, отмечается возрождение экономической активности, в то время как в других ситуация пока мало отличается от тенденций предшествующих лет.

Исследователи предупреждают, что несмотря на все усилия США в конечном итоге могут и не добиться снижения зависимости от цепочек поставок, связанных с Китаем. Несмотря на уменьшение прямой зависимости США от Китая, наблюдается увеличение доли импорта Китая в «дружественных» странах, включая ЕС, Мексику и Вьетнам. И хотя политические факторы могут помешать Китаю обходить ограничения на поставки своих товаров в США посредством прямых иностранных инвестиций, китайские производители наращивают ПИИ и производственные мощности во Вьетнаме и Мексике в критически важных секторах. Это говорит о том, что фабрики, конечным владельцем которых является Китай, могут продолжать играть значительную роль в цепочках поставок продукции в США.

Экономисты также выражают опасения относительно того, что затраты на реализацию текущей промышленной политики США могут оказаться слишком высокими. Возрождение промышленности требует надежных и эффективных производственных цепочек, транспортных систем, а также гибкой и квалифицированной рабочей силы. Более того, достижение оптимального уровня эффективности в определенных секторах требует достаточного спроса или масштабов для строительства специализированных производств. Очень показательными в этой связи являются сообщения о задержках в строительстве заводов по производству полупроводников тайваньской компании TSMC в Аризоне, вызванные нехваткой квалифицированной рабочей силы.

Совсем не исключено, что в конечном итоге США останутся в связке с Китаем, но только с более высоким уровнем издержек.

Можно лишь добавить, что не только с ипотекой, но и с реальным сектором в целом наш ЦБ тоже именно так и поступает.

Тема трудовой миграции последнее время вызывает ожесточенные споры. На этот раз поводом стало предложение властей Киргизии рассмотреть возможность введения обязательного медицинского страхования (ОМС) для находящихся на российской территории киргизских трудовых мигрантов и их семей.

Вообще, такие «просьбы» больше похожи на выкручивание рук российской стороне, которая сейчас сталкивается с масштабными санкционными ограничениями. Тем более, что у нас самих хватает проблем в социальной сфере: и с медициной, когда граждане месяцами стоят в очередях на диагностические исследования и необходимые операции, и с образованием, когда в школах банально не хватает учителей, а кое-где нет нормального ремонта, горячей воды и теплых туалетов.

Да, у нас есть кадровый голод, особенно в отраслях с непрестижной работой и физически тяжелыми условиями труда (например, стройка, ЖКХ, сельское хозяйство). Но давайте выстраивать политику привлечения трудовых мигрантов, выдвигая на первый план собственные интересы, причем как интересы государства и бизнеса, так и обычных граждан.

Ведь если работник из Киргизии официально трудоустроен и компания платит за него страховые взносы, то он и так может обслуживаться по ОМС, а если члены его семьи не работают — то да, им нужно приобретать полис ДМС до тех пор, пока у них не будет разрешения на временное пребывание или вида на жительство.

Закон обязывает всех иностранцев, пересекающих границу РФ, иметь медицинский полис, а его отсутствие — это признак нелегального нахождения человека на территории РФ. Такому человеку бригада скорой окажет первую помощь, но все остальные медицинские услуги будут для него платными, и это нормально.
Потому что бесплатной медицины не бывает — всё в конечном счёте оплачивают налогоплательщики.

Пока в центральных банках спорят, какими экономическими методами обуздать инфляцию, на поле боя появился новый мощный противник — изменение климата, которое уже стало причиной роста цен на целый ряд продуктов.

Например, в Италии засушливые лето и осень приводят к тому, что цены на один из самых востребованных в мире деликатесов — белый трюфель — взлетают до небес. Так, по данным Coldiretti, крупнейшей сельскохозяйственной торговой группы Италии, цена на свежие белые трюфели достигает €4500 за килограмм. А отдельные редкие экземпляры уходят с молотка и за совершенно фантастические суммы: в прошлом году на аукционе в Альбе трюфель весом около 700 г был продан за рекордные €184 000.

«Глобальное потепление, или как бы мы его ни называли, определенно приводит к снижению доступности трюфелей», — сокрушается основатель Liaison West Distribution, дистрибьютора итальянских трюфелей со штаб-квартирой в Калифорнии, отмечая, что заказы начинают поступать еще до начала сезона, а объемы урожая предугадать все сложнее.

Трюфели, конечно, не входят в состав набора продуктов, по которым Росстат считает инфляцию. Да и для большей части населения они и вовсе недоступны. Но климатические изменения могут влиять и на производство других продуктов. Вот только многие страны сейчас больше озабочены геополитикой, чем сохранением экологии и климата. А потом все удивляются, почему сокращается предложение тех или иных товаров и растут цены. Об актуальных для всей планеты вещах забывать бы не стоило, дороже выйдет.

Парадоксальная вещь — мы вроде бы боремся-боремся с инфляцией, но рост цен на ключевой для нефтедобывающей страны продукт — бензин — обуздать не можем.

Цены на бензин на внутреннем рынке меняются только в одну сторону — вверх, даже когда обстоятельства благоприятствуют снижению. А ведь бензин — один из важнейших товаров-маркеров для потребителей, по которому многие из них судят об инфляции в стране.

Почему же традиционное в любой непонятной ситуации повышение ставки Банком России не решает проблему с ценами на бензин? Конечно, существенную роль в такой ценовой динамике на российском рынке играет система налогообложения. Но дело не только в ней.

Еще одна причина — монополизация локальных розничных рынков топлива и высокая доля продаж через АЗС, принадлежащие крупным вертикально-интегрированным нефтяным компаниям. На независимые АЗС, не связанные с добычей и переработкой нефти, приходится не более четверти российского топливного рынка. Слабая же конкурентная среда позволяет продавцам не только держать, но и повышать цены при любых условиях.

При этом большинство из основных вертикально-интегрированных компаний на рынке — государственные. Поэтому рынок бензина — это в том числе и пример ситуации со всеми прелестями госкапитализма.

И если кому-то покажется, что цены на бензин у нас невысокие, то это только покажется. Если учитывать паритет покупательной способности, то цены на бензин у нас уже в 1,5 и более раз могут превышать уровень цен в США. Мы шутим над странами Европы на фоне энергетического кризиса, но на среднюю зарплату гражданин России может купить раза в 1,5-2 меньше бензина, чем жители целого ряда европейских стран.

Ограничение конкуренции и государственное вмешательство в рыночное ценообразование ведут к тому, что цены на внутреннем рынке не снижаются даже когда обстоятельства благоприятствуют этому. И бензин — только один отраслевой пример. Из таких историй складывается традиционно высокий инфляционный фон в российской экономике.

Борьба с инфляцией в России должна начинаться с решения проблем на стороне предложения. И Президент в последнее время не раз говорил о необходимости построения именно такой экономики — экономики предложения. Но обеспечение гибкости предложения без стимулирования конкурентных рынков с преобладанием частного бизнеса невозможно.

Дефицит сельхозтехники — видимо, как кот Шредингера. Он как бы есть, но его как бы и нет.