В ходе этой войны, по официальным государственным
источникам, погибло в сражениях, впоследствии казнено, сослано на
каторгу и роздано в крепостные более 60 тысяч башкир. Более 800
башкирских деревень сожжено, десятки тысяч голов скота угнано. Много башкир, спасаясь от репрессий, убежало к казахам и каракалпакам, что привело со временем к неминуемой ассимиляции в этих народах. Чтобы вы понимали размеры катастрофы, по данным
американского историка Донелли, на тот момент в Башкорт Иле проживало примерно 100 тысяч башкир. Среди башкирских историков репрессии в ходе 1735–1740 годов считаются первым геноцидом башкирского народа.

Башкиры. Конец 19 век.
Демские башкиры из рода Мин.

Япония. 1929 год.

📚Архив—Исенбике Тоган.

Назмия Тоган (жена Заки Валиди), Субидей и Исенбике Тоган (дети Заки Валиди), Ахмет-Заки Валиди Тоган.

Тагир Чагатай (супруг Саадат Чагатай, дочери Г. Исхаки), Назмия Тоган, Заки Валиди Тоган, Абдулкадир Инан.

Исенбике и Субидей Тоган (дети Заки Валиди), Хызырбек Гайнетулла (студент Заки Валиди).

Заки Валиди и Азимбек Беримджан.

Абдулкадир Инан, Ибрагим, Абдулвагап (фамилии не установлены).

«Мой отец был обычным человеком – учителем, после 1917 года в Башкирии он занимал высокие должности, но он никогда не говорил об этом. Обычный учитель, без какого-либо чрезмерного чувства собственной важности, симпатичный, приятный человек, — рассказывает Субидей Тоган. — Отец играл на курае, очень скучал по Башкирии. В Турции есть такие места, которые ему о нем напоминали, ему очень нравилось их посещать. Когда он перестал брать в руки курай, я понял, что он смирился с тем, что никогда не вернется на родину».

«Последнего из авантюристов, мечтающих о троне в обособленном башкирском ханстве, я встретил семнадцать лет назад в Стамбуле. Его звали Заки Валиди. В 1919 году он втянул в авантюру национальные формирования, стремясь отторгнуть Башкирию от революционной России. Войска эти, разгадав обман, перешли на сторону красных, несостоявшийся хан бежал в Туркестан к басмачам, потом очутился в Турции, долго обивал порог гитлеровского предбанника, но даже туда его не пустили – слишком потрепан и измызган. При разговоре со мной этот человек все время старался прятать глаза, выцветшие, зеленые, вкрадчиво - мстительные. Он ничего не спрашивал о своей бывшей родине, которую много лет подряд обливал грязью, хотя знал, что она процветает. На прощание он просил меня прислать пластинки с записями старинных башкирских песен и мелодий. На старости лет решил «хан» услаждать свой притупившийся слух родными мотивами. Обойдется, подумал я. Не для таких берег народ свою пленительную песню, свою певучую речь».