У коллеги @unusual_world_coins увидел чрезвычайно интересный формат подачи истории Азии – он пишет объемные лонгриды, рассматривая как события, так и эпохи через призму нумизматики.

➖ История Китая и Вьетнама, часть I
➖ История Китая и Вьетнама, часть II
➖ История Китая и Вьетнама, часть III
➖ История Китая и Вьетнама, часть IV
➖ История Китая и Вьетнама, часть V

В России и русскоязычном пространстве китайская культура и история – темы абсолютно малоизвестные, редко затрагиваемые широкой публикой, так что приведенные выше тексты можно справедливо эксклюзивом. В порядке дружеской взаимопомощи я опубликую первые пять лонгридов, а с остальными читатель может ознакомиться непосредственно на канале автора.

@atomiccherry 💯

«Шахид» конструктивно является именно самолетом-снарядом– это отнюдь не дрон-камикадзе, как его ошибочно принято называть.

Иранские беспилотники данной серии обладают крайне примитивной системой управления и навигации – их запуск производится строго по координатам без возможности корректировки курса в ходе полета. Концептуально он близок скорее к ФАУ-1, нежели, скажем, к «Харопу».

Нужно признать, что в рамках своего целевого использования это эффективное, простое и легко воспроизводимое оружие, которое позволяет обеспечивать поражение крупных стационарных объектов с крайне низкой себестоимостью удара. Корпус Стражей Исламской Революции разрабатывал данные аппараты, исходя из идеи их применения в условиях партизанской/террористической войны. Речь, словом, шла о нанесении на постоянной основе беспокоящих ударов с безопасной для операторов дистанции, возможности сборки самолета-снаряда в условиях «гаражной промышленности» и сравнительно низкой цене такого оружия (себестоимость «Шахида» колеблется в пределах 20-30$ тыс).

Словом, опираясь на опыт партизанской войны в Ираке, Афганистане и Йемене, Иран создал вполне достойный вариант эрзац-крылатой ракеты. Но, повторюсь, это оружие войн ассиметричного типа – его конструктивные особенности (не недостатки, отнюдь – оно именно такое, каким задумывалось) плохо подходят для применения «Шахида» в условиях полномасштабного военного конфликта.

Данные самолеты-снаряды могут причинять значительный ущерб инфраструктуре противника, используя эффект новизны – полноценного опыта борьбы с воздушными целями такого типа на постоянной основе нет ни у одной армии мира. ПЗРК плохо подходят для поражения малоразмерных целей со слабой тепловой сигнатурой – лучшим решением в данном вопросе является малокалиберная зенитная артиллерия. Вероятнее всего, конструктивные ограничения этого летательного аппарата и концептуальные проблемы его использования в конечном итоге приведут к кратному снижению боевой ценности «Шахидов».

Самолёты-снаряды определенно не оправдали надежд российских «военных аналитиков», полагавших, что иранские беспилотники смогут вести охоту на поставленные Украине западные вооружения по типу тактических ракетных комплексов HIMARS. Технически «Шахиды» могут применяться и в таком качестве, но только в связке с крупными и более уязвимыми БЛА-корректировщиками, обеспечивающими «подсветку» целей для самолетов-снарядов.

Само собой, подобная схема боевой работы не выглядит оптимальной в условиях активного противодействия ПВО.

Необходимо отметить, что несколько лет назад, исследуя обломки «Шахидов», сбитых на территории Ирака, эксперты ВВС США выразили мнение о том, что данный самолет-снаряд может быть переоборудован в полноценный БПЛА-камикадзе с возможностью управления через оптический канал в режиме реального времени.

На текущий момент времени данная теория не подтвердилась, однако иметь в виду возможность такого дооснащения «Шахидов» определенно стоит – возможно, она еще сыграет свою роль до окончания боевых действий.

@atomiccherry 💯

Хотя конструктивно «Шахиды» можно назвать «простым оружием», недооценивать их потенциал не следует. Проблема борьбы с малоразмерными низколетящими летательными аппаратами существует отнюдь не первое десятилетие, и никаких адекватных по соотношению «стоимость-эффективность» методов борьбы с ними создано так не было.

Осмысление данного вопроса произошло в 80-ых годах прошлого века с появлением массовых дозвуковых крылатых ракет, способных поражать цели, пользуясь прикрытием низких высот и рельефа местности.

В данном случае себя оправдывали любые меры противодействия – собственная себестоимость крылатых ракет была достаточно высока, чтобы использовать для их перехвата истребители и ЗРК, а также создавать узкоспециализированную технику, предназначенную для борьбы именно с таким типом вооружений.

Однако, в ситуацию «противостояния меча и щита» (ВВС и ПВО) значительные коррективы внесло появление на поле боя компактных поршневых БПЛА. Их применение стало одной из причин чудовищного разгрома сирийской ПВО в Ливане, укомплектованной советским оружием (операция «Медведка-19»). Технически БПЛА был медленной, неповоротливой и уязвимой целью, но на практике поразить ее было затруднительно – и, что важно, стоимость средств поражения дронов не шла ни в какое сравнение с их собственной стоимостью.

Но с окончанием Холодной войны этот вопрос более не поднимался и не вызывал интереса – каких-либо масштабных конфликтов между технически оснащенными армиями не предвиделось, а в рамках контрпартизанских кампаний БПЛА не представляли такой уж серьезной угрозы, тем более что задействовались в них преимущественно аппараты кустарного производства в малых количествах. В связи с этим вооруженные силы многих стран пошли на полное сокращение тактического ПВО и отказались от его развития – но, как выяснилось теперь, сделано это было зря.

Сам по себе «Шахид» не является вызовом технического характера – это простой и в общем ничем не примечательный аппарат. Вызов этот всецело концептуальный: иранские самолеты-снаряды своим существованием бьют по самому больному месту любой современной армии – это массовое и очень дешевое оружие, способное проникать на большую глубину в зону действия эшелонированной ПВО, оставаясь при этом незамеченным. Оно не высокоэффективно (в силу того, что может поражать исключительно стационарные незащищенные объекты), но достаточно опасно, чтобы вынуждать противника искать методы противодействия, отнимая у него тем самым большое количество ценных ресурсов.

Учитывая цикличность военной мысли и развития техники, стоит ожидать, что решение проблемы поражения самолетов-снарядов (создание и применение которых, в сущности, является реинкарнацией идей Второй Мировой войны) будет найдено в некоем традиционном решении – например, возрождении зенитной артиллерии, которая на текущий момент времени выглядит наиболее перспективным и надежным вариантом противодействия летательным аппаратам данного типа.

Подытоживая, стоит сказать, что в данный момент применение «Шахидов» стало наиболее серьёзным вызовом, с которым столкнулась ПВО Украины. В предыдущие месяцы ВСУ пусть и не без проблем, но парировали большую часть угроз, которые мог представлять российский арсенал авиационных и ракетных средств поражения. Самолеты-снаряды же в силу своих особенностей являются оружием, к противостоянию которому украинские силы ПВО не готовились, как не готовились и все прочие армии мира – так что с точки зрения военной теории и анализа разыгрывающееся сейчас противостояние меча и щита можно назвать, пожалуй, эпохальным. Оно, вне сомнения, окажет большое влияние на развитие как беспилотных, так и зенитных систем.

P.S.: отдельно стоить отдать должное иранским аналитикам и инженерам – при задействовании, в целом, скромных ресурсов они смогли создать крайне интересное оружие.

@atomiccherry 💯

Пожалуй, стоит более ясно и прямолинейно выразить основную мысль текста, посвященного «Шахидам».

Главным достижением Ирана стала отнюдь не возможность производить оружие – это, в сущности, совершенно незначительная деталь. Железо – это просто железо, главное в вооружениях – это военная мысль, в рамках которой они создаются. Это концентрация больших объемов информации, анализа, поиска решений, интеллектуального труда.

Иранские теоретики смогли нащупать то самое слабое место современного военного строительства, создав образчик оружия из эпохи массовых вооружений – дешевый и максимально интегрированный с компонетами гражданской промышленности.

«Шахид» – не оружие цифровой эры; это буквально прямой потомок ФАУ-1, но в этом техническом примитивизме и заключается его ключевое достоинство.

Главный урок текущего дня – это урок, который дает любое военное строительство и любой другой военный конфликт.
Интеллектуальный труд и теория определяют все – железо же второстепенно. Качественный анализ может превратить в угрозу набор даже простейших технологий, тогда как его отсутствие сводит к нулю эффективность любых высокотехнологичных вооружений.

@atomiccherry 💯

Организационные моменты

Прежде всего, приношу читателям искренние извинения за длительное молчание и отсутствие материалов. В ближайшие дни я постараюсь в полной мере восполнить упущенное и опубликовать серию текстов, посвященных изменению структуры военно-технической помощи стран НАТО для Украины, а также американским мобилизационным возможностям.

Почему меня интересуют данные вопросы? Потому что именно они в настоящее время определяют ход всей кампании, стратегию противоборствующих стран, их действия и как минимум ближайшие перспективы на будущее.

Но для начала, конечно, следует пролить свет на обстановку в целом.

@atomiccherry 💯

«Эффект Херсона»

Итак, Херсон.

С самого начала боев за контроль над Правобережьем с политической точки зрения Херсон рассматривался странами, поддерживающими Украину, как своеобразный аналог Эль-Аламейна – установление украинской армией контроля над городом могло ознаменовать коренной перелом в боевых действиях на конкретном ТВД.

Если говорить точнее, то речь шла об освобождении более чем 50% занятых РФ после 24 февраля территорий страны, а также о нанесении поражения наиболее боеспособной части российской армии, сосредоточенных там (костяком правобережной группировки ВС РФ были десантные части, и из города их, конечно, никто просто так выпускать не планировал).

Словом, для ВСУ все выглядело максимально благоприятно, и, естественно, такое событие должно было обернуться (и обернулось) значительной интенсификацией и реструктуризацией военной и экономической помощи со стороны Европы и США, предназначенной для Украины.

Изначально я назвал это явление «эффектом Херсона» именно тогда, 10 ноября, когда можно было увидеть первые результаты окончания битвы за город. Только в тот день, когда российские войска были выведены с правого берега Днепра, Соединенные Штаты, Норвегия и Нидерланды заявили о предоставлении Украине военной поддержки в размере 660 млн долларов, Испания и Болгария объявили о начале тренировочных миссий в интересах украинской армии, а Чехия подписала с Киевом соглашение о создании совместного оборонного кластера.

Ситуация, словом, чрезвычайно благоприятствовала Украине, и «эффект Херсона» перешел в иную плоскость – украинское командование, решившее, что долгожданный перелом наконец был достигнут… начало процесс отвода частей с линии боевого соприкосновения.

Какая-то часть подразделений была отведена на ротацию, а еще более значительная масса личного состава была выведена в Европу для участия в программах переподготовки, слаживания и формирования новых бригад, которые организовали страны блока НАТО. Какое именно количество военнослужащих было отведено, мне достоверно неизвестно – я знаю только то, что их количество превышает 10 тысяч солдат. В общей сложности страны Альянса заявили миссии, которые должны в течение зимнего-весеннего периода повысить квалификацию или подготовить ~55 тысяч украинских военнослужащих (отдельно отмечу, что в ходе определенных событий, которые мы рассмотрим ниже, миссии расширяются). С учетом стратегической обстановки, сложившейся на данный момент, можно выдвинуть оценочные цифры в ~15-17 тыс. выведенных в Европу солдат.

Подобные действия, впрочем, оказались преждевременными и опрометчивыми. Украинское военное командование очевидным образом ошиблось в оценках потери боеспособности российских подразделений, способности накапливать резервы и концентрировать их у линии фронта. Эйфория от взятия Херсона застила глаза и на другой ключевой факт: российские части на правом берегу не потерпели разгрома – они отошли из-за проблем с логистикой (логистика, напомню, объемная наука – она включает в себя не только науку снабжения, но и ротации личного состава).

Совокупность множества факторов привела к тому, что зимняя кампания, которая ожидалась как период всеобщего затишья, началась совершенно иным образом – с Бахмута.

@atomiccherry 💯

«Бахмутский психологический символизм»

На протяжении последних месяцев Бахмут стал ничем не примечательной точкой на карте боевых действий – никаких существенных подвижек на данном участке фронта не наблюдалось, а сам по себе город потерял как оперативное, так и стратегическое значение в связи с общей остановкой российского наступления в Донбассе.

Тем не менее, российские силы продолжали вести на данном направлении низкоинтенсивные наступательные действия, продолжая постепенно накапливать резервы и концентрировать значительные массы личного состава.

Возможно, бои за населенный пункт так бы и продолжали носить сугубо локальный характер, но в дело вступил фактор, выше обозначенный как «эффект Херсона»; на фоне успехов украинское военное командование лишило себя значительной части резервов, полностью проигнорировав нарастающее давление на Бахмут (игнорировало настолько, что с лета вокруг города не была выстроена сеть укреплений, которая в обычных обстоятельствах является стандартной практикой для ВСУ).

В предыдущие месяцы боевых действий украинская армия достаточно эффективно избегала боев на истощение, используя систему эшелонированной обороны и преимущество в живой силе – в случае нарастания давления на том или ином участке фронта подразделения отступали на следующую линию обороны, тогда как внимание российского генералитета отвлекалось на иные оперативные направления (например, когда в ходе боев за Лисичанско-Северодонецкую агломерацию ВСУ одновременно предпринимали попытки атаковать на Херсонском и Харьковском направлениях – это эффективно оттягивало как внимание, так и силы ВС РФ).

Но с Бахмутом все сложилось иначе: с одной стороны, в текущий момент ВСУ не располагают силами для отвлекающего удара, с другой, после ряда успехов, одержанных в ходе осенней кампании, они не решаются и оставить населенный пункт. Говоря проще, город превратился в средоточие т.н. «психологического символизма» – он не имеет существенного значения с точки зрения военного искусства, но и прекратить бои за него невозможно вследствие завышенных общественных ожиданий (до этого мы могли наблюдать аналогичную картину в ходе боев за о. Змеиный).

Российское командование, напротив, с весеннего периода стремилось создать именно такую ситуацию, в которой украинские войска были бы вынуждены расходовать большое количество ресурсов и живой силы, стремясь удержать некий участок фронта – словом, концептуально речь идет об операции, по духу более соответствующей Первой Мировой войне: о втягивании противника в длительные бои на истощение.

Для понимания вопроса – за последние недели к городу в срочном порядке были переброшены силы 57-й, 65-й механизированных бригад, 95-й ОДШБр, 40-й артиллерийской бригады, 5-й отдельный штурмовой полк ВСУ, 80-я ДШБ, а также части ТрО Днепра. Как несложно догадаться, такая активность связана с тяжелым положением обороняющихся, и именно с боями за данный населенный пункт связаны и последние скандальные высказывания европейских политиков, СМИ и представителей военных ведомств – оборона Бахмута чрезвычайно дорого обходится ВСУ с точки зрения боевых потерь (речь, конечно, не идет о «десятках тысячах убитых», которых так любят смаковать пропагандисты с обеих сторон, но о нескольких тысячах – вполне, и этого достаточно, чтобы вызвать серьезный ажиотаж в Европе).

В условиях наступившего позиционного тупика Бахмут является отправной точкой, которая определит ход ближайших событий. Задуманные командованием ВСУ планы о формировании обновленных и переподготовленных ударных частях определенно будут отложены – ими придется стабилизировать линию фронта сразу по прибытию из тренировочных лагерей стран НАТО, и, соответственно, сам процесс будет отложен как минимум до середины весны.

Бахмут не является (по крайней мере, на данный момент) некой переломной точкой, но он в значительной степени характеризует текущий формат боевых действий.

Мы же тем временем начнем рассматривать, как и почему изменилась структура военно-технической помощи для Украины.

@atomiccherry 💯

Весьма забавно наблюдать, как после резонансных происшествий возникает неожиданно много экспертов по всем возможным вопросам – от ведения контрразведки до проработки вопросов базирования стратегической авиации.

Проблема этих людей не в том, что они задают вопросы, которые могут быть более чем резонными – например, почему все российские тяжелые бомбардировщики сосредоточены буквально на паре аэродромов, – проблема заключается в абсолютном отсутствии у них каких-то базовых знаний и простейшего фактажа о собственной же стране и ее вооружённых силах.

Итак, почему же с авиабазой Энгельс все произошло именно так, как произошло? Ответ прост и прозаичен – в Российской Федерации больше нет аэродромов, инфраструктура которых подходила бы для обслуживания самолетов такого класса на регулярной основе. Есть ряд аэродромов, способных принимать стратегические бомбардировщики на дозаправку, но не обеспечивать их функционирование в течение длительного времени – поэтому рассредоточить самолеты физически невозможно.

Предполетное обслуживание, например, Ту-160 занимает в общей сложности несколько суток, требует большого количества квалифицированного персонала и специализированного оборудования. В советское время это не доставляло больших сложностей, но оно давно и безвозвратно ушло, а для современной России массовая организация подобных процессов слишком сложна и дорогостояща.

Более того, вкладывать ресурсы в расширение инфраструктуры стратегической авиации никогда не планировалось по причине полного отсутствия целесообразности. Российская стратегическая авиация это в первую очередь элемент престижа – она давно не является полноценным военным инструментом. Это набор глубоко устаревших самолетов и не менее устаревших авиационных вооружений, созданных под доктрины и задачи, реализация которых невозможна вот уже более 30 лет как по ряду объективных причин (дам намек – тенденция на малозаметность в авиации данного класса появилась не просто так).

Ровно по той же причине задачи нанесения ударов по украинской инфраструктуре были делегированы именно стратегическим бомбардировщикам (хотя изначально наносились преимущественно ВМФ): их ресурс в ближайшие годы все равно будет исчерпан, запасы авиационных крылатых ракет старых типов огромны и невостребованны, а для обожаемых патриотической публикой «ядерных ударов по оплотам западного империализма» они совершенно непригодны.

Так что поиски некой глубокой морали в этой истории абсолютно бессмысленны.

@atomiccherry 💯

ТЕКСТ 1: Der Totale Krieg в XXI веке?

На протяжении месяцев боевых действий западная военная помощь для Украины претерпевает значительные структурные изменения, суть которых часто ускользает от невнимательного наблюдателя.

По умолчанию принято считать, что с каждым новым этапом конфликта объемы поставок лишь увеличиваются с целью усиления ВСУ, но это утверждение правдиво лишь отчасти – определенное нарастание объемов помощи связано прежде всего с восполнением потерь украинской армии в военной технике, боеприпасах и военном имуществе, но не наращиванием ее возможностей.

Европа и США с первых дней боевых действий исходили из весьма специфической логики, суть которой заключалась в том, что по нанесению Российской Федерации определенного процента потерь в живой силе и технике, как считалось, Москва должна была отказаться от своих планов и согласиться на мирные переговоры. По этой причине поставки происходили точечно, их целью было купирование тех или иных преимуществ российской армии: превосходстве в танках, артиллерии, военно-морских силах.

Проблема такого подхода крылась в самой логике того, что пресловутый «процент потерь» вообще может оказывать хоть какое-то влияние на Кремль или внутреннюю обстановку в РФ. Западные планировщики выкинули из своих расчетов факт, который следовало учесть хотя бы с точки зрения военной истории – Россия является страной с крайне низкой чувствительностью к потерям. Можно смеяться над этим, можно это оспаривать, можно считать несущественным, но строить стратегию, отталкиваясь от игнорирования таких базовых принципов национальной психологии и восприятия, оказалось не только абсурдом, но и фатальной ошибкой.

С точки зрения военного искусства, Россия всегда была страной, которая плохо адаптируется к быстрому изменению обстановки и слабо ориентируется в условиях войн, характер которых заключен в высокой скорости принятия решений. Здесь вполне уместны примеры русско-японской или советско-финской войн – столкнувшись с сильным соперником, страна слишком медленно реагировала на нанесенные поражения, а получив более-менее приемлемые условия для заключения мира, предпочитала отступить. Но подчас события развивались по иному сценарию: так или иначе Россия перестраивалась и приходила к наиболее комфортному для нее формату ведения боевых действий – войны на истощение.

После событий первого полугодия российско-украинского конфликта Москва, не понесшая серьезных (это для вас они могут казаться катастрофическими, но задайте себе простой резонный вопрос – а в Кремле, как единственном акторе всех процессов в РФ, их считают такими же?) экономических или ресурсных потерь, прибегла к этой исторически выработанной модели.

Этот факт оказал и прямое влияние на структуру военной помощи для Украины со стороны стран блока НАТО, которые были вынуждены перестраиваться под реалии масштабных боевых действий на истощение в условиях ограниченных возможностей собственной военной промышленности.

@atomiccherry 💯

ТЕКСТ 2: Кампания на истощение

В ходе летне-осеннего периода НАТО активно предоставляло в интересах украинской армии значительное количество артиллерийских боеприпасов и тактических ракет, обеспечивших кратковременное превосходство ВСУ над силами ВС РФ: накопленный банк данных о целях тыловой инфраструктуры российских войск вкупе со значительно расширившимся арсеналом высокоточных вооружений позволил украинской армии провести ряд успешных наступательных операций под Харьковом, Изюмом и Лиманом. Точечное поражение российских складов боеприпасов, сочетаемое с наращиванием поставок традиционных артсистем, дало Украине необходимое преимущество в огневой мощи.

В ходе реализации наступательных операций, вероятно, ожидалось, что по завершению таковых Москва запросит переговоры, а дальнейших боевых действий высокой интенсивности не планировалось. По этой причине Европа и США свободно предоставляли Киеву боеприпасы из собственных войсковых резервов: так, только 155-мм снарядов с июля по октябрь было поставлено более 1 млн штук. К ноябрю западные арсеналы существенно истощились без возможности быстрого восполнения – в ходе последовавших ревизий выяснилось, что для восстановления резервов Альянса необходимо от 3 до 5 лет в силу не только отсутствия достаточного количества промышленных мощностей, но и в каких-то случаях полной ликвидации таковых (такая история произошла, например, с германскими ВТС SMArt 155).

Причина того проста – Европа и США еще в годы Холодной войны активно искали возможности сокращения собственных военных расходов. Если СССР на протяжении практически всего своего существования активно следовал принципу «пушки вместо масла», то население западных стран категорически отказывалось идти на подобные жертвы. Поддержание боеготовности вооруженных сил само по себе является крайне затратным и даже убыточным предприятием, а обеспечение стратегического и мобилизационного резерва с точки зрения экономики и вовсе выглядит настоящей «черной дырой». После 50-ых годов США пошли на кардинальные меры, полностью отказавшись от самого понятия «мобилизационный резерв» – все военные запасы страны рассчитывались на период сверхинтенсивных боевых действий в Европе сроком не более полугода. По истечению этого периода, как считалось, НАТО и ОВД должны были прийти к некому мирному соглашению – в противном случае Америка начинала процесс развертывания новых военных производств, рассчитанный на срок от 5 до 8 лет (речь идет, естественно, о сценариях конвенционной войны)…

В данный же момент события стали развиваться совершенно иным образом – Россия начала процесс мобилизации. Насыщение армии живой силой поспособствовало изменению структуры логистики (практика формирования крупных складов военного имущества исчезла), а также позволило восстановить возможности ракетно-артиллерийских подразделений за счет расконсервации вооружений из стратегического резерва. Кроме того, нельзя отметать и фактор расширения возможностей российской военной промышленности – известен целый ряд любопытных историй, связанных с поставками больших партий промышленного оборудования европейского производства в Россию уже после 24 февраля текущего года, т.е. в условиях действия санкционного режима. К настоящему времени российская артиллерия восстановила темпы огневой работы и вновь выпускает более 20 000 снарядов в сутки.

Одним словом, конфликт не просто не пошел на убыль – он перешел в формат войны на истощение, который по ряду причин никак нельзя счесть желанным даже для мощных западных экономик.

@atomiccherry 💯

ТЕКСТ 3: Ленд-лиз и почему его не было?

С началом осени многие справедливо ожидали интенсификации поставок западных вооружений для ВСУ. Подобный шаг выглядел логичным и закономерным – украинская армия к тому моменту продемонстрировала способность как обороняться, так и наступать, страны НАТО же имели полгода на подготовку и организацию процессов, связанных с увеличением объемов военной помощи.

Но этого не произошло.

Как было сказано выше, Североатлантический Альянс исторически стремился урезать расходы на оборону, и с окончанием Холодной войны данная тенденция обозначилась еще сильнее – НАТО де-факто стало военно-техническим гегемоном, и вообще не нуждалось ни в каких военных запасах. Объемы таковых были сокращены из расчета на 1 месяц интенсивных боевых действий, военные заводы – сокращены или перепрофилированы, а финансирование оборонных ведомств урезано.

К примеру, поговорим о тяжелой бронетехнике.

В настоящее время Германия может произвести 100 танков «Леопард-2» за… 65 месяцев. При этом ФРГ не имеет возможности одновременно производить и танки, и САУ – в PzH 2000 используются компоненты танкового шасси «Лео» (к слову говоря, несколько месяцев назад Киев заключил контракт с Берлином на поставку 100 САУ – и производить их будут, согласно его условиям, более 5 лет).

В США ситуация несколько иная, но отсутствует производство новых танковых корпусов (текущие запасы танков необходимы Соединенным Штатам для обеспечения собственных нужд, ведь на их основе производятся машины новых модификаций). Восстанавливать и модернизировать старые «Абрамсы» Америка может с темпами 30 машин в месяц на настоящий момент, 60 машин при увеличении объемов финансирования производственной линии, 88 – при кардинальном увеличении и расширении мощностей единственного танкового завода в стране (это открытые данные, предоставленные в бюджетных документах ВС США).

С большинством прочих позиций (за исключением военного автотранспорта и авиации разных типов) западные мобилизационные возможности обстоят ровным делом также, как и с танками – они функционируют исключительно для обеспечения потребностей НАТО в условиях мирного времени. Никаких колоссальных запасников в Альянсе нет уже несколько десятилетий, в силу чего снабжать миллионную украинскую армию европейскими и американскими вооружениями решительно невозможно (с учетом того, что по самым скромным расчетам за сутки текущих боевых действий армии теряют по 1% техники!). Кардинально менять данное положение никто не планирует – сам по себе процесс расширения военных производств крайне дорогостоящ и занимает не менее пяти лет – а в 2027 году, быть может, актуальность данного вопроса будет утеряна. Самим странам НАТО не нужны избыточные военные мощности или же стратегические запасы – напротив, крайне непростая мировая экономическая обстановка диктует необходимость сокращения оборонных расходов (Британия, урезавшая свои и без того скромные активы, тому пример). Как итог, Европа и США с трудом изыскивают необходимое оборудование для Украины, и именно по этой причине Киев получает или технику советского производства, или старые БТР М113 и полицейские бронетранспортеры.

Тем не менее, страны НАТО вынуждены не просто обеспечивать функционирование украинской армии, но и наращивать объемы поставок – и в этом вопросе серьезным подспорьем оказалось тяжкое наследие социализма…

@atomiccherry 💯

ТЕКСТ 4: Арсенал демократии с коммунистическими корнями

Чехию исторически можно назвать одной из ключевых оружейных кузниц Европы. Так было и в эпоху существования Австро-Венгрии, и Советского Союза. Значительная часть советских экспортных систем вооружений, поставляемых, например, в Африку и на Ближний Восток, производились именно в Чехословакии, которая благодаря колоссальным объемам военных заказов имела возможность содержать мощную и развитую оружейную промышленность.

Но после распада ОВД, а затем и СССР, чешские и словацкие военные заводы остались не у дел. Можно было бы решить, что на этом моменте их история обрывается, но чехи оказались куда умнее и прозорливее как своих новых партнеров из Западной Европы, так и бывших союзников из советских республик. Производства были законсервированы до лучших времен, и несколько десятилетий ждали своего часа.

Конечно, в данном вопросе бессмысленно обсуждать исключительно производства Чехии и Словакии – речь идет также о Польше, Болгарии, Албании, Румынии. Военные заводы обозначенных стран обеспечивали поставки вооружений и боеприпасов для Украины с самого начала конфликта, и продолжают неуклонно расширять свои мощности (к примеру, польский государственный концерн PGZ увеличивает производство ракет для переносных зенитных комплексов с 300 до 1000 единиц в год). Чехия, как ни иронично, оказалась единственной страной НАТО, способной восстанавливать и модернизировать больше 100 единиц тяжелой бронетехники в месяц: еще весной темп работ на чешских оборонных заводах позволял отгружать в Украину по 150 танков и 150 БМП/БТР в течение 30 дней.

В течение летнего периода заводы Восточной Европы расконсервировали и расширили производство ЗИП для артиллерии советского типа (в частности, новых орудийных стволов), а также снарядов 73-мм, 122-мм, 125-мм и 152-мм. Это позволило в существенной степени улучшить снабжение украинской артиллерии, хотя ситуация все еще далека от того, чтобы покрыть хотя бы 50% потребностей артбригад ВСУ.

Впрочем, следует отметить, что в бывших странах ОВД было практически уничтожено производство вооружений полного цикла – т.е. они могут успешно ремонтировать и восстанавливать большое количество техники советского типа, но не выпускать её с нуля. Производство новых вооружений, как показывает пример польской САУ «Краб» и словацкой САУ «Зузана», занимает значительное время и возможно только ограниченными партиями. В остальном же объем работ, производимых оборонными заводами Восточной Европы, колоссален: они ремонтируют подбитые машины, выводят их с консервации, восстанавливают технику из могильников, расположенных в Украине, модернизируют советское оборудование, выпускают минометы, безоткатные орудия, снаряды, патроны, минно-взрывную технику, зенитные ракеты (не будь их, украинская ПВО давно бы исчерпала запасы).

Тенденция, словом, очевидна – отказа от советских систем вооружений в Украине не предвидится не только в ближайшие месяцы, но и годы. При этом стоит признать, что в текущий момент Восточная Европа не может обеспечить полное закрытие потребностей ВСУ: украинская армия испытывает хронический «снарядный голод», нехватку пехотных огневых средств, легкой бронетехники (это отдельная тема для разговора, т.к. основной единицей транспорта в ВСУ давно стали пикапы и внедорожники, что соответствующим образом сказывается на количестве потерь среди личного состава), а также армейской авиации. Учитывая объемы финансирования чешского и польского военпрома ситуация, возможно, изменится в следующем году – в любом случае, снабжать Украину будут преимущественно страны бывшего Соцблока оборудованием советского же образца.

@atomiccherry 💯

ТЕКСТ 5: Ставка на подготовку

Кроме мобилизации военной промышленности Восточной Европы блок НАТО приступил к реализации и другой важной программы по оказанию помощи украинской армии. Связана она с подготовкой и переподготовкой солдат и офицеров вооруженных сил Украины, а также с обучением мобилизованного личного состава.

Начать, пожалуй, стоит с последнего. Вопросы подготовки рекрутов в ходе полномасштабных боевых действий в целом являются крайне сложной и болезненной темой, дискуссии вокруг которой ведутся в мировом военном сообществе десятилетиями. ВСУ в данном вопросе не стали исключением – украинский Генштаб не смог выработать некого единого стандарта и программы подготовки мобилизованных. Сам по себе процесс в масштабах армии более похож на лоскутное одеяло – где-то подготовка ведется непосредственно в подразделениях опытными сержантами, где-то ее ведут солдаты-сверхсрочники, где-то – полицейские, а где-то ее нет и вовсе. Все это, естественно, крайне негативно отражается на боеспособности подразделений, их управляемости, боевой устойчивости. В таких условиях помощь извне была необходимостью, в связи с чем страны Британского Содружества организовали миссию по обучению и тренировкам украинских новобранцев.

Параллельно с этим Британия еще весной начала реализацию программы переподготовки украинских кадровых подразделений, вокруг которых формировался ударный кулак, задействованный впоследствии при Харьков-Изюмской наступательной операции.

Этого, однако, оказалось мало – в осенний период стало очевидно, что украинская армия может успешно продвигаться в направлениях с крайне ослабленными и редкими оборонительными порядками, но не производить операции со взломом эшелонированной обороны, какую ВСУ встретили на Херсонском направлении. Причиной тому в немалой степени было очень нестабильное качество подготовки и слаженности подразделений, в связи с чем страны НАТО объявили о старте целого ряда различных тренировочных миссий для украинских военнослужащих.

Большинство заявленных программ ориентированы именно на переподготовку действующих подразделений, часть – на обучение специалистов (медицинского персонала, саперов, снайперов), также отдельно предусмотрены курсы для офицеров. В общей сложности через военные полигоны Европы с осени по весну должны пройти не менее 50 000 украинских солдат – весьма внушительное число, которое можно рассматривать как костяк для формирования целого ряда ударных бригад. Цели тому очевидны – западные страны в текущий момент времени не могут обеспечить Украине численное или же техническое превосходство над российскими силами, но в силах создать таковое за счет повышения качества личного состава ВСУ.

Впрочем, насколько данные планы реализуемы в связи с ситуацией вокруг Бахмута станет ясно ближе к концу зимнего периода.

@atomiccherry 💯