(дополнение к текстам выше)

При написании «Стратегии без логического конца» у меня была возможность обсудить излагаемое с человеком, ставшим участником ряда ключевых событий 2022 года, чье мнение и опыт я весьма ценю и уважаю.

Он резонно дополнил мои слова несколькими важными фактами. Приводить их целиком я по понятным причинам не стану, но мы коснемся самых общеизвестных:

1) Выход российских частей к Киеву и попытки захвата украинского руководства – даже в СМИ был зафиксирован факт локальных стычек в районе Банковой (это оно и было, собственно);
2) Российские колонны уже на вторые сутки конфликта огибали Николаев, беря город в окружение, и двигались на Южноукраинск (один из транспортных узлов в регионе, где к тому же находится одна из украинских АЭС).

Оба примера – демонстрация имевшихся на тот момент перспектив и достижения значительного оперативного успеха, развитие и закрепление которого стало невозможно из-за разлада управления войсками и, что особенно важно, из-за неготовности логистики поддерживать высокие темпы продвижения.

Если брать шире, мы отчетливо видим отношение этих фактов к обсуждаемым особенностям стратегии – все направления, помимо «сухопутного коридора», (что планировался изначально) оказались неуспешными по причине неготовности системы к каким-либо осложнениям и нестандартным ситуациям (т.е. отсутствию планирования) и из-за острой нехватки ресурсов. Это был выход за рамки собственного стратегического планирования.

Также стоит несколько прояснить момент относительно стратегической готовности ВСУ к проведению наступательных операций и реализации этой готовности на практике.

Речь не идет о том, что некий гений военного искусства в ГШ МОУ предсказал будущее и за несколько лет до начала конфликта знал, как все будет развиваться. Речь идет о том, что украинский Генштаб сформировал определенный наработанный ресурс в этой области и у него вышло впоследствии применить его на практике – т.е. был создан кадровый резерв, имеющий необходимую подготовку, имелось понимание теоретических аспектов и т.д.

@atomiccherry 💯

«Господа, мы атакуем завтра. Первая волна будет перебита. Вторая тоже. И третья. Несколько мужчин из четвертой достигнет своей цели. Пятая волна захватит позицию. Спасибо, господа»

– Генерал Шарль Мари Эммануэль Манжен, 1917 год, командовал 6-й армией во второй битве у Эны, большие потери в ходе которой привели к катастрофе французской армии; среди своих солдат получил прозвище «Мясник».

(Раз уж сегодня все так много пишут о Первой Мировой войне, я тоже присоединюсь)

@atomiccherry 💯

Шарль Манжен собственной персоной. Что примечательно, несмотря на неудачи в битве у Эны, он был отстранён от командования лишь на короткий срок, после чего возглавил уже 10-ую армию; его военная карьера никак не пострадала, и он успешно продолжил её и после окончания Первой Мировой.

Внимательно рассмотри человека на фотографии. Можешь ли ты представить, как этот мужчина мямлит про какой-то позиционный тупик, оправдаваясь перед прессой? Можешь представить, что он не проводит наступательную операцию из-за отсутствия спутниковой связи? Или не может командовать без GPS? Ты видишь в нем человека, который стесняется сказать руководству, что в сегодняшней атаке погибло 20 тысяч солдат?

Посмотри на него еще раз. Видишь ли ты на нём стильные брендовые вещи в мультикаме? Он увешан тепловизорами и цифровыми рациями? У него есть дроны? Сзади него стоит высокоточный снаряд?

Посмотри снова и спроси самого себя, что с ним не так? Почему в его взгляде — железо, в его осанке — сталь, а кожа — свинец?

@atomiccherry 💯

ПВО для Украины (часть I)

Некоторое время назад в западной прессе начали появляться сообщения о том, что американские инженеры ведут активную работу по переделке советских зенитно-ракетных комплексов «Оса» и «Бук» с целью их адаптации к западным авиационным ракетам AIM-120 AMRAAM и «Сайдвиндер»; сам проект, как заявлялось, носит название FrankenSAM («Франкенштейн-ПВО»).

История крайне любопытная, я бы сказал – но отнюдь не с точки зрения описываемых нам технических решений.

Начнем по порядку. На момент начала полномасштабного конфликта Украина имела 53 зенитно-ракетных дивизиона – в 2 раза больше, чем было в 1991 году у Ирака, – оснащенных пусть не самыми современными, но все еще крайне опасными и эффективными образцами вооружений (с 80-ых годов прошлого века – периода, в который были произведены большинство зенитно-ракетных комплексов, имевшихся в распоряжении Киева, – ПВО фактически не развивалось. Основные изменения касались перевода новых моделей на цифровые ЭВМ). Советское наследство в виде баз хранения позволило ВВСУ организовать за 7 лет 5 бригад и 11 полков ПВО (в эту цифру включены 4 ПВО полка Сухопутных войск).

Словом, численность и техническое оснащение не были для Украины серьезной проблемой – слабое место украинского ПВО заключалось в возрасте самих зенитно-ракетных комплексов.

Еще в ходе процесса восстановления возможностей ПВО страны в период с 2015 по 2019 год украинское военное руководство неоднократно делало акцент на том, что ЗРК, введенные в строй с хранения – это лишь временная мера; деградация парка наземного ПВО была вопросом 2024 года – к этому моменту времени свыше 80% зенитных систем должны были полностью исчерпать свой рабочий ресурс (как предполагалось, это произойдет в мирное время, т.е. в условиях минимальной эксплуатации ЗРС!).

Удивляться здесь нечему – уже к 2020 году среднестатический украинский зенитно-ракетный комплекс имел возраст в 40 лет; при этом немалый срок своего жизненного цикла он провел в неблагоприятных условиях технического отстойника под открытым небом. Особенно большой проблемой была радиоэлектроника – средств на ее обновление у Киева не было, поэтому ЗРК проходили восстановление и капитальные ремонты с сохранением старой элементной базы.

Боевые действия, само собой, ускорили общий процесс износа и деградации ЗРС – столь интенсивная эксплуатация негативно сказывается даже на свежевыпущенных системах вооружений, и остается только догадываться, как она повлияла на повидавшие еще генсека Андропова зенитно-ракетные комплексы, в целом являющиеся крайне «нежной» техникой (это танк может 60 лет простоять в отстойнике без существенных последствий для своих основных систем, но не радиолокатор и не зенитная ракета).

Итак, вернемся к началу – к проекту FrankenSAM. Возможна ли теоретически адаптация американских авиационных ракет к советским ЗРК? Вполне вероятно, да. Но вопрос заключается в том, что адаптировать ракеты просто-напросто не к чему – советские системы ПВО в распоряжении ВВСУ с большей вероятностью представляют собой полностью изношенную и более неработоспособную технику. Сам по себе проект FrankenSAM является, вероятно, не более чем пропагандисткой историей, какой в свое время стал «неуловимый» БПЛА Phoenix Ghost (якобы тысячами предоставляемый ВСУ, но в действительности несуществующий). Необходим он именно для сокрытия кризиса, в который вошло украинское ПВО еще в прошлом году – впрочем, исключительно пропагандой все не ограничивается; Украина все-таки получает и военно-техническое обеспечение для поддержания своих возможностей, но об этом – в следующем тексте.

@atomiccherry 💯

ПВО для Украины (часть II)

В рамках проекта FrankenSAM фигурирует восстановление и модернизация американских ЗРК Hawk – комплекса периода Холодной войны, снятого с вооружения в США, но находящегося на хранении; «Хоук» является приблизительным аналогом советского ЗРК С-125, т.е. системой ПВО средней дальности (по старым стандартам), ориентированной на поражение преимущественно низколетящих целей.

Существующая техническая часть проекта с большой степенью вероятности концентрируется как раз именно вокруг MIM-23 – помимо наличия на базах хранения в США как определенного резерва самих комплексов, так и зенитных ракет к ним (в прошлом, еще до конфликта, мне встречалась информация о том, что к «Хоукам» на американских складах имеется ~7 тысяч зенитных ракет – насколько она достоверна, я судить не могу, но нужно понимать, что это не резерв первой линии – ракеты нуждаются в полном цикле технического обслуживания и, вероятно, модернизации), данные зенитно-ракетные системы имеют существующие и даже воплощенные в металле проекты по переводу их на цифровую элементную базу, что многократно повышает возможности ЗРК, его надёжность и облегчает эксплуатацию и обслуживание.

Более того, MIM-23 Hawk уже неоднократно поставлялись в Украину (пусть и в разных модификациях от разных стран) – соответственно, у ВВСУ было время на освоение комплекса в эксплуатации, выработку тактики его применения и подготовку дополнительного военного персонала.

Объем поставок ЗРК «Хоук» вряд ли будет достаточно интенсивным – как было сказано выше, комплекс нуждается в капремонтах и обновлении, и США вряд ли смогут предоставлять больше 3 батарей данной ЗРС в год.

С другой стороны, даже общее плачевное состояние украинской ПВО никак не влияет на стратегическую обстановку – российские ВВС давно переориентированы исключительно на выполнение задач тактического уровня, и основную опасность для Киева представляют самолеты-снаряды и крылатые ракеты, интенсивность ударов которыми также существенно снизилась (крылатые ракеты по результатам бомбардировочной компании 2022 года применяются и вовсе в крайне ограниченных масштабах, но об этом стоит поговорить отдельно). Для купирования подобных угроз не требуются массовые современные зенитно-ракетные системы, поэтому в качестве мер усиления ПВО Украина получает или ЗРК времён Холодной войны, или различные зенитные орудия.

Некой интенсификации боевых действий в ближайшее время ожидать не приходится, и в условиях позиционного тупика подобная степень оснащения вполне позволяет закрыть большую часть потребностей в противовоздушной обороне.

@atomiccherry 💯

Завышенные ожидания (в частности, на постсоветском пространстве) от встречи Байдена и Си сложно назвать хоть сколько-нибудь оправданными.

Подсознательно многие видят ее новой Потсдамской конференцией – старая система мировой безопасности (несовершенная, конечно же, и далеко не всегда эффективная – но все-таки работавшая на протяжении одного из самых сложных периодов в истории – в ходе Холодной войны, и удержавшая мир от нового масштабного противостояния) более фактически не функционирует. Она исчерпала себя уже почти десяток лет как, и сейчас процессы её разложения начали проявлять себя наиболее полным образом. Мировое сообщество ждет новых решений, но... оно их не получит.

Си и Байден – Китай и США – хищники старой эпохи. Они стремятся договориться не для того, чтобы предложить новую альтернативу, рабочий механизм разрешения огромного пласта накопившихся проблем, а чтобы постараться зафиксировать в моменте остатки того, что когда-то не позволило начаться Третьей Мировой войне. У них нет новых идей, нет новых концепций – есть лишь желание вернуть старый мир... старый мир, которого больше нет.

И масштабные боевые действия на востоке Европы, каких она не видела со времен окончания Второй Мировой войны, очень красноречиво подчеркивают данный факт.

Миру требуется новая система обеспечения безопасности – полноценная наднациональная система, включающая в себя не только политико-дипломатическую, но и силовую компоненту, которая будет убедительно подкреплять слово международного закона огневой мощью. Но увидим мы таковую не сейчас и не сегодня – существующие на данный момент государства прошли недостаточное количество потрясений, чтобы хоть что-то могло сподвигнуть их на осмысление сложившейся ситуации и поиск действительно новых и эффективных решений.

@atomiccherry 💯

Я бы ещё напомнил, что на конференциях, определивших судьбу мира после ВМВ, было три страны-участницы. Одна из них - отживающая Британская империя, которая тем не менее играла колоссальную роль. Но у СССР и США на тот момент был общий враг и общая коалиция. Коалиция победителей. А сейчас пока договариваться не о чем
https://t.iss.one/atomiccherry/581

Причины формирования позиционного тупика (часть I): военная теоретика

Позиционный тупик затруднительно назвать малоизвестным военной науке явлением. Развитие средств логистики и транспортировки войск в начале второй половины 19-го века стало первым отчетливым кирпичом в фундаменте нарождающейся позиционной войны. Последовавшая затем эволюция артиллерии, стрелкового оружия и, что самое важное, средств их массового производства вовсе, казалось, предопределила конец маневра, являвшегося ключевым элементом оперативного искусства на протяжении предыдущих столетий.

Все центральные военные технологии Великой Войны, за исключением танка и химического оружия, появились на свет до ее начала – более того, неоднократно применялись в боевых действиях. Армии имели «мускулы» (технику, человеческий ресурс и технологии производства) – но им не хватало «мозга». Военные ведомства были лишены пласта военной теории, необходимого для увязывания военных технологий в рамках армейской системы организации войск, управления войсками, межвидового взаимодействия.

Каждая новая военная технология нуждается во всестороннем техническом анализе (изучении свойства оружия), на основе которого проводятся исследования в сфере тактики и выстраивается понимание материальных требований армии. Это первичный, базовый слой военной теоретики, который впоследствии становится фундаментом для формирования военных доктрин и стратегических концепций ведения войны.

В чем состоит кардинальное отличие WWI от WWII? Именно в количестве накопленной в предвоенный период военной теории, позволяющей с высокой степенью эффективности применять новейшие военные технологии на поле боя, сочетая их с классическими методиками ведения боевых действий – в частности, с вышеупомянутым маневром.

Колоссальную пропасть, что лежала между форматом боевых действий в период мировых войн – позиционным тупиком и маневренной «войной моторов», – формируют, в сущности, четыре вопроса, сформулированные командующим Рейхсвера Хансом фон Зектом в рамках директивы по созданию комитетов и подкомитетов, посвященных исследованию и анализу опыта боевых действий:

а) Какие новые ситуации возникли в войне, которые не изучались перед войной?
б) Насколько эффективными оказались наши довоенные представления, столкнувшись с данными ситуациями?
в) Какие новые тенденции появились с использованием новых видов вооружений?
г) Какие новые проблемы, выдвинутые войной, еще не нашли своего решения?

Четыре вопроса, положившие начало масштабной военно-теоретической деятельности, которая за менее чем 20 лет реформировала боевые действия из формата траншейной позиционной войны до глубоких прорывов механизированных частей.

Необходимо понимать, что средний срок формирования военной теории – от 10 до 20 лет, предшествующих военному периоду. Военная теоретика не формируется в ходе самих боевых действий, сколь бы не был велик их масштаб – опыт, полученный отдельными людьми, трансформируется в некие организационные решения непосредственно в ходе войны неполноценным, урезанным образом. Так или иначе, армии ведут боевые действия, опираясь преимущественно на свои довоенные наработки – и в случае их отсутствия они получают позиционный тупик.

@atomiccherry 💯

Причины формирования позиционного тупика (часть II): военная теоретика

Пожалуй, практически все страны-участницы Второй Мировой войны так или иначе демонстрировали важность процесса накопления военной теории в предвоенный период. Впрочем, стоило бы остановиться и на некоторых отдельных, наиболее примечательных примерах.

Соединенные Штаты Америки в межвоенный период фактически вернулись к лекалам военного строительства, какие были в ходу еще до вступления США в Первую Мировую войну. Основное внимание в развитии уделялось, прежде всего, флоту, а на втором месте стояла авиация. Сухопутные войска как таковые фактически не модернизировались, да и в целом вооруженные силы едва ли были готовы к масштабному развертыванию в условиях масштабной войны.

Однако американцы вели чрезвычайно мощную военно-теоретическую деятельность, сочетаемую с технологическими прорывами (связанными, прежде всего, с радиолокацией, баллистическими вычислителями, системами управления огнем, авиационными двигателями), формированием инновационной системы военного менеджмента и промышленной базы. США не вкладывали деньги в конкретные системы вооружений и не занимались наращиванием их объемов – они вели, прежде всего, мощную теоретико-организационную деятельность, локомотивом которой стал Индустриальный колледж Армии США. Колледж занимался вопросами изучения ключевых вопросов ведения масштабной войны – долгосрочным планированием в области промышленности и снабжения, т.е. вопросами экономической мобилизации.

Параллельно с этим на теорию экономической мобилизации накладывались сложные оперативные и стратегические концепции «войны нового типа», связанной, прежде всего, с действиями хорошо оснащенной современной стратегической авиации и масштабных флотских операций, что и было наглядно воплощено США на практике в ходе Второй Мировой.

Итак, еще раз наглядно:

1) Первичным инструментом выступает анализ и осмысление, в результате которого происходит формирование соответствующего военно-теоретического задела;
2) Далее следует процесс формирования конкретных технических решений и промышленной базы;
3) Итоговым результатом является реализация перечисленных выше наработок на практике.

Какие очевидные параллели можно было бы провести между Первой Мировой войной и нашим временем? Прежде всего, отсутствие военно-технического анализа, изучения свойств военных технологий – не только новых, но классических. Отсутствие изучения опыта масштабных военных конфликтов и тенденций, которые в них проявлялись – современная «военная теоретика» изучала исключительно опыт удачных локальных конфликтов «колониального» типа, как это происходило и перед Великой Войной везде, исключая, пожалуй, Германию. Игнорирование вопросов военной экономики, промышленности и снабжения. Чрезвычайно низкий уровень компетенций и образования в офицерской среде, массовое упразднение и упадок разведывательно-аналитических структур в рамках военных ведомств (или ошибочная делегация их функционала гражданским «аналитическим структурам»).

Подытоживая, можно сказать, что позиционный тупик – сложное, системное явление с глубокими и долгосрочными причинами, корень которых кроется в интеллектуальном, прежде всего, потенциале.

Но ведь интеллектуальный потенциал – фактор, существование которого тесно завязано на человеческий капитал. А как дело обстоит с ним?

@atomiccherry 💯

Причины формирования позиционного тупика (часть III): роль личности и качество командного состава

Возвращаясь к теме очевидных параллелей между текущим упадком военного искусства и аналогичными ситуациями прошлого, необходимо сделать акцент на чрезвычайно важной детали – роли человека в процессе строительства вооруженных сил и развития теории их применения.

С появлением средств массового промышленного производства военное искусство неоднократно деградировало под влиянием глубоко ошибочных теорий и концепций, суть которых остается неизменной с 19-го века по наши дни – «роль человека на войне убывает, технологии являются ключевым элементом военного строительства, военная теоретика должна быть зафиксирована исключительно на вопросах технического превосходства и превосходства в огневом поражении над потенциальным противником».

Яркие примеры ошибочности подобных воззрений раз за разом демонстрирует практика боевых действий: зацикленные на фортификации и артиллерии доктрины маршала Петена, остановившие всякое развитие французской армии в Интербеллум; идеи генерала RAF Хью Тренчарда, опирающиеся на взгляды Дуэ с «войной, идущей исключительно в воздухе»; американский «Новый взгляд» министра обороны Роберта МакНамары, свято уверовавшего в идею, что количество микрочипов способно одолеть любого врага, и полностью провалившегося во Вьетнаме; наконец, советские доктрины механизированной войны, с остервенелой болезненностью стремящиеся низвести солдата и офицера до уровня придатков к массам бронированной техники. Апофеозом веры в технологии можно назвать нынешние идеи сетецентрической роботозированной войны, которые фактически являются реинкарнацией идей Роберта МакНамары, воплощенных на новом поколении микроэлектроники.

Военное искусство в подобные периоды забвения закономерным образом деградирует – прежде всего, на уровне людей – носителей военных знаний. Армия превращается в механистического монстра, лишенного инициативы, корпоративной этики, интеллектуального аппарата; концепции боевых действий выстраиваются на основе откровенных фантазий, подкрепленных верой в то, что каждый без исключения фрагмент войны может быть просчитан, прописан и реализован в строгом соответствии со сценарием. Индивидуальные качества солдата (от рядового до генерала) умаляются и воспринимаются как исключительно зловредные – во главу угла становится исполнение приказов в строгом соответствии с методиками вертикальной системы управления.

Фактически, живая мысль, интеллект, в таком подходе к военному строительству истребляется – на замену же ему приходит жестко регламентированная бюрократия.

Обстановка, предшествующая Первой Мировой, рисует перед нами именно такую картину. Череда колониальных войн и промышленная революция взрастили несколько поколений негибких, зацикленных на собственном «победоносном» опыте офицеров и генералов; появление новых военных технологий и их влияние на поле боя де-факто не рефлексировались (несмотря на очевидные тенденции ряда войн, начиная от Крымской и Гражданской войны в США, заканчивая Русско-японской, которые демонстрировали высокую степень вероятности того, что масштабный конфликт грозит быть именно позиционным).

Подкрепляя данные тезисы неким показательным примером, следует рассмотреть британского командующего операцией в Галлиполи Яна Гамильтона – заслуженного генерала, ветерана целого ряда колониальных войн (Афганистана, Бирмы, Южной Африки), имевшего репутацию опытного командира. Однако заслуги Гамильтона оказались бессильны в новой войне – он оказался слабым, безграмотным тактиком; не смог верно оценить возможности противника, по инерции воспринимая османов словно диких туземцев, и дальнейшие перспективы проведения операции (неоднократно откладывая отход своих сил, он погубил тысячи солдат).

Ян Гамильтон – не исключение из правил; лишь один из многих. Фактически, 3 из 4 лет Великой Войны были затрачены воюющими армиями именно на кадровые чистки и попытки формирования новой, прогрессивной тактики, призванной объединить военные технологии с организационными возможностями.

@atomiccherry 💯

Причины формирования позиционного тупика (часть IV): роль личности и качество командного состава

«Должным образом обученный офицер никогда не приходит на поле боя впервые, даже если до этого он никогда на него не ступал в реальности, если этот офицер достаточно умен, чтобы читать, тем самым перенимая боевой опыт тех, кто получил его в прошедшие времена»

– генерал-лейтенант Пол Ван Рипер, Корпус морской пехоты США.

Военное строительство не является некой абстракцией. Это набор решений, которые предпринимаются не некими «системами», а конкретными людьми – и именно люди определяют степень развития военного искусства и готовности армии к ведению боевых действий. Закономерно и то, что в таком случае лица, принимающие решения, должны иметь не только соответствующий уровень компетенций, но и высокий уровень интеллекта (по некой таинственной причине, данные факторы в лице фактора качества интеллектуального потенциала офицера и генерала поднимались как само собой разумеющиеся исключительно в Рейхсвере и Вермахте).

Великая Война (которую мы привычно называем Первой Мировой) была таковой не только потому, что она имела невероятный масштаб; настоящая подоплека крылась в том, как сильно она потрясла незыблемые, казалось, структуры, ибо стала крайне отрезвляющим ледяным душем для групп лиц, по обыкновению именуемых «национальными элитами». Новая мировая война была лишь вопросом времени, и едва ли хоть кто-то питал иллюзии относительно того, что она будет менее ожесточенной, чем Первая; военное строительство отныне стало вопросом выживания.

По сути, Первая Мировая запустила ряд мер критического характера – в систему военного управления впервые за долгое время были допущены лучшие не по происхождению, а по заслугам, потенциалу и умению учиться. Кадровые чистки и перестановки безостановочно продолжались не только во время боевых действий, но и по их окончанию – там же, где это не происходило, как, например, во Франции, исход был закономерно печальным.

@atomiccherry 💯

Причины формирования позиционного тупика (часть V): роль личности и качество командного состава

Дабы наиболее емким образом передать, как выглядела борьба с «тупиком» в Интербеллум, ниже приведен отрывок из работы Джеймса Корума «Корни блицкрига: Ганс фон Зект и германская военная реформа»:

«Курс Генерального штаба был направлен не только на то, чтобы подготовить отличных тактиков, но и на то, чтобы сформировать характер слушателей. Офицер, принятый в Генеральный штаб, должен был быть «решительным, готовым брать ответственность, уметь сохранять спокойствие в угрожающей обстановке и быть вождем для своих войск». Как и в дни Мольтке, Рейхсвер считал вождение войск, также как и ведение войны как таковое, искусством — пусть и в высшей степени рациональным, но в любом случае не наукой (прим.: данный подход является яркой особенностью классической германской военной мысли; определенно, в том числе именно благодаря этому Германия воспитывала прекрасный офицерский состав, который вел две мировые войны в условиях численного превосходства противника, нанося ему потери в выгодном для себя соотношении 1:2/1:3).

Обучение в рамках курса Генерального штаба Рейхсвера акцентировалось на тактике высшего уровня и оперативном искусстве. В ходе первого учебного года упор делался на изучение действий усиленного пехотного полка с тактическим взаимодействием различных родов войск в рамках полка. Второй учебный год посвящался дивизионной тактике, а третий год в Берлине — операциям корпусного и армейского уровня, включая изучение иностранных армий и взаимодействия с современными военно-морскими силами. Как и курс Имперского Генерального штаба, курс Генерального штаба Рейхсвера в качестве главного предмета включал военную историю. В первый учебный год на шесть часов тактики в неделю приходилось четыре часа военной истории. На второй год на военную историю и тактику отводилось по четыре часа в неделю на каждый. В отличие от старого курса Генерального штаба, во всех учебных программах Генерального штаба Рейхсвера подчеркивалась важность технологий. Преподавателям Генерального штаба предписывалось выделять технические разработки в немецкой и иностранных армиях, а также поощрялось посещение со своими слушателями технических институтов. Новый курс Генерального штаба не содержал никаких формальных экзаменов. Слушатели должны были регулярно готовить работы по военной истории и решать поставленные перед ними тактические задачи. Аттестация была субъективной. Работая с заданиями по тактике, преподаватели разбирали и обсуждали тактические решения слушателей на семинарах. Поскольку немцы каждую военную проблему рассматривали как уникальную, не имеющую «готового решения», не имелось и никаких «правильных ответов»; как правило разбиралось любое решение слушателя и его достоинства…»

@atomiccherry 💯

Причины формирования позиционного тупика (часть VI): качество человеческого ресурса

Как было сказано ранее, вопросы влияния качества человеческого материала на военное строительство слабо отрефлексированы; исключением не является и качество рядового состава. Пожалуй, данную тему не стоило бы относить непосредственно к тематике позиционного тупика – тем не менее, она чрезвычайно важна в контексте проведения крупномасштабных операций и ведения масштабных войн как таковых.

Что общего между портовым грузчиком из Балтимора, шахтером из Уэльса, крестьянином из Рязани, рабочим в винодельне Бургундии и сталеваром с Рейна? Можно было бы ответить, что это суровые люди, привычные к тяжелой жизни – и ответ был бы верным, но не полным. Это люди, привычные к тяжелому коллективному труду и самодисциплине – не только выносливые и стойко переносящие трудности, но и умеющие коммуницировать и организовывать масштабные работы, требующие слаженности и обязательного соблюдения определенных правил и мер.

Ведение боевых действий, тем более в рамках крупного конфликта – это непрерывная организационная деятельность вкупе с тяжелым трудом. Это, без преувеличения, чудовищный объем логистических и строительных работ (если даже не вести речь о фортификации, то практически любая война требует ремонта или строительства новых железных и автомобильных дорог). И с данной позиции солдаты мировых войн были прекрасным ресурсом, по степени своего качества и компетенций многократно превосходящим качество и компетенции тех, кто ими руководил. Это были люди, составляющие механизм, приводивший в единовременное действие десятки тысяч сложнейших операций технического характера, которые конвертировались в стратегические изменения на фронте; при этом сформированы эти люди были задолго до того, как попали в армию – наличие военной формы мало влияло как на их характеры, так и дисциплину (следует понимать, что военные ведомства большинства стран стремились привлекать на военную службу по мобилизации преимущественно мужчин старше двадцати лет – по крайней мере, военные ведомства большинства стран стремились именно к этому. Солдаты в возрастном диапазоне от 22 до 37 имели жизненный опыт, что лучшим образом сказывалось на их выживаемости, и хорошую физическую форму – это выгодно отличало их как от совсем «зеленых» 18-летних новобранцев, так и от солдат старшей возрастной категории. Естественно, такой подход был распространен не повсеместно, а где-то, как в СССР, реалии диктовались стратегией тотальной мобилизации.

В целом, механизм функционирования армий эпохи мировых войн работал с высокой степенью эффективности (недоступной, будем честны, современным армиям) в основном именно из-за высококлассного человеческого ресурса, без которого реализация вошедших в историю масштабных военных операций стала бы попросту невозможной.

В данном отношении еще более понятной и аргументированной становится американская военная реформа, предпринятая по окончанию Войны во Вьетнаме с целью перехода на добровольческий принцип комплектования вооруженных сил. Мы часто смотрим на нее, обосновывая данное событие причинами технического характера – якобы новейшая военная техника стала слишком сложна, чтобы ее мог обслуживать человек с военным стажем в 2-3 года. Стоит взглянуть на это и под другим углом – людской ресурс претерпел существенные изменения спустя годы после конца WWII, и с каждым десятилетием ситуация менялась все больше и больше. То, что было естественно для потенциального солдата в эпоху мировых войн, стало требовать нескольких дополнительных лет подготовки в современности (прим.: написанное не означает, что современные люди плохи – наши качества диктует среда обитания, а она в корне отличается от первой половины XX века; это означает лишь то, что в современных условиях люди требуют иного подхода, а многие устоявшиеся догмы должны подвергнуться пересмотру и осмыслению).

Данный фактор определенно оказывает серьезное влияние на вопросы военного строительства, и должен быть тщательно осмыслен в рамках военной социологии.

@atomiccherry 💯

Давно не публиковал анонсов статей из блога на Boosty и, думаю, следует исправить этот недочет. В этом тексте я постараюсь не только осветить новинки, но и по возможности дать некоторое понимание тематик материалов, которые будут опубликованы в ближайшее время.

Я стараюсь постепенно развивать и продолжать циклы статей, которые были основной блога с момента его появления, попутно затрагивая темы, которые видятся мне наиболее острыми и, как представляется, имеют интерес и для читателя – в частности, читателя, владеющего профессиональными знаниями или же просто желающего лучше понять механизм функционирования процессов ведения боевых действий.

Прежде всего, был обновлен и продолжен цикл «Противовоздушная оборона» – но уже в рамках подцикла «Бомбардировщик всегда прорвется»:

– Бомбардировщик всегда прорвётся (часть I)
– Бомбардировщик всегда прорвётся (часть II)

Данное название было выбрано не случайно – статьи посвящены истории и развитию концепций воздушной войны в годы Интербеллума и Второй Мировой, а также стратегии развития ПВО в условиях стратегических бомбардировок. В ближайшие 2-3 дня я планирую закончить и опубликовать третий материал подцикла; далее публикации будут продолжены уже в рамках «Противовоздушной обороны».

Далее идет ряд материалов, посвященных злободневным вопросам военного строительства:

– У войны не юное лицо (часть I): «Почему рекрутинг находится в кризисе?»
– У войны не юное лицо (часть II): изменение возрастной структуры личного состава и его влияние на вопросы военного строительства
– Зона смерти: проблемы медицинского обеспечения в реалиях современного поля боя

Как несложно догадаться, все три статьи достаточно тесно связаны друг с другом – они посвящены вопросам набора и сохранения личного состава, которые становятся проблемой для большей части стран мира. Средний возраст солдат неуклонно растет даже в мирное время, а качество человеческого ресурса лишь падает – и все это происходит в условиях торжества стратегии аннигиляции, которая, судя по всему, станет основным способом ведения боевых действий в ближайшие 10 лет.

Следующий цикл посвящен вопросам и осмыслению проблем современного военного строительства на примере Вооруженных сил Украины. В данный момент он содержит следующие материалы:

– Украинское военное строительство: взгляд с Запада и реальное положение дел (часть I)
– Украинское военное строительство: взгляд с Запада и реальное положение дел (часть II)

Статьи выстраивают логически взаимосвязанную цепь взглядов на ВСУ до начала Запорожской наступательной операции и по ее окончанию. В частности, второй текст посвящен анализу основных элементов обеспечения боеспособности украинской армии – ж/д логистике, артиллерийским бригадам и системе тотальной мобилизации.

Что планируется к публикации на Boosty в ближайшей перспективе?

1) Материал, посвященный системам массовой подготовки и формирования резервов;
2) Продолжение цикла «Бездушные хищники неба» – за прошедшие месяцы беспилотные летательные аппараты и управляемые боеприпасы дали много новой информации для осмысления, и это определенно требует внимания;
3) Статья о материально-технических ресурсах мобилизационного резерва.

На канале же продолжим тему позиционного тупика – рассмотрим ее с точки зрения стратегии аннигиляции, по новому кругу пройдем тему ошибок и военной несостоятельности НАТО на текущий момент времени, еще что-нибудь про Иран и международную политическую обстановку. В общем, опять будет очень много скучных текстов в стиле зубодробительной канцелярщины, не переключайтесь.

P.S.: спасибо всем читателям, кто долгие недели и месяцы ждет новых текстов. Я бы хотел обновлять канал чаще, но пока что делать это более стабильно у меня не выходит – буду думать, как можно исправить данную ситуацию. Отдельно благодарю всех, кто подписан на Boosty – благодаря вашему участию и интересу у меня есть стимул копаться в материалах и писать что-то новое и объемное.

@atomiccherry 💯

Чтобы лучше понимать, почему западные САУ и буксируемые гаубицы проявили себя в подобном свете, нужно в очередной раз обратиться к истории.

Вся военная доктрина НАТО с начала 1980-ых строилась следующим образом: самолеты-неведимки прорывают ПВО противника, «Томагавки» волнами уничтожают его инфраструктуру, следом бравые пилоты «Апачей» выкашивают танковые армады ракетами, после чего солдаты механизированных дивизий, покуривая «Лаки Страйк», бодро направляются вглубь территории врага, дабы принять у него капитуляцию.
Где в этом всем роль артиллерии? Где-то на заднем фоне вяло и редко она ведет огонь по уцелевшим системам ПВО и штабам, разбитым, рассредоточенным подразделениям и особо упертым опорным пунктам (это был максимально сжатый, тезисный и красочный пересказ AirLand Battle, не благодарите).

Привело это к очень простым последствиям – ни одно западное орудие, произведенное после 80-ых, не рассчитано на 10-20к выстрелов. Ни ствол. Ни электроника. Ни шасси. В условиях интенсивной боевой работы их узлы быстро выходят из строя – предполагалось, что запас прочности им не нужен (даже если выдерживает ствол, как на PzH 2000, то изнашиваются другие узлы). Во все те же 1980-ые начался бум «умных снарядов», очень быстро переродившийся в очередной объект технофетишизма – и он, само собой, тоже оказал прямое влияние на заложенные в орудия того времени ресурс. «Стреляй мало, стреляй сверхточно, стреляй в условиях полностью функционирующей логистики».

А теперь перенесемся из светлого прошлого во мрачное настоящее.

На вооружении ВСУ в данный момент находится 56 артсистем – разных годов производства, стран-производителей, калибров, баллистики, степени износа. Эти САУ и БО обладают невзаимозаменямыми боеприпасами даже в пределах одного калибра и одного «стандарта НАТО» (FH-70 не будет стрелять американскими снарядами, M777 – итальянскими и т.д.). К части из них давным-давно не выпускается запчастей, а сами они были приведены в пригодное к использованию состояние методом каннибализации (AS-90 яркий пример).

Ко всему этому в комплекте идут подготовленные в экстремально короткие сроки расчеты (3-4 недели), которые могли освоить основные моменты в эксплуатации артсистем, но не обслуживать их должным образом – и все это в рамках сколоченных наспех подразделений с офицерами-отставниками и полным отсутствием полноценной технической базы (и не стоит забывать, что все это в условиях низкой мотивации личного состава, который в большинстве своем не заинтересован в том, чтобы вникать в какие-либо технические нюансы).

Ремонт западных артсистем невозможен на территории Украины – все более-менее серьезные работы проводятся в Польше и Прибалтике. Это создает дополнительную логистическую нагрузку, занимает много времени, в течение которого расчет орудия может успеть переквалифицироваться в пехоту и погибнуть.

Итак, подытожим. Плохая логистика. Плохая подготовка. Плохое техническое обслуживание. Нагрузки за пределами допустимого порога.

Перечисленное скверно характеризует даже не сами орудия, а систему, в рамках которой они оказались на данный момент. И речь идет не о ВСУ, а о системе материально-технического обеспечения, выстроенной НАТО для Киева – и еë по результатам двух лет боевых действий в лучшем случае можно мягко охарактеризовать как «неэффективную».

P.S.: отдельно стоит сказать и о снарядах – точнее, их качестве. Несмотря на громкие заявления, программа увеличения производства боеприпасов в странах НАТО фактически провалилась. Объем поставок в таких условиях обеспечивается очень просто – ЕС и США покупают снаряды в Пакистане и Египте. Естественно, в условиях дефицита на рынке стоит это недешево, при этом обе страны продают боеприпасы исключительно в рамках заключения контрактов на производство новых – т.е. они не передаются одномоментно со складов стран, а производятся новыми партиями. А так как заказчик требует продукцию в короткие сроки, то выпуск идет в 3 смены – с соответствующим «экстренным» качеством, вполне сопоставимым с северокорейским. Стоит ли говорить, как это влияет на орудия?

@atomiccherry 💯