Мне поступил обоснованный вопрос – почему мы берем в качестве основы для проведения расчетов именно статистические данные Второй Мировой войны, если в настоящий момент каждый солдат оснащен средствами индивидуальной бронезащиты (СИБЗ)?
Наличие средств бронезащиты (кевларовые шлема, противоосколочные жилеты, плиты) действительно вносит в подсчёты свои коррективы, однако по совершенно другим параметрам. Необходимо понимать, что параллельно с развитием средств, позволяющих повысить выживаемость солдата на поле боя, развивались и средства огневого поражения – в среднем со времен ВМВ калибры артиллерии общего назначения выросли от 75-105 мм на момент 1945 года до 122-155 мм в настоящий момент; значительно повысилось и количество взрывчатого вещества, и поражающих элементов в одном снаряде.
Все это создаёт некий баланс между средствами защиты и поражения, позволяющий использовать для подсчетов статистику соотношения убитых к раненым времен Второй Мировой войны. Стоит заметить, что данное соотношение (1:3) в корне меняется только в конфликтах противопартизанского характера, где основной причиной потерь становится огонь стрелкового оружия – там оно может достигать 1:10/1:17 по примерам Ирака и Афганистана; в остальных случаях оно практически неизменно, хотя в войнах с массированным применением авиации в качестве центральной ударной силы количество убитых тяготеет к количеству раненых (1:2) – сказываются характерные для воздушных средств поражения внезапность и точность.
Но при этом СИБЗ вносят существенные коррективы в ином, не менее важном аспекте – соотношении раненых, способных вернуться в строй, и инвалидов. Защита головы и внутренних органов существенно снижает вероятность получения солдатом критических ранений, препятствующих его повторному возвращению в строй; современные же средства тактической медицины позволяют предотвращать, например, потери конечностей или объемные потери крови. Если во Вторую Мировую войну в среднем 30-35% раненых пополняли списки невозвратных потерь, то в современных реалиях более 90% бойцов после ранения могут повторно встать в строй.
При этом следует понимать, что текущий конфликт не представляет собой ничего принципиально нового с точки зрения военной науки – здесь нет ни новых доктрин, ни средств поражения, ни новых тактик применения уже существующих систем вооружений. По своему уровню это не боевые действия XXI века – нет, доктринально это боевые действия образца начала 30-ых годов XX века. Применение авиационных вооружений носит совершенно паллиативный характер, как, впрочем, и средств глубокого оперативного удара – по итогам происходящего многие впоследствии неприятно удивятся результативности пусков крылатых и баллистических ракет. Навскидку ее уже сейчас можно оценивать на уровне Ирано-иракской войны – то есть ракетные вооружения оперативного уровня, несмотря на свою массовость, выступают преимущественно в качестве фактора морально-психологического давления, и не более того.
Центральные роли в текущих военных действиях играют артиллерия и полевые фортификации, а не маневры мобильных групп бронетехники, вертолетные десанты или же воздушные наступления – посему, думаю, вопрос с методикой подсчетов можно считать закрытым.
В завершение я бы добавил лишь то, что декларируемый многими авторами тезис о некоем «уникальном боевом опыте» текущего конфликта как минимум смешон и нелеп. Ничего «уникального» в попытке воспроизведения методов войны первой половины прошлого века нет – для получения же такового достаточно было изучить классические труды по военной теории.
@atomiccherry 💯
Наличие средств бронезащиты (кевларовые шлема, противоосколочные жилеты, плиты) действительно вносит в подсчёты свои коррективы, однако по совершенно другим параметрам. Необходимо понимать, что параллельно с развитием средств, позволяющих повысить выживаемость солдата на поле боя, развивались и средства огневого поражения – в среднем со времен ВМВ калибры артиллерии общего назначения выросли от 75-105 мм на момент 1945 года до 122-155 мм в настоящий момент; значительно повысилось и количество взрывчатого вещества, и поражающих элементов в одном снаряде.
Все это создаёт некий баланс между средствами защиты и поражения, позволяющий использовать для подсчетов статистику соотношения убитых к раненым времен Второй Мировой войны. Стоит заметить, что данное соотношение (1:3) в корне меняется только в конфликтах противопартизанского характера, где основной причиной потерь становится огонь стрелкового оружия – там оно может достигать 1:10/1:17 по примерам Ирака и Афганистана; в остальных случаях оно практически неизменно, хотя в войнах с массированным применением авиации в качестве центральной ударной силы количество убитых тяготеет к количеству раненых (1:2) – сказываются характерные для воздушных средств поражения внезапность и точность.
Но при этом СИБЗ вносят существенные коррективы в ином, не менее важном аспекте – соотношении раненых, способных вернуться в строй, и инвалидов. Защита головы и внутренних органов существенно снижает вероятность получения солдатом критических ранений, препятствующих его повторному возвращению в строй; современные же средства тактической медицины позволяют предотвращать, например, потери конечностей или объемные потери крови. Если во Вторую Мировую войну в среднем 30-35% раненых пополняли списки невозвратных потерь, то в современных реалиях более 90% бойцов после ранения могут повторно встать в строй.
При этом следует понимать, что текущий конфликт не представляет собой ничего принципиально нового с точки зрения военной науки – здесь нет ни новых доктрин, ни средств поражения, ни новых тактик применения уже существующих систем вооружений. По своему уровню это не боевые действия XXI века – нет, доктринально это боевые действия образца начала 30-ых годов XX века. Применение авиационных вооружений носит совершенно паллиативный характер, как, впрочем, и средств глубокого оперативного удара – по итогам происходящего многие впоследствии неприятно удивятся результативности пусков крылатых и баллистических ракет. Навскидку ее уже сейчас можно оценивать на уровне Ирано-иракской войны – то есть ракетные вооружения оперативного уровня, несмотря на свою массовость, выступают преимущественно в качестве фактора морально-психологического давления, и не более того.
Центральные роли в текущих военных действиях играют артиллерия и полевые фортификации, а не маневры мобильных групп бронетехники, вертолетные десанты или же воздушные наступления – посему, думаю, вопрос с методикой подсчетов можно считать закрытым.
В завершение я бы добавил лишь то, что декларируемый многими авторами тезис о некоем «уникальном боевом опыте» текущего конфликта как минимум смешон и нелеп. Ничего «уникального» в попытке воспроизведения методов войны первой половины прошлого века нет – для получения же такового достаточно было изучить классические труды по военной теории.
@atomiccherry 💯
Обычно я не размещаю новости, но сегодня, думаю, можно сделать небольшое исключение – произошло событие, пожалуй, экстраординарного характера. На представленных выше кадрах вы можете наблюдать последствия удара по военному аэродрому Новофедоровка, расположенном в Крыму.
В чем экстраординарность? Расстояние от аэродрома до ближайших позиций украинской армии составляет более 220 км – ни одна из ранее известных систем на вооружении ВСУ не способна была наносить удары на такую глубину.
Сама по себе ситуация с Нефёдовкой интересна скорее как пазл в общей мозаике. Какое-то время назад я писал о том, что грядет воздушное сражение за инициативу – и обширные детонации на аэродроме можно рассматривать в качестве первого события в кампании за контроль над воздушным пространством юга Украины. Впрочем, не воспринимайте слово «сражение» буквально – оно будет состоять из серии акций, создающих воспрещения для действий авиации обеих сторон конфликта, а не воздушных боев в стиле битвы за Британию.
@atomiccherry 💯
В чем экстраординарность? Расстояние от аэродрома до ближайших позиций украинской армии составляет более 220 км – ни одна из ранее известных систем на вооружении ВСУ не способна была наносить удары на такую глубину.
Сама по себе ситуация с Нефёдовкой интересна скорее как пазл в общей мозаике. Какое-то время назад я писал о том, что грядет воздушное сражение за инициативу – и обширные детонации на аэродроме можно рассматривать в качестве первого события в кампании за контроль над воздушным пространством юга Украины. Впрочем, не воспринимайте слово «сражение» буквально – оно будет состоять из серии акций, создающих воспрещения для действий авиации обеих сторон конфликта, а не воздушных боев в стиле битвы за Британию.
@atomiccherry 💯
Вчерашний день был богат на необычные события – первым стал загадочный инцидент на военном аэродроме в Крыму (более 220 км от линии боевого соприкосновения), вторым – «детонация» на складах боеприпасов в Кирилловке (более 130 км от линии фронта). Как было сказано ранее, украинская армия до недавнего времени не имела систем вооружений, позволяющих наносить глубокие оперативные удары – более того, подразумевая подобное, мы еще и ведем речь о преодолении крайне плотной и эшелонированной противовоздушной обороны, что технически само по себе является чрезвычайно непростой задачей.
Итак, начнем.
По всем признакам, ВСУ на протяжении почти полугода занимались вскрытием работы российских систем ПВО. Происходило это в Белгороде – именно с этим были связаны кажущиеся столь бессмысленными запуски старых «Стрижей» и «Рейсов» в сторону российской границы (телеметрические блоки данных БПЛА изначально создавались с расчетом на использование их в качестве самолетов-мишеней). Белгородская зона ПВО на данный момент является одной из самых плотных в РФ, и на основе данных о ее работе можно было получить более чем исчерпывающие материалы для анализа и последующего моделирования схем по преодолению противовоздушной обороны с использованием более серьезных средств поражения.
На первый взгляд, у Украины просто нет никаких средств, способных на такие удары – очевидно, что для проникновения в зону работы эшелонированной ПВО на глубину более 100 км необходимы современные крылатые ракеты, способные осуществлять низковысотный полет с использованием рельефа местности – но, повторюсь, лишь на первый взгляд.
Следует вспомнить, что на момент начала конфликта Украина имела 120 ПКР «Нептун» в разной степени готовности – и хотя значительная их часть находилась в производстве, с тех пор минуло вот уже почти полгода. Нужно понимать, что конструктивно отличий между крылатой и противокорабельной ракетой нет – разница заключается преимущественно в значительно более сложной системе управления и наведения у ПКР. Инженеры КБ «ЛУЧ» могли пойти на упрощение конструкции «Нептуна» с целью трансформации последнего в крылатую ракету для нанесения по ударов по стационарным наземным целям (для таких задач просто не требуется сложной ГСН) – технически никаких препятствий для того нет.
При этом «Нептун» конструктивно является системой вооружения, заточенной на преодоление эшелонированной ПВО корабельных групп – как и всякая современная ПКР, он создавался для полетов на экстремально малых высотах. С учетом же последних обновлений украинской тактической авиации (бомбы QFAB-250LG и ракеты AGM-88 HARM) можно предположить, что часть бортов ВВСУ получила возможность применять крылатые ракеты воздушного базирования – тем более что «Нептун» изначально создавался в качестве в т.ч. авиационной ПКР, как и его дальний предок Х-35.
К слову, авиация упомянута мною не просто так – если вы взглянете на карту, то поймете, что намного логичнее и проще было бы наносить удары по Нефёдовке со стороны западной акватории Черного моря, а не со стороны материка (например, с направления Николаева).
В самом деле, ситуация выглядит крайне примечательной, особенно если мы вспомним ленд-лиз в интересах СССР в ходе Второй Мировой войны. Ленд-лиз имел важную особенность – Союзники поставляли Москве в первую очередь те вооружения и технологии, которые она не могла производить самостоятельно. Сейчас, кажется, ситуация повторяется – Украина получает в рамках военной помощи ровно то, что не может в разумные сроки сделать самостоятельно. Киев имеет все возможности для самостоятельного производства вооружений оперативного уровня – и, рискну предположить, что этим и объясняются вчерашние загадочные события.
Впрочем, не будем торопиться в оценках – пока что это лишь одиночные удары, которые не доказывают наличия у украинской армии крылатых ракет серийного производства.
В случае же, если они повторятся, вы уже будете знать ответ на немой вопрос «но как?».
P.S.: узнать подробности о ПКР «Нептун» и иных украинских ракетных программах вы можете в нашем блоге на Boosty.
@atomiccherry 💯
Итак, начнем.
По всем признакам, ВСУ на протяжении почти полугода занимались вскрытием работы российских систем ПВО. Происходило это в Белгороде – именно с этим были связаны кажущиеся столь бессмысленными запуски старых «Стрижей» и «Рейсов» в сторону российской границы (телеметрические блоки данных БПЛА изначально создавались с расчетом на использование их в качестве самолетов-мишеней). Белгородская зона ПВО на данный момент является одной из самых плотных в РФ, и на основе данных о ее работе можно было получить более чем исчерпывающие материалы для анализа и последующего моделирования схем по преодолению противовоздушной обороны с использованием более серьезных средств поражения.
На первый взгляд, у Украины просто нет никаких средств, способных на такие удары – очевидно, что для проникновения в зону работы эшелонированной ПВО на глубину более 100 км необходимы современные крылатые ракеты, способные осуществлять низковысотный полет с использованием рельефа местности – но, повторюсь, лишь на первый взгляд.
Следует вспомнить, что на момент начала конфликта Украина имела 120 ПКР «Нептун» в разной степени готовности – и хотя значительная их часть находилась в производстве, с тех пор минуло вот уже почти полгода. Нужно понимать, что конструктивно отличий между крылатой и противокорабельной ракетой нет – разница заключается преимущественно в значительно более сложной системе управления и наведения у ПКР. Инженеры КБ «ЛУЧ» могли пойти на упрощение конструкции «Нептуна» с целью трансформации последнего в крылатую ракету для нанесения по ударов по стационарным наземным целям (для таких задач просто не требуется сложной ГСН) – технически никаких препятствий для того нет.
При этом «Нептун» конструктивно является системой вооружения, заточенной на преодоление эшелонированной ПВО корабельных групп – как и всякая современная ПКР, он создавался для полетов на экстремально малых высотах. С учетом же последних обновлений украинской тактической авиации (бомбы QFAB-250LG и ракеты AGM-88 HARM) можно предположить, что часть бортов ВВСУ получила возможность применять крылатые ракеты воздушного базирования – тем более что «Нептун» изначально создавался в качестве в т.ч. авиационной ПКР, как и его дальний предок Х-35.
К слову, авиация упомянута мною не просто так – если вы взглянете на карту, то поймете, что намного логичнее и проще было бы наносить удары по Нефёдовке со стороны западной акватории Черного моря, а не со стороны материка (например, с направления Николаева).
В самом деле, ситуация выглядит крайне примечательной, особенно если мы вспомним ленд-лиз в интересах СССР в ходе Второй Мировой войны. Ленд-лиз имел важную особенность – Союзники поставляли Москве в первую очередь те вооружения и технологии, которые она не могла производить самостоятельно. Сейчас, кажется, ситуация повторяется – Украина получает в рамках военной помощи ровно то, что не может в разумные сроки сделать самостоятельно. Киев имеет все возможности для самостоятельного производства вооружений оперативного уровня – и, рискну предположить, что этим и объясняются вчерашние загадочные события.
Впрочем, не будем торопиться в оценках – пока что это лишь одиночные удары, которые не доказывают наличия у украинской армии крылатых ракет серийного производства.
В случае же, если они повторятся, вы уже будете знать ответ на немой вопрос «но как?».
P.S.: узнать подробности о ПКР «Нептун» и иных украинских ракетных программах вы можете в нашем блоге на Boosty.
@atomiccherry 💯
Аэродром Чаплинка.
Авиабаза «Бельбек».
Аэродром Новофедоровка.
База хранения боеприпасов и техники Майское.
Порт Бердянска.
Аэродром Гвардейское.
Склады материально-технического имущества Новотроицкое, Новоалексеевка и Кирилловка.
Трансформаторная подстанция «Джанкой».
Аэропорт Старый Оскол.
Последний свой текст девять дней назад я посвятил появлению у Украины средств глубокого оперативного удара. На тот момент из приведенного выше списка подверглись ударам два объекта: военный аэродром в Новофедоровке и склад боеприпасов в Кирилловке. На основе этих данных нельзя было подтвердить факт наличия у украинской армии средств, способных проникать в зону ПВО на дальность свыше 120 км (эта цифра важна тем, что является предельной дальностью поражения самого дальнобойного украинского вооружения – ОТРК «Точка-У»).
Но за девять прошедших дней были атакованы в общей сложности 11 объектов военной инфраструктуры (в т.ч. стратегического значения). Это подтверждает факт того, что в распоряжении украинских вооруженных сил есть технические средства, позволяющие проводить операции в глубоком тылу российских сил.
За десятилетия развития военной науки и техники одним из наиболее надежных средств, гарантирующих проникновение в зону работы эшелонированной ПВО, стали дозвуковые крылатые ракеты, способные совершать полет на экстремально низких высотах. В совокупности с грамотно проведенной спутниковой и радиотехнической разведкой, качественным анализом и планированием, крылатая ракета может преодолевать даже самую плотную наземную противовоздушную оборону.
Год назад КБ «Луч», сконструировавшее крылатую ракету «Нептун», проводило работы по ее адаптации к использованию в качестве носителя тактического бомбардировщика Су-24М. Такой выбор – не случайность. Су-24 еще на стадии концепта создавался под крайне нетривиальные задачи – например, под сверхзвуковые низковысотные прорывы в зоне активности вражеской ПВО и истребительной авиации (так, появление «Фехтовальщика» в свое время привело к значительной перестройке противовоздушной обороны Японии – у самолета был большой потенциал, который, похоже, смогли по-настоящему раскрыть лишь недавно, уже на закате его карьеры).
Картина, в целом, складывается сама собой – с одной стороны, есть готовая система вооружений (к тому же обкатанная ранее в инцидентах с кораблями ЧФ РФ), с другой – носитель, с третьей – документальные подтверждения того, что украинская военная промышленность вела работы в данном направлении. Нужно также отметить, что на момент начала конфликта Украина имела более 80 Су-24 на консервации – то есть более чем достаточное количество, чтобы изыскать борты для переоборудования под носители крылатых ракет.
P.S.: удары не могли быть нанесены комплексами ATACMS, потому что факт применения баллистических ракет скрыть нельзя. Вероятно, какая-то часть атак действительно совершалась с привлечением диверсионных групп, однако реализовать 11 операций в столь сжатые сроки на столь большой территории (от Белгорода до Крыма) невозможно физически.
@atomiccherry 💯
Авиабаза «Бельбек».
Аэродром Новофедоровка.
База хранения боеприпасов и техники Майское.
Порт Бердянска.
Аэродром Гвардейское.
Склады материально-технического имущества Новотроицкое, Новоалексеевка и Кирилловка.
Трансформаторная подстанция «Джанкой».
Аэропорт Старый Оскол.
Последний свой текст девять дней назад я посвятил появлению у Украины средств глубокого оперативного удара. На тот момент из приведенного выше списка подверглись ударам два объекта: военный аэродром в Новофедоровке и склад боеприпасов в Кирилловке. На основе этих данных нельзя было подтвердить факт наличия у украинской армии средств, способных проникать в зону ПВО на дальность свыше 120 км (эта цифра важна тем, что является предельной дальностью поражения самого дальнобойного украинского вооружения – ОТРК «Точка-У»).
Но за девять прошедших дней были атакованы в общей сложности 11 объектов военной инфраструктуры (в т.ч. стратегического значения). Это подтверждает факт того, что в распоряжении украинских вооруженных сил есть технические средства, позволяющие проводить операции в глубоком тылу российских сил.
За десятилетия развития военной науки и техники одним из наиболее надежных средств, гарантирующих проникновение в зону работы эшелонированной ПВО, стали дозвуковые крылатые ракеты, способные совершать полет на экстремально низких высотах. В совокупности с грамотно проведенной спутниковой и радиотехнической разведкой, качественным анализом и планированием, крылатая ракета может преодолевать даже самую плотную наземную противовоздушную оборону.
Год назад КБ «Луч», сконструировавшее крылатую ракету «Нептун», проводило работы по ее адаптации к использованию в качестве носителя тактического бомбардировщика Су-24М. Такой выбор – не случайность. Су-24 еще на стадии концепта создавался под крайне нетривиальные задачи – например, под сверхзвуковые низковысотные прорывы в зоне активности вражеской ПВО и истребительной авиации (так, появление «Фехтовальщика» в свое время привело к значительной перестройке противовоздушной обороны Японии – у самолета был большой потенциал, который, похоже, смогли по-настоящему раскрыть лишь недавно, уже на закате его карьеры).
Картина, в целом, складывается сама собой – с одной стороны, есть готовая система вооружений (к тому же обкатанная ранее в инцидентах с кораблями ЧФ РФ), с другой – носитель, с третьей – документальные подтверждения того, что украинская военная промышленность вела работы в данном направлении. Нужно также отметить, что на момент начала конфликта Украина имела более 80 Су-24 на консервации – то есть более чем достаточное количество, чтобы изыскать борты для переоборудования под носители крылатых ракет.
P.S.: удары не могли быть нанесены комплексами ATACMS, потому что факт применения баллистических ракет скрыть нельзя. Вероятно, какая-то часть атак действительно совершалась с привлечением диверсионных групп, однако реализовать 11 операций в столь сжатые сроки на столь большой территории (от Белгорода до Крыма) невозможно физически.
@atomiccherry 💯
На представленных выше видео запечатлены пуски зенитных ракет в Евпатории и Севастополе. Кроме того, поступают данные об аналогичных происшествиях в районе Керчи.
Это не атаки, как можно было бы предположить на первый взгляд. Подобными методами украинские ВВС тестируют зону ПВО Крыма в рамках подготовки к новым воздушным операциям на территории полуострова (грубо говоря, это своего рода «разведка боем»). Сложно сказать, какие именно аппараты выступают в качестве мишеней – учитывая высоту и дальность полета это, вероятно, советские «Стрижи».
Логика происходящего крайне прямолинейна – ВСУ наносят последовательные удары по объектам стратегического значения (за последние недели 5 из 7 военных аэродромов на южном направлении подверглись атакам). Я бы предположил, что следующие удары придутся на базу флота в Севастополе или же военный аэродром Кировское – оба объекта имеют ключевое значение в структуре российской обороны на юге.
Что ж, осень обещает много любопытных событий.
@atomiccherry 💯
Это не атаки, как можно было бы предположить на первый взгляд. Подобными методами украинские ВВС тестируют зону ПВО Крыма в рамках подготовки к новым воздушным операциям на территории полуострова (грубо говоря, это своего рода «разведка боем»). Сложно сказать, какие именно аппараты выступают в качестве мишеней – учитывая высоту и дальность полета это, вероятно, советские «Стрижи».
Логика происходящего крайне прямолинейна – ВСУ наносят последовательные удары по объектам стратегического значения (за последние недели 5 из 7 военных аэродромов на южном направлении подверглись атакам). Я бы предположил, что следующие удары придутся на базу флота в Севастополе или же военный аэродром Кировское – оба объекта имеют ключевое значение в структуре российской обороны на юге.
Что ж, осень обещает много любопытных событий.
@atomiccherry 💯
В конце июля я писал о том, что будущее текущей кампании разрешится в схватке за контроль над воздушным пространством. На тот момент подобные утверждения выглядели опрометчиво – авиация обеих сторон конфликта не производила впечатление силы, способной хоть как-то влиять на ход боевых действий. Бал правила только и исключительно артиллерия – но теперь все изменилось.
Вряд ли большинство людей когда-нибудь задумывались, почему создаются новые военные технологии. Кто-то, вероятно, скажет об увеличении эффективности – и даже будет прав, но лишь отчасти. В общем и целом та же артиллерия достигла пика своего развития в эпоху Второй Мировой – механизация, радиосвязь, воздушная разведка и корректировка огня, соотношение стоимости, массовости и боевой эффективности убедительно демонстрировали, что как таковой потенциал развития артсистем без существенного их усложнения и удорожания исчерпан.
Развитие артиллерии пошло по двум путям – советскому, который представлял собой незначительную доработку концепций образца ВМВ, и американскому, который представлял собой эволюцию как самих артсистем с точки зрения характеристик и доктринальных установок, так и боеприпасов (что вылилось в появление управляемых снарядов).
Советский подход не был плох – вовсе нет. Он лишь был продуктом своей эпохи – эпохи массовых индустриальных армий, городов-заводов и огромных складов военного имущества; эпохи, в которой вы могли позволить себе трату четырех сотен снарядов на взводный опорный пункт, не думая ни о боеприпасах, ни об износе орудийных стволов.
Но она минула – не осталось более армий из миллионов солдат; нет производственных, складских и ремонтных мощностей тех масштабов – и, откровенно говоря, их даже нельзя воссоздать в рамках функционирования современной промышленности и экономики.
Происходящий сегодня конфликт, вероятно, был последней в своем роде кампанией, ход которой определялся артиллерией эры индустриальных армий – точнее говоря, ход лишь первого ее этапа.
Наступая, российская армия обеспечивала свое продвижение расходом 50-60 тысяч снарядов в сутки. Это позволило реализовать операцию по взятию Лисичанско-Севередонецкого укрепрайона, однако по ее завершению в боевых действиях наметилась оперативная пауза, которая длится вот уже 2 месяца. Причина тому – износ орудийных стволов и нехватка снарядов. Так, например, 122-мм снаряды в Российской Федерации не только не выпускаются с 2013 года, но для их производства более нет промышленных мощностей, а запасы – исчерпаны кампанией. То же самое касается и артсистем – нужно понимать, что это сложная техника, которая работает под огромной нагрузкой, вследствие чего, естественно, быстро снашивается, тогда как запасы ее комплектующих и возможности производства новых ограничены. Эти же проблемы распространяются и на украинскую артиллерию, которая не в меньшей степени страдает от нехватки боекомплекта и деталей для ремонта орудий.
Выйти на уровень возможностей полугодовой давности более не может артиллерия ни России, ни Украины.
Боевые действия лишились своего основного топлива и закономерно потухли. Артиллерия, безусловно, продолжит играть важную роль, но не центральную – теперь она отходит высокоточному оружию и авиации.
По этой причине обе стороны конфликта стараются как можно сильнее ограничить возможности авиации соперника – и, естественно, усилить свои. Из этого и происходят многочисленные атаки аэродромов, маневры эскадрильями вдоль линии боевого соприкосновения, расконсервация и модернизация авиационной техники, прощупывание зон ПВО.
Будущий ход боевых действий будут определять уже не огневые валы в стиле штурма Форта Во, а тщательно спланированные точечные операции с применением высокотехнологичных вооружений, призванные наложить стратегические ограничения на возможности противника.
@atomiccherry 💯
Вряд ли большинство людей когда-нибудь задумывались, почему создаются новые военные технологии. Кто-то, вероятно, скажет об увеличении эффективности – и даже будет прав, но лишь отчасти. В общем и целом та же артиллерия достигла пика своего развития в эпоху Второй Мировой – механизация, радиосвязь, воздушная разведка и корректировка огня, соотношение стоимости, массовости и боевой эффективности убедительно демонстрировали, что как таковой потенциал развития артсистем без существенного их усложнения и удорожания исчерпан.
Развитие артиллерии пошло по двум путям – советскому, который представлял собой незначительную доработку концепций образца ВМВ, и американскому, который представлял собой эволюцию как самих артсистем с точки зрения характеристик и доктринальных установок, так и боеприпасов (что вылилось в появление управляемых снарядов).
Советский подход не был плох – вовсе нет. Он лишь был продуктом своей эпохи – эпохи массовых индустриальных армий, городов-заводов и огромных складов военного имущества; эпохи, в которой вы могли позволить себе трату четырех сотен снарядов на взводный опорный пункт, не думая ни о боеприпасах, ни об износе орудийных стволов.
Но она минула – не осталось более армий из миллионов солдат; нет производственных, складских и ремонтных мощностей тех масштабов – и, откровенно говоря, их даже нельзя воссоздать в рамках функционирования современной промышленности и экономики.
Происходящий сегодня конфликт, вероятно, был последней в своем роде кампанией, ход которой определялся артиллерией эры индустриальных армий – точнее говоря, ход лишь первого ее этапа.
Наступая, российская армия обеспечивала свое продвижение расходом 50-60 тысяч снарядов в сутки. Это позволило реализовать операцию по взятию Лисичанско-Севередонецкого укрепрайона, однако по ее завершению в боевых действиях наметилась оперативная пауза, которая длится вот уже 2 месяца. Причина тому – износ орудийных стволов и нехватка снарядов. Так, например, 122-мм снаряды в Российской Федерации не только не выпускаются с 2013 года, но для их производства более нет промышленных мощностей, а запасы – исчерпаны кампанией. То же самое касается и артсистем – нужно понимать, что это сложная техника, которая работает под огромной нагрузкой, вследствие чего, естественно, быстро снашивается, тогда как запасы ее комплектующих и возможности производства новых ограничены. Эти же проблемы распространяются и на украинскую артиллерию, которая не в меньшей степени страдает от нехватки боекомплекта и деталей для ремонта орудий.
Выйти на уровень возможностей полугодовой давности более не может артиллерия ни России, ни Украины.
Боевые действия лишились своего основного топлива и закономерно потухли. Артиллерия, безусловно, продолжит играть важную роль, но не центральную – теперь она отходит высокоточному оружию и авиации.
По этой причине обе стороны конфликта стараются как можно сильнее ограничить возможности авиации соперника – и, естественно, усилить свои. Из этого и происходят многочисленные атаки аэродромов, маневры эскадрильями вдоль линии боевого соприкосновения, расконсервация и модернизация авиационной техники, прощупывание зон ПВО.
Будущий ход боевых действий будут определять уже не огневые валы в стиле штурма Форта Во, а тщательно спланированные точечные операции с применением высокотехнологичных вооружений, призванные наложить стратегические ограничения на возможности противника.
@atomiccherry 💯
За последние месяцы я неоднократно хотел написать большой материал, посвященный беспилотным летальным аппаратам и, в частности, опыту их применения в текущем конфликте. По ряду причин, увы, процесс подготовки статьи срывался, а сам же ее текст неоднократно претерпевал изменения, в результате чего она трансформировалась в небольшой цикл, посвященный военным дронам.
Сегодня я представляю вашему вниманию первую статью из цикла «Бездушные хищники неба», которая послужит вводным материалом для понимания того, что являют собой военные беспилотники. В различных кругах можно услышать некомпетентные и непрофессиональные заявления о том, что дроны представляют из себя не более чем игрушку, или же иную крайность – о том, что БПЛА это некий «технологический прорыв» последних десятилетий.
Первая часть «Бездушных хищников неба» призвана развеять эти мифы. Она понятным языком раскрывает историю становления беспилотной авиации, концепций и решений, повлиявших на ее развитие, а также роль БПЛА в системе военного строительства.
В ближайшие дни в нашем блоге на Boosty будет опубликован и второй материал, посвященный использованию и роли дронов в украино-российском конфликте. Третий материал выйдет уже осенью – он расскажет о последних тенденциях в развитии боевых беспилотных комплексов.
Отдельно хотелось бы поблагодарить всех читателей платного блога. Благодаря Вам канал будет развиваться и далее, а я, как его автор, с вашей поддержкой имею возможность создавать новые интересные и объемные тексты на острые темы.
https://boosty.to/atomiccherry/posts/3fd8ca7c-c68f-4bcf-ba15-09adee8f0c47
P.S.: обращаю внимание владельцев подписки на то, что специально для вас в блоге на Boosty публикуются эксклюзивные заметки. В этом месяце уже были опубликованы два небольших материала, продолжающих тему политической подоплеки поставок западной военной помощи в Украину. В ближайшее время там появится текст, посвящённый моделированию планов, которые украинское военное командование может попытаться реализовать на южном направлении: как с этим связаны действия авиации, удары по аэродромам и поставки бронетехники.
@atomiccherry 💯
Сегодня я представляю вашему вниманию первую статью из цикла «Бездушные хищники неба», которая послужит вводным материалом для понимания того, что являют собой военные беспилотники. В различных кругах можно услышать некомпетентные и непрофессиональные заявления о том, что дроны представляют из себя не более чем игрушку, или же иную крайность – о том, что БПЛА это некий «технологический прорыв» последних десятилетий.
Первая часть «Бездушных хищников неба» призвана развеять эти мифы. Она понятным языком раскрывает историю становления беспилотной авиации, концепций и решений, повлиявших на ее развитие, а также роль БПЛА в системе военного строительства.
В ближайшие дни в нашем блоге на Boosty будет опубликован и второй материал, посвященный использованию и роли дронов в украино-российском конфликте. Третий материал выйдет уже осенью – он расскажет о последних тенденциях в развитии боевых беспилотных комплексов.
Отдельно хотелось бы поблагодарить всех читателей платного блога. Благодаря Вам канал будет развиваться и далее, а я, как его автор, с вашей поддержкой имею возможность создавать новые интересные и объемные тексты на острые темы.
https://boosty.to/atomiccherry/posts/3fd8ca7c-c68f-4bcf-ba15-09adee8f0c47
P.S.: обращаю внимание владельцев подписки на то, что специально для вас в блоге на Boosty публикуются эксклюзивные заметки. В этом месяце уже были опубликованы два небольших материала, продолжающих тему политической подоплеки поставок западной военной помощи в Украину. В ближайшее время там появится текст, посвящённый моделированию планов, которые украинское военное командование может попытаться реализовать на южном направлении: как с этим связаны действия авиации, удары по аэродромам и поставки бронетехники.
@atomiccherry 💯
В общении с коллегами очень часто проскальзывает любопытный вопрос – Соединенные Штаты Америки периодически заявляют о выделении Украине больших пакетов военной помощи. Но при этом указанные в перечнях объемы техники и вооружений составляют хорошо если треть от общих сумм выделенных средств. Куда уходят миллиарды долларов, никто точно сказать не может.
Ответ на этот вопрос лежит в самой структуре оказываемой помощи. Военно-технические поставки в Украину вооружений, соответствующих стандартам НАТО, крайне ограничены, что обосновано целым рядом факторов – от логистики до подготовки военного персонала. Украинская армия функционирует преимущественно за счет поставок оружейных систем и боеприпасов стандартов Организации Варшавского договора (ОВД), которые прибывают в страну из Восточной Европы.
Следует понимать, что запасы бывших государств ОВД на момент начала конфликта были крайне скромными и быстро истощились. Однако страны Восточной Европы имели куда более важный актив – военную промышленность, которая и по сей день производит на продажу ряд вооружений «советского образца».
Как нетрудно понять, львиная доля выделенных средств уходит именно на оплату военных заказов в Восточной Европе. Производится же там буквально все: минометы, мины, снаряды, САУ, патроны и стрелковое оружие, гранаты, детонаторы, безоткатные орудия и гранатометы; проводится ремонт подбитой украинской техники, модернизация и доукомплектование снятой с хранения.
Что любопытно, США получают существенные выгоды от процесса финансирования восточноевропейского военпрома – РФ по понятным причинам лишится значительной части своей доли на мировом рынке вооружений, и кому-то будет необходимо заполнить данную пустоту. Сделать это самостоятельно Соединенные Штаты не могут – Вашингтон и так регулярно передает немалое количество оружейных контрактов Израилю и Южной Корее (американский оборонпром просто не может выполнять такое большое количество заказов без кратного наращивания мощностей, которое по ряду причин для него невыгодно).
Естественным выходом из ситуации становится развитие военной промышленности союзников – это позволяет не только осуществлять контроль мирового оружейного рынка, но и зарабатывать самим США, имеющим монополию на производство самых передовых военных технологий – в качестве частного примера можно сказать, что от каждой продажи южнокорейского KAI T-50 американский военпром получает средства от продаж двигателей General Electric, установленных на данном истребителе.
Словом, со стороны стратегия Вашингтона выглядит крайне любопытно – минимальное вмешательство в ситуацию, точечные инвестиции и поддержка, которые в первую очередь призваны обеспечить интересы США как на ближайшую, так и дальнюю перспективу.
Продолжение...
@atomiccherry 💯
Ответ на этот вопрос лежит в самой структуре оказываемой помощи. Военно-технические поставки в Украину вооружений, соответствующих стандартам НАТО, крайне ограничены, что обосновано целым рядом факторов – от логистики до подготовки военного персонала. Украинская армия функционирует преимущественно за счет поставок оружейных систем и боеприпасов стандартов Организации Варшавского договора (ОВД), которые прибывают в страну из Восточной Европы.
Следует понимать, что запасы бывших государств ОВД на момент начала конфликта были крайне скромными и быстро истощились. Однако страны Восточной Европы имели куда более важный актив – военную промышленность, которая и по сей день производит на продажу ряд вооружений «советского образца».
Как нетрудно понять, львиная доля выделенных средств уходит именно на оплату военных заказов в Восточной Европе. Производится же там буквально все: минометы, мины, снаряды, САУ, патроны и стрелковое оружие, гранаты, детонаторы, безоткатные орудия и гранатометы; проводится ремонт подбитой украинской техники, модернизация и доукомплектование снятой с хранения.
Что любопытно, США получают существенные выгоды от процесса финансирования восточноевропейского военпрома – РФ по понятным причинам лишится значительной части своей доли на мировом рынке вооружений, и кому-то будет необходимо заполнить данную пустоту. Сделать это самостоятельно Соединенные Штаты не могут – Вашингтон и так регулярно передает немалое количество оружейных контрактов Израилю и Южной Корее (американский оборонпром просто не может выполнять такое большое количество заказов без кратного наращивания мощностей, которое по ряду причин для него невыгодно).
Естественным выходом из ситуации становится развитие военной промышленности союзников – это позволяет не только осуществлять контроль мирового оружейного рынка, но и зарабатывать самим США, имеющим монополию на производство самых передовых военных технологий – в качестве частного примера можно сказать, что от каждой продажи южнокорейского KAI T-50 американский военпром получает средства от продаж двигателей General Electric, установленных на данном истребителе.
Словом, со стороны стратегия Вашингтона выглядит крайне любопытно – минимальное вмешательство в ситуацию, точечные инвестиции и поддержка, которые в первую очередь призваны обеспечить интересы США как на ближайшую, так и дальнюю перспективу.
Продолжение...
@atomiccherry 💯
В дополнение
Не так давно албанские СМИ сообщили о задержании двух граждан РФ, которые якобы пытались проникнуть на оружейный завод в Грамши. К чему бы?
Так вот, украинские солдаты неоднократно были замечены с весьма интересным экземпляром стрелкового оружия – автоматом ASH-82 (вариация АК). С этой моделью тренируются рекруты ВСУ, отправленные на подготовку в Британию, а также она нет-нет, да и попадается в частях на передовой. Производится же такое оружие... на заводе в Грамши.
В свое время завод был самым большим поставщиком стрелкового оружия на черный рынок – ему посвятили далеко не один доклад в ООН. В конце концов производство взяли под контроль местные власти, а в 2016 году его арендовали болгарские оружейники.
Теперь там производят патроны калибра 7,62 мм, гранаты, противотанковые и противопехотные мины, 82-мм минометы, детонаторы – а еще там есть огромные запасы стрелкового оружия (если верить ООН, миллионы единиц).
Такой вот интересный паззл из нескольких фактов.
@atomiccherry 💯
Не так давно албанские СМИ сообщили о задержании двух граждан РФ, которые якобы пытались проникнуть на оружейный завод в Грамши. К чему бы?
Так вот, украинские солдаты неоднократно были замечены с весьма интересным экземпляром стрелкового оружия – автоматом ASH-82 (вариация АК). С этой моделью тренируются рекруты ВСУ, отправленные на подготовку в Британию, а также она нет-нет, да и попадается в частях на передовой. Производится же такое оружие... на заводе в Грамши.
В свое время завод был самым большим поставщиком стрелкового оружия на черный рынок – ему посвятили далеко не один доклад в ООН. В конце концов производство взяли под контроль местные власти, а в 2016 году его арендовали болгарские оружейники.
Теперь там производят патроны калибра 7,62 мм, гранаты, противотанковые и противопехотные мины, 82-мм минометы, детонаторы – а еще там есть огромные запасы стрелкового оружия (если верить ООН, миллионы единиц).
Такой вот интересный паззл из нескольких фактов.
@atomiccherry 💯
Близится осень – близится и реализация американского закона о ленд-лизе для Украины.
Несколько дней назад Вашингтон дал старт первым бюрократическим процессам, которые приведут в действие механизм оказания военно-технической помощи. Анализ этих процессов в известной степени позволяет приоткрыть завесу тайны над рядом важных элементов западной стратегии поддержки Украины.
Во-первых, США создают оперативное командование, которое будет работать исключительно на украинском направлении в рамках пока что неназванной операции. В данном случае речь идет исключительно об организационной и административной структуре, которая будет курировать вопросы обучения украинского военного персонала в странах союзниках, обработку заказов ВСУ на те или иные системы вооружений, их заказы и последующую доставку до Украины. В свою очередь, это предполагает, что сам процесс ленд-лиза будет достаточно масштабным.
Во-вторых, заявлено об измении структуры и типа логистики доставляемой ВТП. Ранее она была авиационной – теперь же будет морской, т.е. рассчитанной на транспортировку большого количества грузов.
О чем говорят данные факты?
Ленд-лиз будет процессом долгосрочного оказания масштабной помощи для Украины. Формат его будет резко отличаться от общепринятых представлений о «тысячах поставленных танков и орудий» – это будет поэтапное переоснащение, подготовка и перевооружение украинской армии в направлении насыщения ее высокоточным оружием, разведывательными системами, улучшением потенциала ракетно-артиллерийских подразделений, а также сил тактической авиации и ПВО.
Также очевидно, что горизонт планирования Пентагона выходит за рамки текущего года – значит, конфликт, определенно, переходит в формат затяжного. Наступившая в июле оперативная пауза трансформировалась в стратегический тупик – интенсивность боев снизилась по причине взаимного отсутствия ресурсов для ведения активных действий у обеих сторон.
Период «тупика» может быть прерван вспышкой интенсивных боевых действий в сентября-октябре этого года. После этого с наступлением холодов возможна новая пауза, которая продлится до весны 2023 года (холода сами по себе станут препятствием, способствующим ведению позиционных боев). Это время союзники Украины и планируют задействовать для усиления потенциала ВСУ.
Ключевым элементом ленд-лиза станет в первую очередь расширение возможностей западной (в частности, американской) военной промышленности, получившей в последние месяцы большие заказы на производство целого ряда оружейных систем. Соответственно, боевые действия сами по себе становятся вторичным фактором, который в меньшей степени будет определять исход конфликта – на первый план сейчас выходит экономический, производственный и научный потенциал, позволяющий отмобилизовать мощности по производству как высокотехнологичных, так и обычных вооружений.
@atomiccherry 💯
Несколько дней назад Вашингтон дал старт первым бюрократическим процессам, которые приведут в действие механизм оказания военно-технической помощи. Анализ этих процессов в известной степени позволяет приоткрыть завесу тайны над рядом важных элементов западной стратегии поддержки Украины.
Во-первых, США создают оперативное командование, которое будет работать исключительно на украинском направлении в рамках пока что неназванной операции. В данном случае речь идет исключительно об организационной и административной структуре, которая будет курировать вопросы обучения украинского военного персонала в странах союзниках, обработку заказов ВСУ на те или иные системы вооружений, их заказы и последующую доставку до Украины. В свою очередь, это предполагает, что сам процесс ленд-лиза будет достаточно масштабным.
Во-вторых, заявлено об измении структуры и типа логистики доставляемой ВТП. Ранее она была авиационной – теперь же будет морской, т.е. рассчитанной на транспортировку большого количества грузов.
О чем говорят данные факты?
Ленд-лиз будет процессом долгосрочного оказания масштабной помощи для Украины. Формат его будет резко отличаться от общепринятых представлений о «тысячах поставленных танков и орудий» – это будет поэтапное переоснащение, подготовка и перевооружение украинской армии в направлении насыщения ее высокоточным оружием, разведывательными системами, улучшением потенциала ракетно-артиллерийских подразделений, а также сил тактической авиации и ПВО.
Также очевидно, что горизонт планирования Пентагона выходит за рамки текущего года – значит, конфликт, определенно, переходит в формат затяжного. Наступившая в июле оперативная пауза трансформировалась в стратегический тупик – интенсивность боев снизилась по причине взаимного отсутствия ресурсов для ведения активных действий у обеих сторон.
Период «тупика» может быть прерван вспышкой интенсивных боевых действий в сентября-октябре этого года. После этого с наступлением холодов возможна новая пауза, которая продлится до весны 2023 года (холода сами по себе станут препятствием, способствующим ведению позиционных боев). Это время союзники Украины и планируют задействовать для усиления потенциала ВСУ.
Ключевым элементом ленд-лиза станет в первую очередь расширение возможностей западной (в частности, американской) военной промышленности, получившей в последние месяцы большие заказы на производство целого ряда оружейных систем. Соответственно, боевые действия сами по себе становятся вторичным фактором, который в меньшей степени будет определять исход конфликта – на первый план сейчас выходит экономический, производственный и научный потенциал, позволяющий отмобилизовать мощности по производству как высокотехнологичных, так и обычных вооружений.
@atomiccherry 💯
В последний час с обеих сторон линии фронта приходят новости о старте масштабной наступательной операции, предпринятой украинской армией.
Как я неоднократно писал ранее, осень станет поворотным моментом в конфликте – распутица и последующие за ней холода так или иначе кардинально снизят интенсивность боевых действий, и решающее преимущество получит та сторона, которая сможет добиться успеха в течение сентября-октября. Этот простой факт хорошо осознают и в Киеве, и в Москве – потому ВСУ приняли решение начать активные действия первыми.
Вчера в нашем блоге на Boosty вышел обещанный материал, посвященный подготовке Украиной наступательной операции на южном направлении. Изначально он планировался в формате заметки, но в ходе процесса написания трансформировался в объемную статью.
«Наступление, которого не было» – актуальный текст, призванный рассказать о ряде этапов стратегии украинского военного командования, которое на протяжении последних двух месяцев активно готовилось к броску на Херсонско-Каховском направлении.
https://boosty.to/atomiccherry/posts/92150f9e-d5cc-41f6-83dd-b0a81d7084d4
P.S.: по имеющимся на текущий момент данным, украинские войска активно задействуют высокоточное оружие, бронетанковые подразделения и авиацию, но подтверждения фактов о каком-либо продвижении ВСУ на данный момент нет. Общая обстановка на линии боевого соприкосновения станет понятна не ранее ночи.
@atomiccherry 💯
Как я неоднократно писал ранее, осень станет поворотным моментом в конфликте – распутица и последующие за ней холода так или иначе кардинально снизят интенсивность боевых действий, и решающее преимущество получит та сторона, которая сможет добиться успеха в течение сентября-октября. Этот простой факт хорошо осознают и в Киеве, и в Москве – потому ВСУ приняли решение начать активные действия первыми.
Вчера в нашем блоге на Boosty вышел обещанный материал, посвященный подготовке Украиной наступательной операции на южном направлении. Изначально он планировался в формате заметки, но в ходе процесса написания трансформировался в объемную статью.
«Наступление, которого не было» – актуальный текст, призванный рассказать о ряде этапов стратегии украинского военного командования, которое на протяжении последних двух месяцев активно готовилось к броску на Херсонско-Каховском направлении.
https://boosty.to/atomiccherry/posts/92150f9e-d5cc-41f6-83dd-b0a81d7084d4
P.S.: по имеющимся на текущий момент данным, украинские войска активно задействуют высокоточное оружие, бронетанковые подразделения и авиацию, но подтверждения фактов о каком-либо продвижении ВСУ на данный момент нет. Общая обстановка на линии боевого соприкосновения станет понятна не ранее ночи.
@atomiccherry 💯
Boosty.to
Наступление, которого не было - 𝐀𝐓𝐎𝐌𝐈𝐂 𝐂𝐇𝐄𝐑𝐑𝐘
Большой анализ планов и действий командования украинской армии на южном фронте
Вторая Мировая война во многих аспектах полностью перевернула устоявшиеся представления о военном искусстве. Особенно сильное влияние она оказала на восприятие в армиях мира ценности человека, который одновременно являлся и основной движущей силы войны и главным фактором, ограничивающим боевую эффективность вооруженных сил, как системы.
В различных точках земного шара делались диаметрально противоположные выводы о значимости человеческого ресурса. США ступили на неизведанный тогда путь кибернетических технологий, призванных расширить скромный потенциал солдата. Британия сделала ставку на безупречную индивидуальную подготовку, профессионализм и мотивацию. СССР продолжил развивать порочные концепции Первой Мировой войны, через призму которых солдат был не имеющим никакой ценности активом – малозначимым дополнением к массам бронетанковых колонн и наползающему огневому валу из десятков тысяч ракет и снарядов.
Шли десятилетия; оружейные технологии становились все более сложными, изощренными и смертоносными. Ядерное оружие в доктринах сменялось высокоточным, беспилотники боролись за лидерство в небе с пилотируемыми самолетами, а ценность человеческого капитала в армиях лишь росла в геометрической прогрессии. Если в начале 20-го века мир захлебывался от переизбытка молодежи и страны могли позволить себе колоссальнейшие потери, то постепенное изменение демографической структуры после ВМВ само по себе сделало человека, способного пополнить ряды вооруженных сил, важным активом. Изменилось и само восприятие потерь – всеобъемлющее внедрение в армейские доктрины кибернетики, как науки о системах, и кибернетических технологий делало военный персонал ключевым элементом, любая, даже самая малая убыль которого критически влияла на работоспособность вооруженных сил, как механизма.
В неразвитых странах с низким уровнем системного мышления и скверной аналитикой порой принято говорить о том, что современное западное военное искусство якобы представляет собой некий набор компромиссов, базирующихся на принципах «человеколюбия». Это, конечно же, глупость – западное военное дело опирается на принципы общей эффективности работы системы и экономической целесообразности.
Ув. Дмитрий Прокофьев недавно написал отличный текст, в котором рассказал о взаимосвязи ценности опыта и его влияния на эффективность работы... конвейера. Это не случайная отсылка – устройство и работу современных вооруженных сил можно сравнить с конвейером, – системой, которая строится на бесперебойной профессиональной специализированной работе и высококлассном управлении. Как на производительность предприятия и процент брака влияет уход опытного рабочего, так и потеря опытных солдат и офицеров оказывает влияние на способность подразделения выполнять боевые задачи.
Ценность же человеческого опыта переоценить невозможно – достаточно вспомнить, что в Вермахте категории подразделений ранжировались по степени боеготовности, отталкиваясь не от количества личного состава и технического оснащения, а от числа успешно пройденных боев. «Сильным» считался батальон, прошедший более 400 боестолкновений – и сила его определялась вне зависимости от того, как много в нем было солдат. Ценность имел только опыт, слаженность и умение подразделения работать, как единое целое – как система.
Из этих фактов и рождается успех любого современного военного строительства – оно определяется ценностью каждого солдата в глазах правительства, как одного из ключевых элементов военной машины.
@atomiccherry 💯
В различных точках земного шара делались диаметрально противоположные выводы о значимости человеческого ресурса. США ступили на неизведанный тогда путь кибернетических технологий, призванных расширить скромный потенциал солдата. Британия сделала ставку на безупречную индивидуальную подготовку, профессионализм и мотивацию. СССР продолжил развивать порочные концепции Первой Мировой войны, через призму которых солдат был не имеющим никакой ценности активом – малозначимым дополнением к массам бронетанковых колонн и наползающему огневому валу из десятков тысяч ракет и снарядов.
Шли десятилетия; оружейные технологии становились все более сложными, изощренными и смертоносными. Ядерное оружие в доктринах сменялось высокоточным, беспилотники боролись за лидерство в небе с пилотируемыми самолетами, а ценность человеческого капитала в армиях лишь росла в геометрической прогрессии. Если в начале 20-го века мир захлебывался от переизбытка молодежи и страны могли позволить себе колоссальнейшие потери, то постепенное изменение демографической структуры после ВМВ само по себе сделало человека, способного пополнить ряды вооруженных сил, важным активом. Изменилось и само восприятие потерь – всеобъемлющее внедрение в армейские доктрины кибернетики, как науки о системах, и кибернетических технологий делало военный персонал ключевым элементом, любая, даже самая малая убыль которого критически влияла на работоспособность вооруженных сил, как механизма.
В неразвитых странах с низким уровнем системного мышления и скверной аналитикой порой принято говорить о том, что современное западное военное искусство якобы представляет собой некий набор компромиссов, базирующихся на принципах «человеколюбия». Это, конечно же, глупость – западное военное дело опирается на принципы общей эффективности работы системы и экономической целесообразности.
Ув. Дмитрий Прокофьев недавно написал отличный текст, в котором рассказал о взаимосвязи ценности опыта и его влияния на эффективность работы... конвейера. Это не случайная отсылка – устройство и работу современных вооруженных сил можно сравнить с конвейером, – системой, которая строится на бесперебойной профессиональной специализированной работе и высококлассном управлении. Как на производительность предприятия и процент брака влияет уход опытного рабочего, так и потеря опытных солдат и офицеров оказывает влияние на способность подразделения выполнять боевые задачи.
Ценность же человеческого опыта переоценить невозможно – достаточно вспомнить, что в Вермахте категории подразделений ранжировались по степени боеготовности, отталкиваясь не от количества личного состава и технического оснащения, а от числа успешно пройденных боев. «Сильным» считался батальон, прошедший более 400 боестолкновений – и сила его определялась вне зависимости от того, как много в нем было солдат. Ценность имел только опыт, слаженность и умение подразделения работать, как единое целое – как система.
Из этих фактов и рождается успех любого современного военного строительства – оно определяется ценностью каждого солдата в глазах правительства, как одного из ключевых элементов военной машины.
@atomiccherry 💯
По окончании Второй Мировой войны в СССР возник довольно занятный миф, долгое время продвигаемый в качестве базового элемента военной теории. Миф этот основывался на специфическом, сугубо советском опыте, и гласил, что кадровая армия погибает в первые 3 месяца боевых действий – дальше же тяжесть войны ложилась на плечи резервистов.
Примечательно, что эта странная концепция не только не умерла, но и по какой-то трагикомической причине была спроецирована на современность – на украинскую армию. В ряде полуофициальных информационных источников можно было встретить утверждения, что кадровые части ВСУ погибли, а опытных солдат, офицеров и сержантов больше нет.
Это не было правдой с самого начала – значительное количество кадровых бригад ВСУ с начала конфликта практически не принимали участия в боевых действиях, пребывая в стратегическом резерве. Лишь часть подразделений находилась непосредственно на линии фронта, выполняя роль каркаса, вокруг которого обеспечивалась боевая устойчивость бригад, укомплектованных мобилизованными солдатами.
За минувшие полгода части ВС РФ крайне редко сталкивалась с профессиональными подразделениями ВСУ, имеющими боевой опыт. Таковые преимущественно были представлены авиацией, ПВО, ракетно-артиллерийскими бригадами и прочими специалистами, которых нельзя было заменить мобилизованными.
Наступление – крайне сложный процесс с точки зрения участвующих в нем солдат и их командиров. В грамотно выстроенной эшелонированной обороне солдату может быть достаточно некой базовой подготовки. Но при проведении наступательных операций высокий профессионализм и мотивация будут необходимы. Солдаты и офицеры должны обладать высочайшим уровнем понимания военного дела, чтобы хорошо ориентироваться в стремительно меняющейся обстановке, когда линия фронта сдвигается каждый день на десятки километров. Никакое оснащение и техника в таких условиях не могут восполнить отсутствие знаний, опыта, тренировок – качество человеческого материала определяет всё.
Сейчас мы видим, что после 24 февраля украинская армия начала к готовиться проведению наступательных операций одновременно с реализацией стратегической обороны. Для украинцев это было непростой задачей – они никогда не рассчитывали наступать. К этому не было готово ни высшее командование, ни офицерский корпус, ни солдаты – все доктрины ВСУ строились лишь вокруг оборонительных операций. Лично я не предполагал, что украинская армия сможет освоить науку наступления всего за полгода – осознавая сложность процесса, я считал эту задачу титанической и почти невыполнимой (это равно что автомеханик возьмется за ремонт реактивного самолёта, если говорить языком простых аналогий. Формально и то, и другое – работа с механизмами, но дьявол кроется в деталях).
Кадровые бригады из состава стратегического резерва ВСУ принимали участие в боевых действиях ограниченным составом в виде ротно-тактических групп с целью получения боевого опыта, а также, согласно доступным ныне данным, проходили дополнительную подготовку в Британии (британская легкая пехота по праву считается лучшей в мире, а многие ее наработки создавались именно для борьбы с массовыми армиями «мобилизационного типа» – словом, учиться у них определенно было чему). В совокупности все это позволило не только сберечь ценные кадры, но и довести их подготовку до уровня, позволяющего проводить сложные маневры, из которых и состоят наступательные операции.
Нужно отметить, что ВСУ смогли не просто перейти от обороны к наступлению, но и превзойти свою собственную планку профессионализма. Украинское наступление на Харьков-Изюмском направлении оказалось операцией современного ассиметричного типа: фронт прорывался небольшими мобильными подразделениями, которые опирались на огневую поддержку высокоточного оружия.
Продолжение ниже...
@atomiccherry 💯
Примечательно, что эта странная концепция не только не умерла, но и по какой-то трагикомической причине была спроецирована на современность – на украинскую армию. В ряде полуофициальных информационных источников можно было встретить утверждения, что кадровые части ВСУ погибли, а опытных солдат, офицеров и сержантов больше нет.
Это не было правдой с самого начала – значительное количество кадровых бригад ВСУ с начала конфликта практически не принимали участия в боевых действиях, пребывая в стратегическом резерве. Лишь часть подразделений находилась непосредственно на линии фронта, выполняя роль каркаса, вокруг которого обеспечивалась боевая устойчивость бригад, укомплектованных мобилизованными солдатами.
За минувшие полгода части ВС РФ крайне редко сталкивалась с профессиональными подразделениями ВСУ, имеющими боевой опыт. Таковые преимущественно были представлены авиацией, ПВО, ракетно-артиллерийскими бригадами и прочими специалистами, которых нельзя было заменить мобилизованными.
Наступление – крайне сложный процесс с точки зрения участвующих в нем солдат и их командиров. В грамотно выстроенной эшелонированной обороне солдату может быть достаточно некой базовой подготовки. Но при проведении наступательных операций высокий профессионализм и мотивация будут необходимы. Солдаты и офицеры должны обладать высочайшим уровнем понимания военного дела, чтобы хорошо ориентироваться в стремительно меняющейся обстановке, когда линия фронта сдвигается каждый день на десятки километров. Никакое оснащение и техника в таких условиях не могут восполнить отсутствие знаний, опыта, тренировок – качество человеческого материала определяет всё.
Сейчас мы видим, что после 24 февраля украинская армия начала к готовиться проведению наступательных операций одновременно с реализацией стратегической обороны. Для украинцев это было непростой задачей – они никогда не рассчитывали наступать. К этому не было готово ни высшее командование, ни офицерский корпус, ни солдаты – все доктрины ВСУ строились лишь вокруг оборонительных операций. Лично я не предполагал, что украинская армия сможет освоить науку наступления всего за полгода – осознавая сложность процесса, я считал эту задачу титанической и почти невыполнимой (это равно что автомеханик возьмется за ремонт реактивного самолёта, если говорить языком простых аналогий. Формально и то, и другое – работа с механизмами, но дьявол кроется в деталях).
Кадровые бригады из состава стратегического резерва ВСУ принимали участие в боевых действиях ограниченным составом в виде ротно-тактических групп с целью получения боевого опыта, а также, согласно доступным ныне данным, проходили дополнительную подготовку в Британии (британская легкая пехота по праву считается лучшей в мире, а многие ее наработки создавались именно для борьбы с массовыми армиями «мобилизационного типа» – словом, учиться у них определенно было чему). В совокупности все это позволило не только сберечь ценные кадры, но и довести их подготовку до уровня, позволяющего проводить сложные маневры, из которых и состоят наступательные операции.
Нужно отметить, что ВСУ смогли не просто перейти от обороны к наступлению, но и превзойти свою собственную планку профессионализма. Украинское наступление на Харьков-Изюмском направлении оказалось операцией современного ассиметричного типа: фронт прорывался небольшими мобильными подразделениями, которые опирались на огневую поддержку высокоточного оружия.
Продолжение ниже...
@atomiccherry 💯
Начало выше...
Как заметил читатель, в тексте выше очень много внимания уделено подготовке личного состава. Это не случайность – Харьковско-Изюмская наступательная операция проводилась ВСУ в условиях крайне ограниченных ресурсов, и ее успех определился не количеством задействованной техники и вооружений, а инициативой и профессионализмом солдат.
Командование ВСУ пошло на большой (хотя и просчитанный) риск, потому что украинские подразделения двигались вперед практически без зенитного прикрытия, не имея паритета в артиллерийских системах и испытывая недостаток бронированного транспорта для личного состава. Резервы такого транспорта у ВСУ сильно истощены по объективным причинам – легкая БТ в силу своих конструктивных особенностей быстрее выходит из строя и редко подлежит восстановлению, в отличие, например, от танков.
Активами ВСУ были мотивированная мобильная пехота, танковые подразделения и системы высокоточных ракетно-артиллерийских вооружений (в ограниченном количестве).
Операция, повторюсь, была именно ассиметричного типа – говоря языком византийской военной мысли, «мудрый стратиг – это тот, кто ещё до начала военных действий тщательно изучит всё, чем располагает противник, и, с одной стороны, защитит себя от его преимуществ, а с другой стороны, обратит в свою пользу его слабости» («Стратегикон Маврикия», книга VII). Планы ВСУ строились с учетом слабых сторон противника, что позволило украинцам компенсировать недостатки своих войск.
Так, отсутствие войсковой ПВО успешно купировалось скрытностью и мобильностью – российская авиация, не имеющая эффективных средств разведки и целеуказания, физически не могла найти и наносить удары по украинским ротно-тактическим группам. Подразделения ВСУ на марше прикрывали высокомобильные зенитные взводы на пикапах, вооруженные ПЗРК, которые организовали зенитные засады на летательные аппараты ВВС РФ (вынужденные действовать на низких высотах из-за отсутствия высокоточного оружия).
Нехватку артсистем ВСУ восполнило за счет, во-первых, поражения российских складов боеприпасов, а во-вторых, за счет мобильности и точности работы собственных артдивизионов, привязанных к сетецентрическим системам повышения ситуационной осведомленности и управления войсками. В ходе операции украинская армия задействовала преимущественно самоходную артиллерию европейского производства – САУ Krab и PzH 2000.
Нехватка легкой бронетехники также была восполнена высокой мобильностью и скрытностью перемещения ротно-тактических групп, перемещавшихся на легких тактических внедорожниках типа HMMWV и коммерческих автомобилях типа «пикап». Именно здесь и сыграла свою важную роль выучка и мотивированность кадровой пехоты – действуя стремительно, агрессивно и инициативно, она смогла проникнуть на оперативную глубину и продвигаться вперед, покрывая до 25 км в сутки (это очень высокие показатели суточного продвижения).
Немалое значение сыграли в данном процессе качественная цифровая связь, насыщенность украинской пехоты средствами огневого поражения разных типов (большое количество гранатометов, ПТРК, безоткатных орудий, пулеметов), отлаженная автомобильная логистика, наличие сетецентрических систем управления войсками (несмотря на то, что передовые подразделения ВСУ представляли собой небольшие, но многочисленные тактические группы, оперативное командование всегда и точно понимало, где находятся подчиненные ему РТгр, что позволяло успешно корректировать их действия). Стоит, конечно, сказать и о высококлассной разведке и аналитике, без которых проведение операций в современных боевых действиях просто невозможно.
Резюмируя, можно сказать, что Харьков-Изюмская наступательная операция была примером реализации доктрины молниеносной войны в ее классическом трактовании – центральной движущей силой процесса стали не железо и объемы огневой мощи, а люди; их инициатива, интеллект, выучка, агрессивность и мотивация – словом, все те добродетели, которые в свое время воспитывали ведущие военные школы.
@atomiccherry 💯
Как заметил читатель, в тексте выше очень много внимания уделено подготовке личного состава. Это не случайность – Харьковско-Изюмская наступательная операция проводилась ВСУ в условиях крайне ограниченных ресурсов, и ее успех определился не количеством задействованной техники и вооружений, а инициативой и профессионализмом солдат.
Командование ВСУ пошло на большой (хотя и просчитанный) риск, потому что украинские подразделения двигались вперед практически без зенитного прикрытия, не имея паритета в артиллерийских системах и испытывая недостаток бронированного транспорта для личного состава. Резервы такого транспорта у ВСУ сильно истощены по объективным причинам – легкая БТ в силу своих конструктивных особенностей быстрее выходит из строя и редко подлежит восстановлению, в отличие, например, от танков.
Активами ВСУ были мотивированная мобильная пехота, танковые подразделения и системы высокоточных ракетно-артиллерийских вооружений (в ограниченном количестве).
Операция, повторюсь, была именно ассиметричного типа – говоря языком византийской военной мысли, «мудрый стратиг – это тот, кто ещё до начала военных действий тщательно изучит всё, чем располагает противник, и, с одной стороны, защитит себя от его преимуществ, а с другой стороны, обратит в свою пользу его слабости» («Стратегикон Маврикия», книга VII). Планы ВСУ строились с учетом слабых сторон противника, что позволило украинцам компенсировать недостатки своих войск.
Так, отсутствие войсковой ПВО успешно купировалось скрытностью и мобильностью – российская авиация, не имеющая эффективных средств разведки и целеуказания, физически не могла найти и наносить удары по украинским ротно-тактическим группам. Подразделения ВСУ на марше прикрывали высокомобильные зенитные взводы на пикапах, вооруженные ПЗРК, которые организовали зенитные засады на летательные аппараты ВВС РФ (вынужденные действовать на низких высотах из-за отсутствия высокоточного оружия).
Нехватку артсистем ВСУ восполнило за счет, во-первых, поражения российских складов боеприпасов, а во-вторых, за счет мобильности и точности работы собственных артдивизионов, привязанных к сетецентрическим системам повышения ситуационной осведомленности и управления войсками. В ходе операции украинская армия задействовала преимущественно самоходную артиллерию европейского производства – САУ Krab и PzH 2000.
Нехватка легкой бронетехники также была восполнена высокой мобильностью и скрытностью перемещения ротно-тактических групп, перемещавшихся на легких тактических внедорожниках типа HMMWV и коммерческих автомобилях типа «пикап». Именно здесь и сыграла свою важную роль выучка и мотивированность кадровой пехоты – действуя стремительно, агрессивно и инициативно, она смогла проникнуть на оперативную глубину и продвигаться вперед, покрывая до 25 км в сутки (это очень высокие показатели суточного продвижения).
Немалое значение сыграли в данном процессе качественная цифровая связь, насыщенность украинской пехоты средствами огневого поражения разных типов (большое количество гранатометов, ПТРК, безоткатных орудий, пулеметов), отлаженная автомобильная логистика, наличие сетецентрических систем управления войсками (несмотря на то, что передовые подразделения ВСУ представляли собой небольшие, но многочисленные тактические группы, оперативное командование всегда и точно понимало, где находятся подчиненные ему РТгр, что позволяло успешно корректировать их действия). Стоит, конечно, сказать и о высококлассной разведке и аналитике, без которых проведение операций в современных боевых действиях просто невозможно.
Резюмируя, можно сказать, что Харьков-Изюмская наступательная операция была примером реализации доктрины молниеносной войны в ее классическом трактовании – центральной движущей силой процесса стали не железо и объемы огневой мощи, а люди; их инициатива, интеллект, выучка, агрессивность и мотивация – словом, все те добродетели, которые в свое время воспитывали ведущие военные школы.
@atomiccherry 💯
Дополняя предыдущие тексты, резонно сказать о и Херсонском направлении. Территория Правобережья, занятая подразделениями ВС РФ, представляет собою местность, максимально неблагоприятную для проведения наступательных операций.
Отсутствие лесных массивов и прочих естественных укрытий практически не позволяет задействовать хоть сколько-нибудь серьезное количество бронетехники. По этой причине ВСУ используют тактику «ползучего наступления» с использованием практически одной лишь пехоты. Выход на оперативный простор де-факто невозможен: регион рассекает множество ирригационных каналов, которые представляют собой хоть и небольшие, но все же существенные водные преграды. Кроме того, немалая часть линии фронта пролегает по реке Ингулец, которую в текущих условиях форсировать нелегко.
Словом, сам тип местности на театре военных действий дает силам ВС РФ широкие возможности для оборонительных операций.
Но патовой ситуацию, тем не менее, назвать нельзя. Сейчас подразделения ВСУ находятся в 20 км от Херсона, тогда как в конце августа они были более чем в 32 км от города. Украинская армия с самого начала имела огневой контроль над переправами через Днепр, и за прошедшие недели сентября лишь увеличила его, вынеся вперед собственные огневые рубежи. Это безусловно, оказывает сильное воздействие на российскую военную логистику, сковывая силы ВС РФ на Правобережье: в сложившихся условиях их невозможно как усилить и насытить боеприпасами, топливом и техникой, так и просто начать их отвод на левый берег Днепра. Любые перемещения крупных масс войск в районе переправ будут с легкостью обнаружены и поражены ракетно-артиллерийскими вооружениями.
Стратегия действий ВСУ на южном направлении разительно отличается от Харьков-Изюмской операции. Как было сказано выше, наступление проводится силами одной лишь пехоты, точнее – пехотных ротно-тактических групп, работающих в стиле тактик Первой Мировой войны: расширяющих сети траншей («ползучее наступление»), либо атакующих российские опорные пункты в качестве штурмовых отрядов.
Подобный подход позволяет нивелировать превосходство сил ВС РФ в штурмовой авиации (в силу сложности атаки малоразмерных и подвижных целей), а также негативные стороны типа местности – пехоте легче оставаться незамеченной даже в условиях степи.
Впрочем, это не отменяет потерь, которые несет украинская пехота – пешим подразделениям сложно маневрировать на местности, отступать в случае преждевременного обнаружения; трудно вводить в бой резервы и нет возможности быстро пополнять боекомплект, а также «иметь под рукой» достаточное количество огневых средств.
Одновременно украинские ракетно-артиллерийские подразделения оказывают всеобъемлющее огневое воздействие на российскую военную инфраструктуру и силы, размещенные в ближнем и дальнем тылу. Это воздействие и является основным элементом пусть медленного, но все же достаточно стабильного продвижения наземных сил.
Атака тыловых объектов в какой-то степени обеспечивает паритет «наползающей» украинской пехоте: у ВС РФ нет возможности на постоянной основе концентрировать артиллерию в местах прорыва, истощаются и резервы, необходимые для укрепления обороны.
Подводя итоги, ситуацию на Херсонском направлении можно обозначить, как «сложную». Оперативная обстановка, тип местности – все это способствует боям на истощение, которые могут длиться долгие недели.
@atomiccherry 💯
Отсутствие лесных массивов и прочих естественных укрытий практически не позволяет задействовать хоть сколько-нибудь серьезное количество бронетехники. По этой причине ВСУ используют тактику «ползучего наступления» с использованием практически одной лишь пехоты. Выход на оперативный простор де-факто невозможен: регион рассекает множество ирригационных каналов, которые представляют собой хоть и небольшие, но все же существенные водные преграды. Кроме того, немалая часть линии фронта пролегает по реке Ингулец, которую в текущих условиях форсировать нелегко.
Словом, сам тип местности на театре военных действий дает силам ВС РФ широкие возможности для оборонительных операций.
Но патовой ситуацию, тем не менее, назвать нельзя. Сейчас подразделения ВСУ находятся в 20 км от Херсона, тогда как в конце августа они были более чем в 32 км от города. Украинская армия с самого начала имела огневой контроль над переправами через Днепр, и за прошедшие недели сентября лишь увеличила его, вынеся вперед собственные огневые рубежи. Это безусловно, оказывает сильное воздействие на российскую военную логистику, сковывая силы ВС РФ на Правобережье: в сложившихся условиях их невозможно как усилить и насытить боеприпасами, топливом и техникой, так и просто начать их отвод на левый берег Днепра. Любые перемещения крупных масс войск в районе переправ будут с легкостью обнаружены и поражены ракетно-артиллерийскими вооружениями.
Стратегия действий ВСУ на южном направлении разительно отличается от Харьков-Изюмской операции. Как было сказано выше, наступление проводится силами одной лишь пехоты, точнее – пехотных ротно-тактических групп, работающих в стиле тактик Первой Мировой войны: расширяющих сети траншей («ползучее наступление»), либо атакующих российские опорные пункты в качестве штурмовых отрядов.
Подобный подход позволяет нивелировать превосходство сил ВС РФ в штурмовой авиации (в силу сложности атаки малоразмерных и подвижных целей), а также негативные стороны типа местности – пехоте легче оставаться незамеченной даже в условиях степи.
Впрочем, это не отменяет потерь, которые несет украинская пехота – пешим подразделениям сложно маневрировать на местности, отступать в случае преждевременного обнаружения; трудно вводить в бой резервы и нет возможности быстро пополнять боекомплект, а также «иметь под рукой» достаточное количество огневых средств.
Одновременно украинские ракетно-артиллерийские подразделения оказывают всеобъемлющее огневое воздействие на российскую военную инфраструктуру и силы, размещенные в ближнем и дальнем тылу. Это воздействие и является основным элементом пусть медленного, но все же достаточно стабильного продвижения наземных сил.
Атака тыловых объектов в какой-то степени обеспечивает паритет «наползающей» украинской пехоте: у ВС РФ нет возможности на постоянной основе концентрировать артиллерию в местах прорыва, истощаются и резервы, необходимые для укрепления обороны.
Подводя итоги, ситуацию на Херсонском направлении можно обозначить, как «сложную». Оперативная обстановка, тип местности – все это способствует боям на истощение, которые могут длиться долгие недели.
@atomiccherry 💯
В последние полгода в Российской Федерации идет множество бурных дискуссий, посвященных проблемам массового производства современных вооружений, а также «мобилизации промышленности». Публика, весьма скверно осознающая суть вопроса, требовала дроны, ракеты, цифровые системы связи, электронную оптику... и некое «массовое производство» всего вышеперечисленного.
Не так давно ув. коллеги из Счетной палаты Российской Федерации опубликовали крайне интересный документ: «Опердоклад за январь – июнь 2022 года», который даёт исчерпывающую информацию об уровне выполнения ряда госпрограмм. Нас, в частности, интересует «Развитие электронной и радиоэлектронной промышленности», которая, как отмечают авторы, входит в число программ с низким уровнем реализации – всего 3,2% в текущем году.
Это говорит о том, что критически важная для функционирования страны отрасль пребывает в глубоком кризисе из-за «ограничительных мероприятий». У правительства есть средства для финансирования, но уже не хватает квалифицированных кадров и, что важнее, высокотехнологичных компонентов, которые прямо сейчас находятся в большом дефиците. К слову, в эти 3,2% входят в основном программы подготовки персонала, а также производство простейшего радиоэлектронного оборудования по типу резисторов и разъемов, которые, как вы понимаете, имеют весьма условное отношение к хай-теку.
Российская промышленность (особенно военная) всегда была зависима от поставок оборудования и комплектующих из Европы и США. Зависимость эта безальтернативна – никто в мире более не производит высокотехнологичные комплектующие и станки. Ситуация куда более опасна, чем кажется — у государства намечается дефицит оборудования, необходимого для функционирования критической инфраструктуры страны. Речь идет не о пресловутых спутниках и ракетах, а о суперкомпьютерах для гидрометцентров, нефтегазовой отрасли, залах управления атомных электростанций, железных дорог, медицинском оборудовании, базовых станциях гражданских систем связи — словом, о всем том, что обеспечивает базовое функционирование Российской Федерации.
Если же говорить о промышленной мобилизации, необходимо вспомнить важный аспект — степень интеграции военного производства с гражданским. Во время Первой Мировой войны 80% военной продукции выпускалось на обычных предприятиях гражданской промышленности; к 1941 г. доля гражданской промышленности в выпуске военной техники упала до 50%, а к 1963 г. — до 10%. В настоящее время интеграция не превышает порога в 3-5% — то есть mil-tec является исключительно обособленной отраслью, которая в более чем 90% случаев никак не пересекается с остальными секторами экономики. Военное оборудование требует для себя уникальных компонентов и материалов — от марок стали до типов шин.
«Мобилизация» гражданской промышленности де-факто невозможна – она просто не может быть задействована в военном производстве. Сам же военпром физически не может быть расширен по причине отсутствия как оборудования (обновление станочного парка на российских оборонных заводах, напомню, производилось за счет зарубежных поставок), так и из-за множества «узких» мест, связанных с импортными комплектующими (к слову, таковые присутствуют даже в российских танковых двигателях, не говоря о более сложных элементах техники).
Заменить же их нечем.
Ни детали, ни оборудование, ни инженерные кадры не берутся из воздуха – тем более, когда речь идет о столь сложных и высокотехнологичных отраслях, как военное производство. Процессы формирования индустриальной базы занимают десятилетия, и миновать этот путь, требуя мобилизации завода Coca-Cola, невозможно.
@atomiccherry 💯
Не так давно ув. коллеги из Счетной палаты Российской Федерации опубликовали крайне интересный документ: «Опердоклад за январь – июнь 2022 года», который даёт исчерпывающую информацию об уровне выполнения ряда госпрограмм. Нас, в частности, интересует «Развитие электронной и радиоэлектронной промышленности», которая, как отмечают авторы, входит в число программ с низким уровнем реализации – всего 3,2% в текущем году.
Это говорит о том, что критически важная для функционирования страны отрасль пребывает в глубоком кризисе из-за «ограничительных мероприятий». У правительства есть средства для финансирования, но уже не хватает квалифицированных кадров и, что важнее, высокотехнологичных компонентов, которые прямо сейчас находятся в большом дефиците. К слову, в эти 3,2% входят в основном программы подготовки персонала, а также производство простейшего радиоэлектронного оборудования по типу резисторов и разъемов, которые, как вы понимаете, имеют весьма условное отношение к хай-теку.
Российская промышленность (особенно военная) всегда была зависима от поставок оборудования и комплектующих из Европы и США. Зависимость эта безальтернативна – никто в мире более не производит высокотехнологичные комплектующие и станки. Ситуация куда более опасна, чем кажется — у государства намечается дефицит оборудования, необходимого для функционирования критической инфраструктуры страны. Речь идет не о пресловутых спутниках и ракетах, а о суперкомпьютерах для гидрометцентров, нефтегазовой отрасли, залах управления атомных электростанций, железных дорог, медицинском оборудовании, базовых станциях гражданских систем связи — словом, о всем том, что обеспечивает базовое функционирование Российской Федерации.
Если же говорить о промышленной мобилизации, необходимо вспомнить важный аспект — степень интеграции военного производства с гражданским. Во время Первой Мировой войны 80% военной продукции выпускалось на обычных предприятиях гражданской промышленности; к 1941 г. доля гражданской промышленности в выпуске военной техники упала до 50%, а к 1963 г. — до 10%. В настоящее время интеграция не превышает порога в 3-5% — то есть mil-tec является исключительно обособленной отраслью, которая в более чем 90% случаев никак не пересекается с остальными секторами экономики. Военное оборудование требует для себя уникальных компонентов и материалов — от марок стали до типов шин.
«Мобилизация» гражданской промышленности де-факто невозможна – она просто не может быть задействована в военном производстве. Сам же военпром физически не может быть расширен по причине отсутствия как оборудования (обновление станочного парка на российских оборонных заводах, напомню, производилось за счет зарубежных поставок), так и из-за множества «узких» мест, связанных с импортными комплектующими (к слову, таковые присутствуют даже в российских танковых двигателях, не говоря о более сложных элементах техники).
Заменить же их нечем.
Ни детали, ни оборудование, ни инженерные кадры не берутся из воздуха – тем более, когда речь идет о столь сложных и высокотехнологичных отраслях, как военное производство. Процессы формирования индустриальной базы занимают десятилетия, и миновать этот путь, требуя мобилизации завода Coca-Cola, невозможно.
@atomiccherry 💯
Если изучить структуру последних пакетов западной военно-технической помощи для Украины несколько более внимательно, чем это делают официальные комментаторы, то можно заметить ряд весьма любопытных деталей.
Например, в последней заявленной США поставке можно увидеть 36 тыс. 105-мм артиллерийских снарядов и 1 тыс. высокоточных 155-мм снарядов. Чем примечательна данная информация?
Во-первых, налицо смещение акцентов в оснащении украинской полевой артиллерии: она постепенно переходит на использование 105-мм орудий L118 и L119. Это не случайность – гаубицы данных моделей предназначены для ведения интенсивного артогня. Это определяется как их конструктивными особенностями, так и относительно невысокой стоимостью боеприпасов, а технических характеристик этих орудий в сочетании с мобильностью более чем достаточно для обеспечения непосредственной огневой поддержки войск.
Во-вторых, очевидно, что тяжелая 155-мм артиллерия переходит на использование преимущественно высокоточных боеприпасов. Смысл данного процесса состоит не столько в повышении результативности ее огневой работы, сколько в мультипликаторном эффекте управляемых вооружений. Страны, помогающие Украине, не могут предоставить в распоряжение ВСУ достаточное количество гаубиц для создания количественного паритета в артиллерийских системах, но, откровенно говоря, в этом и нет никакой потребности. В 80-ых годах прошлого века аналитики Военно-экономического управления ГРУ ГШ СССР подсчитали, что 1 оружейная система, использующая высокоточные боеприпасы, в среднем заменяет на поле боя до 70 (!!!) т.н. традиционных систем.
«Широкий спектр новшеств западной техники позволяет как минимум в десять раз увеличить ударный потенциал обычных вооружений...»
– Маршал Н.В. Огарков, начальник Генштаба СССР в 1977-84 годах
В сочетании фактов о комбинированных поставках артиллерийских боеприпаснов хорошо прослеживаются теоретические наработки американских вооруженных сил, использованные в конце Холодной войны при формировании «Стратегии ранней победы» и доктрины «AirLand Battle». Если говорить кратко, то упор делается на как можно более широкое использование самого технологически совершенного оружия против наиболее опасных целей. После поражения же этих целей приоритет огневой работы переходит к использованию традиционного оружия и боеприпасов.
В ситуации текущего конфликта речь, соответственно, идет об использовании тактических ракетных систем HIMARS и 155-мм артиллерийских орудиях с широкой номенклатурой управляемых боеприпасов, задачей которых является поражение высокоприоритетных целей на глубину до 85 км: командных пунктов, объектов логистической инфраструктуры, узлов связи, радиолокационных станций и зенитно-ракетных комплексов.
Задача же непосредственной огневой поддержки войск, в свою очередь, ложится на более бюджетные артсистемы калибра 105-мм и оставшиеся у ВСУ орудия советского типа (которые постепенно выбывают из строя по причине износа).
@atomiccherry 💯
Например, в последней заявленной США поставке можно увидеть 36 тыс. 105-мм артиллерийских снарядов и 1 тыс. высокоточных 155-мм снарядов. Чем примечательна данная информация?
Во-первых, налицо смещение акцентов в оснащении украинской полевой артиллерии: она постепенно переходит на использование 105-мм орудий L118 и L119. Это не случайность – гаубицы данных моделей предназначены для ведения интенсивного артогня. Это определяется как их конструктивными особенностями, так и относительно невысокой стоимостью боеприпасов, а технических характеристик этих орудий в сочетании с мобильностью более чем достаточно для обеспечения непосредственной огневой поддержки войск.
Во-вторых, очевидно, что тяжелая 155-мм артиллерия переходит на использование преимущественно высокоточных боеприпасов. Смысл данного процесса состоит не столько в повышении результативности ее огневой работы, сколько в мультипликаторном эффекте управляемых вооружений. Страны, помогающие Украине, не могут предоставить в распоряжение ВСУ достаточное количество гаубиц для создания количественного паритета в артиллерийских системах, но, откровенно говоря, в этом и нет никакой потребности. В 80-ых годах прошлого века аналитики Военно-экономического управления ГРУ ГШ СССР подсчитали, что 1 оружейная система, использующая высокоточные боеприпасы, в среднем заменяет на поле боя до 70 (!!!) т.н. традиционных систем.
«Широкий спектр новшеств западной техники позволяет как минимум в десять раз увеличить ударный потенциал обычных вооружений...»
– Маршал Н.В. Огарков, начальник Генштаба СССР в 1977-84 годах
В сочетании фактов о комбинированных поставках артиллерийских боеприпаснов хорошо прослеживаются теоретические наработки американских вооруженных сил, использованные в конце Холодной войны при формировании «Стратегии ранней победы» и доктрины «AirLand Battle». Если говорить кратко, то упор делается на как можно более широкое использование самого технологически совершенного оружия против наиболее опасных целей. После поражения же этих целей приоритет огневой работы переходит к использованию традиционного оружия и боеприпасов.
В ситуации текущего конфликта речь, соответственно, идет об использовании тактических ракетных систем HIMARS и 155-мм артиллерийских орудиях с широкой номенклатурой управляемых боеприпасов, задачей которых является поражение высокоприоритетных целей на глубину до 85 км: командных пунктов, объектов логистической инфраструктуры, узлов связи, радиолокационных станций и зенитно-ракетных комплексов.
Задача же непосредственной огневой поддержки войск, в свою очередь, ложится на более бюджетные артсистемы калибра 105-мм и оставшиеся у ВСУ орудия советского типа (которые постепенно выбывают из строя по причине износа).
@atomiccherry 💯
Долго размышляя над происходящим, я понял, что однажды уже видел исчерпывающее объяснение текущим процессам. Более того, даже приводил его в одном из текстов, опубликованных еще весной.
Речь идет об одной из работ Валерия Васильевича Шлыкова – советского военного аналитика, одного из руководителей военно-экономического управления ГРУ ГШ СССР в период с 1980-1988 годы.
«Теперь, благодаря стратегии «ранней победы», США получали возможность диктовать по своему усмотрению любую продолжительность обычной войны. Грубо такой конфликт можно было бы представить себе следующим образом. В начале войны США благодаря превосходству в ВТО (прим.: высокоточное оружие) «выбивают» обычные советские наступательные средства (танки, самолеты, вертолеты, корабли), не трогая, естественно, стратегические ядерные силы СССР, чтобы не спровоцировать ядерный ответ.
Затем наступает нечто вроде пата. У СССР нет больше возможности проводить крупномасштабные наступательные боевые действия, но остается огромная армия, способная вести длительные оборонительные бои. У США и их союзников, с другой стороны, нет ни сил, ни желания захватывать территорию противника и ввязываться в изнурительные бои со все еще сильным и многочисленным противником. Затем СССР запускает в ход свои огромные мобилизационные мощности по производству традиционного вооружения и бросает на фронт десятки тысяч новых танков и самолетов, в то время как США отмобилизовывают свои мощности по производству ВТО.
Такая война в принципе может длиться с переменным успехом годы и годы. Однако параллельно с увеличением производства ВТО США начинают перестраивать на военные рельсы свою огромную экономику с целью создания подавляющего превосходства в обычных наступательных вооружениях. Как это делается, США убедительно продемонстрировали во время Второй Мировой войны».
Описанная Шлыковым модель боевых действий от и до разыгрывалась на наших глазах в течение предыдущих месяцев, и сейчас достигла своего апогея. Добавить к сказанному Валерием Васильевичем мне, пожалуй, нечего. Текст же, посвященный вопросам мобилизации экономики, вы можете прочесть выше, дабы наиболее точным образом составить для себя картину происходящего.
Военные противостояния не выигрываются на полях сражений. Победа – это комплекс процессов, работающих в единой системе. Процессы эти, в первую очередь, завязаны на вопросах стратегии и доктринального превосходства – именно они задают темп и формат кампании, создавая ключевые вызовы для противника.
Но есть ли хоть какой-то вызов в попытках реализации моделей ведения боевых действий полувековой давности?
@atomiccherry 💯
Речь идет об одной из работ Валерия Васильевича Шлыкова – советского военного аналитика, одного из руководителей военно-экономического управления ГРУ ГШ СССР в период с 1980-1988 годы.
«Теперь, благодаря стратегии «ранней победы», США получали возможность диктовать по своему усмотрению любую продолжительность обычной войны. Грубо такой конфликт можно было бы представить себе следующим образом. В начале войны США благодаря превосходству в ВТО (прим.: высокоточное оружие) «выбивают» обычные советские наступательные средства (танки, самолеты, вертолеты, корабли), не трогая, естественно, стратегические ядерные силы СССР, чтобы не спровоцировать ядерный ответ.
Затем наступает нечто вроде пата. У СССР нет больше возможности проводить крупномасштабные наступательные боевые действия, но остается огромная армия, способная вести длительные оборонительные бои. У США и их союзников, с другой стороны, нет ни сил, ни желания захватывать территорию противника и ввязываться в изнурительные бои со все еще сильным и многочисленным противником. Затем СССР запускает в ход свои огромные мобилизационные мощности по производству традиционного вооружения и бросает на фронт десятки тысяч новых танков и самолетов, в то время как США отмобилизовывают свои мощности по производству ВТО.
Такая война в принципе может длиться с переменным успехом годы и годы. Однако параллельно с увеличением производства ВТО США начинают перестраивать на военные рельсы свою огромную экономику с целью создания подавляющего превосходства в обычных наступательных вооружениях. Как это делается, США убедительно продемонстрировали во время Второй Мировой войны».
Описанная Шлыковым модель боевых действий от и до разыгрывалась на наших глазах в течение предыдущих месяцев, и сейчас достигла своего апогея. Добавить к сказанному Валерием Васильевичем мне, пожалуй, нечего. Текст же, посвященный вопросам мобилизации экономики, вы можете прочесть выше, дабы наиболее точным образом составить для себя картину происходящего.
Военные противостояния не выигрываются на полях сражений. Победа – это комплекс процессов, работающих в единой системе. Процессы эти, в первую очередь, завязаны на вопросах стратегии и доктринального превосходства – именно они задают темп и формат кампании, создавая ключевые вызовы для противника.
Но есть ли хоть какой-то вызов в попытках реализации моделей ведения боевых действий полувековой давности?
@atomiccherry 💯