Неделю лежу в донецкой больнице.
(Не ранение и не осколок, все нормально, восстанавливаюсь после операции.)

В Донецке очень хорошие хирурги, в том числе – а, возможно, и особенно – челюстно-лицевые:
- Это же Донбасс: представляешь, какой у них огромный опыт! Чего они здесь только не видели: и ножевые, и пулевые, и осколочные, и разные переломы челюсти…
- …ага, и это небось еще до 2014-го.

Врачи и правда прекрасные.

А общий наркоз отлично помогает справиться с бессонницей.

Кому не отвечал в личке в последнее время – извините; связь здесь очень, гм, спорадическая.

Первый Армейский Корпус объявил об окончательном освобождении промзоны Авдеевки.

Радоваться сил нет.

Зная мстительность врага, ждем ответных ударов по Донецку (в Текстильщик, например, уже прилетело сегодня за Марьинку).

Но все равно знаменательный день. Промка Авдеевки для меня – важное место.

То, чему до сих пор не могу перестать удивляться

Донецк. Сегодня.

30-я секунда. Ещё не рассеялся дым. На фоне фигура женщины, которая шла и продолжает идти по своим делам

Она не бежит
Она не прячется
Она даже не подносит руки к лицу в эмоциях

Но есть и хорошие новости.

На Шарлота завели три уголовки, при лучшем раскладе в общей сложности – до 6 лет тюремного срока.

С удивлением натыкался на странные рассуждения, ах, мол, за что, да он же безобидный, отпустите бедного ребенка, на одних глаза закрываем, а на мальчике (?) отыгрываемся…

Причем забавно, что в либеральном твиттере, как я понял, про него почти тишина: но там сейчас другая повестка, у всех радужные аватарки и «месяц гордости». А вот во вполне пророссийском телеграме читал прямо плачи Ярославны по невинно обижаемому ребенку.

Давайте разбираться.

Во-первых, у Шарлота, очевидно, очень серьезные проблемы с головой (и это уже давно не свобода самовыражения, это болезнь), он непредсказуем и, видимо, слабо поддается контролю. Абсолютно уверен, что такие люди должны быть так или иначе изолированы от общества. Конечно, справедливее здесь было бы принудительное лечение – но, как я понимаю, процессуально в нашей стране это сложнее организовать.

Во-вторых, не так страшен черт, как его малютки. Так или иначе у Шарлота есть аудитория, наверное, в несколько сотен тысяч человек. Для многих из них он, скорее всего, интересен только как забавная зверушка, но верю в то, что есть и глупые дети, которым искренне симпатично то, что он делает. И если не из самого Шарлота, то из его аудитории потом очень легко получаются даши треповы, которые взрывают владленов татарских.

В-третьих, я помню, как про Петю Верзилова и Олега Сенцова в свое время тоже говорили, что они безобидные люди искусства. Сейчас, напомню, оба в прямом смысле слова воюют против России.

Так что Шарлот, конечно же, должен сидеть.

Первый красивый снег в Донецке встретил на балконе больницы.

Сразу подумал о том, как он повлиял на парней на передовой, ведь вряд ли у всех кого-то были белые маскхалаты…

Вообще, только в Донецке понимаешь, какого масштаба преступлением и кровавым кошмаром обернулся Минск-2.

Из Москвы я, например, понимал, что перемирие не соблюдается. Но был уверен, что это, во-первых, не несёт таких трагических долгоиграющих последствий, а во-вторых, что всё более-менее симметрично: здесь украинцы дёрнулись, тут – наши ответили.

Ан нет.

Неоднократно слышал от парней жуткие истории об этом «перемирии». Стоишь ты на своей позиции, невдалеке уже вражеские окопы. Тебя начинает обстреливать артиллерия. Доложил командованию. Что тебе делать еще – не очень понятно. Миномёт-то у тебя есть, но пускать его в ход – строжайше запрещено. Ждешь приказ. Приказа нет. Тебя обстреливают. Парни получают ранения. Парни погибают. Приказа нет.

И, конечно, немалая часть наших нынешних жертв во время СВО – это именно отголоски «минских соглашений». На примере той же Авдеевки это видно особенно наглядно.

Что еще делать долгими холодными осенне-зимними ночами в больничной палате?

Только читать и писать.

В лимбе

По возвращению многого не понимаешь. Зачем, например, нужны видео? Почему все их постоянно смотрят? Словно людей заперли в маленькой комнате с картинами о внешнем мире. Они ходят от картины к картине и что-то обсуждают. Ты смотришь на них и не можешь понять, почему они просто не выйдут на улицу и не нырнут в настоящее? Пытаешься сохранить ощущение жизни. Той жизни, где есть ветер, холод, борьба, смех, смерть. Но через пару недель сам стоишь в комнатке с картинами и пялишься на них.

Почему у всех здесь глаза вовнутрь? Что за миры роятся в этих людях, что они постоянно смотрят в себя? Иногда выплывают на поверхность, чтобы оглядеться. И быстро ныряют обратно на глубину. А ты был там, где нет никакого "себя". Некуда нырять. Есть точка на карте, графа в списке, номер жетона. И огромный страшный мир вокруг.

Людям тут тяжело, они живут вечно. Пьют вкусный кофе, обнимаются, гуляют по ночам. Они не знают, как хорошо, когда смерть рядом. Там ты тоже этого не знаешь. Это можно понять лишь ненадолго, в лимбе между этим миром и тем.

https://t.iss.one/naemnik_Z/236

Как же точно сформулировано.

Довольно тоскливо; прошел очередной тест на политические взгляды.

Интересно, что отвечая на многие вопросы, понял, что у меня были бы совершенно другие ответы еще два года назад.

Точнее даже так: ответы "в идеальном мире", "в России до войны" и "в России сейчас" - как правило, это три разных ответа.

Мои результаты - здесь. Довольно предсказуемо.

Если найдете 10 минут и пройдете - кидайте свои в комментарии.

Обожаю донбасскую топонимику.

Долго сейчас с парнями изучали карту, нашли под одной Авдеевкой три (!) населенных пункта с названием «Весёлое».

Это как с Новосёловками, только еще хуже. (Кто не знает, в этом же районе есть Новосёловка, Новосёловка Первая и Новосёловка Вторая.)

- …сказали, что осколки из него достали. Но что-то мне подсказывает, что не все, - парень с красным крестом на шевроне, судя по всему, сопровождает бойца в военной форме, который почти не может говорить самостоятельно.

Интересных людей встречаешь уже в очереди в приёмную стоматологического отделения больницы Вишневского в Донецке.

На следующий день, уже после того, как мне сделали операцию, к нам на этаж привозят колоритного пожилого мужчину с копной белоснежных волос и пышными усами. Он до сих пор в шоке, хотя мог бы и привыкнуть, живя в Азотном (микрорайон на окраине Куйбышевского района):

- Вышел из дома в магазин… прилетело в десяти метрах… сначала думал, всё, голову снесло… кровищи столько… потом решил уже, что ухо оторвало…

В итоге оказалось, осколок у него в виске.

- Да это, блядь, и не осколок… Шарик что ли какой-то, хуй знает… И еще второй есть… В жопе…

Значит, это был кассетный боеприпас.

Мужик явно не отошёл от потрясения, но его главная эмоция: недоумение. Как так-то?

Вскоре ко мне в палату подселяют соседа. С первого взгляда догадываюсь, но решаю проверить свою интуицию:

- Откуда сам, брат?
- Сейчас из-под Коксохима…

Рассказывает, как совсем недавно штурмовал дамбу у авдеевского террикона. Вспоминаю, что еще полгода назад смотрел на эти места с коптера: тогда нам до них было около пяти километров.

Моему соседу повезло: у него всего лишь флюс. Как раз легальная возможность перевести дух.

Он один из тех, кто хочет, чтобы его подольше не выписывали.

Из группы в 36 человек он остался единственный в строю. Остальные - 200 или 300.

Примерно поровну.

Выходим с соседом-штурмовиком покурить на балкон больницы.

Видим щупленького паренька в камуфляже с шевроном «солдат удачи» с джамбой. Еле ковыляет, подворачивая ногу. Рука плотно перебинтована, глаза стеклянные, говорит с огромным трудом, челюсти почти не размыкаются.

- Шо, брат, откуда?
- …Ростов…
- Да не, выходил откуда?
- …Авдеевка… там… завод…
- Коксохим что ли?
- Угу.
- О! – мой сосед воодушевляется. – А вы с какой стороны заходили? Мы вот оттуда, где дамба у террикона.

Израненный парнишка оживает на глазах. И вот они уже чертят ногами по плитке направления дорог и лесопосадок, называют номера тех или иных позиций.

Даже в донецкой стоматологии только и разговоров, что об Авдеевке.

Ну или хотя бы о том, кто сколько магазинов берет с собой на штурм. Мой сосед из Макеевки – 4, ростовский парень с «джамбой» – 8.

Донецкие все-таки отмороженнее, а русские – осмотрительнее.

Правда, и этим осмотрительным русским иногда приходится ползти под обстрелом почти полтора километра до точки эвакуации.

Вот как этому мальчишке из Ростова.

Ему, кстати, 19 лет.

Всего на несколько лет старше моего сына.

Балкон в больнице – главный коммуникационный центр.

Вот заходит тот самый мужичок с густой седовласой шевелюрой, попавший под обстрел несколько дней назад. Круг волнующих его вопросов в последнее время сузился до предела: когда боль перестанет отдавать в ухо; почему перестали действовать обезболивающие уколы, достанут ли ему шарик из задницы. А еще его раздражает, что у него постоянно отклеивается повязка. Вот и сейчас. Но на этот раз он не возмущен, а, кажется, скорее воодушевлен:

- Не у одного меня постоянно слезает повязка эта чертова! – как будто бы гордо говорит он.

И действительно: вслед за ним на балкон заходит новенький парнишка, хмурый и мрачный, наверное, только после операции. На лице тоже нет повязки.

Зато чуть ниже правого виска у него дыра в щеке и из неё торчит кусок мяса.

- Осколок?
- Не, пулевое, - говорить парню очень сложно, поэтому он чеканит рубленые фразы. – Это выход. Вошло снизу. В другую. Щеку. Челюсть сломало. Вышло отсюда.
- Навылет?
- Ага.
- Повезло!

Конечно, сейчас он вряд ли выглядит как человек, которому в этой жизни как-то особенно повезло. Но на самом деле все здесь понимают: счастливчик!

Солдаты ЦАХАЛ катаются на велосипедах убитых ими детей в Газе.

Калиброванные мрази.

Пересматриваю сейчас для дела много старых видео с телефона. Вот, например, прошлый декабрь, собираемся с Ведьмой в Пески. Я тогда еще планировал снять про нее документальный фильм.

Еще один парень в нашей палате появился чуть позже. Одет по гражданке, тихий, скромный, молчаливый, на лице – аккуратные очёчки. Происходи всё в Москве – можно было бы делать ставки, студент-физик или программист. Но в Донецке расклады бывают поинтереснее.

Он еще был одним из немногих, кто не после операции, без повязок на лице.

- А с тобой что?
- Да пластина начала гноиться…

Ну мало ли какая пластина. Мы же в конце концов в стоматологическом отделении.

А он постоянно ходил в капюшоне, часто – и в шапке. В принципе, в этом не было ничего удивительного, учитывая отсутствие отопления в больнице.

Только на третий день я увидел его голову.

И шрам от уха до уха. Через макушку.

Ранение, естественно. Еще с апрельского штурма, как впоследствии оказалось. И это ему тоже еще очень повезло.

Вопросов, что за пластина в его голове, больше не возникало.

Сам местный, из-под Амвросиевки. А стоят сейчас на Первомайском. Это чуть западнее, чем мои любимые Пески.

По выходным ему надо отправлять фотографии в свою часть. Подтверждать, что действительно лежит в больнице.

- …главное, когда дошел, мне командир говорит, мол, вот ты герой. А какой я герой? Вот если бы пацанов спас, тогда… А так… Ну, просто дошёл, сам выжил…

Малыш снова рассказывает мне, как прошел и прополз почти полтора километра до эвакуации.

- Мы чуть-чуть не дошли до лесопосадки… Оставалось-то, ебать, метров 30, понял?.. И тут появились дроны-камикадзе… Я кричу пацанам: бегите! Ну а сам дал очередь в небо… Чтобы, ну, на себя… А они стоят, понял, как вкопанные, кто в ступоре, кто просто замер… Я им говорю: уходите быстрее! Короче, когда первый дрон въебал, там сразу много двухсотых было. Многим конечности поотрывало… Кровь, кишки… Тут и второй камикадзе прилетел… Ну, я кинулся на пацана, что рядом стоял, он вообще не шевелился от шока… Въебал ему и упал на него, чтобы закрыть его… Так мне в руку попало…

В руке у парнишки несколько осколков, он ей почти не шевелит, пальцы не чувствует.

- …ну и короче, лежал я там. Приехала эвакуация, всех раненых забрали, а меня почему-то оставили. Хуй знает, почему... Может, решили, что я двухсотый уже. Может, торопились. – Малыш злобно затягивается и продолжает, - Ну, я и пошел. А кровь всё заливает, понял, рукой пошевелить не могу, ну, иду… По мне чего только не работало… И пулемет, и миномет… Снайпер, наверное, работал тоже… Потом слышу – птичка вверху летает. А я ведь, блядь, уже почти дошел. Сбросил на меня ВОГ, ногу разъебал… Ну, я упал, понял, прикинулся мертвым… Лежал так минут двадцать, пока не услышал, что улетел вроде… Ну и дополз до наших.

- Подожди, рука – это от камикадзе, нога – от сброса. А шея и челюсть?

- Да хуй уже знает. Миномет по дороге, наверное. Или с самого начала после дрона. Брат, я когда дошел, уже бредил и не понимал, где я и что я…

Мы докурили.

- Заходи кофе попить, а то скучно…

- Конечно, малой. После перевязки зайду.

Бывшие коллеги из Группы Компаний «Калашников»!

Вам тут парни из-под Авдеевки привет просили передать.

Показывал им наши видео. «Разрушители оружия» всем очень понравились. Гордость, говорят, берёт за отечественного производителя. Слава России, говорят.

У ребят только один маленький вопросик есть. Почему же, попадая в зону СВО, некоторые изделия перестают быть такими надежными?

После ракетного удара половина Донецка оказалась окутана густым чёрным дымом.

@wargonzo