#Amerikæ #Mudojti
В силу того, что отток молодежи из республики в Америку в последние годы принял массовый характер, вспоминается, что это уже вторая волна миграции за океан. В начале ХХ века очень много осетин побывало в Америке на заработках.
Ту волну миграции от нынешней отличает то, что большинство уехавших вернулось обратно. После революции многие из них подверглись преследованию со стороны коммунистов.
Интересный эпизод, когда осетин [дигорец] вернулся домой уже после революции описан в мемуарах Сулеймана Мудойти [Mudojti Sulejman]. Орфография и пунктуация сохранена:
Наш чиколинец Церай Кочиев в числе других земляков уехал перед первой мировой войной в Америку на заработки. Не знаю, был ли он там коммунистом, но симпатии к коммунизму он имел, наверное, и решил вернуться домой, «в страну строящегося социализма», вместе с женой-американкой и двумя детьми. Добирался он в родное село летом 1933 года, но до Чикола не доехал и умер от истощения где-то по дороге на Кавказ.
Его супруге, молодой женщине лет 28–30, оставшейся от острого недоедания на один глаз, ничего не оставалось, как продолжать путешествие. Я встречал ее иногда у своего знакомого Слангирея Карданова, который побывал в свое время в Америке и мог говорить по-английски. Несчастная женщина поступила потом уборщицей в районный исполнительный комитет. Она поспешила наладить почтовую связь с родиной, знакомые высылали ей из Америки деньги, и при их помощи ей удалось в 1934 или 1935 году вырваться домой из советского ада.
Думаю, что вдова Кочиева с детьми здравствует в Америке и по сей день, и я очень доволен, что могу назвать живую свидетельницу по эту сторону железного занавеса, которая может подтвердить всем одурманенным наглой советской пропагандой правильность излагаемых мною фактов.
В данном месте подобает упомянуть о судьбе моих земляков, побывавших перед революцией в Америке на заработках. Кертанов Осман исчез во время ежовщины, когда НКВД усиленно вылавливало всех, кто был за границей, а Гавис Марзоев и названный уже Слангирей Карданов были арестованы во время войны 1941–1945 гг. Знаю, что С. Карданов был осужден на 4 года. Их виной могло быть уже то, что они иной раз чрезчур откровенно хвалили американскую жизнь.
Мудойти Сулейман "Мои воспоминания".
Ræstmæ ut.
В силу того, что отток молодежи из республики в Америку в последние годы принял массовый характер, вспоминается, что это уже вторая волна миграции за океан. В начале ХХ века очень много осетин побывало в Америке на заработках.
Ту волну миграции от нынешней отличает то, что большинство уехавших вернулось обратно. После революции многие из них подверглись преследованию со стороны коммунистов.
Интересный эпизод, когда осетин [дигорец] вернулся домой уже после революции описан в мемуарах Сулеймана Мудойти [Mudojti Sulejman]. Орфография и пунктуация сохранена:
Наш чиколинец Церай Кочиев в числе других земляков уехал перед первой мировой войной в Америку на заработки. Не знаю, был ли он там коммунистом, но симпатии к коммунизму он имел, наверное, и решил вернуться домой, «в страну строящегося социализма», вместе с женой-американкой и двумя детьми. Добирался он в родное село летом 1933 года, но до Чикола не доехал и умер от истощения где-то по дороге на Кавказ.
Его супруге, молодой женщине лет 28–30, оставшейся от острого недоедания на один глаз, ничего не оставалось, как продолжать путешествие. Я встречал ее иногда у своего знакомого Слангирея Карданова, который побывал в свое время в Америке и мог говорить по-английски. Несчастная женщина поступила потом уборщицей в районный исполнительный комитет. Она поспешила наладить почтовую связь с родиной, знакомые высылали ей из Америки деньги, и при их помощи ей удалось в 1934 или 1935 году вырваться домой из советского ада.
Думаю, что вдова Кочиева с детьми здравствует в Америке и по сей день, и я очень доволен, что могу назвать живую свидетельницу по эту сторону железного занавеса, которая может подтвердить всем одурманенным наглой советской пропагандой правильность излагаемых мною фактов.
В данном месте подобает упомянуть о судьбе моих земляков, побывавших перед революцией в Америке на заработках. Кертанов Осман исчез во время ежовщины, когда НКВД усиленно вылавливало всех, кто был за границей, а Гавис Марзоев и названный уже Слангирей Карданов были арестованы во время войны 1941–1945 гг. Знаю, что С. Карданов был осужден на 4 года. Их виной могло быть уже то, что они иной раз чрезчур откровенно хвалили американскую жизнь.
Мудойти Сулейман "Мои воспоминания".
Ræstmæ ut.
#stalinjugend #Mudojti
У местных телогреечников есть интересная манера. Весь классово-неблизкий горский элемент, который испытывает естественное презрение к их идеолгии, кумирам и не марширует с ними под одними знаменами, стали записывать в либералы, в неформалы, в кого-угодно еще.
Единственное объяснение этому в том, что все мы выросли в идеологических мемах доставшихся нам в наследство. 30 лет прошедших с распада Союза телогреечники кропотливо восстанавливали свои позиции с примирительными словами "давайте не будем переписывать историю". Что по факту означает, давайте будем учить ту историю, которая написана коммунистами, ездить по улицам, названным в честь их героев, отмечать их памятные даты и т.д.
Тут кавказский коллективизм сыграл им на руку. Щадящая уважительность к старикам привела к тому, они быстро вернули себе общественное и аппартаное влияние, а где-то с ним и не расставались. Бывшие комсомольцы просто на время переобулись в национальных и часто даже в религиозных деятелей, ничего критично не меняя в своих убеждениях. И они дождались своего времени. Все что не было снесено, переименовано и забыто в годы идеологической вольницы 1990х, уже останется с нами надолго.
Поскольку культура Кавказа построена на традиционности [реальной или чаще мнимой], то выстраивание преемственности тут так или иначе необходимо всем. Очень часто мы обращаемся к истории для легитимизации или наоборот критики тех или иных общественных явлений, часто это делают оппоненты и от этого никуда не деться. В этом контексте, когда телогреечник говорит вам, что "осетины всегда" или "осетины никогда", это значит лишь то, что в его картине мира, сформированной социалистическими писателями, историками, через среднюю школу и мемы вроде "самой героичной нации", история началась в 1917 году. Его взгляды на историю, политическое ориентирование, более того, на религию, культуру, мораль оттуда же.
Всё что было до этого или не вписывается в этот нарратив, от него либо скрыто, либо преподнесено ему в идеологически правильном свете, как например история Чермена Тулатова, который из сына алдара, требовавшего признания наследства, стал борцом за права трудового народа.
К чему все это?
К тому, что те немногие источники иной истории, которые до нас дошли, имеют не столько историческое, сколько идеологическое значение. Это обращение к совершенно иной преемственности. Человек конечно может выбирать свой красно-казарменный кич, но он должен знать что иная партия, с иными идеалами и ценностями появилась тут не вчера и никак не связана с "либералами". Она была подавлена противником, превосходящим и числом и жестокостью, вытеснена, физически уничтожена и предана забвению.
Свидетельства иной истории вроде воспоминаний Сулеймана Мудойти вряд ли войдут в школьную программу по изучению истории Осетии в обозримом будущем. Поэтому частями буду публиковать их в канале с тэгом #Mudojti.
После убийства двух чрезмерно «рьяных» чиколинских «заготовителей» выкачка последних остатков сельскохозяйственных продуктов была внезапно и решительно прекращена. Возможно, что власти Северного Кавказа забили тревогу, предупреждая Москву о возможности нового «кулацкого» восстания [после восстания 1930 года прим. Alixandzinad]; были слухи, что из Москвы пришли телеграммы, отменявшие дальнейшие заготовки.
Обо всем этом точно расскажет когда-нибудь история. Но несомненно, что в результате убийств на почве грабительских и бесчеловечных заготовок и незамедлительной отмены последних, Осетия и весь Северный Кавказ не испытали весной и летом памятного 1933 года всех тех превосходящих всякое описание ужасов голода, на который обрекли советские джонасайдисты Украину, Кубань, Туркестан и Казахстан.
На Кавказе не вымерло от голода четыре миллиона крестьянства,
как это было на Украине, не было у нас и фактов людоедства, не
вымирали от голода целые села, до последнего человека, а
население не бежало из родной страны, спасаясь от голодной смерти.
У местных телогреечников есть интересная манера. Весь классово-неблизкий горский элемент, который испытывает естественное презрение к их идеолгии, кумирам и не марширует с ними под одними знаменами, стали записывать в либералы, в неформалы, в кого-угодно еще.
Единственное объяснение этому в том, что все мы выросли в идеологических мемах доставшихся нам в наследство. 30 лет прошедших с распада Союза телогреечники кропотливо восстанавливали свои позиции с примирительными словами "давайте не будем переписывать историю". Что по факту означает, давайте будем учить ту историю, которая написана коммунистами, ездить по улицам, названным в честь их героев, отмечать их памятные даты и т.д.
Тут кавказский коллективизм сыграл им на руку. Щадящая уважительность к старикам привела к тому, они быстро вернули себе общественное и аппартаное влияние, а где-то с ним и не расставались. Бывшие комсомольцы просто на время переобулись в национальных и часто даже в религиозных деятелей, ничего критично не меняя в своих убеждениях. И они дождались своего времени. Все что не было снесено, переименовано и забыто в годы идеологической вольницы 1990х, уже останется с нами надолго.
Поскольку культура Кавказа построена на традиционности [реальной или чаще мнимой], то выстраивание преемственности тут так или иначе необходимо всем. Очень часто мы обращаемся к истории для легитимизации или наоборот критики тех или иных общественных явлений, часто это делают оппоненты и от этого никуда не деться. В этом контексте, когда телогреечник говорит вам, что "осетины всегда" или "осетины никогда", это значит лишь то, что в его картине мира, сформированной социалистическими писателями, историками, через среднюю школу и мемы вроде "самой героичной нации", история началась в 1917 году. Его взгляды на историю, политическое ориентирование, более того, на религию, культуру, мораль оттуда же.
Всё что было до этого или не вписывается в этот нарратив, от него либо скрыто, либо преподнесено ему в идеологически правильном свете, как например история Чермена Тулатова, который из сына алдара, требовавшего признания наследства, стал борцом за права трудового народа.
К чему все это?
К тому, что те немногие источники иной истории, которые до нас дошли, имеют не столько историческое, сколько идеологическое значение. Это обращение к совершенно иной преемственности. Человек конечно может выбирать свой красно-казарменный кич, но он должен знать что иная партия, с иными идеалами и ценностями появилась тут не вчера и никак не связана с "либералами". Она была подавлена противником, превосходящим и числом и жестокостью, вытеснена, физически уничтожена и предана забвению.
Свидетельства иной истории вроде воспоминаний Сулеймана Мудойти вряд ли войдут в школьную программу по изучению истории Осетии в обозримом будущем. Поэтому частями буду публиковать их в канале с тэгом #Mudojti.
После убийства двух чрезмерно «рьяных» чиколинских «заготовителей» выкачка последних остатков сельскохозяйственных продуктов была внезапно и решительно прекращена. Возможно, что власти Северного Кавказа забили тревогу, предупреждая Москву о возможности нового «кулацкого» восстания [после восстания 1930 года прим. Alixandzinad]; были слухи, что из Москвы пришли телеграммы, отменявшие дальнейшие заготовки.
Обо всем этом точно расскажет когда-нибудь история. Но несомненно, что в результате убийств на почве грабительских и бесчеловечных заготовок и незамедлительной отмены последних, Осетия и весь Северный Кавказ не испытали весной и летом памятного 1933 года всех тех превосходящих всякое описание ужасов голода, на который обрекли советские джонасайдисты Украину, Кубань, Туркестан и Казахстан.
На Кавказе не вымерло от голода четыре миллиона крестьянства,
как это было на Украине, не было у нас и фактов людоедства, не
вымирали от голода целые села, до последнего человека, а
население не бежало из родной страны, спасаясь от голодной смерти.