Единство лезгино/тато/азербайджаноязычных мусульман в борьбе против сил Центрокаспийской диктатуры, 1918 год.

На этом канале уже были опубликованы материалы о том, как партия «Иттихад» сыграла основополагающую роль в начале антибольшевистского восстания в Губинском уезде в 1920 году. Но важно также осветить события, которые предшествовали ему, когда многие участники восстания 1920 года оставили свой след в разгроме сил центральнокаспийской диктатуры прибывших в этот регион. Многие имена участников этих событий будут знакомы постоянным читателям.

Если кратко, все началось весной 1918 года, когда войска под командованием Амазаспа Срванцяна были отправлены на Губу. Как отмечает Йорг Беберский, солдаты Амазаспа были особенно жестоки по отношению к гражданскому населению.

Создание отрядов сопротивления взяли на себя видные общественные деятели Губинского уезда – Али бей Зизикский, Хамдулла эфенди Афандизаде, Али Аббас бей Алибеков, Шыхлар беи – Мюрсал бей и Ибрагим бей, Мушаб-Али Кузунви, Хатем ага Джагарви, Бейбала бей Алпанлы и другие – создали специальные кавалерийские отряды.

Благодаря напряжённой работе партии «Иттихад» и духовенства— Ахмада афанди Тиринджи, Али бея Зизикского, Хамдуллы афанди Афандизаде, Хатема аги Джагарви – со всех концов уезда стекались те, кто мог держать оружие.

Общее руководство войсками было возложено на Али бея Зизикского. Хронология событий:

Апрель 1918: Первое наступление и битва за Губу
23 апреля 1918 года Бакинский Совет организовал контрнаступление на Кубу. Большевистско-дашнакские отряды под предводительством Давида Геловани вошли в город. Но отряды Али бея Зизикского и Хамдуллы Афандизаде, несмотря на подкрепление противника под командованием лейтенанта Агаджаняна, с боем освободили Губу. Решающее сражение с большевиками произошло у деревни Дигах, после чего большевикам пришлось покинуть регион.

Место этого боя позже было названо «Кровавой долиной».

Конец апреля - начало мая 1918: Чтобы предотвратить укрепление Али бея Зизикского в Губинском уезде, комиссар Бакинского Совета Георгий Стуруа призвал на помощь части Красной Армии из Дербента под командованием Ананченко. В это время Али бей Зизикский находился в южных районах Дагестана, чтобы набрать дополнительные силы для поддержки.

Воспользовавшись временным военным вакуумом в Губе, в конце апреля — начале мая по указанию Шаумяна и Корганова в Губу были введены новые силы под предводительством дашнака Амазаспа. 1 мая 1918 года, после осады, они вошли в город с трёх сторон. Зизикский, Афандизаде, Мюрсал бей Шыхларский и другие муджахиды наносили удары по численно превосходящим и хорошо вооружённым силам противника в направлении Дигаха и Алпана, но не смогли оказать сопротивления и были вынуждены отступить в Дагестан.

Ночное совещание и план контрнаступления:
В 2 часа ночи на холме Гюллю-тепе близ деревни Зизик был обсуждён план нападения на Губу. Добровольцы из деревень Худжбала, Алпан, Алыдж, Эрмеки, Хаджигаиб, Зизик, Игрих, Нюгеди вместе с отрядами Али бея Зизикского, Хатема аги Джагарви, Мехди Айдаева, Мушаб-Али Кузунви должны были войти в Кубу со стороны Гусара. Тем временем Хамдулла афанди Афандизаде и гачаг Маил планировали войти с направления Рустова.


Битва в «Кровавой долине» и освобождение Губы:
После 10 дней кровопролития в Губе Амазасп рано утром предпринял наступление в направлении Гусара. Однако контрнаступление муджахидов вынудило его отступить. Хотя основные части большевистской армии были разгромлены в долине между селом Худжбала и Гусаром, судьба отряда, состоявшего из гусарских лезгин, попавших в окружение в той же долине, оказалась трагичной – они все были убиты. После этих боёв это место получило название «Кровавая долина» (изначально - Шими Дереси).

Продолжение ниже.

Продолжение:

Несмотря на численное и вооружённое превосходство врага, местное население объединились, пытаясь остановить их, и сопротивлялись до последнего вздоха, становясь шахидами.

Удар с тыла муджахидов вызвало психологический шог у врага. 1500-тысячное войско Хамдуллы афанди Афандизаде, объединившись с отрядами Гачага Маила, вошло в Губу. Шамсаддин и Амри афандизаде (братья Хамдуллы афандизаде), Исмаил Али афанди, Сабри бей, Казым афанди, губалы Саттар Афандиев, Ариф афанди Шихзаде проявили особую храбрость в бою.


Бойцы партии «Иттихад» повязали на лбу зелёные повязки. С поля боя часто доносились крики Хамдуллы афанди:

"Смерть неверным! Мои храбрецы, вперёд!"

Муджахиды, повязавшие на папахи чалму и бросавшиеся в бой с кинжалами, погнали противника. Благодаря военному мастерству и отваге Хамдуллы афанди Афандизаде, Амазасп, спаливший 122 деревни в уезде и превративший их в руины, потерпел поражение и бежал с поля боя. Битва завершилась победой сил мусульман. Мусульманские соединения под руководством Али бея Зизикского и Хамдуллы афанди Афандизаде освободили город от сил Бакинского Совета.
2 августа 1918 года:
Освобождение Гусара и Губы
При помощи Кавказской Исламской армии и дагестанцев(по словам брата из канала Quba Tarixi при поддержке Н. Гоцинского), Зизикский создал новый военный отряд и организовал наступление против большевиков. 2 августа 1918 года он окончательно освободил Гусар и Губу, а 11 августа станция Хачмаз была взята под контроль.

Выводы авторов канала. Несмотря на язык национальных академических публикаций, где такие события рассматриваются с «национальной» точки зрения, в реальности все эти группы и лидеры, такие как семья Афандизаде выходцы татских деревень Шабрана и Гачаг Маил из татского села Губинского района и др., представители азербайджаноязычных деревень современных Губинского и Хачмазского районов: Шыхларбековы (село Шыхлар, Хачмазский район), Алпанбековы, Зизикские (Алпан, Зизик) и др., а также выходцы лезгиноязычных сел Гусаров, представленные такими людьми Кузунви, Джагарви и др., были едины не в "патриотическом порыве", а в религиозном. Об этом можно было догадаться по банальным зеленым повязкам описанные автором К. Дуньямалы в «История одного рода», которые эти муджахиды прошлого повязали на свои папахи, по антинационалистической риторике партии «Иттихад», по поддержке духовенства (все те, кто носит титул афанди, челеби — представители духовенства, приставка -заде, обозначающая принадлежность к роду наследственных шейхов, афанди (суннитские муллы) или чалаби (суфии), но не все Чалабизаде, Шейхзаде и Афандизаде родственники). Но помимо этого есть один серьезный факт, который замалчивается в исторических публикациях. Все это противостояние началось с фетвы, объявленной в стенах Губинской джума-мечети... Абдуррахман Афанди Чалабизаде, имам, который на тот момент более 30 лет проповедовал в Губе, вынес фетву, призывающую к джихаду против большевиков. О нем мы напишем в отдельном посте позже.

Один из предков администрации был участником вышеописанных событий 😁

Абдуррахим Афанди Челебизаде (1841-1921) был религиозным лидером мусульман-суннитов. В 1918 году, во время событий в Губе, он издал фетву о джихаде. Отец Ахмада афанди.

Блестящий мыслитель, ученый и суфий, Абдуррахим Афанди был имамом Губинской Джума-мечети более 30 лет. Кроме фетвы призывающей к началу борьбе против сил диктатуры Центрокаспия, также участвовал в собрании в Гюллу-Тепе, где был подготовлен план освобождение Губы.

Кроме этого, одним из людей, сопровождавших Нури-пашу, предводителя Кавказской Исламской армии в Губу в октябре 1918 года, был Абдуррахим Эфенди.

Гравюра Губы XIX век.

Аварец. 1883 г.

Опасность постмодерна.

Одним из величайших сдвигов в истории человеческой мысли стало смещение центра мироздания: человек занял место, предназначенное Богу. То, что традиционные общества — в том числе исламская умма — веками понимали как Божественный порядок (السنن الكونية — сунан аль-кавнийя), сегодня отвергнуто ради новых "идентичностей", сконструированных в логике светского человекоцентризма. В этом суть глубинного кризиса, в который погружается Запад и все, кто за ним следует без различения.

Первым проявлением этого сдвига стал национализм. Нация — созданная человеком идея — была возведена в ранг абсолютной ценности. Под лозунгами "самоопределения" и "исторической справедливости" была создана квазирелигия, в которой есть свои священные символы, пророки, мученики и догматы. Эта идеология не просто сместила Бога с центрального места в сознании, но сделала человека и его коллективную проекцию — "нацию" — якобы высшей инстанцией смысла.

Философы модерна — Руссо, Фихте, Гегель — пытались рационализировать нацию как "духовную форму" человечества, но на деле это стало формой поклонения себе. С точки зрения ислама, это явный ширк — приписывание Божественных качеств (абсолютности, авторитета, значения) творениям (مخلوقات). Пророк Мухаммад ﷺ сказал: "Оставьте джахилийю (племенной гордости), ведь она — зловонна" (Муслим). Национализм — это лишь модернизированная форма джахилии, где асабийя не просто "помощь своим соплеменника или братьям по крови", а культ. Культ государства, флага, гражданского социума, с внушаемым чувством  обязанности служить исключительно этому социуму.

Позднее, ту же самую логику подмены повторили радикальный феминизм и ЛГБТ-идеология. Феминизм создал абстрактную "женскую идентичность", которую представляют как нечто целостное, однородное, вечное и притеснённое. Женский опыт вырывается из исторического и религиозного контекста и усредняется — в угоду политической цели. Прошлое интерпретируется как "патриархальное насилие", даже если оно включало материнство, семью и религиозные обязанности как высшие формы служения.

ЛГБТ-идеология пошла ещё дальше. Она не только отвергла биологическую и религиозную природу (فطرة — фитра), но и создала новую квазитеологию: с символами, мучениками, догматами и запретом на "богохульство" (то есть критику). В то время как Ислам утверждает, что человек создан мужчиной или женщиной по воле Аллаха (وَخَلَقْنَاكُم أَزْوَاجًا — "Мы сотворили вас парами", ан-Наба: 8), постмодерн требует верить, что пол — это чувство, а не замысел.

Все эти движения — национализм, феминизм и ЛГБТ — представляют собой религии без Бога. Их объединяет не только логика сконструированной идентичности, но и глубоко метафизическая претензия: занять место абсолютного. Это уже не просто идеология — это новая форма идолопоклонства, скрытого под языком прав и справедливости.

Философски, всё это укладывается в постмодернистскую матрицу. Как писал Жан-Франсуа Лиотар:

"Постмодерн — это недоверие к метанарративам"

То есть к универсальной Истине. Подобно тому, как националисты сконструировали "священную нацию", так феминистки сконструировали "женскую идентичность", а активисты ЛГБТ — "сообщество". Все эти конструкции требуют особого статуса и поклонения, превращая политическую категорию в догму. Всё это — попытки создать смысл из ничего, без Бога, без Откровения, без Порядка.

Исламская традиция же утверждает прямо противоположное: Истина исходит только от Бога.
Любая идентичность, не укоренённая в Творце, обречена на внутренний распад, потому что она строится на боли, гордыне или эмоции — но не на вечных основаниях.

Вот почему все эти движения — несмотря на внешнюю мощь и глобальное распространение — внутренне нестабильны. Они живут конфликтом, потому что не знают мира с Богом. Их риторика построена на культивации обиды и жертвенности, а их политическая программа — на разрушении: семьи, пола, традиции, религии.

Решение не в сепарации, а в возвращении. Возвращении к Истине, которая вне нас. К Порядку, который не мы установили. К служению, которое выше нашей воли.

Со мной поделились постом некоего Абу Нажма Фернандо, в котором мне понравился вопрос, заданный им читателю.

Люди часто говорят:
«Я мусульманин — в первую очередь».
Да, но не стал ли ты националистом — во вторую?

Честно говоря, это выражение «я мусульманин в первую очередь, а во-вторую...» стало довольно избитым. Я хотел бы обсудить его более серьезно.

Национализм — это модерновое понятие. Умма — это наднациональная реальность, которая существовала задолго до появления национальных государств.
Когда мусульманин говорит: «Я мусульманин, но во вторую очередь [член нации]», он включает в свою самоидентичность конструкцию, созданную не Исламом, а светским современным проектом.
Это эпистемологическая ошибка: вы заменяете Истину (фикр, хидая) идеологией, созданной вне Божественного откровения.
Вы не можете быть на 70 % мусульманином и на 30 % националистом — это не разные уровни, а противоречивые основы.

Да, в Коране упоминается, что Аллах создал нас как племена и нации... Но давайте повторим:

Кабаил (قبائل) — племена, клановые сообщества, основанные на кровных узах.
Шууб (شعوب) — нации, этнические группы с общими территориальными характеристиками.
Каум (قوم) — группа людей, община.
Это естественные социальные группы, которые сформировались исторически, без централизованной государственной власти и без политического суверенитета. Они не обязательно претендовали на исключительность или доминирование, в отличие от современных национализмов.

Современная нация — это политическая конструкция, возникшая в современную эпоху, обычно ассоциируемая с:
- централизованным государством,
- суверенитетом над определенной территорией,
- гражданством и юридическими правами,
- единой национальной идеей, часто поддерживаемой светской идеологией.

Племена, народы и группы могут иметь свою культуру, язык, традиции — и это не противоречит Исламскому единству Уммы. Но нация — не только об этом, это, в первую очередь, идеология, потому что она создаётся сознательно как политическая и культурная идея, направленная на объединение большого числа людей вокруг общей истории, языка, территории и государства.

Племенная и родовая идентичность — естественные, органические группы, основанные на кровном родстве, традициях и локальной культуре. Они формировались веками без централизованного политического контроля и без идеологической повестки, нации же рождаются путем поглощения и уничтожения этих региональных, племенных, родовых отличий.

«Прогресс» как миф современной цивилизации.

Современное общество живет под гнетом одного из самых влиятельных догматов современности: идеи прогресса. Эта идея предполагает, что история человечества представляет собой непрерывное движение от «худшего» к «лучшему», от «менее развитого» к «более развитому», от «невежества» к «знанию». Такое мировоззрение воспринимается большинством как само собой разумеющееся, не требующее доказательств.

Но прежде всего, идея прогресса не является универсальной. Она укоренена в специфической культурной матрице Западной Европы XVIII—XIX веков. Просвещение и последовавшие за ним модернистские проекты сделали развитие и обновление главными императивами. Новое стало ассоциироваться с лучшим, старое же с отсталостью. Но данное суждение, если рассмотреть его строго логически, представляет собой ошибку новизны (argumentum ad novitatem), т.е. логическая ошибка, которая  утверждает, что новое обязательно лучшее.
Для того чтобы говорить о прогрессе как о ценностно-положительном движении, необходимо наличие как минимум трёх условий:
Ясной и общепринятой системы ценностей.
Определённой цели, к которой направлено движение.
Последовательного приближения к этой цели.

Модерн не может с уверенностью предъявить ни одного из этих условий. Ценности общества носят фрагментарный и относительный характер; цели либо не обозначены, либо замещены суррогатами (экономическим ростом, увеличением продолжительности жизни, технологическим развитием и т.п.); а сама динамика всё чаще проявляется не как развитие, а как хаотическое изменение. Т.е. начни задавать вопросы: Кто определяет цель? Жить дольше, но ради чего? Чтобы работать ещё 20 лет? Чтобы глубже и дольше страдать в отрыве от смысла? И др. То осмысленного ответа вы не услышите. И отсюда вытекает основная проблема этой идеи... Если ты не знаешь, к чему стремишься, ты не сможешь определить, что хорошо, а что плохо. Всё теряет смысл, и любое движение становится слепым.

Но тут раскрывается вторая проблема, под видом факта существования прогресса нам подсосывают идеологию «кормления нафса», или «метафизику потребления». Как бы ключевой подменой, произошедшей в постиндустриальном обществе, стало отождествление прогресса с ростом материального комфорта. Технологии, по своей природе нейтральные, были поставлены на службу потребительским целям. Знание перестаёт быть поиском истины и становится инструментом — средством эксплуатации мира, других людей, самого себя. Как писал Мартин Хайдеггер, техника не просто расширяет человеческие возможности, она изменяет сам способ бытия: всё становится ресурсом, включая самого человека (Bestand — "заготовка"). Нечто аналогичное проскакивало у В. Халляка «Невозможное Государство».
В результате:
Природа теряет сакральность и превращается в сырьё.
Человек теряет достоинство субъекта и становится элементом системы.
Духовное уступает место развлечению, а смысл — удовольствию.

Такой прогресс ведёт не к возвышению, а к утрате: смысла, ориентиров, внутренней вертикали. Он не решает проблемы, он их трансформирует. Да, человечество меньше страдает от голода и эпидемий, но всё чаще сталкивается с психологическим истощением, экзистенциальной пустотой, духовной апатией.

И тут уже поднимается другая проблема. Например, можно было бы утверждать, что замена прежних страданий новыми — это всё же прогресс, поскольку исчезли более "примитивные" формы угроз. Но и это не выдерживает критики. Новые угрозы не менее разрушительны, а в некоторых аспектах, даже более тотальны. Экологические катастрофы планетарного масштаба, вызванные технологической экспансией.
Ядерное оружие, способное уничтожить миллионы за секунды.
Массовая депрессия, чувство утраты смысла, самоубийства как новая "эпидемия".
Замена болезней тела —> болезнями духа, разрушения природы —> разрушением человека как духовного существа, —> всё это указывает на то, что парадигма прогресса носит иллюзорный характер. Мы движемся не вперёд, а в сторону. Или даже назад, если принять за точку отсчёта духовную природу человека.

Продолжение.

Продолжение.

Потому что цель человеческого существования — устремление к Божественному, к своему Творцу. это выражено однозначно:

«Ва-ма халакту аль-джинна ва-ль-инса илля ли-я'будун» — «Я сотворил джиннов и людей только для того, чтобы они поклонялись Мне» (Коран, сура "Аз-Зарият", аят 56).

Если эта вертикаль утрачена, всё остальное теряет смысл.

В прогрессе как идее есть нечто религиозное и теологическое. «Прогрессивное будущее» как результат восприятия истории через «прогрессивные нарративы» всегда представлялось как альтернатива эсхатологическому восприятию мира (мир неизбежно придет к концу). Ведь если все идет только вверх, то есть к точке в будущем, к которой «стремится человечество», период всеобщего благополучия. Все современные идеологии мечтали об этой идее: коммунизм для марксистов, тысячелетний Рейх для нацистов и так далее. А что общего у всего этого? Это идеи результат модернистской философии, где сакральное, Божественное лишалось в представлении этих заблудших центрального значения, а потомство Адама, сами люди становились новым идолом поклонения, неважно в какой форме это выражалось: классовомарксисткой, расовонацисткой, национальнолиберальной. Суть одна — человек вершитель истории, идол, новый "бог", а если есть "бог" на земле, то есть и "рай" на земле, к которому новый "бог" стремится.

Тахкик требует от человека способности видеть суть вещей: отделять путь к Истине от путей в пустоту. Современность, построенная на комфорте, отвлекает от подлинного пути. Она навязывает человеку образ жизни, в котором потребление, карьера, технологии заменяют служение, размышление, молитву.
Вместе с этим, мы видим, что эти идеи носят в себе квазирелигиозные нарративы, хоть свою "религиозную суть" они и пытаются скрыть. Мы видим логическую цепочку, которая повторяется снова и снова, о которой я упоминал ранее. Религиозная истина отвергается, провозглашается современная квазирелигиозная истина, люди разочаровываются в квазирелигиозной истине, и, поскольку они уже оторвались от религиозной истины, они теряют свой путь и попадают в состояние, которое мы называем постмодернизмом — мир, в котором истинам (метанарративам) больше не доверяют. Только восстановление связи с Творцом может вернуть смысл человеческому существованию.

Нация <...> — это группа людей, объединенная общим заблуждением относительно своего происхождения и коллективной враждебностью по отношению к своим соседям.

©Карл Дойч. Национализм и его альтернативы, 1969

Идея прогресса это не просто философская гипотеза, а мировоззренческая система, отрицающая трансцендентность и возводящая человека на место Бога. Она несовместима с Исламским аксиологическим порядком, где главный вектор не вперёд, а вверх к довольству Аллаха, к вечному миру Ахира, через покорность, а не через контроль над миром.
Мусульманину важно уметь распознавать идейные подмены, когда внешне "нейтральные" или "научные" концепции, по сути, несут иную антропологию, иную эсхатологию, и подрывают основы таухида.

Карл Лёвит ещё в 1949 году писал:

"Современная философия истории — это по сути секуляризованная христианская эсхатология."
©Meaning in History, 1949

Эта идея имеет глубокие корни. Христианская эсхатология, как и исламская, предполагала конец времени, суд и окончательное разрешение истории в форме вечного бытия (Рая или Ада). Однако секулярная мысль, изгнав трансценденцию, сохранила форму: история по-прежнему должна куда-то "двигаться", она должна быть значимой, а человек — её агентом.

Как отмечал Мирча Элиаде:

"Миф о вечном возвращении сменился мифом о вечном прогрессе. Но структура осталась той же: человек требует смысла истории."
© The Myth of the Eternal Return, 194

9

В прогрессистском нарративе  не отменяется религиозность, только переопределение сакрального: вместо Бога, как центра, человек; вместо небесного Рая «утопия на Земле»; Пророчество  заменяется «просвещением». Говоря о строительстве «рая на земле», нельзя не пройти мимо, что сущности этот концепт напоминает то что в исраилятах называют "Вавилонской башней". Вершина величия человека, пик его возможностей, доказательство его превосходства. И инструментом для достижения этой утопии является, предположительно, «объективная» наука, эффективность ее благодетеля, в то время как история, как всегда, используется в качестве инструмента для легитимизации своих убеждений. Заменяя факты, создается нарратив, как будто все развитие человечества было предопределено для появления современного западного общества.

Но каково оно на самом деле? Современное западное общество? Постмодернистское. А что такое постмодернизм? Духовный кризис, связанный с осознанием того, что оковы религии, которые они так рьяно стремились разорвать, были заменены оковами квазирелигий современной эпохи. Это привело к тому, что они оказались потерянными, без страстного желания изменить мир ради идеи, без толп, жаждущих построить бесклассовое общество, без толп, стремящихся построить тысячелетний рейх для своей расы. Только потерянные люди, воспитанные в тепличных условиях потребительского общества, стремящиеся только накормить свои собственный нафс. Потерянные и духовно искалеченные своими «экспериментами». Итак, потомок мусульман, ответь себе, почему ты следуешь идеям, которые сами их создатели отвергли?

Я часто слышал от мусульман про некий "Золотой век Ислама" (речь про эпоху Аббасидов, когда появились учёные: аль-Фараби, Ибн Сина, аль-Хорезми). Но по каким критериям это "золото"? По числу открытий? Развитию медицины?Метaфора "золотого века" вошла в употребление в исламоведческой литературе XIX века под влиянием западной эстетической моды, получившей название ориентализм. То что мусульмане стали рассматривать свою историю, прошлое обращаясь к терминологии западной науки и есть влияние прогрессивитского сознания, которое измеряет успех материальными и технологическими категориями, а не духовной близостью к Аллаху и соответствием пророческой сунне. Тем самым, медицина, химия, физика становится  важнее ильма, и подменяется сама шкала ценностей

.
"Лучшие из людей — это моё поколение, затем те, кто следует за ними, затем те, кто следует за ними..."
(аль-Бухари, 26 52)

Истинный "Золотой век" — это время Посланника ﷺ и саляф ас-салих

Итогом этого все, получается общество, где теряется чувство предопределения: человек берёт на себя полную ответственность за ход истории, забывая о Воле Аллаха"; где моральный релятивизм: прошлое "тёмное", всё новое "лучше", независимо от соответствия Шариату; где цветет каргокультизм западных обществ: поскольку у них есть "прогресс", считаются "развитыми".