Р.Т. Эрдоган долго вел переговоры и предлагал В. Путину завершить спецоперацию в Украине. Сейчас, видимо, турецкий президент решил действовать иначе. Обострение ситуации в Нагорном Карабахе и действия Азербайджана вряд ли могли быть осуществлены без ведома турецкого лидера.
Следующим «приветом» может стать Сирия, где у входящей в НАТО Турции свои интересы. Также возрастают риски нападения афганских джихадистов-интернационалистов на Таджикистан и 201-ую российскую военную базу. Это не «Талибан» (запрещенный в России), с ними договориться гораздо сложнее.
Потенциал опоясывающих ударов вокруг России растет. Конечно, на кону не село в Нагорном Карабахе, которое сегодня взяли азербайджанские военные. На кону и не репутация руководства Армении, которое заняло византийскую, то есть очень хитрую, позицию в этом вопросе и потребовало начать расследование о действиях/бездействиях российских миротворцев. Ещё год назад такое допустить было практически невозможно.
Очевидно, что сегодняшние события в Нагорном Карабахе – это попытка Турции и стоящей за ней НАТО вынудить руководство России завершить спецоперацию в Украине.
https://t.iss.one/Scriptirum/1262
Следующим «приветом» может стать Сирия, где у входящей в НАТО Турции свои интересы. Также возрастают риски нападения афганских джихадистов-интернационалистов на Таджикистан и 201-ую российскую военную базу. Это не «Талибан» (запрещенный в России), с ними договориться гораздо сложнее.
Потенциал опоясывающих ударов вокруг России растет. Конечно, на кону не село в Нагорном Карабахе, которое сегодня взяли азербайджанские военные. На кону и не репутация руководства Армении, которое заняло византийскую, то есть очень хитрую, позицию в этом вопросе и потребовало начать расследование о действиях/бездействиях российских миротворцев. Ещё год назад такое допустить было практически невозможно.
Очевидно, что сегодняшние события в Нагорном Карабахе – это попытка Турции и стоящей за ней НАТО вынудить руководство России завершить спецоперацию в Украине.
https://t.iss.one/Scriptirum/1262
Telegram
Scriptorium
Говорят: все ждут войны, а В. Путин никогда не делает того, чего от него ждут. Это конечно, удобная формулировка, которая не совсем соответствует действительности. Все-таки на Западе научились неплохо считывать действия российского президента, однако тактический…
Гуманитарные приоритеты
По итогам сегодняшних переговоров России и Украины в Стамбуле виден определенный прогресс. И даже идут разговоры о прекращении (правда, не в полном объёме) режима боевых действий.
Контур полного завершения спецоперации окончательно не просматривается, но кое-что видно. И здесь важно прежде всего гуманитарное измерение: критически важно, чтобы люди перестали гибнуть.
Политический и геополитический контур далек от фиксации, но уже сейчас видно, что российское руководство продемонстрирует, что поставленные задачи в Украине были решены/полностью решены. А дальше пойдут сложные постОперационные будни для российской социальности и государственности.
Одним из бенефициаров постОперационной конфигурации будет Турция и Р.Т. Эрдоган. Очевидно, что и карабахское эхо сыграло свою роль и повлияло на ход переговоров. А также можно констатировать актуализацию
имперско-пантюркистских амбиций Эрдогана на постсоветском пространстве.
По итогам сегодняшних переговоров России и Украины в Стамбуле виден определенный прогресс. И даже идут разговоры о прекращении (правда, не в полном объёме) режима боевых действий.
Контур полного завершения спецоперации окончательно не просматривается, но кое-что видно. И здесь важно прежде всего гуманитарное измерение: критически важно, чтобы люди перестали гибнуть.
Политический и геополитический контур далек от фиксации, но уже сейчас видно, что российское руководство продемонстрирует, что поставленные задачи в Украине были решены/полностью решены. А дальше пойдут сложные постОперационные будни для российской социальности и государственности.
Одним из бенефициаров постОперационной конфигурации будет Турция и Р.Т. Эрдоган. Очевидно, что и карабахское эхо сыграло свою роль и повлияло на ход переговоров. А также можно констатировать актуализацию
имперско-пантюркистских амбиций Эрдогана на постсоветском пространстве.
Мобилизационная фокусировка & Экзистенциальный сплин
Долгая/избыточная фокусировка внимания общества с помощью масс-медиа и инструментов пропаганды на чем-то одном, обычно нежелательна, так как вызывает эффект угасания интереса и формирует либо запрос на альтернативные точки зрения, либо индифферентность к доминирующей медийной повестке. И то, и другое сейчас властям не нужно, однако опций смены медийной картинки в нынешней операционной реальности практически нет.
Фокусировка внимания на Украине и антиЗападничестве сохранится. Сейчас, в моменте, можно было бы переключить внимание на ковид, который по-прежнему демонстрирует признаки контагиозной живучести. Либо можно было бы перейти на анализ внутренних проблем и путей их решения. Но все это на глубокой периферии общественного сознания и фокусировать на этом внимания общества вряд ли будут.
Сейчас, когда сначала спецоперации прошло больше месяца, начинает чувствоваться экзистенциальный сплин у аполитичного сегмента россиян (спортивные болельщики, любители иностранных сериалов, геймеры и т.д.). Ограниченные возможности проведения досуга у этого сегмента общества – это источник скрытого (а в нынешних реалиях глубоко сокрытого) социального недовольства. Поэтому стоит, как и в первые месяцы пандемии 2020 г., ждать усиление потребления алкоголя в массах, а также вероятны существенные проявления аномии в структурах российской социальности (наркомания, разводы, суициды).
В целом же, общественное сознание – вещь очень инерционная и не быстрая. Поэтому сейчас для властей социология имеет важное значение, но не определяющее: определенный временной гандикап имеется. Гораздо важнее конфигурация элит: а в ней виден отчетливый запросы на передел сфер влияния, ротацию и чистки. Этот фактор пока не проявил себя основательно, но он очень важен с точки зрения контуров будущего.
Долгая/избыточная фокусировка внимания общества с помощью масс-медиа и инструментов пропаганды на чем-то одном, обычно нежелательна, так как вызывает эффект угасания интереса и формирует либо запрос на альтернативные точки зрения, либо индифферентность к доминирующей медийной повестке. И то, и другое сейчас властям не нужно, однако опций смены медийной картинки в нынешней операционной реальности практически нет.
Фокусировка внимания на Украине и антиЗападничестве сохранится. Сейчас, в моменте, можно было бы переключить внимание на ковид, который по-прежнему демонстрирует признаки контагиозной живучести. Либо можно было бы перейти на анализ внутренних проблем и путей их решения. Но все это на глубокой периферии общественного сознания и фокусировать на этом внимания общества вряд ли будут.
Сейчас, когда сначала спецоперации прошло больше месяца, начинает чувствоваться экзистенциальный сплин у аполитичного сегмента россиян (спортивные болельщики, любители иностранных сериалов, геймеры и т.д.). Ограниченные возможности проведения досуга у этого сегмента общества – это источник скрытого (а в нынешних реалиях глубоко сокрытого) социального недовольства. Поэтому стоит, как и в первые месяцы пандемии 2020 г., ждать усиление потребления алкоголя в массах, а также вероятны существенные проявления аномии в структурах российской социальности (наркомания, разводы, суициды).
В целом же, общественное сознание – вещь очень инерционная и не быстрая. Поэтому сейчас для властей социология имеет важное значение, но не определяющее: определенный временной гандикап имеется. Гораздо важнее конфигурация элит: а в ней виден отчетливый запросы на передел сфер влияния, ротацию и чистки. Этот фактор пока не проявил себя основательно, но он очень важен с точки зрения контуров будущего.
Банки & Склянки
Сейчас очень много критики и нареканий в адрес банковского сектора. Действительно, обслуживание в «системных» банках страны уже напоминает Советский Союз. Персонал предлагает «очень выгодные вклады в рублях», навязчиво рассуждает про «привлекательность» Облигаций федерального займа и даже говорит о существенном укреплении рубля в связи с изменением глобального миропорядка. Трансляция таких советских идеологем и откровенных мулек очень сильно бьют по сознанию думающих людей.
А среди менеджеров среднего и высшего звена крупных банков распространены упаднические настроения. Менеджеры понимают, что их многолетний труд, все эти экосистемы, линейки потребительских продуктов и т.д. через несколько месяцев станут никому не нужны. Поэтому многие приходят на работу перекладывать бумажки, не более того. Здесь также аналогии с Советским Союзом эпохи застоя уместны.
Еще один момент: фактически сворачивание сделок по ипотеке. А это жизненные планы многих семей и, прежде всего, молодежи. Очевидно, что в нынешнем виде никакие ипотеки банкам не нужны и даже вредны. Плюс оформившие вклады в долларах и евро по «выгодным процентам» также не очень рады, мягко говоря, своим решениям.
Уже появляется информация о выемки ценностей граждан из ячеек в банках. Вероятно, тут преобладают фейки, но такая информация вписывается в структуру фобий тех, кто пользуется этими услугами. Люди понимают, что их сбережения оказались под угрозой очередного обнуления.
Но за всем этим недовольством нужно видеть главное. Банковский сектор в нынешнем виде не вписывается в структуру новой реальности. Этой мобилизационной реальности не нужно такое количество банков, достаточно и десятка банков, один из которых будет заниматься вкладами граждан, другой внешнеэкономическими операциями, третий будет давать кредиты фермерам и т.д.
Банки в нынешнем виде – это все-таки инструмент рыночной экономики, а сейчас сам формат этой экономики под вопросом. В лучшем случае мы получаем экономику с элементами свободного рынка, при преобладающей доле государства и режимом мобилизации. А этот режим уже не про рыночную экономику, а про «спекуляцию», «несправедливые цены» и черный рынок валюты и сдерживание цен.
Не стоит сгущать краски. По крайней мере, пока. Потенциал для восстановления рыночной экономики и сохранения банковского сектора даже в нынешней реальности еще не иссяк, но вероятность такого варианта развития событий сейчас отнюдь не доминирующая.
Сейчас очень много критики и нареканий в адрес банковского сектора. Действительно, обслуживание в «системных» банках страны уже напоминает Советский Союз. Персонал предлагает «очень выгодные вклады в рублях», навязчиво рассуждает про «привлекательность» Облигаций федерального займа и даже говорит о существенном укреплении рубля в связи с изменением глобального миропорядка. Трансляция таких советских идеологем и откровенных мулек очень сильно бьют по сознанию думающих людей.
А среди менеджеров среднего и высшего звена крупных банков распространены упаднические настроения. Менеджеры понимают, что их многолетний труд, все эти экосистемы, линейки потребительских продуктов и т.д. через несколько месяцев станут никому не нужны. Поэтому многие приходят на работу перекладывать бумажки, не более того. Здесь также аналогии с Советским Союзом эпохи застоя уместны.
Еще один момент: фактически сворачивание сделок по ипотеке. А это жизненные планы многих семей и, прежде всего, молодежи. Очевидно, что в нынешнем виде никакие ипотеки банкам не нужны и даже вредны. Плюс оформившие вклады в долларах и евро по «выгодным процентам» также не очень рады, мягко говоря, своим решениям.
Уже появляется информация о выемки ценностей граждан из ячеек в банках. Вероятно, тут преобладают фейки, но такая информация вписывается в структуру фобий тех, кто пользуется этими услугами. Люди понимают, что их сбережения оказались под угрозой очередного обнуления.
Но за всем этим недовольством нужно видеть главное. Банковский сектор в нынешнем виде не вписывается в структуру новой реальности. Этой мобилизационной реальности не нужно такое количество банков, достаточно и десятка банков, один из которых будет заниматься вкладами граждан, другой внешнеэкономическими операциями, третий будет давать кредиты фермерам и т.д.
Банки в нынешнем виде – это все-таки инструмент рыночной экономики, а сейчас сам формат этой экономики под вопросом. В лучшем случае мы получаем экономику с элементами свободного рынка, при преобладающей доле государства и режимом мобилизации. А этот режим уже не про рыночную экономику, а про «спекуляцию», «несправедливые цены» и черный рынок валюты и сдерживание цен.
Не стоит сгущать краски. По крайней мере, пока. Потенциал для восстановления рыночной экономики и сохранения банковского сектора даже в нынешней реальности еще не иссяк, но вероятность такого варианта развития событий сейчас отнюдь не доминирующая.
Тренды & Интерпретации
1.Фокусировка внимания российского общества на военной спецоперации в Украине уходит. Общество формирует запрос на альтернативную повестку, но с этим сложности. Картинка про беспрецедентные сложности в Европе и США также лишь отчасти радует глаз российского обывателя. В то же время надежды на крах западного доминирования в мир-системе находят определенный отклик в глубинах российской социальности.
2.Сказывается эффект дефицита развлекательного контента (в том числе и спортивного). Ситуация экзистенциального сплина для спортивных фанатов и любителей западных сериалов имеет очень ограниченный потенциал политизации, но способна усилить уровень скрытого (или, точнее, глубоко сокрытого) недовольства.
3.Медийная повестка в мире и в России все больше расходятся друг с другом. Даже опровержение фейков спецоперации становится менее релевантным для параллельных медийных реальностей. Иногда проще вообще не замечать ту или иную тему. Герматичность конструкции будет работать на это.
4.Создаются предпосылки для резкого роста рейтинга Р. Кадырова. Его заочная полемика с пресс-секретарем президента России Д. Песковым показывает доминирование позиции главы Чечни в числе российских элитах. Через какое-то время может выясниться что все не так однозначно, однако пока ситуации именно такая.
5.Отложенные эффекты социально-экономических сложностей пока не дают о себе знать в полной мере. Первичная паники на уровне потребления в значительной степени деактуализирована, а о новых потенциальных сложностях общество предпочитает не думать.
6.На уровне социологии завершился эффект скорейшего ожидания спецоперации в Украине. Сейчас в российском социуме таких ожиданий нет: это снижает интерес граждан к переговорам по достижению мира.
7.Губернаторы, в том числе и с высоким антирейтингом, получили шанс для пролонгации своих полномочий. Стоит напомнить, что весной 2020 г. в начале ковида губернаторопад был, фактически, отменен.
8.В то же время элиты переведены в состоянии мобилизации. Высок уровень ожиданий антикоррупционных интервенций и прочих проявлений внутриэлитного динамизма. В условиях неопределенности самая лучшая тактика – осторожность.
9.Тема с оплатой цен на газ в рублях и снижение курса доллара к рублю в условиях ограниченной конвертации валюты активно обсуждалась думающей частью общества, хотя реальное содержание этих инфоповодов на реальные процессы невысоко.
10.У России очевиден острый дефицит мягкой силы и потенциал его восстановления пока не просматривается. Время для культурного диалога и реабилитации российской культуры пока не пришло.
11.Ковид выпал из социально-конструируемой картины мира российского общества, но в действительности он сохраняется.
1.Фокусировка внимания российского общества на военной спецоперации в Украине уходит. Общество формирует запрос на альтернативную повестку, но с этим сложности. Картинка про беспрецедентные сложности в Европе и США также лишь отчасти радует глаз российского обывателя. В то же время надежды на крах западного доминирования в мир-системе находят определенный отклик в глубинах российской социальности.
2.Сказывается эффект дефицита развлекательного контента (в том числе и спортивного). Ситуация экзистенциального сплина для спортивных фанатов и любителей западных сериалов имеет очень ограниченный потенциал политизации, но способна усилить уровень скрытого (или, точнее, глубоко сокрытого) недовольства.
3.Медийная повестка в мире и в России все больше расходятся друг с другом. Даже опровержение фейков спецоперации становится менее релевантным для параллельных медийных реальностей. Иногда проще вообще не замечать ту или иную тему. Герматичность конструкции будет работать на это.
4.Создаются предпосылки для резкого роста рейтинга Р. Кадырова. Его заочная полемика с пресс-секретарем президента России Д. Песковым показывает доминирование позиции главы Чечни в числе российских элитах. Через какое-то время может выясниться что все не так однозначно, однако пока ситуации именно такая.
5.Отложенные эффекты социально-экономических сложностей пока не дают о себе знать в полной мере. Первичная паники на уровне потребления в значительной степени деактуализирована, а о новых потенциальных сложностях общество предпочитает не думать.
6.На уровне социологии завершился эффект скорейшего ожидания спецоперации в Украине. Сейчас в российском социуме таких ожиданий нет: это снижает интерес граждан к переговорам по достижению мира.
7.Губернаторы, в том числе и с высоким антирейтингом, получили шанс для пролонгации своих полномочий. Стоит напомнить, что весной 2020 г. в начале ковида губернаторопад был, фактически, отменен.
8.В то же время элиты переведены в состоянии мобилизации. Высок уровень ожиданий антикоррупционных интервенций и прочих проявлений внутриэлитного динамизма. В условиях неопределенности самая лучшая тактика – осторожность.
9.Тема с оплатой цен на газ в рублях и снижение курса доллара к рублю в условиях ограниченной конвертации валюты активно обсуждалась думающей частью общества, хотя реальное содержание этих инфоповодов на реальные процессы невысоко.
10.У России очевиден острый дефицит мягкой силы и потенциал его восстановления пока не просматривается. Время для культурного диалога и реабилитации российской культуры пока не пришло.
11.Ковид выпал из социально-конструируемой картины мира российского общества, но в действительности он сохраняется.
«Продавец» новой реальности
В. Жириновский создал эффективный партийный механизм, который позволял продавать избирателям имперский, как казалось долгое время, воздух, а самому получать огромные финансовые прибыли. В конце февраля 2022 г. почти всем стало ясно, что это не вовсе не воздух, а новая реальность.
ЛДПР как коммерческий проект оказался очень успешен. По сути, значение ЛДПР с точки зрения конфигурации власти в стране заключалось в том, что эта партия давала возможность политического представительства региональным (и не только) олигархам и прочим денежным мешкам. Наличие значка депутата Госдумы или регионального заксобрания, с одной стороны, легитимизировало политический статус этого мешка, а с другой, не налагало на власти никаких особых обязательств. И тех и других это устраивало.
Сам Жириновский войдет в историю как яркий демагог, который долгое время эксплуатировал имперские идеологемы. Иными словами, его вклад в развитие имперскости, которая витает в структурах российского общества – очень велик.
В остальном же, это был политик – откровенный демагог, не имеющий ничего общего с ответственным политическим поведением. Впрочем, ответственные политики всегда в постсоветской истории страны смотрелись как «белые вороны».
Будут ли дальше такие яркие политики в рамках действующей системы власти? Сейчас многие утрачивают навыки публичного позиционирования и дебатов, но пытаются хайповать как Жириновский это делал еще в начале 1990-х гг, когда он рассуждал публично о мытье русских сапог в Индийском океане.
Демагогия сейчас – это чуть ли не единственный вариант публичной политики в стране и в этом плане Жириновского ещё при жизни заменили менее талантливые, но схожие по сути люди. Сама же партия ЛДПР без Жириновского обречена на плавное угасание. В новой реальности она и не особенно-то нужна.
В. Жириновский создал эффективный партийный механизм, который позволял продавать избирателям имперский, как казалось долгое время, воздух, а самому получать огромные финансовые прибыли. В конце февраля 2022 г. почти всем стало ясно, что это не вовсе не воздух, а новая реальность.
ЛДПР как коммерческий проект оказался очень успешен. По сути, значение ЛДПР с точки зрения конфигурации власти в стране заключалось в том, что эта партия давала возможность политического представительства региональным (и не только) олигархам и прочим денежным мешкам. Наличие значка депутата Госдумы или регионального заксобрания, с одной стороны, легитимизировало политический статус этого мешка, а с другой, не налагало на власти никаких особых обязательств. И тех и других это устраивало.
Сам Жириновский войдет в историю как яркий демагог, который долгое время эксплуатировал имперские идеологемы. Иными словами, его вклад в развитие имперскости, которая витает в структурах российского общества – очень велик.
В остальном же, это был политик – откровенный демагог, не имеющий ничего общего с ответственным политическим поведением. Впрочем, ответственные политики всегда в постсоветской истории страны смотрелись как «белые вороны».
Будут ли дальше такие яркие политики в рамках действующей системы власти? Сейчас многие утрачивают навыки публичного позиционирования и дебатов, но пытаются хайповать как Жириновский это делал еще в начале 1990-х гг, когда он рассуждал публично о мытье русских сапог в Индийском океане.
Демагогия сейчас – это чуть ли не единственный вариант публичной политики в стране и в этом плане Жириновского ещё при жизни заменили менее талантливые, но схожие по сути люди. Сама же партия ЛДПР без Жириновского обречена на плавное угасание. В новой реальности она и не особенно-то нужна.
Административный курс & Схлопывание общества потребления
В последнее время много спекуляций по поводу курса рубля по отношению к мировым валютам. Причем специфические интерпретации идут с обоих сторон. Официальная пропаганда четко придерживается линии: курс доллара снижается, а рубль укрепляется. Либеральный и свободомыслящий сегмент граждан говорят об административной природе официального курса и невозможности купить валютную наличность.
При этом на черном рынке курс рубля к валютам за последние недели также укрепился.
Государству не очень выгоден крепкий рубль, однако административный курс валют выгоден ему еще больше. Плюс Евросоюз и США запретил ввозить наличность в Россию, а доверие банковскому сектору в сегменте средний класса и выше в России невелико.
Многие вспоминают дефолтные практики 1998 г., когда банки замораживали валютные счета, а затем расчёты по ним производили в рублях по курсу до дефолта. И сейчас у Центробанка есть возможность сделать что-то подобное, хотя, очевидно, что регулятор не хочет доводить дело до этого.
Фактор укрепления рубля коррелирует с таким (очень косвенным) показателем как отток населения из страны. Этот процесс в марте носил достаточно масштабный характер (по некоторым оценкам, несколько сотен тысяч человек) и провоцировал ситуативный спрос на валюту. Уехало также много иностранных студентов, обучавшихся в российских вузах и часть трудовых мигрантов.
Сейчас спроса на валютную наличность намного меньше: аналогично и зарубежный туризм, поддерживающий обычно высокий спрос на наличные доллары/евро сейчас не актуален.
Мнение о том, что мерилом курса рубля к доллару является «курс» на AliExpress – не соответствует действительности и является упрощенным. На ценообразование на импортную продукцию оказывает значительное влияние разрыв логистических цепочек и наличие запасов того или иного товара на складах (в том числе и товаров китайского производства). Этот фактор закладывается в удорожание цен товаров как в долларах, так и в рублях. Достаточно посмотреть динамику цен на товары длительного пользования импортного производства. Чем меньше будет товаров на складе (от импортной резины для автомобилей до детских конструкторов Lego) – тем выше будет розничная цена.
Концептуально же в России происходит схлопывание общества потребления, которое заменяется экономикой выживания. В рамках этой новой реальности валюта и перспективы выезда за границу в качестве туриста будет «грозить» не более 10% граждан страны. Причем большинство таких граждан будет сконцентрировано в Московии и Питерской агломерации. Это усилит разрыв (экономический, культурный, ментальный) между Центром и Периферией внутри страны.
В последнее время много спекуляций по поводу курса рубля по отношению к мировым валютам. Причем специфические интерпретации идут с обоих сторон. Официальная пропаганда четко придерживается линии: курс доллара снижается, а рубль укрепляется. Либеральный и свободомыслящий сегмент граждан говорят об административной природе официального курса и невозможности купить валютную наличность.
При этом на черном рынке курс рубля к валютам за последние недели также укрепился.
Государству не очень выгоден крепкий рубль, однако административный курс валют выгоден ему еще больше. Плюс Евросоюз и США запретил ввозить наличность в Россию, а доверие банковскому сектору в сегменте средний класса и выше в России невелико.
Многие вспоминают дефолтные практики 1998 г., когда банки замораживали валютные счета, а затем расчёты по ним производили в рублях по курсу до дефолта. И сейчас у Центробанка есть возможность сделать что-то подобное, хотя, очевидно, что регулятор не хочет доводить дело до этого.
Фактор укрепления рубля коррелирует с таким (очень косвенным) показателем как отток населения из страны. Этот процесс в марте носил достаточно масштабный характер (по некоторым оценкам, несколько сотен тысяч человек) и провоцировал ситуативный спрос на валюту. Уехало также много иностранных студентов, обучавшихся в российских вузах и часть трудовых мигрантов.
Сейчас спроса на валютную наличность намного меньше: аналогично и зарубежный туризм, поддерживающий обычно высокий спрос на наличные доллары/евро сейчас не актуален.
Мнение о том, что мерилом курса рубля к доллару является «курс» на AliExpress – не соответствует действительности и является упрощенным. На ценообразование на импортную продукцию оказывает значительное влияние разрыв логистических цепочек и наличие запасов того или иного товара на складах (в том числе и товаров китайского производства). Этот фактор закладывается в удорожание цен товаров как в долларах, так и в рублях. Достаточно посмотреть динамику цен на товары длительного пользования импортного производства. Чем меньше будет товаров на складе (от импортной резины для автомобилей до детских конструкторов Lego) – тем выше будет розничная цена.
Концептуально же в России происходит схлопывание общества потребления, которое заменяется экономикой выживания. В рамках этой новой реальности валюта и перспективы выезда за границу в качестве туриста будет «грозить» не более 10% граждан страны. Причем большинство таких граждан будет сконцентрировано в Московии и Питерской агломерации. Это усилит разрыв (экономический, культурный, ментальный) между Центром и Периферией внутри страны.
Переформатирование власти: спекуляции & неизбежности
Тема внутриэлитных противостояний и чисток (возможных и спекулятивных) в силовых органах – это ключевой элемент дискурса противников российской власти. Выяснилось, что никакой «партии мира» нет, а есть ситуативный альянс турбо-патриотов и группировка умеренных/пострадавших. Сислибы отодвинуты на второй план и поставлены под удар, равно как и олигархи, в отношении которых говорят о их ненужности в новой реальности.
Долгое время олигархи были ответственны за неформальную работу с «западными партнерами» и высокопоставленными чиновниками в Европе и США, однако в дальнейшем необходимость в такой работе станет намного меньше. Соответственно, и перспективы деклассирования олигархата выглядят как очень высокие. Тем более, что такую «спецоперацию» поддержит глубинный народ.
Социология показывает: общество готово к ухудшению качества жизни и видит этот процесс как инвариантный. Структурные сложности в экономике и социальной сфере имеют отложенный эффект действия и их последствия проявят себя чувствительно ближе к концу лета.
Российское общество постепенно начинает думать, что спецоперация – это что-то отдаленное и ставшее уже чем-то почти обыденным. Первичные шоки проходят и процесс восприятия действа банализирован. Это будет работать на снижение ожиданий от ее завершения.
Экономисты говорят, что у России достаточно ресурсов для того, чтобы более-менее спокойно просуществовать, как минимум, 1,5-2 года. Критическую значимость имеют лекарства, однако пока их доставку блокировать не собираются. Плюс альтернативные и более дорогие логистические цепочки формируются. Ухудшение качества и продолжительности жизни неминуемо, однако ресурсов достаточно для того, чтобы не было катастрофических последствий и резких социальных волнений.
Это время будет использовано правящим классом для существенного переформатирования. Одни будут наступать и давить на турбо-патриотизм, а другие пытаться сбалансировать ситуацию. Но уже среди административных и бизнес-элит появились и те, кто действует согласно известному афоризму Наполеона: «не нужно мешать совершать врагам ошибки, это неэтично».
Новая конфигурация правящего класса формируется без участия общества, но через полгода или год игнорировать социальные настроения будет практически невозможно. Далеко не все из правящей верхушки готовы к этому. Тут возможны незапланированные эффекты.
Тема внутриэлитных противостояний и чисток (возможных и спекулятивных) в силовых органах – это ключевой элемент дискурса противников российской власти. Выяснилось, что никакой «партии мира» нет, а есть ситуативный альянс турбо-патриотов и группировка умеренных/пострадавших. Сислибы отодвинуты на второй план и поставлены под удар, равно как и олигархи, в отношении которых говорят о их ненужности в новой реальности.
Долгое время олигархи были ответственны за неформальную работу с «западными партнерами» и высокопоставленными чиновниками в Европе и США, однако в дальнейшем необходимость в такой работе станет намного меньше. Соответственно, и перспективы деклассирования олигархата выглядят как очень высокие. Тем более, что такую «спецоперацию» поддержит глубинный народ.
Социология показывает: общество готово к ухудшению качества жизни и видит этот процесс как инвариантный. Структурные сложности в экономике и социальной сфере имеют отложенный эффект действия и их последствия проявят себя чувствительно ближе к концу лета.
Российское общество постепенно начинает думать, что спецоперация – это что-то отдаленное и ставшее уже чем-то почти обыденным. Первичные шоки проходят и процесс восприятия действа банализирован. Это будет работать на снижение ожиданий от ее завершения.
Экономисты говорят, что у России достаточно ресурсов для того, чтобы более-менее спокойно просуществовать, как минимум, 1,5-2 года. Критическую значимость имеют лекарства, однако пока их доставку блокировать не собираются. Плюс альтернативные и более дорогие логистические цепочки формируются. Ухудшение качества и продолжительности жизни неминуемо, однако ресурсов достаточно для того, чтобы не было катастрофических последствий и резких социальных волнений.
Это время будет использовано правящим классом для существенного переформатирования. Одни будут наступать и давить на турбо-патриотизм, а другие пытаться сбалансировать ситуацию. Но уже среди административных и бизнес-элит появились и те, кто действует согласно известному афоризму Наполеона: «не нужно мешать совершать врагам ошибки, это неэтично».
Новая конфигурация правящего класса формируется без участия общества, но через полгода или год игнорировать социальные настроения будет практически невозможно. Далеко не все из правящей верхушки готовы к этому. Тут возможны незапланированные эффекты.
Траектория демодернизации & периферия
Громадный спецоперационный стресс для России способен поменять ее цивилизационные устои, изменить структуру общества, но пока он не привел даже к принципиально новым алгоритмам реагирования, а сейчас свежие подходы нужны и власти, и обществу.
Пока же власть привычно демонстрирует мобилизационную жесткость, а пассионарная и мыслящая часть общества переходит в режим терпеливого и привычного для всех кризисов ограничения потребления, снижения аппетитов и социальной активности. Это значит меньше путешествий, деградацию публичного диалога, развитие внутренней и внешней эмиграции, концентрация на выживании и атомизированных потребностях отдельных домохозяйств и индивидов.
Если год назад были отчетливо видны ограничители догоняющей модернизации, то сейчас очевидны перспективы демодернизации, то есть отката от модернизации.
Для модернизации нужна свобода действий, а она ограничена. Государственная модернизация и рывки чреваты существенными социальными издержками (правление Петра I, сталинская индустриализация). Развилка остается прежней: жесткие заморозки или пореформенная оттепель. Предпосылок для заморозки сейчас больше.
Заморозки сделают невозможным модернизацию. Как Уклад в этих условиях будет реализовывать свою сущностную черту – экстенсивность? Экстенсивность уклада – это огромные территории, исторически сложившиеся возможности развития вширь, а не вглубь. Экстенсивность – это добыча ресурсов и их экспорт на Запад (от пеньки и льна допетровских времен до нефти и газа времен Брежнева и вплоть до сегодняшнего дня).
Эта траектория предполагает режим нормальных торгово-экономических коммуникаций с Западом, получение доступа к технологиям. Сейчас такие перспективы оказались резко ограничены, и официальная идеология все больше дрейфует от позиционирования страны как части мировой системы в превращение Россию в собственную, закрытую по сути, мир-систему.
В российской мир-системе есть свой Центр (Московия, Питер), своя полу-периферия (Татарстан, промышленный Южный Урал, нефтегазовый Север, Краснодарский край и т.д.) и есть своя огромная периферия (дотационные и отстающие регионы). Социальная и физическая мобильности в новых условиях будет резко ограничена, но прежние контуры будут сохранены. Человеческие потоки будут стремиться попасть в Центр или, хотя бы, в полу-периферию, а периферия будет все больше деградировать.
Государство воспринимается как сверхценность именно в параметрах кормления и заботы, однако и того и другого будет меньше. Эффект недополученной ренты почувствуют прежде всего периферийные регионы страны. Этот эффект будет работать на выключение перифериии из цепочек распределения социальных благ. Со всеми отсюда вытекающими и плохо прогнозируемыми нелинейными последствиями.
Громадный спецоперационный стресс для России способен поменять ее цивилизационные устои, изменить структуру общества, но пока он не привел даже к принципиально новым алгоритмам реагирования, а сейчас свежие подходы нужны и власти, и обществу.
Пока же власть привычно демонстрирует мобилизационную жесткость, а пассионарная и мыслящая часть общества переходит в режим терпеливого и привычного для всех кризисов ограничения потребления, снижения аппетитов и социальной активности. Это значит меньше путешествий, деградацию публичного диалога, развитие внутренней и внешней эмиграции, концентрация на выживании и атомизированных потребностях отдельных домохозяйств и индивидов.
Если год назад были отчетливо видны ограничители догоняющей модернизации, то сейчас очевидны перспективы демодернизации, то есть отката от модернизации.
Для модернизации нужна свобода действий, а она ограничена. Государственная модернизация и рывки чреваты существенными социальными издержками (правление Петра I, сталинская индустриализация). Развилка остается прежней: жесткие заморозки или пореформенная оттепель. Предпосылок для заморозки сейчас больше.
Заморозки сделают невозможным модернизацию. Как Уклад в этих условиях будет реализовывать свою сущностную черту – экстенсивность? Экстенсивность уклада – это огромные территории, исторически сложившиеся возможности развития вширь, а не вглубь. Экстенсивность – это добыча ресурсов и их экспорт на Запад (от пеньки и льна допетровских времен до нефти и газа времен Брежнева и вплоть до сегодняшнего дня).
Эта траектория предполагает режим нормальных торгово-экономических коммуникаций с Западом, получение доступа к технологиям. Сейчас такие перспективы оказались резко ограничены, и официальная идеология все больше дрейфует от позиционирования страны как части мировой системы в превращение Россию в собственную, закрытую по сути, мир-систему.
В российской мир-системе есть свой Центр (Московия, Питер), своя полу-периферия (Татарстан, промышленный Южный Урал, нефтегазовый Север, Краснодарский край и т.д.) и есть своя огромная периферия (дотационные и отстающие регионы). Социальная и физическая мобильности в новых условиях будет резко ограничена, но прежние контуры будут сохранены. Человеческие потоки будут стремиться попасть в Центр или, хотя бы, в полу-периферию, а периферия будет все больше деградировать.
Государство воспринимается как сверхценность именно в параметрах кормления и заботы, однако и того и другого будет меньше. Эффект недополученной ренты почувствуют прежде всего периферийные регионы страны. Этот эффект будет работать на выключение перифериии из цепочек распределения социальных благ. Со всеми отсюда вытекающими и плохо прогнозируемыми нелинейными последствиями.
Мегамашина в новой реальности
Новая реальность требует от правящего класса стратегий по консолидации всего общества в формате мегамашины. Антрополог Л. Мамфорд под мегамашиной понимал принцип организации человеческого большинства для достижения какой-то масштабной цели. Эта социально-технологическая модель использовалась при строительстве египетских пирамид, организации древнеримских легионов, для возведения Беломорканала, строительства БАМа или проведение в советское время массовых первомайских демонстраций.
Все части целого таких мегамашин были подчинены единой цели, которая формулировалась правителями. Причем далеко не всегда эта цель была экономически оправданной.
До спецоперации российская мегамашина работала в рамках электоральных процессов и оперативно организовывала лояльное/конформистское большинство (бюджетники, пенсионеры, сотрудники крупных предприятий, включенных в логику госкапитализма). Это далеко не все общество (и даже меньше чем его половина), но этого было достаточно для того, чтобы обеспечивать пролонгацию правления. Еще один пример – акция Бессмертный полк, которая демонстрирует высокий уровень консолидации общества по вопросам победы в Великой Отечественной войне.
Тем не менее, российское общество остается аполитичным по своей сути и мобилизацию в нынешней реальности понимает аполитично: как умение выживать и адаптироваться к новой реальности, прежде всего, с точки зрения стратегий повседневного поведения и социально-экономического самочувствия. Также нынешний контекст усилил и без того высокую атомизацию общества.
Однако касаний (как говорят политтехнологи) с точки зрения выстраивания общей мегамашины, которая будет олицетворять единство общества и власти на уровне повседневности (университеты, школы, трудовые коллективы, известные буквы на автомобилях) сейчас стало гораздо больше.
Пока еще конструкторы идеологии не приступили к формированию мегамашины абсолютного большинства, но желание — это сделать очевидно. Это сложный и трудный путь на котором власти могут столкнуться с различными формами сопротивления, несогласия и саботажа.
Именно поэтому базовая стратегия власти пока остается прежней: покой для несогласных при их гражданской пассивности и неготовности протестовать. И это логично: общество эмоционально, физически выхолощено, испытывает постоянные стрессы и не хочет дополнительной мобилизационно-гражданской нагрузки.
Новая реальность требует от правящего класса стратегий по консолидации всего общества в формате мегамашины. Антрополог Л. Мамфорд под мегамашиной понимал принцип организации человеческого большинства для достижения какой-то масштабной цели. Эта социально-технологическая модель использовалась при строительстве египетских пирамид, организации древнеримских легионов, для возведения Беломорканала, строительства БАМа или проведение в советское время массовых первомайских демонстраций.
Все части целого таких мегамашин были подчинены единой цели, которая формулировалась правителями. Причем далеко не всегда эта цель была экономически оправданной.
До спецоперации российская мегамашина работала в рамках электоральных процессов и оперативно организовывала лояльное/конформистское большинство (бюджетники, пенсионеры, сотрудники крупных предприятий, включенных в логику госкапитализма). Это далеко не все общество (и даже меньше чем его половина), но этого было достаточно для того, чтобы обеспечивать пролонгацию правления. Еще один пример – акция Бессмертный полк, которая демонстрирует высокий уровень консолидации общества по вопросам победы в Великой Отечественной войне.
Тем не менее, российское общество остается аполитичным по своей сути и мобилизацию в нынешней реальности понимает аполитично: как умение выживать и адаптироваться к новой реальности, прежде всего, с точки зрения стратегий повседневного поведения и социально-экономического самочувствия. Также нынешний контекст усилил и без того высокую атомизацию общества.
Однако касаний (как говорят политтехнологи) с точки зрения выстраивания общей мегамашины, которая будет олицетворять единство общества и власти на уровне повседневности (университеты, школы, трудовые коллективы, известные буквы на автомобилях) сейчас стало гораздо больше.
Пока еще конструкторы идеологии не приступили к формированию мегамашины абсолютного большинства, но желание — это сделать очевидно. Это сложный и трудный путь на котором власти могут столкнуться с различными формами сопротивления, несогласия и саботажа.
Именно поэтому базовая стратегия власти пока остается прежней: покой для несогласных при их гражданской пассивности и неготовности протестовать. И это логично: общество эмоционально, физически выхолощено, испытывает постоянные стрессы и не хочет дополнительной мобилизационно-гражданской нагрузки.
Кейнсианский план Московии
Московская мэрия опубликовала прогноз, согласно которому ок. 200 тыс. москвичей могут потерять работу из-за ухода иностранных компаний. О реальных цифрах потерь работы можно спорить, но, очевидно, они для Московии очень существенны.
При этом, в отличие от большинства субъектов федерации, Москва имеет возможность оказать какую-то поддержку потерявшим работу. Большинство других регионов страны будут такую поддержку со стороны государства, скорее, имитировать.
Столичные власти предлагают потерявшим трудоустройство временные работы: комплектование архивов, ремонт оборудования, возможность поработать в учреждениях городской инфраструктуры (типа парков и летних павильонов).
То есть постиндустриальная Московия переходит к кейнсианству эпохи великой депрессии (1929-1933 гг.), когда потерявшие работу квалифицированные рабочие шли убирать парки и улицы американских мегаполисов, получая за это напечатанные американскими властями доллары.
Пока в Московии многие не готовы к такому поражению в социальном статусе, однако за всем этим видеть контур ненужности мигрантов также пока не стоит.
Отток мигрантов из Московии будет, но не значительный: для новой реальности центральноазиатские мигранты, готовые работать даже в условиях падения доходов, будут цениться выше чем привыкшие к европейским зарплатам и комфорту квалифицированные рабочие. Тем более, что в Киргизии и Таджикистане уровень жизни также падает и зависимость их экономик от российской инвариантна.
Новая реальность – удар по среднему и образованному классу, а разделение на господ и обслугу сохраняется. Более того, новая реальность создает расширенные предпосылки для сословного общества, но это отдельная тема для анализа.
Московская мэрия опубликовала прогноз, согласно которому ок. 200 тыс. москвичей могут потерять работу из-за ухода иностранных компаний. О реальных цифрах потерь работы можно спорить, но, очевидно, они для Московии очень существенны.
При этом, в отличие от большинства субъектов федерации, Москва имеет возможность оказать какую-то поддержку потерявшим работу. Большинство других регионов страны будут такую поддержку со стороны государства, скорее, имитировать.
Столичные власти предлагают потерявшим трудоустройство временные работы: комплектование архивов, ремонт оборудования, возможность поработать в учреждениях городской инфраструктуры (типа парков и летних павильонов).
То есть постиндустриальная Московия переходит к кейнсианству эпохи великой депрессии (1929-1933 гг.), когда потерявшие работу квалифицированные рабочие шли убирать парки и улицы американских мегаполисов, получая за это напечатанные американскими властями доллары.
Пока в Московии многие не готовы к такому поражению в социальном статусе, однако за всем этим видеть контур ненужности мигрантов также пока не стоит.
Отток мигрантов из Московии будет, но не значительный: для новой реальности центральноазиатские мигранты, готовые работать даже в условиях падения доходов, будут цениться выше чем привыкшие к европейским зарплатам и комфорту квалифицированные рабочие. Тем более, что в Киргизии и Таджикистане уровень жизни также падает и зависимость их экономик от российской инвариантна.
Новая реальность – удар по среднему и образованному классу, а разделение на господ и обслугу сохраняется. Более того, новая реальность создает расширенные предпосылки для сословного общества, но это отдельная тема для анализа.
Фасадная демократия: Kaliningrad style
Губернатор Калининградской области А. Алиханов первым среди руководителей регионов заявил о том, что хотел бы переизбраться с помощью прямых выборов. Тем самым, Алиханов косвенно подтвердил вероятность отмены прямых выборов губернаторов и их избрание с помощью заксобраний, то есть, фактически, с помощью прямого назначения из федерального центра.
Это заявление – фактический старт избирательной кампании, однако многие другие губернаторы такие заявления делать не спешат. Во-первых, их рейтинги невысоки и, например, беспроблемно избрать Е. Куйвашева (Свердловская область), С. Жвачкина (Томская область) или В. Радаева (Саратовская область) практически невозможно. К тому же региональные администрации хотят сэкономить административный ресурс, который необходим для проведения любых, так сказать, выборов в современной России.
В новой реальности выстраивание электоральных полу-мегамашин и мобилизация бюджетников и сотрудников крупных предприятий – вещь довольно-таки сложная и затратная. К тому же на уровне федеральных кампаний центр помогает, а на уровне региональных основная нагрузка ложится на региональные администрации.
Сейчас неизвестно, сколько сотрудников крупных промпредприятий будет иметь полноценную работу к осени: настроения даже в этом конформистском сегменте могут быть совсем иные. Поэтому административная логика: чем проще, тем лучше в некоторых регионах может победить. И тогда (по примеру ряда республик Северного Кавказа) губернаторов будут избирать/назначать в Заксобраниях.
Новгород и Псков – исторически предлагавшие альтернативный централизованному республиканский строй – ныне в упадке, а показатели социально-экономического развития в них – ниже общероссийских. На этом фоне Калининградская область в социокультурном смысле формируется как альтернативный и проевропейский контур с соответствующими настроениями. Здесь уместны некие аналогии с прибалтийскими республиками в составе СССР. На эти проевропейские настроения и должен реагировать Алиханов и отражать их в своем позиционировании. Впрочем, преимущественно на уровне стилистики, не более того.
Губернатор Калининградской области А. Алиханов первым среди руководителей регионов заявил о том, что хотел бы переизбраться с помощью прямых выборов. Тем самым, Алиханов косвенно подтвердил вероятность отмены прямых выборов губернаторов и их избрание с помощью заксобраний, то есть, фактически, с помощью прямого назначения из федерального центра.
Это заявление – фактический старт избирательной кампании, однако многие другие губернаторы такие заявления делать не спешат. Во-первых, их рейтинги невысоки и, например, беспроблемно избрать Е. Куйвашева (Свердловская область), С. Жвачкина (Томская область) или В. Радаева (Саратовская область) практически невозможно. К тому же региональные администрации хотят сэкономить административный ресурс, который необходим для проведения любых, так сказать, выборов в современной России.
В новой реальности выстраивание электоральных полу-мегамашин и мобилизация бюджетников и сотрудников крупных предприятий – вещь довольно-таки сложная и затратная. К тому же на уровне федеральных кампаний центр помогает, а на уровне региональных основная нагрузка ложится на региональные администрации.
Сейчас неизвестно, сколько сотрудников крупных промпредприятий будет иметь полноценную работу к осени: настроения даже в этом конформистском сегменте могут быть совсем иные. Поэтому административная логика: чем проще, тем лучше в некоторых регионах может победить. И тогда (по примеру ряда республик Северного Кавказа) губернаторов будут избирать/назначать в Заксобраниях.
Новгород и Псков – исторически предлагавшие альтернативный централизованному республиканский строй – ныне в упадке, а показатели социально-экономического развития в них – ниже общероссийских. На этом фоне Калининградская область в социокультурном смысле формируется как альтернативный и проевропейский контур с соответствующими настроениями. Здесь уместны некие аналогии с прибалтийскими республиками в составе СССР. На эти проевропейские настроения и должен реагировать Алиханов и отражать их в своем позиционировании. Впрочем, преимущественно на уровне стилистики, не более того.
Земские коннотации & Симулякры местного самоуправления
У большевиков, как известно, было очень куцее местное самоуправление. Вот и нынешний директивно-мобилизационный контекст не предполагает ничего подобного.
Сегодня в России – день местного самоуправления, но губернаторы поздравляют не граждан, а работников муниципальной службы, то есть исполнителей на местах, встроенных в Вертикаль. Среди них и мэры городов, которые давно уже де-факто в статусе подчиненных региональным правительствам министров (или даже замминистров).
По факту мэр областного центра или столицы республики именно в таком статусе. При этом мэры должны оставаться публичными, а это значит, что их чаще всего губернаторы используют в качестве стрелочников. По принципу пиар мне, а проблемы – мэру/министру города.
Мобилизационный контекст и беспрецедентные санкции требуют поиска новых источников социальной энергии: и развитие местного самоуправления могло бы стать таким источником, если бы ему дали инициативу, но в правящей номенклатуре никто этого делать не собирается. Скорее, в человейниках мегаполисов и столиц появятся старшие по дому Швондеры, чем будет реализовываться принципы местного самоуправления.
В последующие годы, в соответствии с федеральным законом о развитии публичной власти стране уготовано существенное сокращение муниципалитетов (почти двухкратное). Принцип шаговой доступности власти в сельской местности будет по сути уничтожен.
В историческом противостоянии Вертикали и Земства первая побеждала чаще, однако периоды экономического возрождения России чаще связывались именно с развитием земств и реформ. Это в свое время прекрасно понимал незаурядный деятель эпохи Александр I М.М. Сперанский, но его блестящий проект диалектического сосуществования Земства и Вертикали был отвергнут окружением императора, а потом и им самим.
Диалектика исторического развития такова, что пореформенный период в России, скорее всего, настанет, а значит и земства, и местное управление получит возможность реализоваться. Вопрос лишь когда это будет. Ответ на него зависит от уровня оптимизма/пессимизма отвечающего.
У большевиков, как известно, было очень куцее местное самоуправление. Вот и нынешний директивно-мобилизационный контекст не предполагает ничего подобного.
Сегодня в России – день местного самоуправления, но губернаторы поздравляют не граждан, а работников муниципальной службы, то есть исполнителей на местах, встроенных в Вертикаль. Среди них и мэры городов, которые давно уже де-факто в статусе подчиненных региональным правительствам министров (или даже замминистров).
По факту мэр областного центра или столицы республики именно в таком статусе. При этом мэры должны оставаться публичными, а это значит, что их чаще всего губернаторы используют в качестве стрелочников. По принципу пиар мне, а проблемы – мэру/министру города.
Мобилизационный контекст и беспрецедентные санкции требуют поиска новых источников социальной энергии: и развитие местного самоуправления могло бы стать таким источником, если бы ему дали инициативу, но в правящей номенклатуре никто этого делать не собирается. Скорее, в человейниках мегаполисов и столиц появятся старшие по дому Швондеры, чем будет реализовываться принципы местного самоуправления.
В последующие годы, в соответствии с федеральным законом о развитии публичной власти стране уготовано существенное сокращение муниципалитетов (почти двухкратное). Принцип шаговой доступности власти в сельской местности будет по сути уничтожен.
В историческом противостоянии Вертикали и Земства первая побеждала чаще, однако периоды экономического возрождения России чаще связывались именно с развитием земств и реформ. Это в свое время прекрасно понимал незаурядный деятель эпохи Александр I М.М. Сперанский, но его блестящий проект диалектического сосуществования Земства и Вертикали был отвергнут окружением императора, а потом и им самим.
Диалектика исторического развития такова, что пореформенный период в России, скорее всего, настанет, а значит и земства, и местное управление получит возможность реализоваться. Вопрос лишь когда это будет. Ответ на него зависит от уровня оптимизма/пессимизма отвечающего.
Интенция курса: от аполитичности к тотальному патриотизму
Актуальные действия власти показывают стремление превратить аполитичные и конформистские массы («болото») в патриотичное большинство, выражающее поддержку выбранному курсу. Речь идет как про ритуальные и внешние формы поддержки, так и про более глубинные формы проявления лояльности.
Российское общество по своей структуре остается аполитичным и не любит вовлекаться в политические дела. Однако после 24 февраля положение дел кардинально изменилось: затеяна трансформация.
В регионах назначаются советники губернатора по патриотическому воспитанию, на госслужбе появляются ответственные за фиксацию настроений в коллективах чиновников лица. Патриотическая компонента резко усилилась в учреждениях образования.
Расширение критериев присвоения «звания» иноагентов направлено на минимизацию социальной критики в общественном сознании. Такие действия
позволят решить краткосрочные задачи, но в средне- и долгосрочной перспективе будут работать на легитимизацию и расширение влияния «иноагентского» дискурса среди экономически активных и образованных граждан страны.
Аполитичный социум не вполне готов к патриотической мобилизации, но формальное подчинение вполне может быть обеспечено, особенно, на фоне очевидных структурных сдвигов в российском социуме и сокращения «людей свободных профессий» (малый бизнес, фрилансеры и, особенно, IT-шники).
По сути, в нынешних условиях власти проактивно консолидируют общество и делают ему прививку против социального недовольства, которое может возникнуть в следствии социально-экономических сложностей начиная со середины лета.
Очевидно, что аполитичным гражданам некомфортно в такой реальности, однако большинство принимает это как необходимые требования. При этом базовая интенция общества сохраняется прежней: быть оставленными в покое и заниматься своими делами как обыватели.
Актуальные действия власти показывают стремление превратить аполитичные и конформистские массы («болото») в патриотичное большинство, выражающее поддержку выбранному курсу. Речь идет как про ритуальные и внешние формы поддержки, так и про более глубинные формы проявления лояльности.
Российское общество по своей структуре остается аполитичным и не любит вовлекаться в политические дела. Однако после 24 февраля положение дел кардинально изменилось: затеяна трансформация.
В регионах назначаются советники губернатора по патриотическому воспитанию, на госслужбе появляются ответственные за фиксацию настроений в коллективах чиновников лица. Патриотическая компонента резко усилилась в учреждениях образования.
Расширение критериев присвоения «звания» иноагентов направлено на минимизацию социальной критики в общественном сознании. Такие действия
позволят решить краткосрочные задачи, но в средне- и долгосрочной перспективе будут работать на легитимизацию и расширение влияния «иноагентского» дискурса среди экономически активных и образованных граждан страны.
Аполитичный социум не вполне готов к патриотической мобилизации, но формальное подчинение вполне может быть обеспечено, особенно, на фоне очевидных структурных сдвигов в российском социуме и сокращения «людей свободных профессий» (малый бизнес, фрилансеры и, особенно, IT-шники).
По сути, в нынешних условиях власти проактивно консолидируют общество и делают ему прививку против социального недовольства, которое может возникнуть в следствии социально-экономических сложностей начиная со середины лета.
Очевидно, что аполитичным гражданам некомфортно в такой реальности, однако большинство принимает это как необходимые требования. При этом базовая интенция общества сохраняется прежней: быть оставленными в покое и заниматься своими делами как обыватели.
Банальность экстраординарного & Управление фобиями
Разговоры о «молниеносных ответах» и обсуждение пропагандистами «возможных ядерных ударов» проходят на фоне снижения пропагандистской истерии и ослаблении риторики турбо-патриотов. Похоже, по темникам получено указание пропагандистам говорить спокойно и уверенно, а не нагнетать ситуацию.
При этом сам по себе контекст, допускающий возможность ядерного противостояния, является шок-фактором для большинства граждан, которые не утратили способности эмпатии и самостоятельного мышления. Его нормализация в общественном мнении, то есть превращение во что-то как бы нормальное и банальное уже началась.
Этот фактор работает на снижение фокусировки внимания на геополитическом противостоянии и спецоперации в Украине. Спецоперация в восприятии российского социума не становится фоновым явлением, но уже и не привлекает к себе тотального внимания. К тому же, социум устал от режима плохих и очень плохих новостей в экономике, а актуализация на этом фоне (пусть и в гипотетическом варианте) фактора ядерной угрозы только усиливает потенциал социальной тревоги.
Состояние обывателя, не интересующегося политикой, в моменте является наиболее сберегающим для психики и энергии социального действия. Всю оставшуюся социальную энергию граждане будут тратить на себя и собственное выживание. В атомизированном обществе иначе и быть не могло, однако социальная тревога все равно будет оставаться высокой и, прежде всего, из-за экономических факторов.
Из истории известно, что массовая социальная тревога – это амбивалентный фактор. С одной стороны, он позволяет власти поддерживать дисциплинарный порядок и держать общество в повиновении. С другой, в условиях информационного общества именно носители социальной тревоги являются агенты распространения различных фобий (от разговоров про тотальную национализацию и всеобщую мобилизацию до применения нековенционального оружия). Преобладание носителей социальной тревоги может привести к хаотизации общественных настроений со всеми нелинейными последствиями.
Прошлогодняя массовая вакцинация от ковида и фобии ее противников уже показали потенциал этих общественных настроений. Очевидно, что тогда они координировались некоторыми системными силами. Сейчас вполне возможна ситуации массового распространения фобий и апокалипсических настроений, тем более, что структуры информационного общества позволяют координировать этот процесс и управлять образованными (и не очень) массами не только системным, но и несистемными силами.
Разговоры о «молниеносных ответах» и обсуждение пропагандистами «возможных ядерных ударов» проходят на фоне снижения пропагандистской истерии и ослаблении риторики турбо-патриотов. Похоже, по темникам получено указание пропагандистам говорить спокойно и уверенно, а не нагнетать ситуацию.
При этом сам по себе контекст, допускающий возможность ядерного противостояния, является шок-фактором для большинства граждан, которые не утратили способности эмпатии и самостоятельного мышления. Его нормализация в общественном мнении, то есть превращение во что-то как бы нормальное и банальное уже началась.
Этот фактор работает на снижение фокусировки внимания на геополитическом противостоянии и спецоперации в Украине. Спецоперация в восприятии российского социума не становится фоновым явлением, но уже и не привлекает к себе тотального внимания. К тому же, социум устал от режима плохих и очень плохих новостей в экономике, а актуализация на этом фоне (пусть и в гипотетическом варианте) фактора ядерной угрозы только усиливает потенциал социальной тревоги.
Состояние обывателя, не интересующегося политикой, в моменте является наиболее сберегающим для психики и энергии социального действия. Всю оставшуюся социальную энергию граждане будут тратить на себя и собственное выживание. В атомизированном обществе иначе и быть не могло, однако социальная тревога все равно будет оставаться высокой и, прежде всего, из-за экономических факторов.
Из истории известно, что массовая социальная тревога – это амбивалентный фактор. С одной стороны, он позволяет власти поддерживать дисциплинарный порядок и держать общество в повиновении. С другой, в условиях информационного общества именно носители социальной тревоги являются агенты распространения различных фобий (от разговоров про тотальную национализацию и всеобщую мобилизацию до применения нековенционального оружия). Преобладание носителей социальной тревоги может привести к хаотизации общественных настроений со всеми нелинейными последствиями.
Прошлогодняя массовая вакцинация от ковида и фобии ее противников уже показали потенциал этих общественных настроений. Очевидно, что тогда они координировались некоторыми системными силами. Сейчас вполне возможна ситуации массового распространения фобий и апокалипсических настроений, тем более, что структуры информационного общества позволяют координировать этот процесс и управлять образованными (и не очень) массами не только системным, но и несистемными силами.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Конфигурация власти в состоянии неопределенности. Динамика есть, а вот режим фиксации пока не активирован. Сказывается дефицит инвариантности и преобладание переменных различного уровня. Вариантов развития масса: сценарий с сохранением статус-кво также существует, однако шансы на его реализацию невелики.
Многое будет зависеть от завершения спецоперации, однако, кто, собственно, сказал, что спецоперация завершится в ближайшее время? Общим в состоянии правящего класса является осознание будущих перемен: и в конфигурации, и в наборе правящих акторов, и в общей стилистике позиционирования власти.
Инерцию прежней конфигурации исключать не стоит. Многие административные группы влияния (на федеральном и, особенно, региональных уровнях), собственно, не заинтересованы в изменениях и предпочли бы оставить все как есть. Имеются и те, кто в этом заинтересован и разворачивает свои турбо-мощности для перекройки правящего класса. Но не факт, что они получат высочайшее одобрение на перекройку.
И все же, кажется, что зацементировать конфигурацию власти и набор правящих акторов не получится. Но попытки это сделать и сохранить статус-кво будут и уже предприняты (например, показательное переназначение Э. Набиуллиной главой Центробанка). Вполне возможно, не склонный к резким движениям глава государства в общих чертах также захочет сохранить такой баланс сил, с некоторыми изменениями.
Другой пласт – это отношения общества и власти. Правящий класс убежден в том, что общество примет любую «картинку», лишь бы она была монолитной и разделялась всеми основными медийными ресурсами и транслировалась пропагандой в режиме нон-стоп. В этом плане правящий класс ведет себя так, будто общественного мнения в стране не существует.
Эта диспозиция дает возможность власти обсуждать любые варианты развития событий публично, не опасаясь народных волнений. Так, пропагандисты на ТВ рассказывают, за сколько минут ядерное оружие долетит до Лондона и Парижа и уничтожит их. А разве этого желает российское общество и разве социум не видит разрушительных последствий для России в таком случае? На это отвечу: а кто его спрашивает? Кстати, не пора ли «ФОМ» или «ВЦИОМ» провести опрос на эту тему? При этом выкладывать многомерки опросов – это, конечно, хорошо, но проблема с опросами таится еще и в формулировках вариантов ответов, которые порой не выдерживают замечаний объективной экспертизы.
Генерал-лейтенант запаса К. Пуликовский не хочет бомбить Париж, он желает предотвратить Третью мировую войну… и поэтому говорит о необходимости нанесения мощного удара по Славянску и Краматорску. Предположу, что это не только его частное мнение, такие настроения преобладают среди офицерского состава высшего и среднего уровня. При этом, до 24 февраля многие военные не хотели спецоперации и своеобразным образом сигнализировали об этом. И это на самом деле логично и легко объяснимо, хотя и останется за пределами этого поста.
Итак, до того момента, когда власть в стране не перейдет в свое новое качество, правящий класс так и будет относительно индифферентным к общественному мнению и, не стесняясь, публично обсуждать любые варианты, включая самые страшные, антигуманные и антипопулярные. Апеллировать к обществу будет только проигравший сегмент элит, да и то, если ему это позволят сделать, и на это будут соответствующие обстоятельства.
При этом сама структура общественных настроений таит в себе много интересного и неизведанного. Кажется, с ядерной темой некоторые заплыли «за буйки» и, собственно, заигрались, недооценив потенциал общественного мнения. Недооценка этого фактора рано или поздно сыграет свою роль и процессы начнутся разворачиваться в другой, более широкой, нежели элитарная, перспективе. Дело аналитиков - «за малым»: понять, когда это произойдет.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Конфигурация власти в состоянии неопределенности. Динамика есть, а вот режим фиксации пока не активирован. Сказывается дефицит инвариантности и преобладание переменных различного уровня. Вариантов развития масса: сценарий с сохранением статус-кво также существует, однако шансы на его реализацию невелики.
Многое будет зависеть от завершения спецоперации, однако, кто, собственно, сказал, что спецоперация завершится в ближайшее время? Общим в состоянии правящего класса является осознание будущих перемен: и в конфигурации, и в наборе правящих акторов, и в общей стилистике позиционирования власти.
Инерцию прежней конфигурации исключать не стоит. Многие административные группы влияния (на федеральном и, особенно, региональных уровнях), собственно, не заинтересованы в изменениях и предпочли бы оставить все как есть. Имеются и те, кто в этом заинтересован и разворачивает свои турбо-мощности для перекройки правящего класса. Но не факт, что они получат высочайшее одобрение на перекройку.
И все же, кажется, что зацементировать конфигурацию власти и набор правящих акторов не получится. Но попытки это сделать и сохранить статус-кво будут и уже предприняты (например, показательное переназначение Э. Набиуллиной главой Центробанка). Вполне возможно, не склонный к резким движениям глава государства в общих чертах также захочет сохранить такой баланс сил, с некоторыми изменениями.
Другой пласт – это отношения общества и власти. Правящий класс убежден в том, что общество примет любую «картинку», лишь бы она была монолитной и разделялась всеми основными медийными ресурсами и транслировалась пропагандой в режиме нон-стоп. В этом плане правящий класс ведет себя так, будто общественного мнения в стране не существует.
Эта диспозиция дает возможность власти обсуждать любые варианты развития событий публично, не опасаясь народных волнений. Так, пропагандисты на ТВ рассказывают, за сколько минут ядерное оружие долетит до Лондона и Парижа и уничтожит их. А разве этого желает российское общество и разве социум не видит разрушительных последствий для России в таком случае? На это отвечу: а кто его спрашивает? Кстати, не пора ли «ФОМ» или «ВЦИОМ» провести опрос на эту тему? При этом выкладывать многомерки опросов – это, конечно, хорошо, но проблема с опросами таится еще и в формулировках вариантов ответов, которые порой не выдерживают замечаний объективной экспертизы.
Генерал-лейтенант запаса К. Пуликовский не хочет бомбить Париж, он желает предотвратить Третью мировую войну… и поэтому говорит о необходимости нанесения мощного удара по Славянску и Краматорску. Предположу, что это не только его частное мнение, такие настроения преобладают среди офицерского состава высшего и среднего уровня. При этом, до 24 февраля многие военные не хотели спецоперации и своеобразным образом сигнализировали об этом. И это на самом деле логично и легко объяснимо, хотя и останется за пределами этого поста.
Итак, до того момента, когда власть в стране не перейдет в свое новое качество, правящий класс так и будет относительно индифферентным к общественному мнению и, не стесняясь, публично обсуждать любые варианты, включая самые страшные, антигуманные и антипопулярные. Апеллировать к обществу будет только проигравший сегмент элит, да и то, если ему это позволят сделать, и на это будут соответствующие обстоятельства.
При этом сама структура общественных настроений таит в себе много интересного и неизведанного. Кажется, с ядерной темой некоторые заплыли «за буйки» и, собственно, заигрались, недооценив потенциал общественного мнения. Недооценка этого фактора рано или поздно сыграет свою роль и процессы начнутся разворачиваться в другой, более широкой, нежели элитарная, перспективе. Дело аналитиков - «за малым»: понять, когда это произойдет.
Векторы спецОперационного контекста: Стабильность VS Тотальная вовлеченность
Базовый запрос российского общества в условиях спецоперации остается прежним: стабильность/оставленность в покое. Анализ показывает, что масс-медиа и госпропаганда резко усилили количество политических передач, которые пришли на место развлекательного контента, однако фокусировать внимание общества на спецоперации становится все сложнее. По своей структуре, российский социум остается аполитичным и ищет стабильность в уходе в повседневную жизнь. Российскому обществу несколько десятилетий обьясняли, что политика – это «грязное дело» и так быстро эту установку деконструировать и политизировать общество не получится.
Режим постоянной конфронтации с Украиной/коллективным Западом вызывает привыкание, но не искомое ощущение стабильности утомленного социума. Запроса на многолетнюю конфронтацию с Западом и длительную спецоперацию в российском обществе на уровне абсолютного большинства нет. Базовая установка «худой мир, лучше войны» сохраняется. При этом анализ показывает, что социум реагирует не только на пропаганду, но и на различные чрезвычайные происшествия и случайные возгорания на промышленных и стратегически значимых обьектах страны. Эти инфоповоды работают на формирование режима чрезвычайщины, который чреват возрастающей социальной тревогой и фобиями общественного сознания.
В первый месяц спецоперации можно было говорить о ситуативно выросшей политизации российского общественного сознания, однако сейчас происходит снижение фокусировки внимания на этом событии. Российский социум остается аполитичным, однако тотальное политизирование – это необходимое условие для режима лояльности властям в новой реальности.
Поэтому следует ожидать усиление активности властей и масс-медиа в работе на этом направлении. Социологически фиксируемый, в том числе и номинально-ритуальный лоялизм, будут подтягивать до уровня реального и отчетливо выраженного патриотизма. Работа в этом направлении потребует более значимых и настойчивых инструментов воздействия/вовлечения, причем не только пропагандистских, информационных и административных…
Базовый запрос российского общества в условиях спецоперации остается прежним: стабильность/оставленность в покое. Анализ показывает, что масс-медиа и госпропаганда резко усилили количество политических передач, которые пришли на место развлекательного контента, однако фокусировать внимание общества на спецоперации становится все сложнее. По своей структуре, российский социум остается аполитичным и ищет стабильность в уходе в повседневную жизнь. Российскому обществу несколько десятилетий обьясняли, что политика – это «грязное дело» и так быстро эту установку деконструировать и политизировать общество не получится.
Режим постоянной конфронтации с Украиной/коллективным Западом вызывает привыкание, но не искомое ощущение стабильности утомленного социума. Запроса на многолетнюю конфронтацию с Западом и длительную спецоперацию в российском обществе на уровне абсолютного большинства нет. Базовая установка «худой мир, лучше войны» сохраняется. При этом анализ показывает, что социум реагирует не только на пропаганду, но и на различные чрезвычайные происшествия и случайные возгорания на промышленных и стратегически значимых обьектах страны. Эти инфоповоды работают на формирование режима чрезвычайщины, который чреват возрастающей социальной тревогой и фобиями общественного сознания.
В первый месяц спецоперации можно было говорить о ситуативно выросшей политизации российского общественного сознания, однако сейчас происходит снижение фокусировки внимания на этом событии. Российский социум остается аполитичным, однако тотальное политизирование – это необходимое условие для режима лояльности властям в новой реальности.
Поэтому следует ожидать усиление активности властей и масс-медиа в работе на этом направлении. Социологически фиксируемый, в том числе и номинально-ритуальный лоялизм, будут подтягивать до уровня реального и отчетливо выраженного патриотизма. Работа в этом направлении потребует более значимых и настойчивых инструментов воздействия/вовлечения, причем не только пропагандистских, информационных и административных…
Политизация экологии & Дискурс о диверсантах
Одним из недостаточно отрефлексированных, но значимых и сопутствующих эффектов масштабных санкций против России будет экология и нарастающий масштаб проблем.
До спецоперации в Украине у российского руководства была возможность сотрудничать с передовым западным бизнесом и, например, заниматься раздельным сбором мусора и мусоропереработкой, которая в развитых странах мира приносит огромную прибыль и пользу обществу. Однако, фактически, этого не делалось: напротив, была выбрана политика мусоросжигательных заводов и монополистов. Опросы в Москве, например, показывали, что большинство жителей за раздельный сбор мусора и переработку, однако этот запрос социума власти удовлетворять пока не собираются.
Губернаторы отчитываются о ликвидированных свалках и стихийных полигонах мусора, но забывают сообщить что их рост идет возрастающими темпами почти по всей стране.
Экстенсивный Уклад и до санкций и спецоперации в Украине не особо форсировал повышение экологических стандартов, а сейчас, тем более, будет все чаще закрывать глаза на окружающую среду.
Понесшим существенный урон менеджерам крупных промышленных гигантов итак уже погрозили прокуратурой и ввели, фактический, запрет на увольнение сотрудников. При этом масштаб структурных сложностей и вынужденные простои предприятий очевидны не только для автопрома, но и для нефтяников, металлургов, угольщиков и многих других. В этом плане на экологию будут обращать все меньше внимания: и это будет элементом консенсуса власти и бизнеса.
Соцсети Перми, Красноярска, Новосибирска, Самары, Омска, Челябинска и многих других крупных городов России полны жалоб на едкий запах, вредные выбросы и задымления. Этой весной уже прогнозируются значительный рост пожаров от Дальнего Востока до Урала и Поволжья, а, возможно, и дальше.
Якутские пожары прошлого года показали, что стихийные бедствия могут существенно обрушить рейтинг региональных властей: на фоне масштабных пожаров на выборах в Госдуму в Якутии в 2021 г. победили КПРФ и даже админресурс не помог.
Сейчас губернатор Красноярского края А. Усс заявляет о том, что региональные власти будут платить вознаграждение за «информацию о виновниках пожарах». При этом с начала спецоперации общественное сознание политизировано: следствием этого будет дискурс о «вредителях», «поджигателях» и «диверсантах».
Анализ противодействия активистам в Шиесе и другие экологические кейсы последних лет показывает, что у региональных властей нередко возникает желание обвинить активных граждан в их «проплаченности», «ангажированности» и т.д. Сейчас для этого оснований будет больше, а стигматизировать будет проще: достаточно будет объявить, что это «западные иноагенты, которые стремятся разрушить Россию».
Одним из недостаточно отрефлексированных, но значимых и сопутствующих эффектов масштабных санкций против России будет экология и нарастающий масштаб проблем.
До спецоперации в Украине у российского руководства была возможность сотрудничать с передовым западным бизнесом и, например, заниматься раздельным сбором мусора и мусоропереработкой, которая в развитых странах мира приносит огромную прибыль и пользу обществу. Однако, фактически, этого не делалось: напротив, была выбрана политика мусоросжигательных заводов и монополистов. Опросы в Москве, например, показывали, что большинство жителей за раздельный сбор мусора и переработку, однако этот запрос социума власти удовлетворять пока не собираются.
Губернаторы отчитываются о ликвидированных свалках и стихийных полигонах мусора, но забывают сообщить что их рост идет возрастающими темпами почти по всей стране.
Экстенсивный Уклад и до санкций и спецоперации в Украине не особо форсировал повышение экологических стандартов, а сейчас, тем более, будет все чаще закрывать глаза на окружающую среду.
Понесшим существенный урон менеджерам крупных промышленных гигантов итак уже погрозили прокуратурой и ввели, фактический, запрет на увольнение сотрудников. При этом масштаб структурных сложностей и вынужденные простои предприятий очевидны не только для автопрома, но и для нефтяников, металлургов, угольщиков и многих других. В этом плане на экологию будут обращать все меньше внимания: и это будет элементом консенсуса власти и бизнеса.
Соцсети Перми, Красноярска, Новосибирска, Самары, Омска, Челябинска и многих других крупных городов России полны жалоб на едкий запах, вредные выбросы и задымления. Этой весной уже прогнозируются значительный рост пожаров от Дальнего Востока до Урала и Поволжья, а, возможно, и дальше.
Якутские пожары прошлого года показали, что стихийные бедствия могут существенно обрушить рейтинг региональных властей: на фоне масштабных пожаров на выборах в Госдуму в Якутии в 2021 г. победили КПРФ и даже админресурс не помог.
Сейчас губернатор Красноярского края А. Усс заявляет о том, что региональные власти будут платить вознаграждение за «информацию о виновниках пожарах». При этом с начала спецоперации общественное сознание политизировано: следствием этого будет дискурс о «вредителях», «поджигателях» и «диверсантах».
Анализ противодействия активистам в Шиесе и другие экологические кейсы последних лет показывает, что у региональных властей нередко возникает желание обвинить активных граждан в их «проплаченности», «ангажированности» и т.д. Сейчас для этого оснований будет больше, а стигматизировать будет проще: достаточно будет объявить, что это «западные иноагенты, которые стремятся разрушить Россию».
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
После мощных турбо-патриотических информационных залпов о возможных ядерных ударах по «лондонам/варшавам» и обозначения готовности к применению оружия массового поражения в Украине, которое артикулировали близкие к военным лица, пропагандистский дискурс несколько умиротворился и перестал активно обсуждать апокалипсические сценарии развития ситуации. Можно ли прогнозировать, что публичные и «банализированные» обсуждения запредельных, с точки зрения здравого смысла, сценариев развития ситуации мы еще увидим? Официально, конечно, было заявлено, что первым российская власть не применит ядерное оружие.
Российский социум и государство в таком состоянии, когда насилие сейчас выглядит (или, точнее, представляется) как главный и самый эффективный мета-регулятор. Он выглядит как более значимый регулятор, чем правовые, моральные и, наверное, даже экономические регуляторы, по крайней мере, в понимании многих. Этот фактор прочно интегрируется в ментальную матрицу общественного сознания России и будет иметь долгосрочные последствия, большинство из которых я оцениваю негативно и критично, но это - тема для отдельного разговора.
Анализ социологии последних недель, в том числе - и собственных фокус-групп, показывает, что общество склонно полагать: ситуация в экономике стабилизировалась, запредельного роста цен удалось избежать, а потребительской паники стало гораздо меньше. Ситуативно этот фактор работает на увеличение готовности общества к продолжению спецоперации, которая, впрочем, даже по экономическим подсчетам (не считая прочих) обходится российскому государству и обществу очень дорого.
При этом даже социология показывает, что уровень неприятия обсуждения апокалипсических сценариев достаточно высок, и этот фактор вызывает перманентное беспокойство граждан и способствует их выходу из зоны комфорта. А этого, строго говоря, российскому руководству совершенно не нужно. Поэтому, можно сказать, что информационная машина пропаганды сработала и снизила градус напряжения. Однако, главный реципиент этих сигналов - отнюдь не российское общество, а коллективный Запад. Президент США Д. Байден призна, недавно, что его волнует то, «что у российских властей нет выхода из ситуации в Украине». Уверен, что в российском руководстве думают иначе, и для этого много оснований, однако и там беспокойство по поводу дальнейшей траектории присутствует. Сценариев несколько – фиксация территорий, заморозка конфликта, продолжение наступления, или даже эскалация за пределы Украины. Есть и другие сценарии.
Все это формирует точку геополитической бифуркации: решение российская власть любит принимать в тишине, поэтому до того, как генеральная линия не будет определена, мы не увидим пропагандистских опусов, шокирующих всех здравомыслящих граждан в России и за ее пределами. Однако, в дальнейшем ничего исключать не стоит. Период компромиссных решений и мирных сентенций, возможно, уже утрачен и, скорее всего, это еще не все осознали.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
После мощных турбо-патриотических информационных залпов о возможных ядерных ударах по «лондонам/варшавам» и обозначения готовности к применению оружия массового поражения в Украине, которое артикулировали близкие к военным лица, пропагандистский дискурс несколько умиротворился и перестал активно обсуждать апокалипсические сценарии развития ситуации. Можно ли прогнозировать, что публичные и «банализированные» обсуждения запредельных, с точки зрения здравого смысла, сценариев развития ситуации мы еще увидим? Официально, конечно, было заявлено, что первым российская власть не применит ядерное оружие.
Российский социум и государство в таком состоянии, когда насилие сейчас выглядит (или, точнее, представляется) как главный и самый эффективный мета-регулятор. Он выглядит как более значимый регулятор, чем правовые, моральные и, наверное, даже экономические регуляторы, по крайней мере, в понимании многих. Этот фактор прочно интегрируется в ментальную матрицу общественного сознания России и будет иметь долгосрочные последствия, большинство из которых я оцениваю негативно и критично, но это - тема для отдельного разговора.
Анализ социологии последних недель, в том числе - и собственных фокус-групп, показывает, что общество склонно полагать: ситуация в экономике стабилизировалась, запредельного роста цен удалось избежать, а потребительской паники стало гораздо меньше. Ситуативно этот фактор работает на увеличение готовности общества к продолжению спецоперации, которая, впрочем, даже по экономическим подсчетам (не считая прочих) обходится российскому государству и обществу очень дорого.
При этом даже социология показывает, что уровень неприятия обсуждения апокалипсических сценариев достаточно высок, и этот фактор вызывает перманентное беспокойство граждан и способствует их выходу из зоны комфорта. А этого, строго говоря, российскому руководству совершенно не нужно. Поэтому, можно сказать, что информационная машина пропаганды сработала и снизила градус напряжения. Однако, главный реципиент этих сигналов - отнюдь не российское общество, а коллективный Запад. Президент США Д. Байден призна, недавно, что его волнует то, «что у российских властей нет выхода из ситуации в Украине». Уверен, что в российском руководстве думают иначе, и для этого много оснований, однако и там беспокойство по поводу дальнейшей траектории присутствует. Сценариев несколько – фиксация территорий, заморозка конфликта, продолжение наступления, или даже эскалация за пределы Украины. Есть и другие сценарии.
Все это формирует точку геополитической бифуркации: решение российская власть любит принимать в тишине, поэтому до того, как генеральная линия не будет определена, мы не увидим пропагандистских опусов, шокирующих всех здравомыслящих граждан в России и за ее пределами. Однако, в дальнейшем ничего исключать не стоит. Период компромиссных решений и мирных сентенций, возможно, уже утрачен и, скорее всего, это еще не все осознали.
Примитивная неинтересность: почему падает доверие к телевидению
Аналитики, прогнозируемо, зафиксировали существенное падение доверия российского общества к телевидению. Пропаганда примитивна и этим понятна для глубинного народа. Но она однообразна, обладает низкой динамикой и неинтересна, следовательно, не способна долго фокусировать внимание на себе в чистом виде. До спецоперации в Украине пропаганда на российском ТВ качественно миксовалась с развлечениями, а сейчас явный перекос в сторону пропаганды и обличений «проклятого Запада».
Ожидаемо, общество устает от фокусировки внимания на Украине и готово демонстрировать, скорее, конформистскую солидарность, а не пассионарную энергию в геополитическом противостоянии.
Массовая индоктринация возможна только за счет выполнения двух условий: безальтернативность и угрозы репрессий. В СССР оба этих условия, с разной степенью интенсивности соблюдались на протяжении почти всего периода существования. Во время сталинизма угроз репрессий было больше, в годы брежневского застоя меньше, но они также были.
В СССР же возник сегмент т.н. сарафанного радио и кухонных разговоров. Нечто подобное формируется и сейчас, тем более, что медиумы для распространения этой среды есть: соцсети, общение с кругом своих знакомых и Telegram-каналы. Российское общество боится репрессий, а телевидение стремится к безальтернативности, но не достигает его в полной и желаемой для себя мере. Эти факторы работают на рост конформизма, лукавого двоемыслия и гражданской пассивности и апатичному отношению к пропаганде, но не способствуют росту реальной вовлеченности в политизированный контекст.
При этом как показывает ситуация с Rutube, попавших под мощную хакерскую атаку, альтернативные российские сервисы оказались не готовы к острой фазе геополитического противостояния. В этом плане говорить о блокировке YouTube можно только как экстренной и очень плохой для власти и общества мере, негативных последствий которой будет масса.
Следовательно, кураторам информационной политики либо придется уменьшать градус пропаганды (в том числе и «пятиминуток ненависти» и обсуждений ядерной тематики) на ТВ, либо альтернативные каналы информации будут все больше захватывать внимание социума, особенно экономически активной его части. Плюс не стоит забывать о факторе холодильника, который пока не сыграл свою роль в формировании общественных настроений новой реальности.
Аналитики, прогнозируемо, зафиксировали существенное падение доверия российского общества к телевидению. Пропаганда примитивна и этим понятна для глубинного народа. Но она однообразна, обладает низкой динамикой и неинтересна, следовательно, не способна долго фокусировать внимание на себе в чистом виде. До спецоперации в Украине пропаганда на российском ТВ качественно миксовалась с развлечениями, а сейчас явный перекос в сторону пропаганды и обличений «проклятого Запада».
Ожидаемо, общество устает от фокусировки внимания на Украине и готово демонстрировать, скорее, конформистскую солидарность, а не пассионарную энергию в геополитическом противостоянии.
Массовая индоктринация возможна только за счет выполнения двух условий: безальтернативность и угрозы репрессий. В СССР оба этих условия, с разной степенью интенсивности соблюдались на протяжении почти всего периода существования. Во время сталинизма угроз репрессий было больше, в годы брежневского застоя меньше, но они также были.
В СССР же возник сегмент т.н. сарафанного радио и кухонных разговоров. Нечто подобное формируется и сейчас, тем более, что медиумы для распространения этой среды есть: соцсети, общение с кругом своих знакомых и Telegram-каналы. Российское общество боится репрессий, а телевидение стремится к безальтернативности, но не достигает его в полной и желаемой для себя мере. Эти факторы работают на рост конформизма, лукавого двоемыслия и гражданской пассивности и апатичному отношению к пропаганде, но не способствуют росту реальной вовлеченности в политизированный контекст.
При этом как показывает ситуация с Rutube, попавших под мощную хакерскую атаку, альтернативные российские сервисы оказались не готовы к острой фазе геополитического противостояния. В этом плане говорить о блокировке YouTube можно только как экстренной и очень плохой для власти и общества мере, негативных последствий которой будет масса.
Следовательно, кураторам информационной политики либо придется уменьшать градус пропаганды (в том числе и «пятиминуток ненависти» и обсуждений ядерной тематики) на ТВ, либо альтернативные каналы информации будут все больше захватывать внимание социума, особенно экономически активной его части. Плюс не стоит забывать о факторе холодильника, который пока не сыграл свою роль в формировании общественных настроений новой реальности.