Очная встреча В. Путина и Д. Трампа – это не про победу кого-то и не про сенсационные решения, это элемент политической коммуникации, который оказывается необходим обоим участникам встречи. И да, очная встреча – это мощный челлендж для президентов двух стран.

0.Речь пойдет о прекращении огня, но прекратить его в результате одной встречи – не получится. Трамп девальвирует свои ожидания по поводу прекращения огня, хотя и выказывает инструменты давления (в том числе и пошлины против Индии и другие возможные ограничения). Воздушное перемирие еще возможно (хотя пока тоже не очень вероятно), а сама постановка вопроса о нем – это тоже нивелирование ожиданий Трампа. Это создает фон для дальнейшего демпинга аналогичных ожиданий.

1.Плотность контактов Москвы и Вашингтона в нынешних реалиях – это уже новый элемент мир-системной архитектуры. Возможно, он полностью разрушиться через три с половиной года (когда Трамп уйдет), но сейчас он выстраивается. Очная встреча двух лидеров – тут смотрится логичной и необходимой для сторон.

2.Трамп думает пустить в ход свою харизму на то, чтобы убедить Путина в том, что от СВО он теряет больше, чем приобретает. Совершенно бесполезная затея. Возможно, психологически Трампу хочется по соревноваться с сильной личностью и для этого очная встреча – очень подходит. Российский президент к этой встрече особо не стремился, двухсторонний формат – это заменитель трехстороннему (+В. Зеленский) или четырехстороннему (+Р.Т. Эрдоган). Москва эти варианты отмела в силу очевидных причин. Но нельзя отметать все, нужно было на что-тот соглашаться. Вот и согласились на двухсторонний формат.

3.Диспозиция такова, что стороны готовы многое обсуждать и договариваться, но пока не по Украине. На этих переговорах Кремль будет стараться смягчить тяжесть этого ключевого вопроса, а у Трампа есть возможность повышать или наоборот понижать значение этого фактора. Однако диапазон возможностей Трампа, на самом деле тоже ограничен. Трамп сделал уже свою ставку на сотрудничество с Кремлем и отбить сформированный имидж резкими и демонстративными шагами не получится.

Выводы. Ожидать прорывных решений на встрече не стоит, стороны обеспокоены аккуратным сохранением устоявшегося статус-кво. Трамп думает, что он может надавить, но ему аккуратно покажут, что без ущерба для себя – этого сделать он не сможет.

Встреча В. Путина и Д. Трампа на Аляске призвана подчеркнуть готовность Москвы идти на уступки Вашингтону по многим вопросам, но не по Украине.

Российское руководство дает понять, что готово приехать в США и обсуждать урегулирование экзистенциального для себя вопроса. Впрочем, вероятнее всего, это предполагает и ответный визит Трампа в Россию, но с неопределенными сроками и возможностями уклонения.

Весной 2025 г. о таком визите говорилось не мало, вплоть до присутствия американского президента в Москве 9 мая. Все это оказалось слухами, но после визита Путина на Аляску официальные нарративы о визите Трампа в Россию – будут обширными.

Формат встречи на Аляске (без посредников и нейтральных площадок) подчеркивает совместное нежелание Москвы и Вашингтона терять контакты друг с другом. Сам формат позволяет укрепить эти контакты по широкому кругу вопросов, однако возможности договоренностей по Украине – по-прежнему проблематичны.

На этом этапе речь идет о том, что Москва и Вашингтон полностью синхронизируют свои действия по треку и выработают единую программу. Россия, например, может ввести (даже в одностороннем формате, хотя вряд ли в одностороннем) «воздушное перемирие», а в ответ Вашингтон приостановит поставки оружия и обмен данных с ВСУ. То есть, будет прямое принуждение Киева к завершению конфликта. Запуск ракет и ПВО Украиной во многом зависит от США, поэтому воздушное перемирие технически достижимо даже на этом этапе. Хотя всегда остаются возможности эксцессов на местах и провокаций.

Пока же В. Зеленский (посовещавшись с Великобританией и руководством Евросоюза) заявляет, что никакого размена территорий не планируется. А именно это считается методологическим основанием остановки военных действий в логике переговоров Трампа и Путина.

Для Евросоюза прямой и усиливающийся диалог Москвы и Вашингтона – это преимущественно негативный фактор, который они с помощью Киева пытаются нивелировать. Евросоюз и Великобритания не согласны на игнорирование собственной позиции и как все это вместить в мирный процесс – совершенно непонятно. Геополитическая квадратура круга сохраняется.

Ингредиентов для мирного урегулирования по-прежнему не хватает. Однако под давлением Трампа можно констатировать, что эта очередная настойчивая попытка консолидировать эти инградиенты и качественно продвинуть решение вопроса об окончании военных действий.

Прогноз: качественное продвижение будет, а урегулирование пока не случится. И на следующем этапе риски отката будут по-прежнему высоки.

По итогам встречи президентов России и США остается полное впечатление, что все это – результат избыточной эмоционально-медийной активности Трампа. Конечно, быть в центре внимания – стиль политики (и всей жизни) Трампа, но встреча явно была не подготовлена. И Москва своими комментариями перед встречей к этому всех подготовила.

В. Путин показал, что готов идти Д. Трампу на формальные уступки. Даже на Аляску прилетал, к соседу и получается даже без особой нужды. А ведь путь не близкий, но ничего.

По сути дела: даже воздушного перемирия объявлено не было, но формулу размена территорий согласовали. Впрочем, Трамп еще до встречи на Аляске одобрил формулу обмена территорий, от которой Киев сейчас отказывается. Поэтому и формула размена территориями не требовала такого визита.

Российское руководство в прежней логике договаривается большим пакетом с администрацией Д. Трампа, включая и ядерное вооружение и другие вопросы. Камнем преткновения остается Украина. Евросоюз, Лондон и Киев всю неделю реагировал на возможные решения на встрече в Анкоридже – и весь расклад был известен. Он не предполагал каких-то прорывных договоренностей.

Что сейчас? Продолжение того, что было. У Трампа огромное число ресурсов, однако по политическим соображениям он не может надавить всем своим политическим телом на Киев или Евросоюз. Его тут же маркируют как агента Кремля, и он потеряет часть политического капитала. Если же попытаться надавить на Россию – можно прийти снова к околонулевому результату. Например, организовать еще одну встречу, на этот раз в Москве. Ухудшать отношения с российским руководством Трамп явно не хочет, и даже не может.

Вывод: встреча на Аляске стала возможным из-за того, что Трамп вынужден каждый день комментировать СВО и ему это очень не нравится. В порыве негодования он пригрозил экономическим партнерам России повышенными пошлинами и другими неприятностями и даже ввел повышенные пошлины против Индии. Очная встреча разрядила ситуацию.

Сейчас, после встречи в Анкоридже, вопрос новых рестрикций временно снят с повестки. Ситуативно Трамп своей же двухходовкой помог Путину усилить свой авторитет, в том числе и в глазах лидеров стран БРИКС и других незападных государств.

Неизменный сигнал в том, что отношения Трампа и Путина – крепкие и линий разрыва не намечается. Ингредиентов для договоренностей по прекращению военных действий на постсоветском пространстве по-прежнему не хватает.

Сам формат переговорного трека наводит на печальную мысль о его неполноценности. Экстрафактором реального урегулирования видится Китай, а не Трамп и симулякры нобелевской премии.

В реальности мы имеем четко определенные позиции почти всех участников – Киева, Евросоюза, Великобритании, с одной стороны, а с другой – России. И только США при Д. Трампе остается переменной, отсюда и нерв моторики переговоров – влиять/манипулировать/управлять Трампом.

Впрочем, даже поверхностный взгляд мир-системного анализа показывает, что такой длительный региональный военный конфликт не может быть разрешен без участия Китая. Пекин в период президентства в США Д. Байдена не хотел санкций и выступал за сворачивание конфликта на постсоветском пространстве. Сейчас – нет, в том числе и потому что не боится торговых войн с США Трампа.

Сейчас Китай не вовлечен в повестку урегулирования, а она идет почти холостым путем. Политологи ищут какие-то смыслы и изобретают что-то типа «Трамп понял, что Россию не победить военным путем». Хотя это не новость и не смысл, весь подход Запада с 2022 г. «не дать победить России» (то есть и не дать ей проиграть). Ближе к осени 2022 г. противная Д. Трампу администрация Д. Байдена тоже придерживала контрнаступление ВСУ. США явно не провоцировали прямой конфликт с Россией и на ядерную риторику администрация Байдена тоже реагировали не очень конфронтационно. Явно желая локализовать конфликт в региональных реалиях, а не выводить его на континентальный/межконтинентальный уровень.

Поэтому полагаю, что никаких смыслов встреча на Аляске миру не открыла. Более того, сейчас Трамп хлебнет критики (и прочей субстанции), которую выльют на него его многочисленные противники. Вероятно, через 2-3 недели (не позже) он снова выразит недовольство и сделает какие-то резкие выступления против российского руководства.

Только с каждой такой бессмысленной (почти) флуктуацией Трамп утрачивает самим им созданный образ доминанты, способной урегулировать конфликт. Трамп не только не доминанта урегулирования, он даже и не экстрафактор. А роль экстрафактора урегулирования отплывает, между тем, в сторону Китая. Только Пекин не торопиться реализовать свою возможность.

На сегодняшней встрече В. Зеленского и Д. Трампа не стоит ожидать показательной порки, как это было на встрече в феврале в Овальном офисе.

Скорее, администрация Трампа возьмет уважительный тон и будет подчеркивать, что окончательное решение за Киевом. Диспозиция же такая: либо принятие условий обмена территорий и мира на российских (согласованных с США) условиях, либо полный отказ от военной помощи Киеву и прочих форм сотрудничества.


Вместе с Зеленским в Вашингтон прилетала огромная делегация европейских союзников (Э. Макрон, Ф. Мерц, К. Стармер и многие другие). Их всех Трамп не может одновременно отчитывать, а их задача полностью девальвировать достигнутые на Аляске договоренности. Полностью итоги Аляски девальвировать они не смогут, но размыть позицию Трампа – вполне способны.

Вновь возникли разговоры о размещении войск государств «коалиции желающих» на территории Украины после завершения активной фазы военных действий и транслируется риторика «мир через силу».

Трамп не может (а, возможно, и не очень хочет) продавить эту коалицию на однозначные решения. Да, отказ США поддерживать Киев, в том числе и отказ продавать европейцам американское вооружение для Украины – очень весомый аргумент. Но ситуация выглядит так, что инерция конфликта пока трудно преодолима.

Ни про какую трёхстороннюю встречу В. Путин – Д. Трамп – В. Зеленский всерьез на этом этапе говорить не стоит. Будет инерция продолжающегося военного конфликта и новые попытки найти что-то подходящее для мирного договора. Подход Трампа таков, что Киев и европейские союзники тоже должны идти на уступки. На этот раз Зеленский хорошо подготовился и нарисует Трампу вектор возможных уступок, каждая из которых предполагает оговорки, не приемлемые для России.

Резюме: в Вашингтоне ни о чем не договорятся, Зеленский избежит унижения, но его ситуация ухудшится. Тем не менее, у него еще будет время для того, чтобы найти способы как выйти из ухудшающихся для него ситуации, а военные действия продолжатся.

Ковидная фармакратия и продолжающиеся годы секьюритизации дали немало пищи для размышлений о будущем мир-системы. Вот некоторые из них:

1.Не стоит прогнозировать наступления «эры цифровой демократии» или «эры тотального цифрового концлагеря». Мир и мир-система не только останется многослойной, но и диапазон этой многослойности будет увеличиваться. От пещерного образа жизни и архаизированных диктатур, подавляющих все вокруг до современных и высокотехнологичных городов-государств древнегреческого типа с активным использованием блокчейн и децентрализованных автономных управленческих систем.

2.Технологический прогресс неминуемым, как и усиление социальной дифференциации. Но эпоха секьюритизации показывает, что правящие верхушки не только авторитарных и тоталитарных, но и демократических государств могут переворачивать все с помощью войн (в том числе и информационных). Создание образа врага или реальный военный конфликт меняет структуру общественных настроений в странах и открывает шлюзы для принятия непопулярных решений под видом национальной консолидации. Более того, эта же секьюритизированная практика позволяет правящей верхушки сдерживать социальную дифференциацию и ради удержания власти ограничивать социальный и гуманитарный прогресс. Ограничения в работе интернета есть не только в Туркменистане или Китае, но уже и Великобритания идет этим путем. При всей очевидной разнице между примерами – ограничения интернета и свободной коммуникации оказывается важнейшим инструментом госуправления.

3.Экспансионистская модель демократизации всему миру оказывается функционально малоприменимой. Последним ее адептом был Д. Байден, у Д. Трампа совершенно другой подход. Действительно, становится бесперспективным под видом мягкой силы распространять демократизацию на страны второго и третьего мира. Трамп отказался от этого подхода, а вот Китай с его подходом «покупаем элиты стран второго и третьего мира» выглядит более перспективным с точки зрения реальной политической прагматики. Модель, позволяющая слабеющим элитам в странах второго и третьего мира удерживать власть за счет жесткого авторитаризма и усиления цифрового контроля, вплоть до нейросетового подавления инакомыслия – вот будущее незападного мира на ближайшие 20-30 лет. Запрос на импорт этой модели в странах второго и третьего мира будет расти.

4.Уже сейчас есть структурные инструменты, позволяющие устанавливать диджитал демократическое правление на основе цифровых инструментов (блокчейн, алгоритмическое моделирование) и достижений цивилизации в виде прав человека (свобода слова, демократические процедуры). Однако элиты во всех (без исключения) стран видят в этом угрозу своей власти. Это обстоятельство заставляет их активнее подавлять альтернативные варианты развития ситуации и усиливать традиционный институт централизованного государства. Этой инерции хватит на несколько десятилетий, но децентрализованные структуры все равно будут развиваться и прорывать ткань централизованных государств.

5.ИИ дает огромные возможности для демократизации, но сейчас, в эпоху секьюритизации работает, преимущественно, на укрепление иерархических и сложившегося социально-экономического государств. Точнее, элиты во всем мире стараются сделать так, чтобы ИИ работал на укрепление их влияния. Показательно, что в Швеции, где средний класс особенно силен, общественное мнение выступило против использования ИИ премьер-министром У. Кристерссоном. «Мы голосовали не за ИИ» – и это весьма симптоматичная реакция людей на то, что применение ИИ чревато значительными рисками усиления социального и экономического неравенства. У населения большинства других стран мира ментального неприятия роста экономического и социального неравенства нет и это говорит в пользу того, что следующие десятилетия только усилят неравенство между странами и внутри государств.

Готовящаяся в секторе Газа фундаментальная операция может изменить баланс общественных настроений в Европе. Под воздействием палестинского фактора значительная часть Европы уже стремительно левеет.

Информация о том, что ЦАХАЛ выводят гражданское население из сектора Газа и примерно через месяц планируют еще один, очень мощный этап спецоперации, подтверждается. Миллион гражданских планируется вывести из сектора Газа и ликвидировать военное командование ХАМАС. Вероятная гибель израильских заложников негласно рассматривается как неминуемое зло.

С военной точки зрения готовящаяся операция очень опасная и чреватая большими жертвами. Сам факт проведения такой операции сильно влияет на политический истеблишмент во всем мире и прежде всего на Западе.

Тема независимости Палестины для европейских политиков становится не способом набора политических очков, а единственно возможной позицией, отступать от которой – не позволяет общественное мнение и избиратели. Вся интеллектуальная Франция в возрастающей степени зависит от левых нарративов (яркий пример, Le Figaro), в Испании у власти – левые. Ф. Мерц заявляет, что Германия не может больше поддерживать высокие стандарты социального обеспечения, прежде всего, из-за мигрантов.

Палестина и сектор Газа – это мощный фактор наступления левых на правых в современной Европе. И если общественное мнение в Израиле остается более-менее резистентно (хотя там тоже масса оговорок) к таким нарративам, то на европейцев это влияет сильно. В лице Палестины мигранты и левые получают экстрафактор, который усиливает запрос на равенство и ослабление не только правых, но и действия европейских политических институтов.

Это значит, что в логике возвратной колонизации ближневосточные проблемы становятся головной болью европейского политического истеблишмента на ближайшие годы.

Руководство Испании отказалась тратить на вооружение больше, а Германия или Франция отказаться не могут. Между тем, секьюритизация и формирование конструкции экзистенциальных угроз (под которыми подразумевают Россию) накладываются на левую палестинизацию общественно-политических нарративов. От Европы требуют инклюзивности и открыть шлюзов для мигрантов, но следствием этого является правый запрос на «поживем для себя».

Разгром ХАМАС в секторе Газа только усилит левые настроения мигрантов и их симпатизантов. Возможная ликвидация ХАМАС даст Израилю спокойствие и возможность наступать на своих врагов на Ближнем Востоке и дальше. Но, кажется, что этот вариант не слишком вероятен. Очень серьезные и системные силы на Западе не заинтересованы в деХАМАСизации сектора Газа.

Если же она произойдет – левые по всей Европе получат море симпатизантов и начнут новый раунд наступлений на правых. На фоне возрастающих трат на вооружение Евросоюза это чревато структурными конфликтами и кризисами.

Впрочем, это не означает каких-либо опрокидывающих сценариев, скорее репрессивно-подавляющие механизмы европейских демократий будут расти, как и авторитарные тенденции. В эпоху секьюритизации никакая демократизация невозможна, а рост авторитарности, так или иначе, происходит. В том числе и потому, что цифровой авторитаризм или «мягкий» высокотехнологичный тоталитаризм снимает вопросы о различиях правых и левых и ставят во главу угла другую дихотомию «правящая верхушка – управляемая масса». Все остальное – нарративная лирика и забавы для околополитической общественности.