Балтийский фактор в геополитической конфронтации
Латвийский сейм признал Россию страной-спонсором терроризма, Эстония ввела в отношении россиян некоторые визовые ограничения, а позиция Литвы по транзиту грузов через ее территорию в Калининградскую область по-прежнему более жесткая чем у Евросоюза.
Очевидно, что страны Балтии усиливают антироссийскую политику. Российские власти могут использовать этот фактор для усиления антизападных настроений, но в этих республиках вряд ли что-то могут сделать.
При этом, русскоязычные граждане Эстонии и, особенно, Латвии реально, в большинстве своем, настроены лояльно по отношению к действующей в России власти.
Русскоязычные жители этих стран, особенно на периферии (Даугавпилс, Лиепая, Нарва) очень любили до последнего времени смотреть российские ТВ, ходить на концерты «Ласкового мая» и т.д. и т.п. При этом желающих переехать в Россию на ПМЖ в этой среде не так уж и много: хотя бы потому что пенсии, зарплаты, да и уровень жизни в Латвии и Эстонии выше чем в подавляющем большинстве регионов России.
Русскоязычные жители балтийских стран испытывают на себе воздействие ресентимента от латышского или эстонского национализма 1990-х и начала 2000-х гг. и, в отличие от многих в России, тезисы про денацификацию для них понятны.
Нужно быть объективными и признать: практика наделения русскоязычного населения в Балтийских республиках статусом не-граждане в 1990-е гг. дискриминационная. Она не красит эти страны, которую, тем не менее, они во многом уже преодолели. Показательно, что антироссийские настроения в последнее десятилетие в балтийских странах несколько снизились, однако сейчас, по понятным причинам, вновь выросли.
Кремль отвечает на действия Балтийских стран в основном на уровне заявлений пропагандистов, что работает на рост антизападных настроений внутри России. Также Москва пытается решить ситуацию с транзитом в Калининградскую область, однако на какие-то более жестких и резких действий вряд ли пока стоит ожидать: и без того сложностей немало.
Латвийский сейм признал Россию страной-спонсором терроризма, Эстония ввела в отношении россиян некоторые визовые ограничения, а позиция Литвы по транзиту грузов через ее территорию в Калининградскую область по-прежнему более жесткая чем у Евросоюза.
Очевидно, что страны Балтии усиливают антироссийскую политику. Российские власти могут использовать этот фактор для усиления антизападных настроений, но в этих республиках вряд ли что-то могут сделать.
При этом, русскоязычные граждане Эстонии и, особенно, Латвии реально, в большинстве своем, настроены лояльно по отношению к действующей в России власти.
Русскоязычные жители этих стран, особенно на периферии (Даугавпилс, Лиепая, Нарва) очень любили до последнего времени смотреть российские ТВ, ходить на концерты «Ласкового мая» и т.д. и т.п. При этом желающих переехать в Россию на ПМЖ в этой среде не так уж и много: хотя бы потому что пенсии, зарплаты, да и уровень жизни в Латвии и Эстонии выше чем в подавляющем большинстве регионов России.
Русскоязычные жители балтийских стран испытывают на себе воздействие ресентимента от латышского или эстонского национализма 1990-х и начала 2000-х гг. и, в отличие от многих в России, тезисы про денацификацию для них понятны.
Нужно быть объективными и признать: практика наделения русскоязычного населения в Балтийских республиках статусом не-граждане в 1990-е гг. дискриминационная. Она не красит эти страны, которую, тем не менее, они во многом уже преодолели. Показательно, что антироссийские настроения в последнее десятилетие в балтийских странах несколько снизились, однако сейчас, по понятным причинам, вновь выросли.
Кремль отвечает на действия Балтийских стран в основном на уровне заявлений пропагандистов, что работает на рост антизападных настроений внутри России. Также Москва пытается решить ситуацию с транзитом в Калининградскую область, однако на какие-то более жестких и резких действий вряд ли пока стоит ожидать: и без того сложностей немало.
Не стреляй…в неудобную мишень
Лидер ДДТ Юрий Шевчук поет «Не стреляй» с начала 1980-х гг. и трудно было ожидать, что он изменить свою позицию сейчас. Его отец военный, родился в Украине, и этот фактор также имеет значение.
Шевчук был очень популярен у т.н. афганцев в 1980-х гг., он неоднократно бывал в Чечне в 1990-х гг., но сейчас он явно не собирается на Донбасс.
Суд в Уфе присудил Шевчуку штраф в размере 50 тыс. руб. за дискредитацию российских вооруженных сил, что выглядит как последнее предупреждение, а дальше могут последовать и более жесткие меры. Впрочем, скорее всего, Шевчук примет риски во внимание и воздержится от проявлений своей антивоенной риторики.
Подконтрольные власти медиа-ресурсы предпочитают избегать прямой критики и даже осуждения Шевчука, так как это неудобная для пропагандистов мишень. Лидер ДДТ обладает реальным моральным авторитетом и стигматизировать его искреннюю позицию достаточно сложно, особенно учитывая дефицит морального авторитета у самих пропагандистов.
Тем не менее, в случае повторения заявлений Шевчука его также, скорее всего, ждут серьезные неприятности. В условиях СВО власть уже пошла на конфронтацию с многими ЛОМами и музыкальными знаменитостями и уступать никому не собирается.
Фигура Шевчука является, пожалуй, одной из самых неудобных в этом плане: ДДТ популярно среди многих высокопоставленных чиновников 1960-1980-х гг. рождения, да и среди ветеранов военных действий также. Многим власть имущим не хочется жестко давить на Шевчука, однако сегодняшние сигналы от провластных пропагандистов показывают: в случае новых нежелательных для властей заявлений информационно-дисциплинарное давление на Шевчука будет усилено.
Лидер ДДТ Юрий Шевчук поет «Не стреляй» с начала 1980-х гг. и трудно было ожидать, что он изменить свою позицию сейчас. Его отец военный, родился в Украине, и этот фактор также имеет значение.
Шевчук был очень популярен у т.н. афганцев в 1980-х гг., он неоднократно бывал в Чечне в 1990-х гг., но сейчас он явно не собирается на Донбасс.
Суд в Уфе присудил Шевчуку штраф в размере 50 тыс. руб. за дискредитацию российских вооруженных сил, что выглядит как последнее предупреждение, а дальше могут последовать и более жесткие меры. Впрочем, скорее всего, Шевчук примет риски во внимание и воздержится от проявлений своей антивоенной риторики.
Подконтрольные власти медиа-ресурсы предпочитают избегать прямой критики и даже осуждения Шевчука, так как это неудобная для пропагандистов мишень. Лидер ДДТ обладает реальным моральным авторитетом и стигматизировать его искреннюю позицию достаточно сложно, особенно учитывая дефицит морального авторитета у самих пропагандистов.
Тем не менее, в случае повторения заявлений Шевчука его также, скорее всего, ждут серьезные неприятности. В условиях СВО власть уже пошла на конфронтацию с многими ЛОМами и музыкальными знаменитостями и уступать никому не собирается.
Фигура Шевчука является, пожалуй, одной из самых неудобных в этом плане: ДДТ популярно среди многих высокопоставленных чиновников 1960-1980-х гг. рождения, да и среди ветеранов военных действий также. Многим власть имущим не хочется жестко давить на Шевчука, однако сегодняшние сигналы от провластных пропагандистов показывают: в случае новых нежелательных для властей заявлений информационно-дисциплинарное давление на Шевчука будет усилено.
Множество социальностей & Риски Северо-Ирландизации
Регионалист Наталия Зубаревич выделяет т.н. четыре России, имея ввиду разные типы социальности в рамках одного государства. Несколько упрощая их можно назвать так:
Столичная (Москва и Санкт-Петербург).
Мегаполисная (остальные мегаполисы страны).
Региональная периферия (малые и средние города, а также сельская местность).
Северный Кавказ и Тыва.
Социальные отношения, уровень доходов и восприятие реальности в этих типах социальности в значительной степени отличаются друг от друга, что, учитывая, например, разность доходов между столично-мегаполисной или периферийно-тывинской социальности понятно.
В нынешних условиях целесообразно дополнить эту классификацию и говорить, по крайней мере, о еще двух типах социальности: Рублевской и Заграничной. В Рублевской России живет немного людей, но это правящий класс, держащий в своих руках управление страной и контролирующий ресурсную ренту.
За рубежом живет уже, по крайней мере, более десяти миллионов и, очевидно, что их взгляд на мир, образ мыслей значительно отличается от граждан, живущих в России. Особенно это стало заметно на фоне СВО в Украине.
Эта дополненная классификация позволяет понять политическое значение недавнего теракта в ближнем Подмосковье, который обозначил перед правящим классом крайне тревожащие перспективы северо-ирландизации их жизни.
Именно поэтому тема так активно обсуждается в экспертном дискурсе, хотя для абсолютного большинства россиян она представляется как второстепенная. Впрочем, учитывая их аполитичность, это логично и понятно.
Регионалист Наталия Зубаревич выделяет т.н. четыре России, имея ввиду разные типы социальности в рамках одного государства. Несколько упрощая их можно назвать так:
Столичная (Москва и Санкт-Петербург).
Мегаполисная (остальные мегаполисы страны).
Региональная периферия (малые и средние города, а также сельская местность).
Северный Кавказ и Тыва.
Социальные отношения, уровень доходов и восприятие реальности в этих типах социальности в значительной степени отличаются друг от друга, что, учитывая, например, разность доходов между столично-мегаполисной или периферийно-тывинской социальности понятно.
В нынешних условиях целесообразно дополнить эту классификацию и говорить, по крайней мере, о еще двух типах социальности: Рублевской и Заграничной. В Рублевской России живет немного людей, но это правящий класс, держащий в своих руках управление страной и контролирующий ресурсную ренту.
За рубежом живет уже, по крайней мере, более десяти миллионов и, очевидно, что их взгляд на мир, образ мыслей значительно отличается от граждан, живущих в России. Особенно это стало заметно на фоне СВО в Украине.
Эта дополненная классификация позволяет понять политическое значение недавнего теракта в ближнем Подмосковье, который обозначил перед правящим классом крайне тревожащие перспективы северо-ирландизации их жизни.
Именно поэтому тема так активно обсуждается в экспертном дискурсе, хотя для абсолютного большинства россиян она представляется как второстепенная. Впрочем, учитывая их аполитичность, это логично и понятно.
Антитотальное возвращение российского обывателя
Прошедшие полгода после начала СВО показали, что несмотря на жесточайший шок власти не могут и/или не хотят корректировать базовый аполитичный настрой социума и тоталитаризировать реальность.
Первые месяцы СВО характеризовались резким ростом политизации общества, которое вылилось в масштабную поддержку власти и актуализацию имперских паттернов общественного сознания. Эти паттерны очень значимы, так как выполняют компенсаторную функцию в отношении продолжающегося падения уровня жизни россиян.
Резко увеличилось (и без того высокая) роль пропаганды в общественном сознании, а вместо футбола и развлекательных шоу россиянам предложили пропаганду и оруэлловские мотивы формирования антизападного хейта.
Последние исследования показывают, что эта модель неустойчива на средней дистанции и ведет лишь к снижению общественного внимания к пропаганде и восстановлению аполитичности, которая является устоявшейся и удобной для власти моделью. СВО рутинизировалась, а рейтинг доверия власти остался, но зачастую в его основе конформизм, аполитичность и ритуальная поддержка, не предполагающая тотального вовлечения.
Абсолютное большинство не считает возможным вмешиваться в политику, устраняется и, что очень важно, снимает с себя всякую ответственность за ее ход.
В этом плане попытки тоталитаризировать общественную поддержку, которые были заметны в первые месяцы после начала СВО, также во многом ограничены. Общество хочет продолжения существования в виде аполитичных обывателей, которых беспокоит собственное материальное благополучие.
Дело Е. Ройзмана тут показательно: в нем выявляется даже потребность совершенствования репрессивных механизмов. Власти, похоже, не хотят его сажать в тюрьму, не готовы лишать его даже свободы передвижения, но им очень важно, чтобы он замолчал и превратился в обычного аполитичного россиянина, которому позволено заниматься благотворительностью, но не дозволяется писать посты в соцсетях на политические темы.
Между тем, прошедшие полгода привели к ряду значимых эффектов: среди них ослабление функций социального контроля, уменьшение готовности граждан критиковать власть, усиление цензуры и самоцензуры, возрастающий страх безработицы и падения уровня жизни, а также готовность терпеть текущие сложности и снижать стандарты потребления.
Все это делает российский социум еще более атомизированным и более слабым, а значит, попытки тоталиризовать его в среднесрочной перспективы вполне вероятны. Впрочем, слабость эта может оказаться кажущейся и принести совершенно неожиданные и не просчитываемые социологами эффекты.
Прошедшие полгода после начала СВО показали, что несмотря на жесточайший шок власти не могут и/или не хотят корректировать базовый аполитичный настрой социума и тоталитаризировать реальность.
Первые месяцы СВО характеризовались резким ростом политизации общества, которое вылилось в масштабную поддержку власти и актуализацию имперских паттернов общественного сознания. Эти паттерны очень значимы, так как выполняют компенсаторную функцию в отношении продолжающегося падения уровня жизни россиян.
Резко увеличилось (и без того высокая) роль пропаганды в общественном сознании, а вместо футбола и развлекательных шоу россиянам предложили пропаганду и оруэлловские мотивы формирования антизападного хейта.
Последние исследования показывают, что эта модель неустойчива на средней дистанции и ведет лишь к снижению общественного внимания к пропаганде и восстановлению аполитичности, которая является устоявшейся и удобной для власти моделью. СВО рутинизировалась, а рейтинг доверия власти остался, но зачастую в его основе конформизм, аполитичность и ритуальная поддержка, не предполагающая тотального вовлечения.
Абсолютное большинство не считает возможным вмешиваться в политику, устраняется и, что очень важно, снимает с себя всякую ответственность за ее ход.
В этом плане попытки тоталитаризировать общественную поддержку, которые были заметны в первые месяцы после начала СВО, также во многом ограничены. Общество хочет продолжения существования в виде аполитичных обывателей, которых беспокоит собственное материальное благополучие.
Дело Е. Ройзмана тут показательно: в нем выявляется даже потребность совершенствования репрессивных механизмов. Власти, похоже, не хотят его сажать в тюрьму, не готовы лишать его даже свободы передвижения, но им очень важно, чтобы он замолчал и превратился в обычного аполитичного россиянина, которому позволено заниматься благотворительностью, но не дозволяется писать посты в соцсетях на политические темы.
Между тем, прошедшие полгода привели к ряду значимых эффектов: среди них ослабление функций социального контроля, уменьшение готовности граждан критиковать власть, усиление цензуры и самоцензуры, возрастающий страх безработицы и падения уровня жизни, а также готовность терпеть текущие сложности и снижать стандарты потребления.
Все это делает российский социум еще более атомизированным и более слабым, а значит, попытки тоталиризовать его в среднесрочной перспективы вполне вероятны. Впрочем, слабость эта может оказаться кажущейся и принести совершенно неожиданные и не просчитываемые социологами эффекты.
Смерть Горбачева: без политического завещания
В Древневосточных исторических хрониках чаще всего последний правитель представлялся как самый слабый, по вине которого произошел распад империи или государства. Однако диалектика исторического развития гораздо сложнее, а империи и государства не распадаются в одночасье, это является следствием длительных процессов. Соответственно и назначить «козла отпущения» просто, только в реальности это очень далеко от истины.
В общественном сознании, без должной рефлексии, Горбачев рассматривается как слабый правитель, разваливший Советский Союз. Эта точка зрения, учитывая реальные управленческие и политические просчеты Горбачева верна, но далеко не во всем.
Перестройка как общественно-политическое явление была запущена в середине 1980-х гг. в соответствии с общественным запросом. Это не совсем удачная попытка сделать общество более свободным и ориентированным на рыночную экономику, а не планирование и идеологический диктат. При этом Горбачев очень быстро утратил контроль за этим процессом, а его команда не смогла спрогнозировать его последствий.
Неудивительно, что для правящей номенклатуры Горбачев – это негативный пример и эту оптику правящий класс успешно навязал всему обществу. Негативность примера Горбачева во многом основывается на том, что не нужно идти по пути удовлетворения интересов общества, а нужно эти интересы формировать, в том числе и жестко, с помощью пропаганды и силовых методов.
При этом и траектория удержания власти любой ценой вряд ли является популярной в обществе и оценивается им как правильная. Горбачев не оказался успешным политиком, но его уход из политики обеспечил ему персональное долголетие. В этом плане многие из нынешней номенклатуры могут только завидовать ему.
И еще один ракурс: действующая пропаганда, вопреки устоявшемся в обществе традициям о том, что про покойников говорить плохо не следует, уже принялась говорить о слабостях и лукавостях Горбачева. А западные политики, наоборот, высказываются о нем преимущественно комплементарно.
В Древневосточных исторических хрониках чаще всего последний правитель представлялся как самый слабый, по вине которого произошел распад империи или государства. Однако диалектика исторического развития гораздо сложнее, а империи и государства не распадаются в одночасье, это является следствием длительных процессов. Соответственно и назначить «козла отпущения» просто, только в реальности это очень далеко от истины.
В общественном сознании, без должной рефлексии, Горбачев рассматривается как слабый правитель, разваливший Советский Союз. Эта точка зрения, учитывая реальные управленческие и политические просчеты Горбачева верна, но далеко не во всем.
Перестройка как общественно-политическое явление была запущена в середине 1980-х гг. в соответствии с общественным запросом. Это не совсем удачная попытка сделать общество более свободным и ориентированным на рыночную экономику, а не планирование и идеологический диктат. При этом Горбачев очень быстро утратил контроль за этим процессом, а его команда не смогла спрогнозировать его последствий.
Неудивительно, что для правящей номенклатуры Горбачев – это негативный пример и эту оптику правящий класс успешно навязал всему обществу. Негативность примера Горбачева во многом основывается на том, что не нужно идти по пути удовлетворения интересов общества, а нужно эти интересы формировать, в том числе и жестко, с помощью пропаганды и силовых методов.
При этом и траектория удержания власти любой ценой вряд ли является популярной в обществе и оценивается им как правильная. Горбачев не оказался успешным политиком, но его уход из политики обеспечил ему персональное долголетие. В этом плане многие из нынешней номенклатуры могут только завидовать ему.
И еще один ракурс: действующая пропаганда, вопреки устоявшемся в обществе традициям о том, что про покойников говорить плохо не следует, уже принялась говорить о слабостях и лукавостях Горбачева. А западные политики, наоборот, высказываются о нем преимущественно комплементарно.
Делегирование Минздрава & имитация бурной деятельности
Федеральный Минздрав рекомендует региональным «активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников» и добиться того, что доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55-60%. С высокой долей вероятности судьба этой рекомендации будет аналогичной майским указам, значительная часть которых оказалась не выполненной.
Ковидные годы внесли значительную асимметрию в работу систем регионального здравоохранения: в наибольшей степени это было заметно по состоянию граничащих с московской агломерации регионов. Многие врачи и медработники, живущие в этих регионах, предпочитают работать в Москве или Московской области, так как зарплаты там в несколько раз выше. Ну а в Рязанской, Владимирской, Тверской и далее по списку областях многочисленные сложности с медработниками при очевидной невозможности местных властей платить им достойную зарпалту.
Сейчас, фактически, федеральный центр переходит к т.н. практикам "федерализма" в социальной политике, который был заметен ранее и выражался, например, в повышенной ответственности регионов за антиковидную политику в 2020 г.
Регионам мягко дается понять, что у федерального центра другие приоритеты, а вопросы повышения зарплат вчерашним героям страны пусть решают региональные администрации. И это в условиях очень серьезной просадки поступлений по НДФЛ и другим налогам в региональные бюджеты, которая будет ощутимой по итогам третьего квартала и очень заметной по итогам четвертого квартала 2022 г.
Впрочем, само рассуждение в терминах Центр – Регионы становится все более нерелевантным с точки зрения госуправления. В регионах сидят исполнители воли федерального центра, которые будут выполнять то, что можно выполнить, а то, что нельзя – мягко проигнорируют с помощью привычной для чиновников имитации бурной деятельности и нарисованных отчетов.
Федеральный Минздрав рекомендует региональным «активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников» и добиться того, что доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55-60%. С высокой долей вероятности судьба этой рекомендации будет аналогичной майским указам, значительная часть которых оказалась не выполненной.
Ковидные годы внесли значительную асимметрию в работу систем регионального здравоохранения: в наибольшей степени это было заметно по состоянию граничащих с московской агломерации регионов. Многие врачи и медработники, живущие в этих регионах, предпочитают работать в Москве или Московской области, так как зарплаты там в несколько раз выше. Ну а в Рязанской, Владимирской, Тверской и далее по списку областях многочисленные сложности с медработниками при очевидной невозможности местных властей платить им достойную зарпалту.
Сейчас, фактически, федеральный центр переходит к т.н. практикам "федерализма" в социальной политике, который был заметен ранее и выражался, например, в повышенной ответственности регионов за антиковидную политику в 2020 г.
Регионам мягко дается понять, что у федерального центра другие приоритеты, а вопросы повышения зарплат вчерашним героям страны пусть решают региональные администрации. И это в условиях очень серьезной просадки поступлений по НДФЛ и другим налогам в региональные бюджеты, которая будет ощутимой по итогам третьего квартала и очень заметной по итогам четвертого квартала 2022 г.
Впрочем, само рассуждение в терминах Центр – Регионы становится все более нерелевантным с точки зрения госуправления. В регионах сидят исполнители воли федерального центра, которые будут выполнять то, что можно выполнить, а то, что нельзя – мягко проигнорируют с помощью привычной для чиновников имитации бурной деятельности и нарисованных отчетов.
Околовластные акторы & Воля Олимпийских небожителей
Уголовные дела в отношении околовластных акторов, таких как получивший за госизмену 22 года тюрьмы Иван Сафронов или называемая автором анонимных телеграм-каналов Александра Баязитова – это слой проблемы, который никак не связан с репрессиями в отношении политической оппозиции или диссидентов.
Этот слой вызывает гораздо меньше общественного резонанса и, что важно, гораздо меньше общественных симпатий, причем не только из-за атомизированности и пофигизма российского социума.
Аполитичные граждане склонны считать, что политика – это дело не только грязное, но и опасное: в этом плане мелкие акторы, решившие заработать на конструировании противоречий внутри элитах или половить рыбку в мутной воде – еще менее симпатичные с точки зрения общества фигуры нежели оппозиционеры или диссиденты.
Власть не как единый социальный институт, а как набор обладающих полномочиями акторов властного поля проявляет корпоративную солидарность и дает понять, что вмешательство плебса в дела олимпийских небожителей является совершенно недопустимым и будет жестко наказываться.
К тому же, в обществе без оппозиции центр внимания властных центров автоматически смещается с прямой оппозиционной деятельности к контролю за различными действиями, которые не только власть в целом, но и отдельные ее представители могут расценивать как подозрительную или антисистемную.
Такая оптика имеет значительные и далеко идущие не только общественные, но и политические последствия и способна существенным образом трансформировать властно-управленческой поле: эти процессы, во многом уже запущены, логика их развития набирает обороты.
Уголовные дела в отношении околовластных акторов, таких как получивший за госизмену 22 года тюрьмы Иван Сафронов или называемая автором анонимных телеграм-каналов Александра Баязитова – это слой проблемы, который никак не связан с репрессиями в отношении политической оппозиции или диссидентов.
Этот слой вызывает гораздо меньше общественного резонанса и, что важно, гораздо меньше общественных симпатий, причем не только из-за атомизированности и пофигизма российского социума.
Аполитичные граждане склонны считать, что политика – это дело не только грязное, но и опасное: в этом плане мелкие акторы, решившие заработать на конструировании противоречий внутри элитах или половить рыбку в мутной воде – еще менее симпатичные с точки зрения общества фигуры нежели оппозиционеры или диссиденты.
Власть не как единый социальный институт, а как набор обладающих полномочиями акторов властного поля проявляет корпоративную солидарность и дает понять, что вмешательство плебса в дела олимпийских небожителей является совершенно недопустимым и будет жестко наказываться.
К тому же, в обществе без оппозиции центр внимания властных центров автоматически смещается с прямой оппозиционной деятельности к контролю за различными действиями, которые не только власть в целом, но и отдельные ее представители могут расценивать как подозрительную или антисистемную.
Такая оптика имеет значительные и далеко идущие не только общественные, но и политические последствия и способна существенным образом трансформировать властно-управленческой поле: эти процессы, во многом уже запущены, логика их развития набирает обороты.
Балтийская солидарность & Европейские институции
Ожидаемый фактический запрет на пересечение россиянами сухопутных границ с Латвией, Эстонией и Литвой по шенгенским визам – это пример дисциплинарных мер воздействия, которые применяют страны Балтии, вне зависимости от норм права. Правовых оснований явно недостаточно, но принцип «мы считаем так нужно» в этом случае превалирует и это никто не скрывает.
Впрочем, для руководства балтийских республик проводить такую политику не впервой: в 1990-е гг. они последовательно и настойчиво выдавливали русскоязычное население из своих республик, сейчас тоже самое хотят сделать и с теми россиянами и белорусами, которые обзавелись недвижимостью в этих странах.
Но главное дается понять, что присутствие российских туристов (в том числе и транзитных) на их территории является нежелательным. Можно называть руководство балтийских стран идиотами и говорить о том, что они не получат много прибыли от туристических потоков, однако это выбор этих стран. И озвученные меры дадут свой эффект: многие начнут выбирать другие маршруты вьезда в Евросоюз: через Турцию, Армению или Финляндию, которая, кстати, решила не присоединяться к балтийским мерам и продолжит соблюдать шенгенские соглашения в отношении россиян.
Все эти инфоповоды очень хорошо расходятся в масс-медиа и создают соответствующий конфронтационный фон, который смакуют пропагандисты с обоих сторон. Как, кстати, и информацию о том, что страны Евросоюза чаще стали отнимать наличную валюту у выезжающих с территории ЕС стран россиян, а также изымать товары при попытке получить такс-фри.
Возможность не впускать россиян по шенгенским визам полностью противоречит соглашению стран-участниц, однако балтийские государства заявляют, что будут делать так, как считают нужным. В этом плане европейские институции, так долго создававшиеся, действительно, ставятся под сомнение.
Сейчас России предстоит пройти то, что Белоруссия проходит уже несколько лет. А. Лукашенко для граждан Литвы и Латвии (а также имеющих статус неграждан в этой стране), открыл возможность безвизового посещения исходя из экономических и гуманитарных соображений. МИД России уже заявил, что не будет отвечать на недружественные действия балтийских республик и это смотрится также достаточно выигрышно, хотя кардинально репутацию российских властей на Западе не поменяет.
Ожидаемый фактический запрет на пересечение россиянами сухопутных границ с Латвией, Эстонией и Литвой по шенгенским визам – это пример дисциплинарных мер воздействия, которые применяют страны Балтии, вне зависимости от норм права. Правовых оснований явно недостаточно, но принцип «мы считаем так нужно» в этом случае превалирует и это никто не скрывает.
Впрочем, для руководства балтийских республик проводить такую политику не впервой: в 1990-е гг. они последовательно и настойчиво выдавливали русскоязычное население из своих республик, сейчас тоже самое хотят сделать и с теми россиянами и белорусами, которые обзавелись недвижимостью в этих странах.
Но главное дается понять, что присутствие российских туристов (в том числе и транзитных) на их территории является нежелательным. Можно называть руководство балтийских стран идиотами и говорить о том, что они не получат много прибыли от туристических потоков, однако это выбор этих стран. И озвученные меры дадут свой эффект: многие начнут выбирать другие маршруты вьезда в Евросоюз: через Турцию, Армению или Финляндию, которая, кстати, решила не присоединяться к балтийским мерам и продолжит соблюдать шенгенские соглашения в отношении россиян.
Все эти инфоповоды очень хорошо расходятся в масс-медиа и создают соответствующий конфронтационный фон, который смакуют пропагандисты с обоих сторон. Как, кстати, и информацию о том, что страны Евросоюза чаще стали отнимать наличную валюту у выезжающих с территории ЕС стран россиян, а также изымать товары при попытке получить такс-фри.
Возможность не впускать россиян по шенгенским визам полностью противоречит соглашению стран-участниц, однако балтийские государства заявляют, что будут делать так, как считают нужным. В этом плане европейские институции, так долго создававшиеся, действительно, ставятся под сомнение.
Сейчас России предстоит пройти то, что Белоруссия проходит уже несколько лет. А. Лукашенко для граждан Литвы и Латвии (а также имеющих статус неграждан в этой стране), открыл возможность безвизового посещения исходя из экономических и гуманитарных соображений. МИД России уже заявил, что не будет отвечать на недружественные действия балтийских республик и это смотрится также достаточно выигрышно, хотя кардинально репутацию российских властей на Западе не поменяет.
Постэлекторальные пунктиры…
Результаты выборов губернаторов в 14 регионах страны актуализируют дискуссию о целесообразности таких выборов. Итоговая явка в 30-40% не позволяет оценивать «туркменистанские» (80-85%) результаты как свидетельство консолидации общества и власти и фактор высокого уровня поддержки губернаторов.
Тем более, что даже на этом фоне Е. Куйвашев (Свердловская область), А. Бречалов (Удмуртия) и А. Парфенчиков (Карелия) показали достаточно скромные результаты. А скромные, в туркменистанской терминологии, это все цифры ниже 70%. В прошлом году еще более «скромный» результат показал, например, И. Руденя (Тверская область), которому еле-еле хватило голосов для победы в первом туре.
Большинство избирателей не пришло на эти выборы и это значимый фактор общественного сознания. Очевидно, что и региональные администрации (за исключением регионов, которых относят к электоральным султанатам) работали на низкую явку. Интерес к выборам целенаправленно нигде не повышался.
Низкая явка также является определенной страховкой от вбросов: в этом плане региональные власти в большинстве своем (даже в Бурятии или Марий Эл, но не в Саратовской или Тамбовской области) провели аккуратные выборы.
Дискурс о фальсификациях на этих выборах оказался дисквалифицированным: несистемная оппозиция и институт реальных наблюдателей оказались в силу разных причин отодвинуты, а диссиденты за пределами страны не могут предъявить фактуру, свидетельствующие о реальных нарушениях. Про иностранных наблюдателей на выборах больше никто и не говорит.
Также выборы показали, что политтехнологический инструментарий в нынешних условиях имеет сокращающееся значение: креатива все меньше, а работать над механистической мобилизацией бюджетников могут и не дорогостоящие политтехнологи, а клерки из муниципалитетов.
До следующих выборов еще год, а это, учитывая текущие реалии, очень много, однако закрытые дискуссий по поводу отмены выборов среди кураторов внутренней политики обязательно будут.
Результаты выборов губернаторов в 14 регионах страны актуализируют дискуссию о целесообразности таких выборов. Итоговая явка в 30-40% не позволяет оценивать «туркменистанские» (80-85%) результаты как свидетельство консолидации общества и власти и фактор высокого уровня поддержки губернаторов.
Тем более, что даже на этом фоне Е. Куйвашев (Свердловская область), А. Бречалов (Удмуртия) и А. Парфенчиков (Карелия) показали достаточно скромные результаты. А скромные, в туркменистанской терминологии, это все цифры ниже 70%. В прошлом году еще более «скромный» результат показал, например, И. Руденя (Тверская область), которому еле-еле хватило голосов для победы в первом туре.
Большинство избирателей не пришло на эти выборы и это значимый фактор общественного сознания. Очевидно, что и региональные администрации (за исключением регионов, которых относят к электоральным султанатам) работали на низкую явку. Интерес к выборам целенаправленно нигде не повышался.
Низкая явка также является определенной страховкой от вбросов: в этом плане региональные власти в большинстве своем (даже в Бурятии или Марий Эл, но не в Саратовской или Тамбовской области) провели аккуратные выборы.
Дискурс о фальсификациях на этих выборах оказался дисквалифицированным: несистемная оппозиция и институт реальных наблюдателей оказались в силу разных причин отодвинуты, а диссиденты за пределами страны не могут предъявить фактуру, свидетельствующие о реальных нарушениях. Про иностранных наблюдателей на выборах больше никто и не говорит.
Также выборы показали, что политтехнологический инструментарий в нынешних условиях имеет сокращающееся значение: креатива все меньше, а работать над механистической мобилизацией бюджетников могут и не дорогостоящие политтехнологи, а клерки из муниципалитетов.
До следующих выборов еще год, а это, учитывая текущие реалии, очень много, однако закрытые дискуссий по поводу отмены выборов среди кураторов внутренней политики обязательно будут.
Постсоветское двоемыслие & Логика мобилизации
Разработанные в свое время социологом Ю. Левадой характеристики советского и постсоветского человека как лукавого сейчас помогают понять алгоритмы массового поведения россиян в сложный исторический период.
Лукавый человек приспосабливается к социальной действительности, ища допуски и лазейки, а также способы использовать их в собственных интересах или обойти существующие «правила игры».
Это не конформизм в чистом виде: отчетливая неготовность противостоять власти сопутствует с желанием обойти правила игры и поставить себя в особое положение. То есть, реальность как таковая не устраивает человека, он хотел бы ее изменить, но готов ее менять не институционально, а конъюнктурно, только для себя и своей семьи, здесь и сейчас.
Этатистское мышление о том, что государство/власть обладает сверхресурсами и противостоять ему бесполезно, а, нередко, и опасно глубоко вошла в генетическую память россиян. Но с государством можно лукаво сосуществовать.
Лукавое двоемыслие отчетливо проявилось в 2021 г., когда власти попытались принудить общество к вакцинации от ковида, что обернулось покупкой сертификатов и других стратегиях ухода от принуждения.
Сейчас, в контексте появляющихся разговоров о мобилизации социум будет реагировать аналогично. Собственно, поэтому и всеобщая мобилизация как таковая не имеет перспектив, а сам дискурс вреден для рейтингов доверия властям, и они эти разговоры постараются как можно быстрее свернуть.
Но дело не только в мобилизации. Советский социум был более консолидировать в силу, социально-экономических и культурных факторов, а также наличия какой-никакой, но идеологии: все смотрели одни и те же фильмы, проводили досуг примерно одинаково и потребительские возможности были более-менее схожими.
Российский социум более атомизирован и деидеологизирован, в нем больше разнообразия не только по уровню доходов, но и по стилистике жизни и интересов отдельных граждан.
С точки зрения контроля над обществом атомизация крайне важна, так как позволяет власти с помощью силового ресурса и пропаганды навязывать свой порядок. А как аполитичный социум к этому относится двоемысленно или троемысленно, по большому счету, властей не сильно беспокоит. Двоемыслие – плохой союзник мобилизации в широком смысле этого слова, но правящий класс это отлично знает.
Разработанные в свое время социологом Ю. Левадой характеристики советского и постсоветского человека как лукавого сейчас помогают понять алгоритмы массового поведения россиян в сложный исторический период.
Лукавый человек приспосабливается к социальной действительности, ища допуски и лазейки, а также способы использовать их в собственных интересах или обойти существующие «правила игры».
Это не конформизм в чистом виде: отчетливая неготовность противостоять власти сопутствует с желанием обойти правила игры и поставить себя в особое положение. То есть, реальность как таковая не устраивает человека, он хотел бы ее изменить, но готов ее менять не институционально, а конъюнктурно, только для себя и своей семьи, здесь и сейчас.
Этатистское мышление о том, что государство/власть обладает сверхресурсами и противостоять ему бесполезно, а, нередко, и опасно глубоко вошла в генетическую память россиян. Но с государством можно лукаво сосуществовать.
Лукавое двоемыслие отчетливо проявилось в 2021 г., когда власти попытались принудить общество к вакцинации от ковида, что обернулось покупкой сертификатов и других стратегиях ухода от принуждения.
Сейчас, в контексте появляющихся разговоров о мобилизации социум будет реагировать аналогично. Собственно, поэтому и всеобщая мобилизация как таковая не имеет перспектив, а сам дискурс вреден для рейтингов доверия властям, и они эти разговоры постараются как можно быстрее свернуть.
Но дело не только в мобилизации. Советский социум был более консолидировать в силу, социально-экономических и культурных факторов, а также наличия какой-никакой, но идеологии: все смотрели одни и те же фильмы, проводили досуг примерно одинаково и потребительские возможности были более-менее схожими.
Российский социум более атомизирован и деидеологизирован, в нем больше разнообразия не только по уровню доходов, но и по стилистике жизни и интересов отдельных граждан.
С точки зрения контроля над обществом атомизация крайне важна, так как позволяет власти с помощью силового ресурса и пропаганды навязывать свой порядок. А как аполитичный социум к этому относится двоемысленно или троемысленно, по большому счету, властей не сильно беспокоит. Двоемыслие – плохой союзник мобилизации в широком смысле этого слова, но правящий класс это отлично знает.
В обществе отчетливый запрос на развлечения и досуг: международных соревнований с участием российских спортсменов почти нет, комики и юмористы признаются иноагентами, кинотеатры лишены возможности показывать фильмы из Голливуда, а от новостей про СВО в Украине общество устало.
Сейчас власти нужна поддержка музыкантов и творческой интеллигенции, а заявление Пугачевой производит не только нежелательные
социальные, но и негативные внутрицеховые эффекты в шоу-бизнесе.
Все это представляет затруднения для власти, но вряд ли заставит изменить образ мышления правящего класса. Музыканты и спортсмены в конфигурации воспринимаются как зависимая обслуга, а не политические акторы. Здесь со времен древнеримских гладиаторов и крепостных театров у русских дворян мало что изменилось.
Собственно, поэтому любые политические заявления музыкантов и певиц представляют такие сложности для власти. И именно поэтому такая точка зрения выглядит как анахроническая ошибка правящего класса с точки зрения технологий властвования в информационном обществе.
https://t.iss.one/kremlebezBashennik/29843
Сейчас власти нужна поддержка музыкантов и творческой интеллигенции, а заявление Пугачевой производит не только нежелательные
социальные, но и негативные внутрицеховые эффекты в шоу-бизнесе.
Все это представляет затруднения для власти, но вряд ли заставит изменить образ мышления правящего класса. Музыканты и спортсмены в конфигурации воспринимаются как зависимая обслуга, а не политические акторы. Здесь со времен древнеримских гладиаторов и крепостных театров у русских дворян мало что изменилось.
Собственно, поэтому любые политические заявления музыкантов и певиц представляют такие сложности для власти. И именно поэтому такая точка зрения выглядит как анахроническая ошибка правящего класса с точки зрения технологий властвования в информационном обществе.
https://t.iss.one/kremlebezBashennik/29843
Telegram
Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Резонансное заявление певицы Аллы Пугачевой, которая обратилась в Минюст РФ и попросила признать себя иноагентом, имеет массу эффектов. Разберем некоторые…
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Резонансное заявление певицы Аллы Пугачевой, которая обратилась в Минюст РФ и попросила признать себя иноагентом, имеет массу эффектов. Разберем некоторые…
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Попробую сформулировать тезисы про так называемую частичную мобилизацию.
1. Сама формулировка «частичная» является, скорее, политтехнологическим и пиар-инструментом, что очень быстро стало очевидно не только экспертному сообществу, но и «глубинному народу», который этой мобилизации и подлежит. Особенно ощущение частичности плохо выражено у жителей малых городов и сел, а также прочих локаций региональной периферии: думаю, понятно почему.
2. Тем не менее, и общество, и власть находятся в состоянии лукавого консенсуса или декларируют готовность к нему: граждане и их семьи все-таки надеются, что их мобилизация не коснется, а власть не закрывает (пока) выезд из страны и оставляет возможным схемы ухода от конфликта.
3. Частичная мобилизация уничтожила Z-патриотизм, но актуализировала в общественном сознании еще больший радикализм со стороны отдельных «варлордов» и «псов войны». И тем, и другим никакая идеология не нужна. Это важный эффект, так как нерв политических решений сейчас связан, прежде всего, не с экономикой, не с социальной политикой, а с боевыми действиями. «Варлорды» все заметнее с точки зрения политики и публичности: это и неминуемо, и это настораживает.
4. Частичная мобилизация сформулировала частичную эвакуацию, то есть массовый отъезд граждан призывного возраста за пределы страны. Частичная мобилизация в этом плане выступила шоком для социума, в котором есть одно, несколько отрезвляющее воздействие: оно показывает, что власть стремится к тотальности и игнорирует мнение граждан соответствующим образом.
5. Вновь из страны уезжают высококвалифицированные молодые специалисты: очередной удар по будущему страны, которое требует не замыкания России в идеологемах самодостаточности, а глобальное и конкурентное развитие.
6. Р.Кадыров назвал уклонистов людьми второго сорта, впрочем, многие из них и так, еще до СВО, понимали свой статус в стране, несмотря на то, что именно они составляли перспективы нации и надежды на опережающее развитие России в условиях глобализации. Но в условиях рентной экономики, в которой ослаблен потенциал меритократии до симулякративно-символических значений, представители этого «второго сорта» все прекрасно и так понимают и иллюзий не питают. Приучили их уже к «второсортности» и ограниченным возможностям влиять на экономику и политику страны.
7. Оттоки из страны граждан усиливают «Русский мир», только - не в официальном варианте властей, а в реальности, мир людей, которые говорят на русском языке, но не связаны имперскими амбициями. Такие общности развиваются не только на Западе, но и на постсоветском пространстве, яркий пример - Армения. Это - альтернативная, отличная от государственно-имперской, практика сохранения российской культуры и образованного среднего класса.
8. Лишь прозорливое меньшинство понимает, какое отношение к россиянам будет не только в Европе, но и на том же постсоветском пространстве. Ресентимент, накопленный титульными этносами союзных республик, просыпается и будет проявляться. «Старший брат» – это гордо и хорошо, когда он в силе, а когда он промахнулся – все выглядит иначе. Это раньше «старший брат» был хозяином Империи, а теперь рискует вновь стать сиротой. Эта атмосфера чувствовалась на Самаркандском саммите, а сейчас ее чувствуют и простые россияне, которые сейчас перебираются в Казахстан и Киргизию с целью избежать мобилизации.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук
Попробую сформулировать тезисы про так называемую частичную мобилизацию.
1. Сама формулировка «частичная» является, скорее, политтехнологическим и пиар-инструментом, что очень быстро стало очевидно не только экспертному сообществу, но и «глубинному народу», который этой мобилизации и подлежит. Особенно ощущение частичности плохо выражено у жителей малых городов и сел, а также прочих локаций региональной периферии: думаю, понятно почему.
2. Тем не менее, и общество, и власть находятся в состоянии лукавого консенсуса или декларируют готовность к нему: граждане и их семьи все-таки надеются, что их мобилизация не коснется, а власть не закрывает (пока) выезд из страны и оставляет возможным схемы ухода от конфликта.
3. Частичная мобилизация уничтожила Z-патриотизм, но актуализировала в общественном сознании еще больший радикализм со стороны отдельных «варлордов» и «псов войны». И тем, и другим никакая идеология не нужна. Это важный эффект, так как нерв политических решений сейчас связан, прежде всего, не с экономикой, не с социальной политикой, а с боевыми действиями. «Варлорды» все заметнее с точки зрения политики и публичности: это и неминуемо, и это настораживает.
4. Частичная мобилизация сформулировала частичную эвакуацию, то есть массовый отъезд граждан призывного возраста за пределы страны. Частичная мобилизация в этом плане выступила шоком для социума, в котором есть одно, несколько отрезвляющее воздействие: оно показывает, что власть стремится к тотальности и игнорирует мнение граждан соответствующим образом.
5. Вновь из страны уезжают высококвалифицированные молодые специалисты: очередной удар по будущему страны, которое требует не замыкания России в идеологемах самодостаточности, а глобальное и конкурентное развитие.
6. Р.Кадыров назвал уклонистов людьми второго сорта, впрочем, многие из них и так, еще до СВО, понимали свой статус в стране, несмотря на то, что именно они составляли перспективы нации и надежды на опережающее развитие России в условиях глобализации. Но в условиях рентной экономики, в которой ослаблен потенциал меритократии до симулякративно-символических значений, представители этого «второго сорта» все прекрасно и так понимают и иллюзий не питают. Приучили их уже к «второсортности» и ограниченным возможностям влиять на экономику и политику страны.
7. Оттоки из страны граждан усиливают «Русский мир», только - не в официальном варианте властей, а в реальности, мир людей, которые говорят на русском языке, но не связаны имперскими амбициями. Такие общности развиваются не только на Западе, но и на постсоветском пространстве, яркий пример - Армения. Это - альтернативная, отличная от государственно-имперской, практика сохранения российской культуры и образованного среднего класса.
8. Лишь прозорливое меньшинство понимает, какое отношение к россиянам будет не только в Европе, но и на том же постсоветском пространстве. Ресентимент, накопленный титульными этносами союзных республик, просыпается и будет проявляться. «Старший брат» – это гордо и хорошо, когда он в силе, а когда он промахнулся – все выглядит иначе. Это раньше «старший брат» был хозяином Империи, а теперь рискует вновь стать сиротой. Эта атмосфера чувствовалась на Самаркандском саммите, а сейчас ее чувствуют и простые россияне, которые сейчас перебираются в Казахстан и Киргизию с целью избежать мобилизации.
Терпимость к уклонизму & Обьективированный социум
Мобилизация предполагает моральный авторитет, а не только политическую волю: с этим у властей большие сложности. Одна из них в том, что власти не в состоянии обеспечить в общественном мнении доминирование тезиса о нетерпимом отношении к уклонистам и нежелающим идти в армию, а в перспективе, и на фронт. Эта позиция навязывается, но доминировать не может и, в целом, является непопулярной. Отчетливо виден эффект отторжения.
Среди уклонистов много оппозиционно мыслящих, но преобладают нейтральные либо те, кто совсем недавно высказывался за СВО в Украине. Вопрос в том, вернуться ли когда-нибудь эти граждане к диванному патриотизму и столь привычной им обывательской аполитичности. Вполне возможно, что нет, но и к активной гражданской политической культуре путь очень долог и тернист.
Скорее ситуация ведет к дальнейшему торжеству в социуме лукавого двоемыслия. То есть граждане все понимают, но предпочитают этого «не замечать» или молчать. Однако и терпеть уже становится невозможно.
Любая консолидация общества и власти основана на ощущении социальной справедливости, а в российском социуме, наоборот, велико ощущение несправедливости.
В этом плане возможность выезда за границу - это почти единственный способ общества активно реагировать на несправедливость. Кстати, сама мобилизация показала, что власть не высоко оценивает факт поддержки социума. Эта поддержка воспринимается как обьективированная и управляемая. То есть общество не субьект поддержки, а ее обьект. Главное, чтобы общество не протестовало и не высказывало, по возможности, своего социального недовольства.
А искренне поддерживается власть, под страхом репрессий или вследствие конформизма не так уж и важно. Конечно же, искренняя поддержка – это сам по себе значимый общественно-политический ресурс, однако власть не в таком сейчас состоянии чтобы серьезно рассчитывать на такую поддержку, хотя до мобилизации все было иначе.
С точки зрения формирования общественных настроений частичная мобилизация сформировала эффекты, многократно превышающие непопулярную пенсионную реформу.
Мобилизация предполагает моральный авторитет, а не только политическую волю: с этим у властей большие сложности. Одна из них в том, что власти не в состоянии обеспечить в общественном мнении доминирование тезиса о нетерпимом отношении к уклонистам и нежелающим идти в армию, а в перспективе, и на фронт. Эта позиция навязывается, но доминировать не может и, в целом, является непопулярной. Отчетливо виден эффект отторжения.
Среди уклонистов много оппозиционно мыслящих, но преобладают нейтральные либо те, кто совсем недавно высказывался за СВО в Украине. Вопрос в том, вернуться ли когда-нибудь эти граждане к диванному патриотизму и столь привычной им обывательской аполитичности. Вполне возможно, что нет, но и к активной гражданской политической культуре путь очень долог и тернист.
Скорее ситуация ведет к дальнейшему торжеству в социуме лукавого двоемыслия. То есть граждане все понимают, но предпочитают этого «не замечать» или молчать. Однако и терпеть уже становится невозможно.
Любая консолидация общества и власти основана на ощущении социальной справедливости, а в российском социуме, наоборот, велико ощущение несправедливости.
В этом плане возможность выезда за границу - это почти единственный способ общества активно реагировать на несправедливость. Кстати, сама мобилизация показала, что власть не высоко оценивает факт поддержки социума. Эта поддержка воспринимается как обьективированная и управляемая. То есть общество не субьект поддержки, а ее обьект. Главное, чтобы общество не протестовало и не высказывало, по возможности, своего социального недовольства.
А искренне поддерживается власть, под страхом репрессий или вследствие конформизма не так уж и важно. Конечно же, искренняя поддержка – это сам по себе значимый общественно-политический ресурс, однако власть не в таком сейчас состоянии чтобы серьезно рассчитывать на такую поддержку, хотя до мобилизации все было иначе.
С точки зрения формирования общественных настроений частичная мобилизация сформировала эффекты, многократно превышающие непопулярную пенсионную реформу.
«ФОМ» не разжег, а зафиксировал то, что происходит. С поправками на византийскую школу социологии и методологические операции ему позволили опубликовать такие цифры. 69% уровень тревожности социума это очень много, но, кажется, что не предел. Важно, что византийским социологам позволили опубликовать такие цифры.
Знакомым с закрытой социологией реальная ситуация известна и она, мягко говоря, отличается от «ФОМовской».
Потенциал роста социальной тревоги и снижения рейтингов доверия власти - очень высокий.
Впрочем, для власти важен сейчас не рейтинг доверия, за которым часто скрывается конформизм и аполитичное соглашательство, а антирейтинг и готовность к протестам.
Даже в этих, очень суровых реалиях, протестный потенциал растёт, но пока остаётся, в основном, в приемлемых для власти значениях. Пока так.
https://t.iss.one/rusbrief/58990
Знакомым с закрытой социологией реальная ситуация известна и она, мягко говоря, отличается от «ФОМовской».
Потенциал роста социальной тревоги и снижения рейтингов доверия власти - очень высокий.
Впрочем, для власти важен сейчас не рейтинг доверия, за которым часто скрывается конформизм и аполитичное соглашательство, а антирейтинг и готовность к протестам.
Даже в этих, очень суровых реалиях, протестный потенциал растёт, но пока остаётся, в основном, в приемлемых для власти значениях. Пока так.
https://t.iss.one/rusbrief/58990
Формула Уйбы & Чрезвычайщиное госуправление
Похоже, многие губернаторы в условиях мобилизации решили, что у них есть полная власть над жителями регионов и действуют по формуле Уйбы.
Глава Коми В. Уйба в мае 2021 г. в ответ на замечания жителей о необходимости жаловаться главе государства заявил, что этого делать не нужно, а он для них и есть «Путин». Похоже, примерно также думают сейчас, в условиях чрезвычайной ситуации и другие губернаторы.
Например, губернатор Магаданской области потребовал выдать повестку главе золотодобывающей компании, а потом уже разбираться правильно ли выдана повестка или нет. Глава Бурятии и вовсе пригрозил мобилизацией предпринимателям, которые завышают цены на военное обмундирование.
Эти примеры можно множить, но суть итак понятна: губернаторы, действительно, рассматривают себя как наместников Царя и Бога в одном лице на местах.
С точки зрения логики госуправления очевидно: в этих и других случаях губернаторы рассматривают мобилизацию как способ повышения управляемости территориями посредством наделения себя сверхполномочиями, которые выходят за рамки закона.
Все это чревато не только ростом коррупции и бесконтрольности, но и массой других управленческих эффектов. Социальный контроль в России подавлен и губернаторы будут этим пользоваться. Технократы еще демонстрируют какой-то намек на эмпатию и сочувствие, оно и сейчас чувствуется в позиционировании большинства губернаторов, но некоторые проявляют суровый оскал автократийности.
Вне сомнений, большинство руководителей регионов постараются использовать эту ситуацию для увеличения своих полномочий и затвердить эту конфигурацию. Ведь нет ничего более постоянного чем временное.
Похоже, многие губернаторы в условиях мобилизации решили, что у них есть полная власть над жителями регионов и действуют по формуле Уйбы.
Глава Коми В. Уйба в мае 2021 г. в ответ на замечания жителей о необходимости жаловаться главе государства заявил, что этого делать не нужно, а он для них и есть «Путин». Похоже, примерно также думают сейчас, в условиях чрезвычайной ситуации и другие губернаторы.
Например, губернатор Магаданской области потребовал выдать повестку главе золотодобывающей компании, а потом уже разбираться правильно ли выдана повестка или нет. Глава Бурятии и вовсе пригрозил мобилизацией предпринимателям, которые завышают цены на военное обмундирование.
Эти примеры можно множить, но суть итак понятна: губернаторы, действительно, рассматривают себя как наместников Царя и Бога в одном лице на местах.
С точки зрения логики госуправления очевидно: в этих и других случаях губернаторы рассматривают мобилизацию как способ повышения управляемости территориями посредством наделения себя сверхполномочиями, которые выходят за рамки закона.
Все это чревато не только ростом коррупции и бесконтрольности, но и массой других управленческих эффектов. Социальный контроль в России подавлен и губернаторы будут этим пользоваться. Технократы еще демонстрируют какой-то намек на эмпатию и сочувствие, оно и сейчас чувствуется в позиционировании большинства губернаторов, но некоторые проявляют суровый оскал автократийности.
Вне сомнений, большинство руководителей регионов постараются использовать эту ситуацию для увеличения своих полномочий и затвердить эту конфигурацию. Ведь нет ничего более постоянного чем временное.
Конфигурация: нарастание придворной энтропии
Конфигурацию правящих элит современной России можно было бы описать по аналогии с французским двором при короле-солнце – Людовике XIV на завершающем этапе его правления. С одним важнейшим отличием, которое называется СВО в Украине.
Все борются со всеми, но все одинаково заинтересованы в неизменности самой конфигурации. Эту конфигурацию, обычно, цементирует давление непривилегированных и отсечённых от рентных ресурсов всех остальных слоев социума.
Сейчас это давление социума ослаблено до предела, на Запад и мировую общественность верхушке наплевать ( «терять уже нечего»). Но именно это, а также ситуация на фронтах, и ведёт к нарастанию энтропии и внутриэлитной грызней.
Даже СВО и санкции работали на сплочение верхушки, но только до объявленной мобилизации и Лимана.
Король старается держать баланс, но постепенно утрачивает всякую возможность корректировать конфигурацию.
На этом этапе никто, даже Король, не в силах остаться над схваткой или, что более важно, прекратить многочисленную внутриэлитную грызню. На внутриполитическую сцену вышли совершенно другие фигуры - варлорды, которые скоро захотят структурировать политическую реальность радикальными мерами.
Учёт интересов общества в этих условиях невозможен в принципе: даже желание общества выживать вопреки всему учитывается весьма ограничено, в частично-мобилизационном плане.
Принуждающая сила Короля в отношении элит сохраняется, но демонстрирует тенденцию к дальнейшему уменьшению. Ресурс явно ограничен и не позволяет уменьшить энтропию.
В нормальной ситуации конфликты элит создают сдержки и противовесы, так как апелляция идёт к Королю, но сейчас нет. Сейчас любая грызня правящего класса подрывает его власть и провоцирует кровавый стасис. Верхушке бы сплотиться, да они этому не обучены. А сейчас это угроза более серьёзная чем коллективный Запад или украинский «нацизм».
Конфигурацию правящих элит современной России можно было бы описать по аналогии с французским двором при короле-солнце – Людовике XIV на завершающем этапе его правления. С одним важнейшим отличием, которое называется СВО в Украине.
Все борются со всеми, но все одинаково заинтересованы в неизменности самой конфигурации. Эту конфигурацию, обычно, цементирует давление непривилегированных и отсечённых от рентных ресурсов всех остальных слоев социума.
Сейчас это давление социума ослаблено до предела, на Запад и мировую общественность верхушке наплевать ( «терять уже нечего»). Но именно это, а также ситуация на фронтах, и ведёт к нарастанию энтропии и внутриэлитной грызней.
Даже СВО и санкции работали на сплочение верхушки, но только до объявленной мобилизации и Лимана.
Король старается держать баланс, но постепенно утрачивает всякую возможность корректировать конфигурацию.
На этом этапе никто, даже Король, не в силах остаться над схваткой или, что более важно, прекратить многочисленную внутриэлитную грызню. На внутриполитическую сцену вышли совершенно другие фигуры - варлорды, которые скоро захотят структурировать политическую реальность радикальными мерами.
Учёт интересов общества в этих условиях невозможен в принципе: даже желание общества выживать вопреки всему учитывается весьма ограничено, в частично-мобилизационном плане.
Принуждающая сила Короля в отношении элит сохраняется, но демонстрирует тенденцию к дальнейшему уменьшению. Ресурс явно ограничен и не позволяет уменьшить энтропию.
В нормальной ситуации конфликты элит создают сдержки и противовесы, так как апелляция идёт к Королю, но сейчас нет. Сейчас любая грызня правящего класса подрывает его власть и провоцирует кровавый стасис. Верхушке бы сплотиться, да они этому не обучены. А сейчас это угроза более серьёзная чем коллективный Запад или украинский «нацизм».
Мобилизационное размывание среднего класса & Фаталистическая покорность глубинного народа
Все социально-экономические кризисы последних десяти лет усиливали социально-экономическое расслоения в стране, а нынешний мобилизационно-украинский, в лучшем случае, не будет исключением, а в худшем, приведет к неконтролируемым и очень трагичным последствиям.
Посткрымский кризис и санкции (2014-2016 гг.), а затем ковидный кризис (2020-2021 гг.) резко усилили в российском социуме экономическое расслоение, разрыв между богатыми и бедными, а также разрыв в качестве и уровне жизни между столицами и регионами. Эти же процессы продолжаться сейчас в условиях мобилизационного стресса и вероятной турбулентности.
Усредненная численность среднего класса по стране составляет 8,1% (исследование РИА, июль 2022 г.): это крайне мало и даже близко не соответствует европейским показателям.
Даже в силу количественных характеристик, а также атомизированности, средний класс не в силах рельефно выразить свою позицию по поводу происходящего. По сути, правящая власть в качестве политического псевдо-актора, «представляющего» интересы среднего класса определила «Новых людей» и, отчасти, «Яблоко». То есть политическое, очень условно говоря, представительство, среднего класса даже ниже его доли в структуре социальности, что, конечно же, неудивительно, но очень показательно.
В нормальных состояниях социальности средний класс фундирует государство и общество и уберегает его от крайностей. Но российский социум и власть находятся в состоянии аномии, которая предполагает другие ориентиры и потребности.
Тут уже не до социальной политики и экономики: главное – удержание власти. Для правящего класса с точки зрения технологий сохранения власти, средний класс в принципе не нужен. Он нужен для экономики, но про нее сейчас думают не в первую очередь.
Представители среднего класса могут выйти на акции протеста или продемонстрировать заграничный уклонизм (пусть даже в Казахстан), а глубинный народ (жители малых городов и сельской местности) ограничены в своих возможностях активно реагировать на текущую ситуацию и покорно подчиняются решениям властей. Соответственно, и призывников среди них больше, а их семьям, как в Тыве, можно дать баранов и дрова и успокоить их. Со средним классом в мегаполисах также не получится.
Именно такой глубинный народ и нужен правящему классу с точки зрения удержания власти: соответственно, его воспроизводство и продолжится, если конечно, более насущные и срочные задачи не заберут всю оставшуюся властно-управленческую энергию административных элит.
Все социально-экономические кризисы последних десяти лет усиливали социально-экономическое расслоения в стране, а нынешний мобилизационно-украинский, в лучшем случае, не будет исключением, а в худшем, приведет к неконтролируемым и очень трагичным последствиям.
Посткрымский кризис и санкции (2014-2016 гг.), а затем ковидный кризис (2020-2021 гг.) резко усилили в российском социуме экономическое расслоение, разрыв между богатыми и бедными, а также разрыв в качестве и уровне жизни между столицами и регионами. Эти же процессы продолжаться сейчас в условиях мобилизационного стресса и вероятной турбулентности.
Усредненная численность среднего класса по стране составляет 8,1% (исследование РИА, июль 2022 г.): это крайне мало и даже близко не соответствует европейским показателям.
Даже в силу количественных характеристик, а также атомизированности, средний класс не в силах рельефно выразить свою позицию по поводу происходящего. По сути, правящая власть в качестве политического псевдо-актора, «представляющего» интересы среднего класса определила «Новых людей» и, отчасти, «Яблоко». То есть политическое, очень условно говоря, представительство, среднего класса даже ниже его доли в структуре социальности, что, конечно же, неудивительно, но очень показательно.
В нормальных состояниях социальности средний класс фундирует государство и общество и уберегает его от крайностей. Но российский социум и власть находятся в состоянии аномии, которая предполагает другие ориентиры и потребности.
Тут уже не до социальной политики и экономики: главное – удержание власти. Для правящего класса с точки зрения технологий сохранения власти, средний класс в принципе не нужен. Он нужен для экономики, но про нее сейчас думают не в первую очередь.
Представители среднего класса могут выйти на акции протеста или продемонстрировать заграничный уклонизм (пусть даже в Казахстан), а глубинный народ (жители малых городов и сельской местности) ограничены в своих возможностях активно реагировать на текущую ситуацию и покорно подчиняются решениям властей. Соответственно, и призывников среди них больше, а их семьям, как в Тыве, можно дать баранов и дрова и успокоить их. Со средним классом в мегаполисах также не получится.
Именно такой глубинный народ и нужен правящему классу с точки зрения удержания власти: соответственно, его воспроизводство и продолжится, если конечно, более насущные и срочные задачи не заберут всю оставшуюся властно-управленческую энергию административных элит.
Канализация недовольства & Поиск виноватых
Неоправдавшиеся пока прогнозы о закрытии российской границы для граждан призывного возраста показывают, что власти достаточно высоко оценивают риски и не хотят их умножать.
Отток граждан с 21 сентября (а это, по самым минимальным подсчетам, 200-300 тыс. чел., а, скорее всего намного больше) снижает социальное напряжение и работает на уменьшение не столько вероятности акций протеста, сколько на минимизацию потенциала социального взрыва в полном смысле этого слова.
Показательно, что и некоторые страны Запада принимают эту логику и активно пытаются не выпускать из России потенциальных носителей социального протеста. Недавние санкции Евросоюза, ограничивающие возможности использования россиянами криптокошельков, тут также показательны: частично перекрывается канал не только вывода средств из России, но и способ, обеспечивающий существование многих россиян за рубежом.
Открывшееся противостояние внутри отдельных представителей правящего класса не предполагает никакой субьектности социума и апелляции к нему. В этом плане, собственно, сам социум и рассматривается правящим классом как социальное приложение к государству и объект (а не субьект) притязаний.
И даже в случае актуализации внутриэлитной борьбы к социуму противоборствующие группировки будут апеллировать в самом последнем случае. Это попытается делать проигравшая сторона, если, конечно, ей позволят это сделать выигрывавшая.
Однако интересы социума и его запросы игнорировать полностью не получится. Собственно, именно поэтому политика Запада в ближайшие месяцы и будет направлена на то, чтобы реанимировать эту, давно утраченную субьектность социума и заставить энергию масс вмешаться во
внутриэлитные разборки, вероятность которых сейчас велика.
Однако кураторы внутренней политики постараются избежать такого варианта развитий и попытаются свалить всю вину на отдельных фигур («козлов отпущения»). Пропагандисты уже начали искать ответ на вопрос, кто виноват. Строго говоря, он неактуальный и позавчерашний, так как провалы есть по всем направлениям.
Сам факт поиска виноватых, на роль которых сейчас больше всего подходят военные, говорит о том, что, таким образом, режим попытается канализировать социальное недовольство и нормализовать ситуацию. Актуализация этого вопроса опасна для власти, так как усиливает потенциал противостояния верхов, но и без ответа этот вопрос оставить нельзя.
Неоправдавшиеся пока прогнозы о закрытии российской границы для граждан призывного возраста показывают, что власти достаточно высоко оценивают риски и не хотят их умножать.
Отток граждан с 21 сентября (а это, по самым минимальным подсчетам, 200-300 тыс. чел., а, скорее всего намного больше) снижает социальное напряжение и работает на уменьшение не столько вероятности акций протеста, сколько на минимизацию потенциала социального взрыва в полном смысле этого слова.
Показательно, что и некоторые страны Запада принимают эту логику и активно пытаются не выпускать из России потенциальных носителей социального протеста. Недавние санкции Евросоюза, ограничивающие возможности использования россиянами криптокошельков, тут также показательны: частично перекрывается канал не только вывода средств из России, но и способ, обеспечивающий существование многих россиян за рубежом.
Открывшееся противостояние внутри отдельных представителей правящего класса не предполагает никакой субьектности социума и апелляции к нему. В этом плане, собственно, сам социум и рассматривается правящим классом как социальное приложение к государству и объект (а не субьект) притязаний.
И даже в случае актуализации внутриэлитной борьбы к социуму противоборствующие группировки будут апеллировать в самом последнем случае. Это попытается делать проигравшая сторона, если, конечно, ей позволят это сделать выигрывавшая.
Однако интересы социума и его запросы игнорировать полностью не получится. Собственно, именно поэтому политика Запада в ближайшие месяцы и будет направлена на то, чтобы реанимировать эту, давно утраченную субьектность социума и заставить энергию масс вмешаться во
внутриэлитные разборки, вероятность которых сейчас велика.
Однако кураторы внутренней политики постараются избежать такого варианта развитий и попытаются свалить всю вину на отдельных фигур («козлов отпущения»). Пропагандисты уже начали искать ответ на вопрос, кто виноват. Строго говоря, он неактуальный и позавчерашний, так как провалы есть по всем направлениям.
Сам факт поиска виноватых, на роль которых сейчас больше всего подходят военные, говорит о том, что, таким образом, режим попытается канализировать социальное недовольство и нормализовать ситуацию. Актуализация этого вопроса опасна для власти, так как усиливает потенциал противостояния верхов, но и без ответа этот вопрос оставить нельзя.
Субботние новости & Византийские комментарии
По инциденту с Крымским мостом, кроме злорадства диссидентов и нескрываемых торжеств в украинских пабликах, почти ничего – длительная пауза. Не только потому, что пропагандизм в тупике: что не скажи, все плохо, а молчать нельзя. Еще и потому пауза, что вся ситуация может быть экстрафактором для всей системы власти. Торопиться тут с оценками нельзя.
Общественные настроения в стране сейчас не такие, чтобы использовать этот факт для активизации готовности граждан призывного возраста идти на фронт. Скорее, возможен, обратный эффект, но пока об этом говорить рано.
В то же время, некоторые губернаторы не только заявляют, что у них нет средств для материальной поддержки мобилизованных граждан, но и отменяют запланированные траты на новогодние мероприятия. Уже сверху раздалось жесткое одергивание, так как все это работает на создание ненужной для социума атмосферы экстраординарности.
Но дело даже не в этом, а в том, что губернаторы не там ищут: им сейчас нужно хорошенько тряхнуть мешков с деньгами, то есть местных олигархов и богатеев, которые, чаще всего, имеют корочки депутатов заксобраний и облдум и кормятся с региональных и муниципальных бюджетов. Еще есть вариант покопаться в собственных активах отнюдь не бедных глав регионов и отдать часть семьям мобилизованных. Серьезный куш может таким образом сформироваться.
В Казахстане, после политического устранения Н. Назарбаева в начале этого года и сокращение промыслово-рентной доли его семьи (по-божески, примерно в два раза) обнаружилось немало средств для проведения «реформ», обновления политического фасада, увеличения экономических трат на социальную политику государства, а также развенчания начавшегося было формироваться культа личности Елбасы.
Если правильно подойти к региональным т.н. элитам и аккумулированными ими ресурсами, можно обеспечить серьезную прибавку ВВП страны, однако такие действия чреваты дальнейшей турбулентностью среди правящего класса и, соответственно, от таких мер, скорее всего, воздержаться. По крайней мере, пока.
По инциденту с Крымским мостом, кроме злорадства диссидентов и нескрываемых торжеств в украинских пабликах, почти ничего – длительная пауза. Не только потому, что пропагандизм в тупике: что не скажи, все плохо, а молчать нельзя. Еще и потому пауза, что вся ситуация может быть экстрафактором для всей системы власти. Торопиться тут с оценками нельзя.
Общественные настроения в стране сейчас не такие, чтобы использовать этот факт для активизации готовности граждан призывного возраста идти на фронт. Скорее, возможен, обратный эффект, но пока об этом говорить рано.
В то же время, некоторые губернаторы не только заявляют, что у них нет средств для материальной поддержки мобилизованных граждан, но и отменяют запланированные траты на новогодние мероприятия. Уже сверху раздалось жесткое одергивание, так как все это работает на создание ненужной для социума атмосферы экстраординарности.
Но дело даже не в этом, а в том, что губернаторы не там ищут: им сейчас нужно хорошенько тряхнуть мешков с деньгами, то есть местных олигархов и богатеев, которые, чаще всего, имеют корочки депутатов заксобраний и облдум и кормятся с региональных и муниципальных бюджетов. Еще есть вариант покопаться в собственных активах отнюдь не бедных глав регионов и отдать часть семьям мобилизованных. Серьезный куш может таким образом сформироваться.
В Казахстане, после политического устранения Н. Назарбаева в начале этого года и сокращение промыслово-рентной доли его семьи (по-божески, примерно в два раза) обнаружилось немало средств для проведения «реформ», обновления политического фасада, увеличения экономических трат на социальную политику государства, а также развенчания начавшегося было формироваться культа личности Елбасы.
Если правильно подойти к региональным т.н. элитам и аккумулированными ими ресурсами, можно обеспечить серьезную прибавку ВВП страны, однако такие действия чреваты дальнейшей турбулентностью среди правящего класса и, соответственно, от таких мер, скорее всего, воздержаться. По крайней мере, пока.
Инь и Янь мобилизации: фатализм социума & лукавое уклонение
Утомленный и истощенный российский социум воспримет решение о продолжение мобилизационных мероприятий гораздо более пассивно и фаталистично чем первичное решение от 21 сентября этого года: пассионарность социума давно уже подорвана, да и с простой энергией и формами выражения гражданского несогласия, явный дефицит.
Даже если не принимать всерьез распространенную в последние дни информацию о том, что большинство социума искренне поддержало частичную мобилизацию, можно сказать, что и степень отторжения этого явления оказалась высокой только среди части общества.
Решение о продолжении мобилизационных мероприятий уже публично анонсировали в Ростовской и Курской областях, хотя ранее власти этих регионов заявляли о завершении мобилизационных мероприятий. Во многих других регионах власти также, фактически, давали понять о завершении мобилизационных мероприятий.
Протестность социума по поводу частичной мобилизации пока выглядит как переоценённая. Несогласие с частичной мобилизацией проявляют граждане, интегрированные в постиндустриальный сегмент российской экономики, а таковых абсолютное меньше (население столиц и части населения мегаполисов страны).
Для остальных мобилизация – если не норма, то, по крайней мере фактор, который воспринимается тревожно, но как необходимый и должный. Вопрос призываться или уклоняться каждый потенциально мобилизованный решает сам, но опция активный протест и несогласие – становится уделом крайне небольшого процента россиян, то есть маргинальной.
Много пишут, что ковид повлиял на апатичную нормализацию высокой смертности в российского общества: это, безусловно, так, однако и до него ситуация была схожей. Пандемия лишь усилила действия тех атомизирующих процессов, которые проявлялись и до него.
Вывод, который могут сделать кураторы внутренней политики сейчас: первичная социология получена под воздействием шока, а потенциал сопротивления общества преувеличивать не стоит. Соответственно, и мобилизационные мероприятия можно и нужно продолжать. А для того, чтобы не провоцировать роста протеста, – не стоит закрывать выезд из страны. Те, кто не хочет служить – уедут или уклоняться. Лукавые стратегии ухода применять можно, а протестовать нельзя.
Но это обманчивая точка зрения: социум рано или поздно пробудиться и это приведет к неконтролируемы м процессам. Предпосылки или, как говорят военные, разведпризнаки этого есть и сейчас (попытки поджога военкоматов, зданий администраций в регионах и т.д.). Это более красноречивые факты, чем данные соцопросов.
Утомленный и истощенный российский социум воспримет решение о продолжение мобилизационных мероприятий гораздо более пассивно и фаталистично чем первичное решение от 21 сентября этого года: пассионарность социума давно уже подорвана, да и с простой энергией и формами выражения гражданского несогласия, явный дефицит.
Даже если не принимать всерьез распространенную в последние дни информацию о том, что большинство социума искренне поддержало частичную мобилизацию, можно сказать, что и степень отторжения этого явления оказалась высокой только среди части общества.
Решение о продолжении мобилизационных мероприятий уже публично анонсировали в Ростовской и Курской областях, хотя ранее власти этих регионов заявляли о завершении мобилизационных мероприятий. Во многих других регионах власти также, фактически, давали понять о завершении мобилизационных мероприятий.
Протестность социума по поводу частичной мобилизации пока выглядит как переоценённая. Несогласие с частичной мобилизацией проявляют граждане, интегрированные в постиндустриальный сегмент российской экономики, а таковых абсолютное меньше (население столиц и части населения мегаполисов страны).
Для остальных мобилизация – если не норма, то, по крайней мере фактор, который воспринимается тревожно, но как необходимый и должный. Вопрос призываться или уклоняться каждый потенциально мобилизованный решает сам, но опция активный протест и несогласие – становится уделом крайне небольшого процента россиян, то есть маргинальной.
Много пишут, что ковид повлиял на апатичную нормализацию высокой смертности в российского общества: это, безусловно, так, однако и до него ситуация была схожей. Пандемия лишь усилила действия тех атомизирующих процессов, которые проявлялись и до него.
Вывод, который могут сделать кураторы внутренней политики сейчас: первичная социология получена под воздействием шока, а потенциал сопротивления общества преувеличивать не стоит. Соответственно, и мобилизационные мероприятия можно и нужно продолжать. А для того, чтобы не провоцировать роста протеста, – не стоит закрывать выезд из страны. Те, кто не хочет служить – уедут или уклоняться. Лукавые стратегии ухода применять можно, а протестовать нельзя.
Но это обманчивая точка зрения: социум рано или поздно пробудиться и это приведет к неконтролируемы м процессам. Предпосылки или, как говорят военные, разведпризнаки этого есть и сейчас (попытки поджога военкоматов, зданий администраций в регионах и т.д.). Это более красноречивые факты, чем данные соцопросов.