"Власти, точно очнувшись от глубокого сна, начали несколько больше прислушиваться к указаниям и предложениям Санитарного ведомства (трибунала), стали выполнять его постановления, требуемые секвестры и карантины... Последний также беспрестанно требовал денег на покрытие все возраставших ежедневных расходов на лазарет и на всякие другие виды обслуживания и требовал их от декурионов, пока не будет решено (кажется, это так никогда и не было решено, а установились само собой), касаются ли эти расходы города или королевской казны... Декурионы старались добывать деньги займами и налогами... А дни великих бедствий были еще впереди." ("Обрученные" А.Мандзони, описание эпидемии чумы в Милане в XVII в.)

Постиндустриальные страны создают неограниченные богатства, развивая потенциал своих граждан. Индустриальные – истощая собственные природные и людские ресурсы, производят товары, относительная ценность которых, как и потребность в них, в мире постоянно снижаются (Владислав Иноземцев, 2001 г.). Автор знаменитой концепции «Постиндустриального общества» (1973 г.) Даниел Белл приводит интересный пример. Где, расположены самые большие в мире запасы меди? В Чили, Зимбабве? Возможно, они под фундаментами Нью-Йорка. Речь о тоннах медного провода, которые вытеснило оптико-волокно, а затем сотовая и IT-связь. Относительно нефти Белл думал примерно также: рано или поздно она будет заменена альтернативными видами энергии.

Российская Империя является частью страны, издавна именуемой Скифией, каковым словом «Скифы» и сегодня называют Татар, которые были некогда сеньорами России, и великие герцоги владели ею как вассалы Татар, зовущихся Крым. Эти Русские, с некоторых пор, после того, как сбросили иго Татар, и Христианский мир получил от них некоторое представление, стали называться Московитами, по имени столичного города Москва, обладание которым дает герцогский титул, но не первый в стране. Ибо некогда государь именовался Великим герцогом Владимирским и поныне продолжает именовать себя Великим герцогом Владимирским и Московским. Таким образом, не только мы, удаленные от них, но и ближайшие соседи впадают в ошибку, именуя их Московитами, а не Русскими (Ж. Маржарет, «Состояние российской империи», нач. XVII в.).

Необходимость четкого разделения охваченных чумой регионов и городов на участки, однозначно определяя, когда, в какие часы, и каким образом население может покидать их территорию, как должны вести себя дома, чем питаться, каких контактов избегать, и подчеркивается, что люди обязаны обеспечивать доступ в свои жилища инспекторам, контролирующим тот, или иной участок. Нет, это не региональные законы в коронавирусной России. Это нормативные акты Европейских государство XVI-XVII вв. Обобщенные М. Фуко в своих лекциях в «Коллеж де Франс». Следим за губернаторами и главами регионов. Некоторым такие трактаты Нового времени весьма по душе.

Чумной бунт в Севастополе в 1830 г. Постоянно продлявшийся карантин среди здоровых жителей вызвал возмущение, а затем, и бунт жителей слободы и матросов. Население обвиняло интендантов и местные власти в коррупции. Указывалось, что карантинные меры выгодны только местным чиновникам. Бунт был жестко подавлен, к обвинению привлекли несколько тысяч людей, а семеро были казнены. Причины волнений в очевидном перегибе на местах.
Сегодняшние реалии другие. Социальное недовольство во Владикавказе – это реалии «экстренной» федерализации. К ней не готовы ни центр, ни регионы. На Кавказе люди свободолюбивые и Битарову придется сложно. Жители хотят поддержки от государства и смягчение ограничительных мер. Коронавирус обнажает внутриэлитные конфликты.Часть ОМОНовцев отказались применять силу. Глава республики уже мягко попытался переложить ответственность на центр («Не я придумал эту политику»). Битаров в цугцванге и выбирает из худших вариантов. Простым исполнителем воли центра в глазах жителей национальной республики ему выглядеть тоже не хотелось, но пришлось. Можно было сказать: "ограничительные меры - это мировая практика" и избыточного напряжения в отношениях с центром можно было бы избежать.

"Далее предстояло убедить губернатора в том, что, согласно нерушимо действующим законам и обычаям, издержки по чуме должны ложиться на казну: так, в чумную эпидемию 1576г. губернатор маркиз Айямонте не только прекратил взимание всех казенных налогов, но даже дал городу субсидию в сорок тысяч скуди из той же казны. Наконец, поручено было просить губернатора: чтобы он прекратил взимание налогов, как было сделано в тот раз; чтобы казна отпустила денег; чтобы губернатор поставил в известность короля о бедствиях города и провинции. Губернатор ответил на это посланием, где высказал свое соболезнование и новые увещания. Время сейчас такое, что требует расходов, не щадя средств, и уменья изворачиваться на все лады. Что же касается высказанных требований, он готов озаботиться наилучшим способом, насколько позволит момент и насущные нужды. И внизу каракули…столь же четкие, как и его обещания". ("Обрученные" А.Мандзони, описание эпидемии чумы в Милане в XVII в.). В XXI в. информация доходит до руководства страны минуя губернаторов, возможности для маневра у последних ограничены, но изворотливости… Ждем достойных примеров?

Идея государственного здравоохранения оформилась как попытка искоренить «патологии» среди населения. Европейские государства в Новое время признали ответственность за плохие условия жизни (канализация, водоснабжение, регулирование работы скотобоен, стандарты производства питания и т.д.). Следствием стала биомедицинская модель здоровья:

1.Причиной болезни является идентифицируемый переносчик. Для сохранения здоровья нужно изолировать больного и устранить причину болезни.
2.Пациент – больное тело, а его личность рассматривается отдельно. Акцент на лечении болезни, а не на благополучии личности.
3.Единственными экспертами являются квалифицированные медицинские специалисты.

В современную эпоху модель стала объектом критики. Важным для лечения является мнение самого пациента и его опыт. Пациент - цельная личность и его общее самочувствие (эмоциональное, ментальное, финансовое и т.д.) не менее важно, чем, физическое здоровье.

Коронавирус сформировал конфликт между: здоровьем индивида и его социально-экономическим благополучием. С одной стороны, социальная/личностная безопасность, а с другой, экономическая̆ дееспособность и эффективность.

Двойной шок – нефтяной и карантинно-коронавирусный – неизбежно приведёт к реформам в России. Так всегда было при всех нефтяных шоках в стране (1990, 1998, 2008 и 2015). А этот кризис, повторюсь, вдвойне тяжёлый, осложнённый искусственной остановкой почти всей сферы услуг (в которой занято 70% населения).
Все четыре предыдущие нефтяных шока выдвигали в стране на первый план «партию либералов и миротворцев». Посмотрим, сохранится ли эта «историческая колея».

Акцент государства на экспорте нефти препятствует демократизации. К такому выводу пришел американский политолог М.Л. Росс, изучив статданные по 113 странам за период с 1971 г. по 1997 гг. Правительства богатых нефтью стран используют поступления в казну для снижения социальной напряженности, которая, в противном случае, могла бы обернуться требованиями о большей подотчетности власти перед обществом. Нефтяные доходы позволяют государству увеличить «попечительские» социальные расходы, снижая тем самым актуальность требований демократизации. Поток «нефтяных» долларов способен снизить стимулы к модернизации. Что происходит с такими государствами и их социальной политикой в условиях низких мировых цен на нефть и так всем понятно.

В СССР начало разработки богатейших месторождений в Западной Сибири и выход страны на первое место в мире по добыче нефти совпали с благоприятной конъюнктурой цен на рынки нефти. Добыча увеличилась с 350 млн т (1970 г.) до 660 млн т (1980 г.). Начавшееся в 1970-е гг. постепенное, а затем и резкое увеличение привело к тому, что уровень цен к 1981 г. превысил отметку конца 1960-х гг. почти в 20 раз. Сложилась обстановка эйфории и притока нефтедолларов. Генсек ЦК КПСС Л.И. Брежнев заявил на XXVI съезде КПСС (февраль 1981 г.): Советский Союз «…готов к решению самых больших и сложных проблем». Вот так!

Черно-белая однообразность, убогие "дома-гармошки", режим «работа-дом», скудное пропитание, голод, партийные собрания и доносительство соседей. Герои книги американской журналистки Б. Демик северные корейцы, которым удалось сбежать из «страны утренней свежести»...

Коронавирус безжалостно обнажает проблемы регионального управления. Слабые губернаторы опасаются обострения внутриэлитных конфликтов, потери управляемости и отставок.
Внутриэлитное противостояние в Северной Осетии, информационные атаки на губернатора Краснодарского края – веские аргументы в пользу вероятности обострения внутриэлитных конфликтов.
Публичные апелляции к военному времени (руководители Томской, Костромской области, Башкирии и др.) используются как предупреждение контрэлитам и оппозиции. Основной посыл: недопустимо расшатывать ситуацию. "Нужно" ввести мораторий на критику исполнительной власти в регионах. Фактически, административные элиты добиваются дальнейшего ослабления общественного контроля, что, чревато, коррупцией и волюнтаризмом.
Впрочем, такие месседжи могут рассматриваться контрэлитами и носителями социального недовольства как слабость региональной власти и неспособность контролировать информационное поле. Целесообразность подобных вербальных интервенций более чем сомнительна. Может дать обратный эффект. https://prmira.ru/news/gubernator-tomskoj-oblasti-prigrozil-lyudyam-za-kritiku-vlasti-gosudarstvo-znaet-vashi-familii-i-adr/

В статье «Снежная Венесуэла» (2005 г.) У. Томпсон отмечает растущую в России «тенденцию использовать нефтяные деньги для укрепления режима посредством урезания налогов и поднятия зарплат и пенсий. Эти же деньги используются для умиротворения общественного протеста там, где он возникает». Где же тот 2005 г.? Много поменялось, но выводы актуальны.

Государственная собственность, говорит Томпсон, а не ресурсное проклятие как таковое, - корень хронической слабости экономики, занимающейся экспортом сырья. Национализированная промышленность менее эффективна и прозрачна, кроме того она сильнее подвержена политическому вмешательству. Ресурсное проклятие («голландская болезнь») вполне может оказаться проклятием государственной собственности.

«Посткоронавирусный мир», «крах капитализма», «беспрецедентный вызов». Жак Аттали описывает путь. «К 2050 г. промышленная продукция массового производства позволит каждому отслеживать степень соответствия себя нормам и правилам – появятся самонаблюдатчики. Наблюдение станет мобильным и автономным. Все захотят обновлять эти устройства: страх перед деградацией и невежеством, растущая непосредственность в отношениях, недоверие медицине и образованию создадут новые рынки многочисленных устройств» («Краткая история будущего, 2006 г.).

Сегодня, наряду со страхом перед будущим и непоследовательными действиями государства, наблюдается еще одна тенденция. Растущая локализация ограничительных мер – регионы, города, индивиды. Ограничительные меры оказываются действенными (или нет) благодаря людям, которые их соблюдают (или не соблюдают).

Самоконтроль станет обязательным, а вместе с ним вырастет запрос на самнаблюдатчики (подкожные микрочипы, измеряющие уровень холестерина, давление и температуру; нанотрубки, которые можно вводить в кровь; устройства для самоконтроля знаний в образовании и т.д.). Впрочем, излишнее администрирование государства может создать основу для чипированного общества, а это уже другой вызов.

Властитель в любом случае оказывается зависим от других. Чем больше аккумулированные им владения, тем больше он зависит от других. Растет социальная сила зависимых людей. Между ними идет конкурентная борьба за распределяемые Властителем ресурсы.

Если на предшествующей фазе борьба была свободной и открытой, то теперь она зависит от того, насколько Властитель испытывает потребность в том или ином зависимом. Норберт Элиас, несомненно, описывает актуальную конфигурацию власти.

Коронавирус принес потери всем, более сильные зависимые (элиты) захотят компенсировать за счет более слабых. В чем их сила? В доступе к Первому. Собственно, все.