Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Американский политолог Э. Бэнфилд в своей книге «Моральные основы отсталого общества» (1958 г.) хорошо показал риски атомизации и деградации социума. Русскоязычный перевод «отсталое общество» не совсем точен: оригинальный вариант «backward society» более выразителен. Не - отсталое общество, а - движущееся назад, устремленное в прошлое. По сути, ретротопия.
Бэнфилд написал этот текст на основе эмпирического материала, полученного на юге Италии в середине 1950-х гг. Юг этой страны значительно отставал в экономическом и культурном плане (и сейчас отстает) от севера. Тогда, в первые послевоенные десятилетия, отчетливо сказывались и «плоды» правления диктатора Муссолини, и результаты поражения во Второй мировой войне, а также негативные эффекты от доминирования в этих локациях мафиозных структур. Разочарование в имперском мифе больно ударило по итальянскому обществу, а последствия такой политики преодолевались очень долго.
Исследование Бэнфилда выявило высокий уровень атомизации в обществе, сосредоточенность жителей на своих семьях и желании получить максимальный доход здесь и сейчас. Была зафиксирована гражданская пассивность, неготовность к стратегическому планированию, а также недоверие к государству и политической сфере в принципе. Глубинные интервью с жителями итальянской глубинки выявили еще и снижающееся значение образования. «Зачем учиться? Ведь для работы в поле это не помогает», - искренне вопрошали респонденты.
Перспективы преодоления ретротопийной деградации Бэнфилд видел в развитии горизонтальных связей, гражданской взаимопомощи и расширении сети общественных организаций, позволяющих гражданам выражать свою позицию и действовать. Очевидно, что выводы Бэнфилда актуальны не только для ретротопийного итальянского юга, который сейчас, спустя 60-70 лет, научился совмещать любовь к традициям и старине с модернизацией и гражданской активностью.
Российский социум также остается ретротопийным, конформистским и согласным с доминированием государства. При этом опросы показывают, что от доминирования государства во всех сферах значительный сегмент граждан уже отчаялся получить какие-то материальные преференции, но многие по-прежнему надеется на них.
Установки на традиционность и духовность в нашем социуме постепенно, но достаточно настойчиво вытесняют логичный для современных обществ запрос на модернизацию и развитие эффективных социальных практик и технологий. Стилистика позиционирования советских «брендов» и возвращения к ним – это в чистом виде ретротопия, однако мечты о «золотом веке» российской государственности зачастую оказываются симулякром, реализация которого не вызывает ожидаемого восторга.
История Италии второй половины ХХ века показывает, что ретротопия и отсталость периферийного Юга сосуществует с развитием Севера, в котором есть место и модернизации, и прогрессу, и развитию самобытной культуры. В России также следует ждать дальнейшего технологичного, социокультурного и экономического разрыва между Центром и периферией, однако усиление ретропийности в любом случае будет возрастать. По сути, сейчас ретропийность – это значимый инструмент усиления лоялизации и конформизма в социуме. Более того, ретропийность и подчеркивание всего традиционного – это логичный и, по сути, единственно возможный алгоритм идеологического позиционирования власти в условиях санкций, которые очень жестко ограничивают перспективы модернизации.
Однако оборотной стороной навязывания ретротопийности будет полная гражданская пассивность, атомизация и экономическая неэффективность, преодолеть которую в рамках текущей конфигурации власти не представляется возможным. Впрочем, такое состояние глубинного российского народа, похоже, устраивает правящий класс. Периферия российского социума и государства рискует стать гиперпериферией и обширным географическим балластом, внимание к которому и финансирование которого будет осуществляться по остаточному принципу.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Американский политолог Э. Бэнфилд в своей книге «Моральные основы отсталого общества» (1958 г.) хорошо показал риски атомизации и деградации социума. Русскоязычный перевод «отсталое общество» не совсем точен: оригинальный вариант «backward society» более выразителен. Не - отсталое общество, а - движущееся назад, устремленное в прошлое. По сути, ретротопия.
Бэнфилд написал этот текст на основе эмпирического материала, полученного на юге Италии в середине 1950-х гг. Юг этой страны значительно отставал в экономическом и культурном плане (и сейчас отстает) от севера. Тогда, в первые послевоенные десятилетия, отчетливо сказывались и «плоды» правления диктатора Муссолини, и результаты поражения во Второй мировой войне, а также негативные эффекты от доминирования в этих локациях мафиозных структур. Разочарование в имперском мифе больно ударило по итальянскому обществу, а последствия такой политики преодолевались очень долго.
Исследование Бэнфилда выявило высокий уровень атомизации в обществе, сосредоточенность жителей на своих семьях и желании получить максимальный доход здесь и сейчас. Была зафиксирована гражданская пассивность, неготовность к стратегическому планированию, а также недоверие к государству и политической сфере в принципе. Глубинные интервью с жителями итальянской глубинки выявили еще и снижающееся значение образования. «Зачем учиться? Ведь для работы в поле это не помогает», - искренне вопрошали респонденты.
Перспективы преодоления ретротопийной деградации Бэнфилд видел в развитии горизонтальных связей, гражданской взаимопомощи и расширении сети общественных организаций, позволяющих гражданам выражать свою позицию и действовать. Очевидно, что выводы Бэнфилда актуальны не только для ретротопийного итальянского юга, который сейчас, спустя 60-70 лет, научился совмещать любовь к традициям и старине с модернизацией и гражданской активностью.
Российский социум также остается ретротопийным, конформистским и согласным с доминированием государства. При этом опросы показывают, что от доминирования государства во всех сферах значительный сегмент граждан уже отчаялся получить какие-то материальные преференции, но многие по-прежнему надеется на них.
Установки на традиционность и духовность в нашем социуме постепенно, но достаточно настойчиво вытесняют логичный для современных обществ запрос на модернизацию и развитие эффективных социальных практик и технологий. Стилистика позиционирования советских «брендов» и возвращения к ним – это в чистом виде ретротопия, однако мечты о «золотом веке» российской государственности зачастую оказываются симулякром, реализация которого не вызывает ожидаемого восторга.
История Италии второй половины ХХ века показывает, что ретротопия и отсталость периферийного Юга сосуществует с развитием Севера, в котором есть место и модернизации, и прогрессу, и развитию самобытной культуры. В России также следует ждать дальнейшего технологичного, социокультурного и экономического разрыва между Центром и периферией, однако усиление ретропийности в любом случае будет возрастать. По сути, сейчас ретропийность – это значимый инструмент усиления лоялизации и конформизма в социуме. Более того, ретропийность и подчеркивание всего традиционного – это логичный и, по сути, единственно возможный алгоритм идеологического позиционирования власти в условиях санкций, которые очень жестко ограничивают перспективы модернизации.
Однако оборотной стороной навязывания ретротопийности будет полная гражданская пассивность, атомизация и экономическая неэффективность, преодолеть которую в рамках текущей конфигурации власти не представляется возможным. Впрочем, такое состояние глубинного российского народа, похоже, устраивает правящий класс. Периферия российского социума и государства рискует стать гиперпериферией и обширным географическим балластом, внимание к которому и финансирование которого будет осуществляться по остаточному принципу.
Факторы фокусировки: СВО VS Ковид
Власти Москвы заявляют о необходимости ношения масок и антиковидной вакцинации. Очевидно, что коронавирусная тема в ближайшие несколько недель начнет возвращаться в общественное сознание всей страны и потеснит в ней спецоперационный контекст, от которого общество во многом устало.
Тем не менее, из-за ковида геополитическая конфронтация не уменьшится, а сама она уже развивается по собственной, самовоспроизводящейся логике. Социология показывает, что ковид, который приходит почти в каждый дом, россияне бояться больше чем спецоперации и конфронтации с Западом, которая для абсолютного большинства россиян не представляет угроз жизни с точки зрения повседневных жизни и является чем-то фоновым.
При этом, конечно же, полное вытеснения ковидом спецоперационной повестки невозможно, следовательно, вероятен риск наложения нескольких неблагоприятных факторов: спецоперации, геополитической конфронтации и ковида.
Это будет серьезный стресс-тест для общества, особенно если учесть неблагоприятную экономическую конъюнктуру и сложности, например, у промышленников, которые чреваты ростом скрытой и открытой безработицы уже этой осенью и дальнейшим сокращением доходов значительной части россиян. Анализ предыдущих кризисов показывает, что падение роста доходов общества ведет к значительному увеличению проявлений социальной аномии (алкоголизм, наркомания, бытовые конфликты, разводы, суициды и т.д.).
При этом вряд ли можно уверенно прогнозировать резкий рост протестных настроений. Пока работает следующая закономерность: чем общество слабее, тем оно податливее и послушнее. Тем не менее, мультипликация таких мощных факторов как ковид и геополитическая конфронтация работает на увеличение различных вариантов развития событий, нарастание общей неопределенности и сокращение возможности мягко и эффективно управлять ситуацией.
Власти Москвы заявляют о необходимости ношения масок и антиковидной вакцинации. Очевидно, что коронавирусная тема в ближайшие несколько недель начнет возвращаться в общественное сознание всей страны и потеснит в ней спецоперационный контекст, от которого общество во многом устало.
Тем не менее, из-за ковида геополитическая конфронтация не уменьшится, а сама она уже развивается по собственной, самовоспроизводящейся логике. Социология показывает, что ковид, который приходит почти в каждый дом, россияне бояться больше чем спецоперации и конфронтации с Западом, которая для абсолютного большинства россиян не представляет угроз жизни с точки зрения повседневных жизни и является чем-то фоновым.
При этом, конечно же, полное вытеснения ковидом спецоперационной повестки невозможно, следовательно, вероятен риск наложения нескольких неблагоприятных факторов: спецоперации, геополитической конфронтации и ковида.
Это будет серьезный стресс-тест для общества, особенно если учесть неблагоприятную экономическую конъюнктуру и сложности, например, у промышленников, которые чреваты ростом скрытой и открытой безработицы уже этой осенью и дальнейшим сокращением доходов значительной части россиян. Анализ предыдущих кризисов показывает, что падение роста доходов общества ведет к значительному увеличению проявлений социальной аномии (алкоголизм, наркомания, бытовые конфликты, разводы, суициды и т.д.).
При этом вряд ли можно уверенно прогнозировать резкий рост протестных настроений. Пока работает следующая закономерность: чем общество слабее, тем оно податливее и послушнее. Тем не менее, мультипликация таких мощных факторов как ковид и геополитическая конфронтация работает на увеличение различных вариантов развития событий, нарастание общей неопределенности и сокращение возможности мягко и эффективно управлять ситуацией.
Губернаторы в режиме социологического благополучия & дистанцирования
В период пандемии федеральный центр предпочел делегировать губернаторам дополнительные полномочия, что означало для них повышенную ответственность в сложные времена, однако сейчас ситуация несколько отличается.
Публичной критики в адрес губернаторов в регионах стало заметно меньше, общество готово терпеть сложности, которые вызваны геополитическими и прочими факторами. Соответственно, роль губернаторов как губок, которые впитывают в себя социальный негатив сейчас менее актуальна.
От губернаторов требуется умение находить ресурсы, необходимые для продолжения спецоперации, в том числе и за счет поиска добровольцев и создания региональных батальонов. От губернаторов также требуют, чтобы они эффективно отрабатывали патриотическую повестку и обеспечивали социальное спокойствие в регионах.
Логично, что в этих условиях губернаторы и главы нацреспублик меньше внимания уделяют локальным проблемам и региональной периферии. Почти все локальные проблемы перекинуты на муниципальный уровень, который объективно имеет мало возможностей их решать.
Характерно, что придворные социологи, а также некоторые более серьезные ведомства, регулярно докладывают руководителям регионов об их высоком рейтинге. Цифры, указанные в этих отчетах, отличаются от того, что публикуется социологическими службами, но чаще всего также выглядят для губернаторов благостно.
Губернаторам сейчас важнее отчитаться о реализации патриотической повестки, проведении соответствующих мероприятий, чем решать локальные проблемы граждан или заниматься социальной политикой.
Получается парадоксальная ситуация. С одной стороны, патриотический консенсус общества и власти, а с другой, возрастание дистанции и отчуждения общества от региональной власти. Центр не одобряет планы губернаторов вывести себя из-под очагов социальной критики, однако сейчас для этого создаются отчетливые предпосылки.
Губернаторы в среднесрочной перспективе воспользуются этой ситуацией для того, чтобы снизить свою зависимость от общественного мнения, стать более тефлоновыми и менее эффективными с точки зрения решения локальных и региональных проблем. Стратегия дистанцирования региональной власти от необходимости решения социально-экономических проблем, которых становится все больше, видится в перспективе этого и следующего года как наиболее вероятная.
В период пандемии федеральный центр предпочел делегировать губернаторам дополнительные полномочия, что означало для них повышенную ответственность в сложные времена, однако сейчас ситуация несколько отличается.
Публичной критики в адрес губернаторов в регионах стало заметно меньше, общество готово терпеть сложности, которые вызваны геополитическими и прочими факторами. Соответственно, роль губернаторов как губок, которые впитывают в себя социальный негатив сейчас менее актуальна.
От губернаторов требуется умение находить ресурсы, необходимые для продолжения спецоперации, в том числе и за счет поиска добровольцев и создания региональных батальонов. От губернаторов также требуют, чтобы они эффективно отрабатывали патриотическую повестку и обеспечивали социальное спокойствие в регионах.
Логично, что в этих условиях губернаторы и главы нацреспублик меньше внимания уделяют локальным проблемам и региональной периферии. Почти все локальные проблемы перекинуты на муниципальный уровень, который объективно имеет мало возможностей их решать.
Характерно, что придворные социологи, а также некоторые более серьезные ведомства, регулярно докладывают руководителям регионов об их высоком рейтинге. Цифры, указанные в этих отчетах, отличаются от того, что публикуется социологическими службами, но чаще всего также выглядят для губернаторов благостно.
Губернаторам сейчас важнее отчитаться о реализации патриотической повестки, проведении соответствующих мероприятий, чем решать локальные проблемы граждан или заниматься социальной политикой.
Получается парадоксальная ситуация. С одной стороны, патриотический консенсус общества и власти, а с другой, возрастание дистанции и отчуждения общества от региональной власти. Центр не одобряет планы губернаторов вывести себя из-под очагов социальной критики, однако сейчас для этого создаются отчетливые предпосылки.
Губернаторы в среднесрочной перспективе воспользуются этой ситуацией для того, чтобы снизить свою зависимость от общественного мнения, стать более тефлоновыми и менее эффективными с точки зрения решения локальных и региональных проблем. Стратегия дистанцирования региональной власти от необходимости решения социально-экономических проблем, которых становится все больше, видится в перспективе этого и следующего года как наиболее вероятная.
Пульс & Энергия альтернативного Русского мира
Официальному проекту расширения русского мира за счет территорий Украины реальность противопоставляет альтернативный и самоорганизующийся русский мир, который состоит преимущественно из образованных и успешных россиян, продолжающих покидать страну. По итогам этого года зафиксированный отток, скорее всего, станет рекордным за все постсоветские годы.
Речь не только про айтишников и оппозицию, которая превращается в диссидентов, но и про широкие массы людей, испытывающие социальное недовольство и несогласие с курсом, который обозначило руководство страны.
Очевидно, что закрывать границы и насильно удерживать в России этих людей никто не собирается. Для власти их отток в какой-то степени выгоден, так как позволяет уменьшить социальный протест, а также усилить лоялизм и подданическое послушание внутри российского общества.
Многие критично оценивают этот альтернативный русский мир и диссидентов, которые пытаются его консолидировать, сформировать смыслы, идеологию и стратегию. Многие смеются над идеологией «хороших русских» и она, действительно, далека от качественно сформированных концептов.
Тем не менее нужно признать, что этот альтернативный русский мир в Европе, Северной Америке и даже Грузии и Армении сейчас наполняется качественным человеческим капиталом и энергией действия, который будет иметь значение с точки зрения дальнейшей судьбы России.
Так будет происходит хотя бы в силу количественного фактора: переезд на Запад интеллектуалов, высококвалифицированных специалистов, творческой интеллигенции, журналистов и даже спортсменов окажет свой эффект.
Эти люди, рано или поздно, начнут самоорганизовываться и все активнее влиять на интеллектуальную и социокультурную жизнь внутри России. Одна из задач действующей власти будет направлена на минимизацию этого влияния, однако решение этой задачи с помощью мягких инструментов становится все более сложной, а с помощью жесткой – все более неудобным.
И, тем не менее, вполне возможно, что в ближайшие годы власти решаться на то, чтобы стигматизировать уехавших из страны россиян и объявить их пятой колонной. Глубинный народ это поддержит, но с точки зрения перспектив социально-экономического развития страны это будет нежелательной траекторией.
Официальному проекту расширения русского мира за счет территорий Украины реальность противопоставляет альтернативный и самоорганизующийся русский мир, который состоит преимущественно из образованных и успешных россиян, продолжающих покидать страну. По итогам этого года зафиксированный отток, скорее всего, станет рекордным за все постсоветские годы.
Речь не только про айтишников и оппозицию, которая превращается в диссидентов, но и про широкие массы людей, испытывающие социальное недовольство и несогласие с курсом, который обозначило руководство страны.
Очевидно, что закрывать границы и насильно удерживать в России этих людей никто не собирается. Для власти их отток в какой-то степени выгоден, так как позволяет уменьшить социальный протест, а также усилить лоялизм и подданическое послушание внутри российского общества.
Многие критично оценивают этот альтернативный русский мир и диссидентов, которые пытаются его консолидировать, сформировать смыслы, идеологию и стратегию. Многие смеются над идеологией «хороших русских» и она, действительно, далека от качественно сформированных концептов.
Тем не менее нужно признать, что этот альтернативный русский мир в Европе, Северной Америке и даже Грузии и Армении сейчас наполняется качественным человеческим капиталом и энергией действия, который будет иметь значение с точки зрения дальнейшей судьбы России.
Так будет происходит хотя бы в силу количественного фактора: переезд на Запад интеллектуалов, высококвалифицированных специалистов, творческой интеллигенции, журналистов и даже спортсменов окажет свой эффект.
Эти люди, рано или поздно, начнут самоорганизовываться и все активнее влиять на интеллектуальную и социокультурную жизнь внутри России. Одна из задач действующей власти будет направлена на минимизацию этого влияния, однако решение этой задачи с помощью мягких инструментов становится все более сложной, а с помощью жесткой – все более неудобным.
И, тем не менее, вполне возможно, что в ближайшие годы власти решаться на то, чтобы стигматизировать уехавших из страны россиян и объявить их пятой колонной. Глубинный народ это поддержит, но с точки зрения перспектив социально-экономического развития страны это будет нежелательной траекторией.
Социальные запросы & Прагматика власти
Запрос на усиление адресной социальной поддержки в обществе нарастает, но ожидать повышенной готовности его удовлетворять со стороны власти не стоит.
Ковидный 2020-й и прошлый годы характеризовались единовременными выплатами (т.н. детские). В 2021 г. их многие связали с думскими выборами, а в этом году никаких федеральных выборов нет.
При этом многочисленные исследования показывают, что с точки зрения трат для российских семей значимым является август (подготовка детей к школе, необходимость подготовки к зиме). Высокая динамика закредитованности и пульс экономического самочувствия демонстрирует негативные тенденции, однако, похоже, власти не рассматривают их как критичные.
Единовременные выплаты гражданам и сейчас остаются эффективным инструментом с краткосрочным действием, который способен снизить уровень социального недовольства, однако вряд ли он будет использован в ближайшие месяцы.
Социальное недовольство чаще всего испытывают образованные жители столиц и мегаполисов, для которых никакие единовременные выплаты не способны поменять базовый настрой. Для остальных россиян, в том числе и так называемого глубинного народа нынешние экономические сложности являются чем-то привычным. К тому же эта преобладающий в количественном отношении часть общества больше охвачена патриотическими и лоялистскими настроениями.
Сейчас много говорят о карточках, продуктовых наборах и практике социального контракта, которая призвана оказывать адресную помощь бедным россиянам. Однако, скорее всего, власти займут выжидательную тактику и будут применять экстраординарные меры только в случае острой необходимости. Практика социального контракта применяется уже несколько лет, а эффект от нее в основном заметен в отчетах региональных администраций федеральному центру.
Пока же, несмотря на продолжающиеся экономические ухудшения, общественно-политических рисков не так много, однако определяющей в этой конфигурации факторов будет спецоперация в Украине и восприятие ее итогов в обществе.
Запрос на усиление адресной социальной поддержки в обществе нарастает, но ожидать повышенной готовности его удовлетворять со стороны власти не стоит.
Ковидный 2020-й и прошлый годы характеризовались единовременными выплатами (т.н. детские). В 2021 г. их многие связали с думскими выборами, а в этом году никаких федеральных выборов нет.
При этом многочисленные исследования показывают, что с точки зрения трат для российских семей значимым является август (подготовка детей к школе, необходимость подготовки к зиме). Высокая динамика закредитованности и пульс экономического самочувствия демонстрирует негативные тенденции, однако, похоже, власти не рассматривают их как критичные.
Единовременные выплаты гражданам и сейчас остаются эффективным инструментом с краткосрочным действием, который способен снизить уровень социального недовольства, однако вряд ли он будет использован в ближайшие месяцы.
Социальное недовольство чаще всего испытывают образованные жители столиц и мегаполисов, для которых никакие единовременные выплаты не способны поменять базовый настрой. Для остальных россиян, в том числе и так называемого глубинного народа нынешние экономические сложности являются чем-то привычным. К тому же эта преобладающий в количественном отношении часть общества больше охвачена патриотическими и лоялистскими настроениями.
Сейчас много говорят о карточках, продуктовых наборах и практике социального контракта, которая призвана оказывать адресную помощь бедным россиянам. Однако, скорее всего, власти займут выжидательную тактику и будут применять экстраординарные меры только в случае острой необходимости. Практика социального контракта применяется уже несколько лет, а эффект от нее в основном заметен в отчетах региональных администраций федеральному центру.
Пока же, несмотря на продолжающиеся экономические ухудшения, общественно-политических рисков не так много, однако определяющей в этой конфигурации факторов будет спецоперация в Украине и восприятие ее итогов в обществе.
Индийская траектория: средний класс как симулякр
Россия рискует стать страной без среднего класса, а сама формулировка превратится в удобный для условного Росстата им. Д. Оруэлла статистический симулякр. Исследование РИА-Новости: среднее значение доли семей, которых можно отнести к среднему классу, по регионам составляет 8,1%.
Показательно, что авторы исследования подошли с разными критериями к оценке доходов, позволяющих относить граждан к среднему классу в зависимости от регионах страны, что, учитывая разность в экономических доходах и образе жизни в столицах, мегаполисах и сельской местности или на Северном Кавказе – вполне логично. Иными словами, в масштабах всей федерации говорить о единых критериях среднего класса не представляется продуктивным с исследовательской точки зрения.
Краткие выводы исследования: в 11 регионах более 20% семей относится к среднему классу. При этом, в 60 регионах доля среднего класса не дотягивает даже до среднероссийского уровня в 11,5%. В 15 регионах доля среднего класса менее 5%, а в четырех регионах она ниже 3%. Не только в республиках Северного Кавказа доле среднего класса составляет 2-4%, но и, например, в Ивановской области, Алтайском крае и Севастополе.
В Москве и Санкт-Петербурге 21-24%, что также крайне далеко до Стокгольма, Хельсинки или Берлина и это заставляет с сомнением смотреть на разговоры о том, что российские столицы развиваются по европейской траектории.
Впрочем, в последнее время таких разговоров все меньше, хотя, например, архитектурный ансамбль центра Санкт-Петербурга не дает ему превратится в азиатский город с многоэтажными человейниками, как бы того не хотели застройщики, ресурсные группы влияния и другие акторы. Впрочем, окраина Северной столицы также уплотняется человейникизированным образом.
Средний класс не является политическим субьектом России, а его социально-экономический и культурный потенциал стремительно подрывается. Это устойчивый тренд последних десяти лет.
Российская социальность больше похоже на Индию, где 10-15% населения живут очень хорошо и хорошо – остальные в бедности и дремучести. Но там, как известно, неформальное влияние каст сохраняется, а в России, похоже, создаются предпосылки для сословности, которая будет структурироваться вокруг концепта «служения государству».
Россия рискует стать страной без среднего класса, а сама формулировка превратится в удобный для условного Росстата им. Д. Оруэлла статистический симулякр. Исследование РИА-Новости: среднее значение доли семей, которых можно отнести к среднему классу, по регионам составляет 8,1%.
Показательно, что авторы исследования подошли с разными критериями к оценке доходов, позволяющих относить граждан к среднему классу в зависимости от регионах страны, что, учитывая разность в экономических доходах и образе жизни в столицах, мегаполисах и сельской местности или на Северном Кавказе – вполне логично. Иными словами, в масштабах всей федерации говорить о единых критериях среднего класса не представляется продуктивным с исследовательской точки зрения.
Краткие выводы исследования: в 11 регионах более 20% семей относится к среднему классу. При этом, в 60 регионах доля среднего класса не дотягивает даже до среднероссийского уровня в 11,5%. В 15 регионах доля среднего класса менее 5%, а в четырех регионах она ниже 3%. Не только в республиках Северного Кавказа доле среднего класса составляет 2-4%, но и, например, в Ивановской области, Алтайском крае и Севастополе.
В Москве и Санкт-Петербурге 21-24%, что также крайне далеко до Стокгольма, Хельсинки или Берлина и это заставляет с сомнением смотреть на разговоры о том, что российские столицы развиваются по европейской траектории.
Впрочем, в последнее время таких разговоров все меньше, хотя, например, архитектурный ансамбль центра Санкт-Петербурга не дает ему превратится в азиатский город с многоэтажными человейниками, как бы того не хотели застройщики, ресурсные группы влияния и другие акторы. Впрочем, окраина Северной столицы также уплотняется человейникизированным образом.
Средний класс не является политическим субьектом России, а его социально-экономический и культурный потенциал стремительно подрывается. Это устойчивый тренд последних десяти лет.
Российская социальность больше похоже на Индию, где 10-15% населения живут очень хорошо и хорошо – остальные в бедности и дремучести. Но там, как известно, неформальное влияние каст сохраняется, а в России, похоже, создаются предпосылки для сословности, которая будет структурироваться вокруг концепта «служения государству».
Ритмы & Амортизаторы социально-экономического кризиса
Пока государственная власть управляет ритмами текущего социально-экономического кризиса и это оказывает амортизирующий эффект на социальный негатив.
Мартовский алармизм во многом не подтвердился прежде всего по срокам ухудшения экономической ситуации в стране. Текущий анализ показывает, что ухудшение ситуации происходит, но плавно, без резких скачков. Это для правящего класса крайне важно и позволяет удерживать ситуацию на стабильном уровне.
Структурная перестройка экономики и масштабные сложности последних месяцев очевидны, однако эффект от их действия отложенный. В этих условиях государственная пропаганда активно продвигает тезис о том, что Россия адаптировалась к санкционному режиму, хотя, например, успехов в организации «параллельного импорта» не много. Пропаганда извлекла все возможные общественно-политические дивиденды из укрепившегося курса рубля, хотя реальных бенефициаров от такой ситуации в России практически нет.
Эмбарго на покупку нефти стран Запада вступит в действие в конце этого года, а пока логичным образом эти закупки даже увеличиваются, что благоприятно сказывается на экспортной выручке и государственном бюджете, хотя конечно же, в правительстве желают ослабления рубля по отношению к доллару.
Доходы абсолютного большинства россиян не растут уже девять лет, а за посткрымский, ковидный и нынешний кризис общество уже привыкло к режиму постепенного, но постоянного ухудшения ситуации.
В этих условиях потенциал дальнейшей конвертации темы спецоперации в реальный рост рейтингов власти ограничен, однако, по сути, другой повестки нет.
Для власти важно, чтобы общество как можно меньше чувствовало резких ухудшений, а бюджетники и патриотически настроенный сегмент активнее поддерживал власть от имени гражданского общества. В таком случае недовольное своим социально-экономическим положением большинство продолжит оставаться пассивным и молчаливым.
Пока государственная власть управляет ритмами текущего социально-экономического кризиса и это оказывает амортизирующий эффект на социальный негатив.
Мартовский алармизм во многом не подтвердился прежде всего по срокам ухудшения экономической ситуации в стране. Текущий анализ показывает, что ухудшение ситуации происходит, но плавно, без резких скачков. Это для правящего класса крайне важно и позволяет удерживать ситуацию на стабильном уровне.
Структурная перестройка экономики и масштабные сложности последних месяцев очевидны, однако эффект от их действия отложенный. В этих условиях государственная пропаганда активно продвигает тезис о том, что Россия адаптировалась к санкционному режиму, хотя, например, успехов в организации «параллельного импорта» не много. Пропаганда извлекла все возможные общественно-политические дивиденды из укрепившегося курса рубля, хотя реальных бенефициаров от такой ситуации в России практически нет.
Эмбарго на покупку нефти стран Запада вступит в действие в конце этого года, а пока логичным образом эти закупки даже увеличиваются, что благоприятно сказывается на экспортной выручке и государственном бюджете, хотя конечно же, в правительстве желают ослабления рубля по отношению к доллару.
Доходы абсолютного большинства россиян не растут уже девять лет, а за посткрымский, ковидный и нынешний кризис общество уже привыкло к режиму постепенного, но постоянного ухудшения ситуации.
В этих условиях потенциал дальнейшей конвертации темы спецоперации в реальный рост рейтингов власти ограничен, однако, по сути, другой повестки нет.
Для власти важно, чтобы общество как можно меньше чувствовало резких ухудшений, а бюджетники и патриотически настроенный сегмент активнее поддерживал власть от имени гражданского общества. В таком случае недовольное своим социально-экономическим положением большинство продолжит оставаться пассивным и молчаливым.
Феноменология аполитичного безучастия
Продолжающееся с конца марта снижение внимания общества к спецоперации в Украине говорит о постепенном возвращении российского социума в формат привычного для него аполитичного бытия.
В нынешней ситуации общество рассматривает свой аполитизм как способ дистанцирования и снятия с себя ответственности за происходящие процессы, который позволяет жить по принципу «нас это не касается».
Интенция на усиление политизации власти проявилась достаточно отчетливо, в том числе и за счет усиления патриотическо-воспитательной компоненты в школах и вузах, однако к тотальной тактике власти не переходят и прагматично оставляют возможности для проявления в массах стратегии аполитичного безучастия.
Рост аполитичности формирует дилемму для власти, ведь ее усиление работает на рост индифферентных настроений обывателей, а также снижение уровня патриотизма и роста социального недовольства.
Однако для власти это не является критичным: даже если рейтинг власти снизится на 10-20% ничего критичного не произойдет. Тем более, что снижение рейтинга чревато не столько ростом протестных настроений, сколько усилением все того же безразличного аполитизма и конформизма.
Потенциал для этого достаточно высок, а вот искусственное усиление патриотической мобилизации вряд ли будет иметь нужный эффект: пределы этого очевидны. Массированная патриотическая накачка остается в арсенале власти, но применять ее будут только в случае резкой актуализации социального недовольства и разочарования.
Продолжающееся с конца марта снижение внимания общества к спецоперации в Украине говорит о постепенном возвращении российского социума в формат привычного для него аполитичного бытия.
В нынешней ситуации общество рассматривает свой аполитизм как способ дистанцирования и снятия с себя ответственности за происходящие процессы, который позволяет жить по принципу «нас это не касается».
Интенция на усиление политизации власти проявилась достаточно отчетливо, в том числе и за счет усиления патриотическо-воспитательной компоненты в школах и вузах, однако к тотальной тактике власти не переходят и прагматично оставляют возможности для проявления в массах стратегии аполитичного безучастия.
Рост аполитичности формирует дилемму для власти, ведь ее усиление работает на рост индифферентных настроений обывателей, а также снижение уровня патриотизма и роста социального недовольства.
Однако для власти это не является критичным: даже если рейтинг власти снизится на 10-20% ничего критичного не произойдет. Тем более, что снижение рейтинга чревато не столько ростом протестных настроений, сколько усилением все того же безразличного аполитизма и конформизма.
Потенциал для этого достаточно высок, а вот искусственное усиление патриотической мобилизации вряд ли будет иметь нужный эффект: пределы этого очевидны. Массированная патриотическая накачка остается в арсенале власти, но применять ее будут только в случае резкой актуализации социального недовольства и разочарования.
Пресыщение насилием & Дисциплина молчания
Снижение фокуса общественного внимания к спецоперации в Украине, помимо всего прочего, объясняется еще и тем, что запрос на насилие со стороны части общества оказался удовлетворен с лихвой. В этом плане разумно было бы минимизировать трансляцию всех ужасов боевых действий для общества, а не подчеркивать их ради стремления запугать противника и решения прочих, тактических задач.
Базовые оценки социума по поводу сроков спецоперации характеризовались краткосрочными ожиданиями, а сейчас многие выражают мнение, что военные действия затянулись. В этом плане растет число тех, кто хочет скорейшего завершения спецоперации или, по крайней мере, заморозки конфликта.
При этом общая активность россиян в выражении своего мнения резко снижена: общество приучено, что молчат лучше, чем говорить. В этом плане общественные настроения будут оказывать минимальный эффект с точки зрения принятия стратегических решений в геополитике. По сути, общественное мнение в стране подменено пропагандой, в которой много резких и громких слов, но мало осмысленного содержания и стратегических смыслов.
В этом плане стратегия российских властей во многом остается реактивной, в зависимости от позиции Запада. Победить полностью коллективный Запад даже на уровне целеполагания никто не предлагает, а проактивной стратегии и образа будущего мироустройства не прослеживается. Про ШОС и БРИКС как столпы нового миропорядка говорят уже более десяти лет, но ситуация практически не меняется.
Однако главное в ином: общество не чувствует себя бенефициаром геополитических изменений, пусть даже и триумфальных, поэтому усиление общей индифферентности и отстраненности в вопросах священной войны против Запада продолжится.
Снижение фокуса общественного внимания к спецоперации в Украине, помимо всего прочего, объясняется еще и тем, что запрос на насилие со стороны части общества оказался удовлетворен с лихвой. В этом плане разумно было бы минимизировать трансляцию всех ужасов боевых действий для общества, а не подчеркивать их ради стремления запугать противника и решения прочих, тактических задач.
Базовые оценки социума по поводу сроков спецоперации характеризовались краткосрочными ожиданиями, а сейчас многие выражают мнение, что военные действия затянулись. В этом плане растет число тех, кто хочет скорейшего завершения спецоперации или, по крайней мере, заморозки конфликта.
При этом общая активность россиян в выражении своего мнения резко снижена: общество приучено, что молчат лучше, чем говорить. В этом плане общественные настроения будут оказывать минимальный эффект с точки зрения принятия стратегических решений в геополитике. По сути, общественное мнение в стране подменено пропагандой, в которой много резких и громких слов, но мало осмысленного содержания и стратегических смыслов.
В этом плане стратегия российских властей во многом остается реактивной, в зависимости от позиции Запада. Победить полностью коллективный Запад даже на уровне целеполагания никто не предлагает, а проактивной стратегии и образа будущего мироустройства не прослеживается. Про ШОС и БРИКС как столпы нового миропорядка говорят уже более десяти лет, но ситуация практически не меняется.
Однако главное в ином: общество не чувствует себя бенефициаром геополитических изменений, пусть даже и триумфальных, поэтому усиление общей индифферентности и отстраненности в вопросах священной войны против Запада продолжится.
Азербайджан пользуется моментом: Нагорно-Карабахская актуализация претензий
Азербайджан пользуется моментом и пытается в преддверии визита Р.Т. Эрдогана в Сочи продвинуться в решении вопросов, связанных с Нагорным Карабахом.
Обострение ситуации в этом регионе – дополнительный козырь для турецкого лидера: Армения готова пойти на частичные уступки, связанные с компромиссами по Лачинскому коридору или, по крайней мере, согласна обсуждать этот вопрос. А вот требование Баку о роспуске армии Нагорного Карабаха Ереван воспринимает как национальное унижение.
С высокой долей вероятности, на встрече Р.Т. Эрдогана с В. Путиным в Сочи будет обсуждать и Нагорный Карабах, и Сирия и, конечно же, Украина.
Эрдоган, учитывая громадную инфляцию и проблемы в турецкой экономике, также заинтересован в демонстрации достижений своему глубинному народу, однако не факт, что это будет Нагорный Карабах: договоренности с Россией по поводу Сирии в обмен на посредничество в вопросах Украины выглядят как более вероятные.
В этих условиях возможности сохранения статус-кво и выведение из-под удара Армении – значимы для России. Вряд ли Москва согласиться на существенные уступки, однако почувствовавший свои преимущества и благоприятную конъюнктуру Азербайджан вместе с Турции рано или поздно пойдет в наступление и будет усиливать давление. В этом случае новый политический кризис в Армении вполне вероятен: Москва, при неблагоприятных для себя раскладах, может пойти на уступки, так как это явно меньшее зло.
Субьектности Евросоюза и США в этом вопросе явно недостаточно, поэтому в Армении по-прежнему надеются на Москву, однако усиливается влияние тех сил в республике, которые связывают относительно благоприятное решение вопроса с позицией стран Запада, а не России.
Замороживать конфликт становится все сложнее, развилка сужается: либо удовлетворение интересов Азербайджана, либо новое, возрастающее давление на Армению.
Азербайджан пользуется моментом и пытается в преддверии визита Р.Т. Эрдогана в Сочи продвинуться в решении вопросов, связанных с Нагорным Карабахом.
Обострение ситуации в этом регионе – дополнительный козырь для турецкого лидера: Армения готова пойти на частичные уступки, связанные с компромиссами по Лачинскому коридору или, по крайней мере, согласна обсуждать этот вопрос. А вот требование Баку о роспуске армии Нагорного Карабаха Ереван воспринимает как национальное унижение.
С высокой долей вероятности, на встрече Р.Т. Эрдогана с В. Путиным в Сочи будет обсуждать и Нагорный Карабах, и Сирия и, конечно же, Украина.
Эрдоган, учитывая громадную инфляцию и проблемы в турецкой экономике, также заинтересован в демонстрации достижений своему глубинному народу, однако не факт, что это будет Нагорный Карабах: договоренности с Россией по поводу Сирии в обмен на посредничество в вопросах Украины выглядят как более вероятные.
В этих условиях возможности сохранения статус-кво и выведение из-под удара Армении – значимы для России. Вряд ли Москва согласиться на существенные уступки, однако почувствовавший свои преимущества и благоприятную конъюнктуру Азербайджан вместе с Турции рано или поздно пойдет в наступление и будет усиливать давление. В этом случае новый политический кризис в Армении вполне вероятен: Москва, при неблагоприятных для себя раскладах, может пойти на уступки, так как это явно меньшее зло.
Субьектности Евросоюза и США в этом вопросе явно недостаточно, поэтому в Армении по-прежнему надеются на Москву, однако усиливается влияние тех сил в республике, которые связывают относительно благоприятное решение вопроса с позицией стран Запада, а не России.
Замороживать конфликт становится все сложнее, развилка сужается: либо удовлетворение интересов Азербайджана, либо новое, возрастающее давление на Армению.
Дискурс о шенгене & улыбающийся Орбан
Актуализация в повестке темы с возможным прекращением выдачи шенгенских виз произошла задолго до сегодняшних заявлений эстонского премьер-министра, что говорит о том, что некоторые западные акторы рассматривают эту тему как инструмент давления на Россию.
Российская власть склонна считать, что воспитала податливое и послушное общество и вряд ли, даже если выдача шенгенских виз прекратится, это как-то серьезно повлияет на настроения масс или устойчивость режима.
Сегмент образованных россиян с доходами выше среднего давно уже приучен к лукавому молчанию и аполитичному конформизму, а скрытого недовольства в российском социуме и без того много. Одним больше – одним меньше: разница невелика.
Безусловно, российское руководство заинтересовано чтобы работали каналы оттока социального недовольства, и они действуют в виде эмигрантских потоков и уезжающих, фактически, на постоянное место жительство за рубеж россиян (прежде всего образованных и молодых).
Вполне возможно, что к тем странам Евросоюза, которые прекратили выдавать шенгенские визы россиянам присоединяться и другие, но единого коллективного решения и общего запрета не будет. В конце концов есть Венгрия: этого уже достаточно. К тому же и Германия, Франция и Италия также не горят желанием перекрывать кислород россиянам.
Таким образом, сам дискурс носит как бы устрашающий характер, но мало реализуем с точки зрения реального политического действия. Позиционировать его как ответ на возможные газовые ограничения со стороны России нет оснований: это меньшее из того, что будет беспокоить серьезно Кремль.
Актуализация в повестке темы с возможным прекращением выдачи шенгенских виз произошла задолго до сегодняшних заявлений эстонского премьер-министра, что говорит о том, что некоторые западные акторы рассматривают эту тему как инструмент давления на Россию.
Российская власть склонна считать, что воспитала податливое и послушное общество и вряд ли, даже если выдача шенгенских виз прекратится, это как-то серьезно повлияет на настроения масс или устойчивость режима.
Сегмент образованных россиян с доходами выше среднего давно уже приучен к лукавому молчанию и аполитичному конформизму, а скрытого недовольства в российском социуме и без того много. Одним больше – одним меньше: разница невелика.
Безусловно, российское руководство заинтересовано чтобы работали каналы оттока социального недовольства, и они действуют в виде эмигрантских потоков и уезжающих, фактически, на постоянное место жительство за рубеж россиян (прежде всего образованных и молодых).
Вполне возможно, что к тем странам Евросоюза, которые прекратили выдавать шенгенские визы россиянам присоединяться и другие, но единого коллективного решения и общего запрета не будет. В конце концов есть Венгрия: этого уже достаточно. К тому же и Германия, Франция и Италия также не горят желанием перекрывать кислород россиянам.
Таким образом, сам дискурс носит как бы устрашающий характер, но мало реализуем с точки зрения реального политического действия. Позиционировать его как ответ на возможные газовые ограничения со стороны России нет оснований: это меньшее из того, что будет беспокоить серьезно Кремль.
Балтийский фактор в геополитической конфронтации
Латвийский сейм признал Россию страной-спонсором терроризма, Эстония ввела в отношении россиян некоторые визовые ограничения, а позиция Литвы по транзиту грузов через ее территорию в Калининградскую область по-прежнему более жесткая чем у Евросоюза.
Очевидно, что страны Балтии усиливают антироссийскую политику. Российские власти могут использовать этот фактор для усиления антизападных настроений, но в этих республиках вряд ли что-то могут сделать.
При этом, русскоязычные граждане Эстонии и, особенно, Латвии реально, в большинстве своем, настроены лояльно по отношению к действующей в России власти.
Русскоязычные жители этих стран, особенно на периферии (Даугавпилс, Лиепая, Нарва) очень любили до последнего времени смотреть российские ТВ, ходить на концерты «Ласкового мая» и т.д. и т.п. При этом желающих переехать в Россию на ПМЖ в этой среде не так уж и много: хотя бы потому что пенсии, зарплаты, да и уровень жизни в Латвии и Эстонии выше чем в подавляющем большинстве регионов России.
Русскоязычные жители балтийских стран испытывают на себе воздействие ресентимента от латышского или эстонского национализма 1990-х и начала 2000-х гг. и, в отличие от многих в России, тезисы про денацификацию для них понятны.
Нужно быть объективными и признать: практика наделения русскоязычного населения в Балтийских республиках статусом не-граждане в 1990-е гг. дискриминационная. Она не красит эти страны, которую, тем не менее, они во многом уже преодолели. Показательно, что антироссийские настроения в последнее десятилетие в балтийских странах несколько снизились, однако сейчас, по понятным причинам, вновь выросли.
Кремль отвечает на действия Балтийских стран в основном на уровне заявлений пропагандистов, что работает на рост антизападных настроений внутри России. Также Москва пытается решить ситуацию с транзитом в Калининградскую область, однако на какие-то более жестких и резких действий вряд ли пока стоит ожидать: и без того сложностей немало.
Латвийский сейм признал Россию страной-спонсором терроризма, Эстония ввела в отношении россиян некоторые визовые ограничения, а позиция Литвы по транзиту грузов через ее территорию в Калининградскую область по-прежнему более жесткая чем у Евросоюза.
Очевидно, что страны Балтии усиливают антироссийскую политику. Российские власти могут использовать этот фактор для усиления антизападных настроений, но в этих республиках вряд ли что-то могут сделать.
При этом, русскоязычные граждане Эстонии и, особенно, Латвии реально, в большинстве своем, настроены лояльно по отношению к действующей в России власти.
Русскоязычные жители этих стран, особенно на периферии (Даугавпилс, Лиепая, Нарва) очень любили до последнего времени смотреть российские ТВ, ходить на концерты «Ласкового мая» и т.д. и т.п. При этом желающих переехать в Россию на ПМЖ в этой среде не так уж и много: хотя бы потому что пенсии, зарплаты, да и уровень жизни в Латвии и Эстонии выше чем в подавляющем большинстве регионов России.
Русскоязычные жители балтийских стран испытывают на себе воздействие ресентимента от латышского или эстонского национализма 1990-х и начала 2000-х гг. и, в отличие от многих в России, тезисы про денацификацию для них понятны.
Нужно быть объективными и признать: практика наделения русскоязычного населения в Балтийских республиках статусом не-граждане в 1990-е гг. дискриминационная. Она не красит эти страны, которую, тем не менее, они во многом уже преодолели. Показательно, что антироссийские настроения в последнее десятилетие в балтийских странах несколько снизились, однако сейчас, по понятным причинам, вновь выросли.
Кремль отвечает на действия Балтийских стран в основном на уровне заявлений пропагандистов, что работает на рост антизападных настроений внутри России. Также Москва пытается решить ситуацию с транзитом в Калининградскую область, однако на какие-то более жестких и резких действий вряд ли пока стоит ожидать: и без того сложностей немало.
Не стреляй…в неудобную мишень
Лидер ДДТ Юрий Шевчук поет «Не стреляй» с начала 1980-х гг. и трудно было ожидать, что он изменить свою позицию сейчас. Его отец военный, родился в Украине, и этот фактор также имеет значение.
Шевчук был очень популярен у т.н. афганцев в 1980-х гг., он неоднократно бывал в Чечне в 1990-х гг., но сейчас он явно не собирается на Донбасс.
Суд в Уфе присудил Шевчуку штраф в размере 50 тыс. руб. за дискредитацию российских вооруженных сил, что выглядит как последнее предупреждение, а дальше могут последовать и более жесткие меры. Впрочем, скорее всего, Шевчук примет риски во внимание и воздержится от проявлений своей антивоенной риторики.
Подконтрольные власти медиа-ресурсы предпочитают избегать прямой критики и даже осуждения Шевчука, так как это неудобная для пропагандистов мишень. Лидер ДДТ обладает реальным моральным авторитетом и стигматизировать его искреннюю позицию достаточно сложно, особенно учитывая дефицит морального авторитета у самих пропагандистов.
Тем не менее, в случае повторения заявлений Шевчука его также, скорее всего, ждут серьезные неприятности. В условиях СВО власть уже пошла на конфронтацию с многими ЛОМами и музыкальными знаменитостями и уступать никому не собирается.
Фигура Шевчука является, пожалуй, одной из самых неудобных в этом плане: ДДТ популярно среди многих высокопоставленных чиновников 1960-1980-х гг. рождения, да и среди ветеранов военных действий также. Многим власть имущим не хочется жестко давить на Шевчука, однако сегодняшние сигналы от провластных пропагандистов показывают: в случае новых нежелательных для властей заявлений информационно-дисциплинарное давление на Шевчука будет усилено.
Лидер ДДТ Юрий Шевчук поет «Не стреляй» с начала 1980-х гг. и трудно было ожидать, что он изменить свою позицию сейчас. Его отец военный, родился в Украине, и этот фактор также имеет значение.
Шевчук был очень популярен у т.н. афганцев в 1980-х гг., он неоднократно бывал в Чечне в 1990-х гг., но сейчас он явно не собирается на Донбасс.
Суд в Уфе присудил Шевчуку штраф в размере 50 тыс. руб. за дискредитацию российских вооруженных сил, что выглядит как последнее предупреждение, а дальше могут последовать и более жесткие меры. Впрочем, скорее всего, Шевчук примет риски во внимание и воздержится от проявлений своей антивоенной риторики.
Подконтрольные власти медиа-ресурсы предпочитают избегать прямой критики и даже осуждения Шевчука, так как это неудобная для пропагандистов мишень. Лидер ДДТ обладает реальным моральным авторитетом и стигматизировать его искреннюю позицию достаточно сложно, особенно учитывая дефицит морального авторитета у самих пропагандистов.
Тем не менее, в случае повторения заявлений Шевчука его также, скорее всего, ждут серьезные неприятности. В условиях СВО власть уже пошла на конфронтацию с многими ЛОМами и музыкальными знаменитостями и уступать никому не собирается.
Фигура Шевчука является, пожалуй, одной из самых неудобных в этом плане: ДДТ популярно среди многих высокопоставленных чиновников 1960-1980-х гг. рождения, да и среди ветеранов военных действий также. Многим власть имущим не хочется жестко давить на Шевчука, однако сегодняшние сигналы от провластных пропагандистов показывают: в случае новых нежелательных для властей заявлений информационно-дисциплинарное давление на Шевчука будет усилено.
Множество социальностей & Риски Северо-Ирландизации
Регионалист Наталия Зубаревич выделяет т.н. четыре России, имея ввиду разные типы социальности в рамках одного государства. Несколько упрощая их можно назвать так:
Столичная (Москва и Санкт-Петербург).
Мегаполисная (остальные мегаполисы страны).
Региональная периферия (малые и средние города, а также сельская местность).
Северный Кавказ и Тыва.
Социальные отношения, уровень доходов и восприятие реальности в этих типах социальности в значительной степени отличаются друг от друга, что, учитывая, например, разность доходов между столично-мегаполисной или периферийно-тывинской социальности понятно.
В нынешних условиях целесообразно дополнить эту классификацию и говорить, по крайней мере, о еще двух типах социальности: Рублевской и Заграничной. В Рублевской России живет немного людей, но это правящий класс, держащий в своих руках управление страной и контролирующий ресурсную ренту.
За рубежом живет уже, по крайней мере, более десяти миллионов и, очевидно, что их взгляд на мир, образ мыслей значительно отличается от граждан, живущих в России. Особенно это стало заметно на фоне СВО в Украине.
Эта дополненная классификация позволяет понять политическое значение недавнего теракта в ближнем Подмосковье, который обозначил перед правящим классом крайне тревожащие перспективы северо-ирландизации их жизни.
Именно поэтому тема так активно обсуждается в экспертном дискурсе, хотя для абсолютного большинства россиян она представляется как второстепенная. Впрочем, учитывая их аполитичность, это логично и понятно.
Регионалист Наталия Зубаревич выделяет т.н. четыре России, имея ввиду разные типы социальности в рамках одного государства. Несколько упрощая их можно назвать так:
Столичная (Москва и Санкт-Петербург).
Мегаполисная (остальные мегаполисы страны).
Региональная периферия (малые и средние города, а также сельская местность).
Северный Кавказ и Тыва.
Социальные отношения, уровень доходов и восприятие реальности в этих типах социальности в значительной степени отличаются друг от друга, что, учитывая, например, разность доходов между столично-мегаполисной или периферийно-тывинской социальности понятно.
В нынешних условиях целесообразно дополнить эту классификацию и говорить, по крайней мере, о еще двух типах социальности: Рублевской и Заграничной. В Рублевской России живет немного людей, но это правящий класс, держащий в своих руках управление страной и контролирующий ресурсную ренту.
За рубежом живет уже, по крайней мере, более десяти миллионов и, очевидно, что их взгляд на мир, образ мыслей значительно отличается от граждан, живущих в России. Особенно это стало заметно на фоне СВО в Украине.
Эта дополненная классификация позволяет понять политическое значение недавнего теракта в ближнем Подмосковье, который обозначил перед правящим классом крайне тревожащие перспективы северо-ирландизации их жизни.
Именно поэтому тема так активно обсуждается в экспертном дискурсе, хотя для абсолютного большинства россиян она представляется как второстепенная. Впрочем, учитывая их аполитичность, это логично и понятно.
Антитотальное возвращение российского обывателя
Прошедшие полгода после начала СВО показали, что несмотря на жесточайший шок власти не могут и/или не хотят корректировать базовый аполитичный настрой социума и тоталитаризировать реальность.
Первые месяцы СВО характеризовались резким ростом политизации общества, которое вылилось в масштабную поддержку власти и актуализацию имперских паттернов общественного сознания. Эти паттерны очень значимы, так как выполняют компенсаторную функцию в отношении продолжающегося падения уровня жизни россиян.
Резко увеличилось (и без того высокая) роль пропаганды в общественном сознании, а вместо футбола и развлекательных шоу россиянам предложили пропаганду и оруэлловские мотивы формирования антизападного хейта.
Последние исследования показывают, что эта модель неустойчива на средней дистанции и ведет лишь к снижению общественного внимания к пропаганде и восстановлению аполитичности, которая является устоявшейся и удобной для власти моделью. СВО рутинизировалась, а рейтинг доверия власти остался, но зачастую в его основе конформизм, аполитичность и ритуальная поддержка, не предполагающая тотального вовлечения.
Абсолютное большинство не считает возможным вмешиваться в политику, устраняется и, что очень важно, снимает с себя всякую ответственность за ее ход.
В этом плане попытки тоталитаризировать общественную поддержку, которые были заметны в первые месяцы после начала СВО, также во многом ограничены. Общество хочет продолжения существования в виде аполитичных обывателей, которых беспокоит собственное материальное благополучие.
Дело Е. Ройзмана тут показательно: в нем выявляется даже потребность совершенствования репрессивных механизмов. Власти, похоже, не хотят его сажать в тюрьму, не готовы лишать его даже свободы передвижения, но им очень важно, чтобы он замолчал и превратился в обычного аполитичного россиянина, которому позволено заниматься благотворительностью, но не дозволяется писать посты в соцсетях на политические темы.
Между тем, прошедшие полгода привели к ряду значимых эффектов: среди них ослабление функций социального контроля, уменьшение готовности граждан критиковать власть, усиление цензуры и самоцензуры, возрастающий страх безработицы и падения уровня жизни, а также готовность терпеть текущие сложности и снижать стандарты потребления.
Все это делает российский социум еще более атомизированным и более слабым, а значит, попытки тоталиризовать его в среднесрочной перспективы вполне вероятны. Впрочем, слабость эта может оказаться кажущейся и принести совершенно неожиданные и не просчитываемые социологами эффекты.
Прошедшие полгода после начала СВО показали, что несмотря на жесточайший шок власти не могут и/или не хотят корректировать базовый аполитичный настрой социума и тоталитаризировать реальность.
Первые месяцы СВО характеризовались резким ростом политизации общества, которое вылилось в масштабную поддержку власти и актуализацию имперских паттернов общественного сознания. Эти паттерны очень значимы, так как выполняют компенсаторную функцию в отношении продолжающегося падения уровня жизни россиян.
Резко увеличилось (и без того высокая) роль пропаганды в общественном сознании, а вместо футбола и развлекательных шоу россиянам предложили пропаганду и оруэлловские мотивы формирования антизападного хейта.
Последние исследования показывают, что эта модель неустойчива на средней дистанции и ведет лишь к снижению общественного внимания к пропаганде и восстановлению аполитичности, которая является устоявшейся и удобной для власти моделью. СВО рутинизировалась, а рейтинг доверия власти остался, но зачастую в его основе конформизм, аполитичность и ритуальная поддержка, не предполагающая тотального вовлечения.
Абсолютное большинство не считает возможным вмешиваться в политику, устраняется и, что очень важно, снимает с себя всякую ответственность за ее ход.
В этом плане попытки тоталитаризировать общественную поддержку, которые были заметны в первые месяцы после начала СВО, также во многом ограничены. Общество хочет продолжения существования в виде аполитичных обывателей, которых беспокоит собственное материальное благополучие.
Дело Е. Ройзмана тут показательно: в нем выявляется даже потребность совершенствования репрессивных механизмов. Власти, похоже, не хотят его сажать в тюрьму, не готовы лишать его даже свободы передвижения, но им очень важно, чтобы он замолчал и превратился в обычного аполитичного россиянина, которому позволено заниматься благотворительностью, но не дозволяется писать посты в соцсетях на политические темы.
Между тем, прошедшие полгода привели к ряду значимых эффектов: среди них ослабление функций социального контроля, уменьшение готовности граждан критиковать власть, усиление цензуры и самоцензуры, возрастающий страх безработицы и падения уровня жизни, а также готовность терпеть текущие сложности и снижать стандарты потребления.
Все это делает российский социум еще более атомизированным и более слабым, а значит, попытки тоталиризовать его в среднесрочной перспективы вполне вероятны. Впрочем, слабость эта может оказаться кажущейся и принести совершенно неожиданные и не просчитываемые социологами эффекты.
Смерть Горбачева: без политического завещания
В Древневосточных исторических хрониках чаще всего последний правитель представлялся как самый слабый, по вине которого произошел распад империи или государства. Однако диалектика исторического развития гораздо сложнее, а империи и государства не распадаются в одночасье, это является следствием длительных процессов. Соответственно и назначить «козла отпущения» просто, только в реальности это очень далеко от истины.
В общественном сознании, без должной рефлексии, Горбачев рассматривается как слабый правитель, разваливший Советский Союз. Эта точка зрения, учитывая реальные управленческие и политические просчеты Горбачева верна, но далеко не во всем.
Перестройка как общественно-политическое явление была запущена в середине 1980-х гг. в соответствии с общественным запросом. Это не совсем удачная попытка сделать общество более свободным и ориентированным на рыночную экономику, а не планирование и идеологический диктат. При этом Горбачев очень быстро утратил контроль за этим процессом, а его команда не смогла спрогнозировать его последствий.
Неудивительно, что для правящей номенклатуры Горбачев – это негативный пример и эту оптику правящий класс успешно навязал всему обществу. Негативность примера Горбачева во многом основывается на том, что не нужно идти по пути удовлетворения интересов общества, а нужно эти интересы формировать, в том числе и жестко, с помощью пропаганды и силовых методов.
При этом и траектория удержания власти любой ценой вряд ли является популярной в обществе и оценивается им как правильная. Горбачев не оказался успешным политиком, но его уход из политики обеспечил ему персональное долголетие. В этом плане многие из нынешней номенклатуры могут только завидовать ему.
И еще один ракурс: действующая пропаганда, вопреки устоявшемся в обществе традициям о том, что про покойников говорить плохо не следует, уже принялась говорить о слабостях и лукавостях Горбачева. А западные политики, наоборот, высказываются о нем преимущественно комплементарно.
В Древневосточных исторических хрониках чаще всего последний правитель представлялся как самый слабый, по вине которого произошел распад империи или государства. Однако диалектика исторического развития гораздо сложнее, а империи и государства не распадаются в одночасье, это является следствием длительных процессов. Соответственно и назначить «козла отпущения» просто, только в реальности это очень далеко от истины.
В общественном сознании, без должной рефлексии, Горбачев рассматривается как слабый правитель, разваливший Советский Союз. Эта точка зрения, учитывая реальные управленческие и политические просчеты Горбачева верна, но далеко не во всем.
Перестройка как общественно-политическое явление была запущена в середине 1980-х гг. в соответствии с общественным запросом. Это не совсем удачная попытка сделать общество более свободным и ориентированным на рыночную экономику, а не планирование и идеологический диктат. При этом Горбачев очень быстро утратил контроль за этим процессом, а его команда не смогла спрогнозировать его последствий.
Неудивительно, что для правящей номенклатуры Горбачев – это негативный пример и эту оптику правящий класс успешно навязал всему обществу. Негативность примера Горбачева во многом основывается на том, что не нужно идти по пути удовлетворения интересов общества, а нужно эти интересы формировать, в том числе и жестко, с помощью пропаганды и силовых методов.
При этом и траектория удержания власти любой ценой вряд ли является популярной в обществе и оценивается им как правильная. Горбачев не оказался успешным политиком, но его уход из политики обеспечил ему персональное долголетие. В этом плане многие из нынешней номенклатуры могут только завидовать ему.
И еще один ракурс: действующая пропаганда, вопреки устоявшемся в обществе традициям о том, что про покойников говорить плохо не следует, уже принялась говорить о слабостях и лукавостях Горбачева. А западные политики, наоборот, высказываются о нем преимущественно комплементарно.
Делегирование Минздрава & имитация бурной деятельности
Федеральный Минздрав рекомендует региональным «активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников» и добиться того, что доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55-60%. С высокой долей вероятности судьба этой рекомендации будет аналогичной майским указам, значительная часть которых оказалась не выполненной.
Ковидные годы внесли значительную асимметрию в работу систем регионального здравоохранения: в наибольшей степени это было заметно по состоянию граничащих с московской агломерации регионов. Многие врачи и медработники, живущие в этих регионах, предпочитают работать в Москве или Московской области, так как зарплаты там в несколько раз выше. Ну а в Рязанской, Владимирской, Тверской и далее по списку областях многочисленные сложности с медработниками при очевидной невозможности местных властей платить им достойную зарпалту.
Сейчас, фактически, федеральный центр переходит к т.н. практикам "федерализма" в социальной политике, который был заметен ранее и выражался, например, в повышенной ответственности регионов за антиковидную политику в 2020 г.
Регионам мягко дается понять, что у федерального центра другие приоритеты, а вопросы повышения зарплат вчерашним героям страны пусть решают региональные администрации. И это в условиях очень серьезной просадки поступлений по НДФЛ и другим налогам в региональные бюджеты, которая будет ощутимой по итогам третьего квартала и очень заметной по итогам четвертого квартала 2022 г.
Впрочем, само рассуждение в терминах Центр – Регионы становится все более нерелевантным с точки зрения госуправления. В регионах сидят исполнители воли федерального центра, которые будут выполнять то, что можно выполнить, а то, что нельзя – мягко проигнорируют с помощью привычной для чиновников имитации бурной деятельности и нарисованных отчетов.
Федеральный Минздрав рекомендует региональным «активизировать работу по совершенствованию систем оплаты труда медработников» и добиться того, что доля оклада в структуре зарплат не опускалась ниже 55-60%. С высокой долей вероятности судьба этой рекомендации будет аналогичной майским указам, значительная часть которых оказалась не выполненной.
Ковидные годы внесли значительную асимметрию в работу систем регионального здравоохранения: в наибольшей степени это было заметно по состоянию граничащих с московской агломерации регионов. Многие врачи и медработники, живущие в этих регионах, предпочитают работать в Москве или Московской области, так как зарплаты там в несколько раз выше. Ну а в Рязанской, Владимирской, Тверской и далее по списку областях многочисленные сложности с медработниками при очевидной невозможности местных властей платить им достойную зарпалту.
Сейчас, фактически, федеральный центр переходит к т.н. практикам "федерализма" в социальной политике, который был заметен ранее и выражался, например, в повышенной ответственности регионов за антиковидную политику в 2020 г.
Регионам мягко дается понять, что у федерального центра другие приоритеты, а вопросы повышения зарплат вчерашним героям страны пусть решают региональные администрации. И это в условиях очень серьезной просадки поступлений по НДФЛ и другим налогам в региональные бюджеты, которая будет ощутимой по итогам третьего квартала и очень заметной по итогам четвертого квартала 2022 г.
Впрочем, само рассуждение в терминах Центр – Регионы становится все более нерелевантным с точки зрения госуправления. В регионах сидят исполнители воли федерального центра, которые будут выполнять то, что можно выполнить, а то, что нельзя – мягко проигнорируют с помощью привычной для чиновников имитации бурной деятельности и нарисованных отчетов.
Околовластные акторы & Воля Олимпийских небожителей
Уголовные дела в отношении околовластных акторов, таких как получивший за госизмену 22 года тюрьмы Иван Сафронов или называемая автором анонимных телеграм-каналов Александра Баязитова – это слой проблемы, который никак не связан с репрессиями в отношении политической оппозиции или диссидентов.
Этот слой вызывает гораздо меньше общественного резонанса и, что важно, гораздо меньше общественных симпатий, причем не только из-за атомизированности и пофигизма российского социума.
Аполитичные граждане склонны считать, что политика – это дело не только грязное, но и опасное: в этом плане мелкие акторы, решившие заработать на конструировании противоречий внутри элитах или половить рыбку в мутной воде – еще менее симпатичные с точки зрения общества фигуры нежели оппозиционеры или диссиденты.
Власть не как единый социальный институт, а как набор обладающих полномочиями акторов властного поля проявляет корпоративную солидарность и дает понять, что вмешательство плебса в дела олимпийских небожителей является совершенно недопустимым и будет жестко наказываться.
К тому же, в обществе без оппозиции центр внимания властных центров автоматически смещается с прямой оппозиционной деятельности к контролю за различными действиями, которые не только власть в целом, но и отдельные ее представители могут расценивать как подозрительную или антисистемную.
Такая оптика имеет значительные и далеко идущие не только общественные, но и политические последствия и способна существенным образом трансформировать властно-управленческой поле: эти процессы, во многом уже запущены, логика их развития набирает обороты.
Уголовные дела в отношении околовластных акторов, таких как получивший за госизмену 22 года тюрьмы Иван Сафронов или называемая автором анонимных телеграм-каналов Александра Баязитова – это слой проблемы, который никак не связан с репрессиями в отношении политической оппозиции или диссидентов.
Этот слой вызывает гораздо меньше общественного резонанса и, что важно, гораздо меньше общественных симпатий, причем не только из-за атомизированности и пофигизма российского социума.
Аполитичные граждане склонны считать, что политика – это дело не только грязное, но и опасное: в этом плане мелкие акторы, решившие заработать на конструировании противоречий внутри элитах или половить рыбку в мутной воде – еще менее симпатичные с точки зрения общества фигуры нежели оппозиционеры или диссиденты.
Власть не как единый социальный институт, а как набор обладающих полномочиями акторов властного поля проявляет корпоративную солидарность и дает понять, что вмешательство плебса в дела олимпийских небожителей является совершенно недопустимым и будет жестко наказываться.
К тому же, в обществе без оппозиции центр внимания властных центров автоматически смещается с прямой оппозиционной деятельности к контролю за различными действиями, которые не только власть в целом, но и отдельные ее представители могут расценивать как подозрительную или антисистемную.
Такая оптика имеет значительные и далеко идущие не только общественные, но и политические последствия и способна существенным образом трансформировать властно-управленческой поле: эти процессы, во многом уже запущены, логика их развития набирает обороты.
Балтийская солидарность & Европейские институции
Ожидаемый фактический запрет на пересечение россиянами сухопутных границ с Латвией, Эстонией и Литвой по шенгенским визам – это пример дисциплинарных мер воздействия, которые применяют страны Балтии, вне зависимости от норм права. Правовых оснований явно недостаточно, но принцип «мы считаем так нужно» в этом случае превалирует и это никто не скрывает.
Впрочем, для руководства балтийских республик проводить такую политику не впервой: в 1990-е гг. они последовательно и настойчиво выдавливали русскоязычное население из своих республик, сейчас тоже самое хотят сделать и с теми россиянами и белорусами, которые обзавелись недвижимостью в этих странах.
Но главное дается понять, что присутствие российских туристов (в том числе и транзитных) на их территории является нежелательным. Можно называть руководство балтийских стран идиотами и говорить о том, что они не получат много прибыли от туристических потоков, однако это выбор этих стран. И озвученные меры дадут свой эффект: многие начнут выбирать другие маршруты вьезда в Евросоюз: через Турцию, Армению или Финляндию, которая, кстати, решила не присоединяться к балтийским мерам и продолжит соблюдать шенгенские соглашения в отношении россиян.
Все эти инфоповоды очень хорошо расходятся в масс-медиа и создают соответствующий конфронтационный фон, который смакуют пропагандисты с обоих сторон. Как, кстати, и информацию о том, что страны Евросоюза чаще стали отнимать наличную валюту у выезжающих с территории ЕС стран россиян, а также изымать товары при попытке получить такс-фри.
Возможность не впускать россиян по шенгенским визам полностью противоречит соглашению стран-участниц, однако балтийские государства заявляют, что будут делать так, как считают нужным. В этом плане европейские институции, так долго создававшиеся, действительно, ставятся под сомнение.
Сейчас России предстоит пройти то, что Белоруссия проходит уже несколько лет. А. Лукашенко для граждан Литвы и Латвии (а также имеющих статус неграждан в этой стране), открыл возможность безвизового посещения исходя из экономических и гуманитарных соображений. МИД России уже заявил, что не будет отвечать на недружественные действия балтийских республик и это смотрится также достаточно выигрышно, хотя кардинально репутацию российских властей на Западе не поменяет.
Ожидаемый фактический запрет на пересечение россиянами сухопутных границ с Латвией, Эстонией и Литвой по шенгенским визам – это пример дисциплинарных мер воздействия, которые применяют страны Балтии, вне зависимости от норм права. Правовых оснований явно недостаточно, но принцип «мы считаем так нужно» в этом случае превалирует и это никто не скрывает.
Впрочем, для руководства балтийских республик проводить такую политику не впервой: в 1990-е гг. они последовательно и настойчиво выдавливали русскоязычное население из своих республик, сейчас тоже самое хотят сделать и с теми россиянами и белорусами, которые обзавелись недвижимостью в этих странах.
Но главное дается понять, что присутствие российских туристов (в том числе и транзитных) на их территории является нежелательным. Можно называть руководство балтийских стран идиотами и говорить о том, что они не получат много прибыли от туристических потоков, однако это выбор этих стран. И озвученные меры дадут свой эффект: многие начнут выбирать другие маршруты вьезда в Евросоюз: через Турцию, Армению или Финляндию, которая, кстати, решила не присоединяться к балтийским мерам и продолжит соблюдать шенгенские соглашения в отношении россиян.
Все эти инфоповоды очень хорошо расходятся в масс-медиа и создают соответствующий конфронтационный фон, который смакуют пропагандисты с обоих сторон. Как, кстати, и информацию о том, что страны Евросоюза чаще стали отнимать наличную валюту у выезжающих с территории ЕС стран россиян, а также изымать товары при попытке получить такс-фри.
Возможность не впускать россиян по шенгенским визам полностью противоречит соглашению стран-участниц, однако балтийские государства заявляют, что будут делать так, как считают нужным. В этом плане европейские институции, так долго создававшиеся, действительно, ставятся под сомнение.
Сейчас России предстоит пройти то, что Белоруссия проходит уже несколько лет. А. Лукашенко для граждан Литвы и Латвии (а также имеющих статус неграждан в этой стране), открыл возможность безвизового посещения исходя из экономических и гуманитарных соображений. МИД России уже заявил, что не будет отвечать на недружественные действия балтийских республик и это смотрится также достаточно выигрышно, хотя кардинально репутацию российских властей на Западе не поменяет.
Постэлекторальные пунктиры…
Результаты выборов губернаторов в 14 регионах страны актуализируют дискуссию о целесообразности таких выборов. Итоговая явка в 30-40% не позволяет оценивать «туркменистанские» (80-85%) результаты как свидетельство консолидации общества и власти и фактор высокого уровня поддержки губернаторов.
Тем более, что даже на этом фоне Е. Куйвашев (Свердловская область), А. Бречалов (Удмуртия) и А. Парфенчиков (Карелия) показали достаточно скромные результаты. А скромные, в туркменистанской терминологии, это все цифры ниже 70%. В прошлом году еще более «скромный» результат показал, например, И. Руденя (Тверская область), которому еле-еле хватило голосов для победы в первом туре.
Большинство избирателей не пришло на эти выборы и это значимый фактор общественного сознания. Очевидно, что и региональные администрации (за исключением регионов, которых относят к электоральным султанатам) работали на низкую явку. Интерес к выборам целенаправленно нигде не повышался.
Низкая явка также является определенной страховкой от вбросов: в этом плане региональные власти в большинстве своем (даже в Бурятии или Марий Эл, но не в Саратовской или Тамбовской области) провели аккуратные выборы.
Дискурс о фальсификациях на этих выборах оказался дисквалифицированным: несистемная оппозиция и институт реальных наблюдателей оказались в силу разных причин отодвинуты, а диссиденты за пределами страны не могут предъявить фактуру, свидетельствующие о реальных нарушениях. Про иностранных наблюдателей на выборах больше никто и не говорит.
Также выборы показали, что политтехнологический инструментарий в нынешних условиях имеет сокращающееся значение: креатива все меньше, а работать над механистической мобилизацией бюджетников могут и не дорогостоящие политтехнологи, а клерки из муниципалитетов.
До следующих выборов еще год, а это, учитывая текущие реалии, очень много, однако закрытые дискуссий по поводу отмены выборов среди кураторов внутренней политики обязательно будут.
Результаты выборов губернаторов в 14 регионах страны актуализируют дискуссию о целесообразности таких выборов. Итоговая явка в 30-40% не позволяет оценивать «туркменистанские» (80-85%) результаты как свидетельство консолидации общества и власти и фактор высокого уровня поддержки губернаторов.
Тем более, что даже на этом фоне Е. Куйвашев (Свердловская область), А. Бречалов (Удмуртия) и А. Парфенчиков (Карелия) показали достаточно скромные результаты. А скромные, в туркменистанской терминологии, это все цифры ниже 70%. В прошлом году еще более «скромный» результат показал, например, И. Руденя (Тверская область), которому еле-еле хватило голосов для победы в первом туре.
Большинство избирателей не пришло на эти выборы и это значимый фактор общественного сознания. Очевидно, что и региональные администрации (за исключением регионов, которых относят к электоральным султанатам) работали на низкую явку. Интерес к выборам целенаправленно нигде не повышался.
Низкая явка также является определенной страховкой от вбросов: в этом плане региональные власти в большинстве своем (даже в Бурятии или Марий Эл, но не в Саратовской или Тамбовской области) провели аккуратные выборы.
Дискурс о фальсификациях на этих выборах оказался дисквалифицированным: несистемная оппозиция и институт реальных наблюдателей оказались в силу разных причин отодвинуты, а диссиденты за пределами страны не могут предъявить фактуру, свидетельствующие о реальных нарушениях. Про иностранных наблюдателей на выборах больше никто и не говорит.
Также выборы показали, что политтехнологический инструментарий в нынешних условиях имеет сокращающееся значение: креатива все меньше, а работать над механистической мобилизацией бюджетников могут и не дорогостоящие политтехнологи, а клерки из муниципалитетов.
До следующих выборов еще год, а это, учитывая текущие реалии, очень много, однако закрытые дискуссий по поводу отмены выборов среди кураторов внутренней политики обязательно будут.
Постсоветское двоемыслие & Логика мобилизации
Разработанные в свое время социологом Ю. Левадой характеристики советского и постсоветского человека как лукавого сейчас помогают понять алгоритмы массового поведения россиян в сложный исторический период.
Лукавый человек приспосабливается к социальной действительности, ища допуски и лазейки, а также способы использовать их в собственных интересах или обойти существующие «правила игры».
Это не конформизм в чистом виде: отчетливая неготовность противостоять власти сопутствует с желанием обойти правила игры и поставить себя в особое положение. То есть, реальность как таковая не устраивает человека, он хотел бы ее изменить, но готов ее менять не институционально, а конъюнктурно, только для себя и своей семьи, здесь и сейчас.
Этатистское мышление о том, что государство/власть обладает сверхресурсами и противостоять ему бесполезно, а, нередко, и опасно глубоко вошла в генетическую память россиян. Но с государством можно лукаво сосуществовать.
Лукавое двоемыслие отчетливо проявилось в 2021 г., когда власти попытались принудить общество к вакцинации от ковида, что обернулось покупкой сертификатов и других стратегиях ухода от принуждения.
Сейчас, в контексте появляющихся разговоров о мобилизации социум будет реагировать аналогично. Собственно, поэтому и всеобщая мобилизация как таковая не имеет перспектив, а сам дискурс вреден для рейтингов доверия властям, и они эти разговоры постараются как можно быстрее свернуть.
Но дело не только в мобилизации. Советский социум был более консолидировать в силу, социально-экономических и культурных факторов, а также наличия какой-никакой, но идеологии: все смотрели одни и те же фильмы, проводили досуг примерно одинаково и потребительские возможности были более-менее схожими.
Российский социум более атомизирован и деидеологизирован, в нем больше разнообразия не только по уровню доходов, но и по стилистике жизни и интересов отдельных граждан.
С точки зрения контроля над обществом атомизация крайне важна, так как позволяет власти с помощью силового ресурса и пропаганды навязывать свой порядок. А как аполитичный социум к этому относится двоемысленно или троемысленно, по большому счету, властей не сильно беспокоит. Двоемыслие – плохой союзник мобилизации в широком смысле этого слова, но правящий класс это отлично знает.
Разработанные в свое время социологом Ю. Левадой характеристики советского и постсоветского человека как лукавого сейчас помогают понять алгоритмы массового поведения россиян в сложный исторический период.
Лукавый человек приспосабливается к социальной действительности, ища допуски и лазейки, а также способы использовать их в собственных интересах или обойти существующие «правила игры».
Это не конформизм в чистом виде: отчетливая неготовность противостоять власти сопутствует с желанием обойти правила игры и поставить себя в особое положение. То есть, реальность как таковая не устраивает человека, он хотел бы ее изменить, но готов ее менять не институционально, а конъюнктурно, только для себя и своей семьи, здесь и сейчас.
Этатистское мышление о том, что государство/власть обладает сверхресурсами и противостоять ему бесполезно, а, нередко, и опасно глубоко вошла в генетическую память россиян. Но с государством можно лукаво сосуществовать.
Лукавое двоемыслие отчетливо проявилось в 2021 г., когда власти попытались принудить общество к вакцинации от ковида, что обернулось покупкой сертификатов и других стратегиях ухода от принуждения.
Сейчас, в контексте появляющихся разговоров о мобилизации социум будет реагировать аналогично. Собственно, поэтому и всеобщая мобилизация как таковая не имеет перспектив, а сам дискурс вреден для рейтингов доверия властям, и они эти разговоры постараются как можно быстрее свернуть.
Но дело не только в мобилизации. Советский социум был более консолидировать в силу, социально-экономических и культурных факторов, а также наличия какой-никакой, но идеологии: все смотрели одни и те же фильмы, проводили досуг примерно одинаково и потребительские возможности были более-менее схожими.
Российский социум более атомизирован и деидеологизирован, в нем больше разнообразия не только по уровню доходов, но и по стилистике жизни и интересов отдельных граждан.
С точки зрения контроля над обществом атомизация крайне важна, так как позволяет власти с помощью силового ресурса и пропаганды навязывать свой порядок. А как аполитичный социум к этому относится двоемысленно или троемысленно, по большому счету, властей не сильно беспокоит. Двоемыслие – плохой союзник мобилизации в широком смысле этого слова, но правящий класс это отлично знает.