Дифференцированная пропаганда & Потенциалы ментального разрыва
Российское общество по-разному воспринимает символику спецоперации в Украине: интенсивность ее пропаганды если и снизилась, то незначительно, но федеральные власти применяют не тотальную, а дифференцированную тактику с учетом мнения властей в субъектах федерации и актуальной социологии.
Многие обратили внимание на незначительный охват соответствующей символики из латинских букв в Москве, а также в Казани и других экономических активных центрах страны. В регионах и, особенно, на региональной периферии процессы пропаганды идут массивно и, порой, формируют комичные кейсы с брендированными такой символикой овец в Дагестане, что воспринимается очень двусмысленно и явно неудачно с точки зрения самой пропаганды.
По сути, происходит дисперсное распространение символики спецоперации: там, где эта символика встречает наибольшую поддержку ее распространяют, причем далеко не всегда умело. И, соответственно, там, где символика встречает негативные реакции или способствует поляризации общественных настроений – от нее плавно уходят. Объяснимо, что такая ситуация делает неминуемым акцент на периферию, где уровень лояльности властям исторически выше.
В условиях масштабных экономических сложностей, которые российское общество только начинает чувствовать и осознавать, политическая поддержка руководства страны и факторы, конструирующие консенсус общества и власти крайне необходимы правящему классу. Вполне возможно, символика спецоперации не станет таковой и утилитарным образом будет деактуализирована и заменена традиционными символами, однако пока этого не происходит.
Текущая ситуация чревата, скорее, дальнейшим усилением ментального разрыва между Центром и Периферией, что для властей не критично. Учитывая огромные различия в уровне жизни жителей Москвы и региональной периферии дальнейшее усиление ментальных и прочих отличий является неминуемым.
Российское общество по-разному воспринимает символику спецоперации в Украине: интенсивность ее пропаганды если и снизилась, то незначительно, но федеральные власти применяют не тотальную, а дифференцированную тактику с учетом мнения властей в субъектах федерации и актуальной социологии.
Многие обратили внимание на незначительный охват соответствующей символики из латинских букв в Москве, а также в Казани и других экономических активных центрах страны. В регионах и, особенно, на региональной периферии процессы пропаганды идут массивно и, порой, формируют комичные кейсы с брендированными такой символикой овец в Дагестане, что воспринимается очень двусмысленно и явно неудачно с точки зрения самой пропаганды.
По сути, происходит дисперсное распространение символики спецоперации: там, где эта символика встречает наибольшую поддержку ее распространяют, причем далеко не всегда умело. И, соответственно, там, где символика встречает негативные реакции или способствует поляризации общественных настроений – от нее плавно уходят. Объяснимо, что такая ситуация делает неминуемым акцент на периферию, где уровень лояльности властям исторически выше.
В условиях масштабных экономических сложностей, которые российское общество только начинает чувствовать и осознавать, политическая поддержка руководства страны и факторы, конструирующие консенсус общества и власти крайне необходимы правящему классу. Вполне возможно, символика спецоперации не станет таковой и утилитарным образом будет деактуализирована и заменена традиционными символами, однако пока этого не происходит.
Текущая ситуация чревата, скорее, дальнейшим усилением ментального разрыва между Центром и Периферией, что для властей не критично. Учитывая огромные различия в уровне жизни жителей Москвы и региональной периферии дальнейшее усиление ментальных и прочих отличий является неминуемым.
Терпение & судьба: спецоперационный стоицизм социума
Социологический факт, требующий интерпретации: уровень социальной тревоги во время ковида был на порядок выше чем сейчас, во время спецоперации в Украине. Это говорит о том, что все последствия спецоперации и геополитической конфронтации не отрефлексированы и недостаточно осознаются социумом, что, впрочем, ожидаемо.
Большинство граждан воспринимает процессы с точки зрения обыденного сознания, то есть осознания возможных рисков для себя и своих близких здесь и сейчас. Пандемия пришла в каждый дом, принесла массу потерь и лишений и, конечно же, усилила тревогу социума. А вот в отношении спецоперации в Украине абсолютное большинство граждан ведет себя так будто ничего не происходит, а то, что происходит, – их не касается. Хотя жалоб на дороговизну цен на продукты первой необходимости социологи регистрируют все больше, но напрямую эти процессы далеко не всегда увязываются в общественном сознании.
Текущая феноменология неучастия/невовлечения при декларируемой поддержке является базовым алгоритмом восприятия ситуации, которая позволяет большинству общества не испытывать постоянной тревожности и концентрироваться на решении личных задач. Здесь работает не столько дефицит эмпатии и атомизация социума, сколько неготовность к долгосрочному планированию. Но, прежде всего, на такие настроения вызваны осознанием невозможности изменить ситуацию. Плюс амортизирует ситуацию уровень патриотизма, который объективно присутствует у значительной части общества.
У большинства российского общества, в том числе и т.н. глубинного народа, короткий горизонт планирования: в нынешних реалиях, когда привлекательного образа будущего просто нет, это помогает многим избежать избыточного беспокойства. Тут в чистом виде работает стоическая философия: терпеть и не беспокоиться излишне по поводу того, что от тебя не зависит.
Очевидно, что такой фатализм, рано или поздно, будет перетекать в квиетизм: раз все предопределено то и делать ничего не нужно. Причем не только в политике, но и других сферах, например, в экономике. Однако против этого тренда говорят многовековые алгоритмы выживания российского общества в неблагоприятных условиях, которые требуют не пассивности, а хозяйственной активности.
Эта диалектика аполитичного квиетизма и необходимости хозяйственного выживания будет работать на дальнейшее отчуждение общества и власти, а также на расширение серой зоны российской экономики, хотя сейчас, в моменте, наблюдается обратная тенденция.
Социологический факт, требующий интерпретации: уровень социальной тревоги во время ковида был на порядок выше чем сейчас, во время спецоперации в Украине. Это говорит о том, что все последствия спецоперации и геополитической конфронтации не отрефлексированы и недостаточно осознаются социумом, что, впрочем, ожидаемо.
Большинство граждан воспринимает процессы с точки зрения обыденного сознания, то есть осознания возможных рисков для себя и своих близких здесь и сейчас. Пандемия пришла в каждый дом, принесла массу потерь и лишений и, конечно же, усилила тревогу социума. А вот в отношении спецоперации в Украине абсолютное большинство граждан ведет себя так будто ничего не происходит, а то, что происходит, – их не касается. Хотя жалоб на дороговизну цен на продукты первой необходимости социологи регистрируют все больше, но напрямую эти процессы далеко не всегда увязываются в общественном сознании.
Текущая феноменология неучастия/невовлечения при декларируемой поддержке является базовым алгоритмом восприятия ситуации, которая позволяет большинству общества не испытывать постоянной тревожности и концентрироваться на решении личных задач. Здесь работает не столько дефицит эмпатии и атомизация социума, сколько неготовность к долгосрочному планированию. Но, прежде всего, на такие настроения вызваны осознанием невозможности изменить ситуацию. Плюс амортизирует ситуацию уровень патриотизма, который объективно присутствует у значительной части общества.
У большинства российского общества, в том числе и т.н. глубинного народа, короткий горизонт планирования: в нынешних реалиях, когда привлекательного образа будущего просто нет, это помогает многим избежать избыточного беспокойства. Тут в чистом виде работает стоическая философия: терпеть и не беспокоиться излишне по поводу того, что от тебя не зависит.
Очевидно, что такой фатализм, рано или поздно, будет перетекать в квиетизм: раз все предопределено то и делать ничего не нужно. Причем не только в политике, но и других сферах, например, в экономике. Однако против этого тренда говорят многовековые алгоритмы выживания российского общества в неблагоприятных условиях, которые требуют не пассивности, а хозяйственной активности.
Эта диалектика аполитичного квиетизма и необходимости хозяйственного выживания будет работать на дальнейшее отчуждение общества и власти, а также на расширение серой зоны российской экономики, хотя сейчас, в моменте, наблюдается обратная тенденция.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Российская цивилизация практически всегда экстенсивна по ритмике своего развития. Экстенсивность уклада, огромные территории, исторически сложившиеся возможности развития вширь, а не вглубь, основываются на несметных богатствах России и некоторой, как считается, необязательности модернизации. По крайней мере, российская модернизация часто запаздывала и проходила путем масштабной мобилизации ресурсов жестким правителем (Петр Великий, Сталин) и, конечно же, огромных потерь, естественно, - с применением насилия.
Ритмика российской экстенсивности предполагает контроль правящего класса над рентой. Лен, пенька, нефть, газ, золото, лес, водород и далее по списку. Все это - на экспорт: это и есть экстенсивное освоение ресурсов и получение ренты, которой распоряжается правящий класс, а остальному обществу достаются крохи.
В эту логику экстенсивности, кстати, вписываются и военные действия, и различные спецоперации. Потому что имперскость требует экстенсивности, новых сфер и пределов влияния, даже если с точки зрения логики интенсивного освоения пространств модернистской Европы это кажется избыточным или нелогичным.
Российское руководство часто упрекают в том, что оно не может освоить имеющиеся территории, развивать инфраструктуру, обеспечить приемлемый уровень жизни, например, на Дальнем Востоке или в арктических регионах страны, откуда население убывает. Двести пятьдесят лет назад европейцы упрекали российских правителей в том же самом: отсутствии инфраструктуры и низком качестве жизни. Здесь мало что изменилось.
Строго говоря, такая европейская модель интенсивного развития не соответствует ритмике России. Задача иная: контролировать как можно больше территорий, а способы экстенсивного освоения ресурсов найти всегда легче, чем интенсивного.
Текущие события показывают, что воспроизведение российской экстенсивности продолжается. Однако проблема этой экстенсивности в том, что за нее платит все общество, а преимущества получают лишь правящие верхи. Многие россияне (а не только избранные элиты) как носители имперского сознания хотят быть бенефициарами этих природных богатств и территориальных приобретений. В случае с Крымом общество частично стало таким бенефициаром и получило черноморское побережье и возможность ездить в эту курортную часть страны. Однако, кажется, что это, скорее, исключение, чем правило.
Государство в России исторически воспринимается как сверхценность в аспекте кормления и заботы. Именно в этой плоскости, на мой взгляд, будут лежать исторические оценки текущей российской экстенсивности и расширения Русского мира. Если этому проекту удастся обеспечить интенсивное кормление всего общества – это будет воспринято позитивно, но сейчас кажется, что до этого далеко. Если вообще возможно в принципе. Скорее, власть очень скоро скажет обществу, что ради восстановления Русского мира нужно покрепче затянуть пояса, а не думать о кормлении и статусе бенефициара современной экстенсивности российского государства.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Российская цивилизация практически всегда экстенсивна по ритмике своего развития. Экстенсивность уклада, огромные территории, исторически сложившиеся возможности развития вширь, а не вглубь, основываются на несметных богатствах России и некоторой, как считается, необязательности модернизации. По крайней мере, российская модернизация часто запаздывала и проходила путем масштабной мобилизации ресурсов жестким правителем (Петр Великий, Сталин) и, конечно же, огромных потерь, естественно, - с применением насилия.
Ритмика российской экстенсивности предполагает контроль правящего класса над рентой. Лен, пенька, нефть, газ, золото, лес, водород и далее по списку. Все это - на экспорт: это и есть экстенсивное освоение ресурсов и получение ренты, которой распоряжается правящий класс, а остальному обществу достаются крохи.
В эту логику экстенсивности, кстати, вписываются и военные действия, и различные спецоперации. Потому что имперскость требует экстенсивности, новых сфер и пределов влияния, даже если с точки зрения логики интенсивного освоения пространств модернистской Европы это кажется избыточным или нелогичным.
Российское руководство часто упрекают в том, что оно не может освоить имеющиеся территории, развивать инфраструктуру, обеспечить приемлемый уровень жизни, например, на Дальнем Востоке или в арктических регионах страны, откуда население убывает. Двести пятьдесят лет назад европейцы упрекали российских правителей в том же самом: отсутствии инфраструктуры и низком качестве жизни. Здесь мало что изменилось.
Строго говоря, такая европейская модель интенсивного развития не соответствует ритмике России. Задача иная: контролировать как можно больше территорий, а способы экстенсивного освоения ресурсов найти всегда легче, чем интенсивного.
Текущие события показывают, что воспроизведение российской экстенсивности продолжается. Однако проблема этой экстенсивности в том, что за нее платит все общество, а преимущества получают лишь правящие верхи. Многие россияне (а не только избранные элиты) как носители имперского сознания хотят быть бенефициарами этих природных богатств и территориальных приобретений. В случае с Крымом общество частично стало таким бенефициаром и получило черноморское побережье и возможность ездить в эту курортную часть страны. Однако, кажется, что это, скорее, исключение, чем правило.
Государство в России исторически воспринимается как сверхценность в аспекте кормления и заботы. Именно в этой плоскости, на мой взгляд, будут лежать исторические оценки текущей российской экстенсивности и расширения Русского мира. Если этому проекту удастся обеспечить интенсивное кормление всего общества – это будет воспринято позитивно, но сейчас кажется, что до этого далеко. Если вообще возможно в принципе. Скорее, власть очень скоро скажет обществу, что ради восстановления Русского мира нужно покрепче затянуть пояса, а не думать о кормлении и статусе бенефициара современной экстенсивности российского государства.
Логика Самодостаточности & Монополизм
Российское общество и государство стремительно движется не только к вынужденной самодостаточности/изоляции, но и к монополизму в различных сегментах экономики. На этом фоне действия главы Центробанка, которая способствует сохранению каких-то основ рыночной экономики и присущей ей конкуренции выглядит как поведение белой вороны, хотя сама Набиуллина ходит в черном и долгое время способствовала отстрелу банков и монополизации в этой сфере.
На самом деле не вызывает сомнений тот факт, что перед Правительством и Центробанком стоит задача сохранить основы рыночной экономики, но поведение некоторых правящих кругов этому препятствует.
Текущие положение правящего класса характеризуется резким и громадным сокращением возможностей получения Ренты, однако в этой ситуации есть и ниши, связанные с уходом с российского рынка западных фирм и корпораций. Компенсаторные механизмы номенклатурой и их клиентелой уже актуализированы, при этом, очевидно, кусков пирога (типа ресторанов МакДональдс) на всех не хватит.
В условиях спецоперации сдерживающим остается фактор силовиков, однако ситуация в регионах показывает, что внутриэлитные конфликты вновь дают о себе знать. На федеральном уровне также: долго удерживать паузу в этом вопросе не получится, а баланс в будущем поддерживать будет все сложнее.
Хотя сам формат внутриэлитных конфликтов закладывается Конфигурацией как приемлемый и даже необходимый в нынешних беспрецедентных условиях, очевидно, требуется их минимизация. Дальнейшей монополизации, вслед за политической сферой, подвержена и экономическая. Показательно, что, например, Российский союз промышленников и предпринимателей уже заявляет, что возвращение западных компаний в Россию «худший из сценариев» и пора слезть «с иглы Запада».
Понятно, что это не позиция всего правящего класса, однако в нынешних условиях потенциал открытой экономической конкуренции невысок. Наоборот, у руководства страны возникает соблазн поделить сферы влияния в экономике и спровоцировать, таким образом, близкий к полному монополизм. Правящие круги охотно пойдут на такой вариант, что только усилит в стране уровень бедности и экономического расслоения.
Для потребителей все это обернется удоражанием продукции и ухудшением его качества. Полного уничтожения рыночной экономики в стране, скорее всего, не произойдет, но логика самодостаточного монополизма будет все больше и больше истощать ее потенциал, который и сейчас уже достаточно невысок.
Российское общество и государство стремительно движется не только к вынужденной самодостаточности/изоляции, но и к монополизму в различных сегментах экономики. На этом фоне действия главы Центробанка, которая способствует сохранению каких-то основ рыночной экономики и присущей ей конкуренции выглядит как поведение белой вороны, хотя сама Набиуллина ходит в черном и долгое время способствовала отстрелу банков и монополизации в этой сфере.
На самом деле не вызывает сомнений тот факт, что перед Правительством и Центробанком стоит задача сохранить основы рыночной экономики, но поведение некоторых правящих кругов этому препятствует.
Текущие положение правящего класса характеризуется резким и громадным сокращением возможностей получения Ренты, однако в этой ситуации есть и ниши, связанные с уходом с российского рынка западных фирм и корпораций. Компенсаторные механизмы номенклатурой и их клиентелой уже актуализированы, при этом, очевидно, кусков пирога (типа ресторанов МакДональдс) на всех не хватит.
В условиях спецоперации сдерживающим остается фактор силовиков, однако ситуация в регионах показывает, что внутриэлитные конфликты вновь дают о себе знать. На федеральном уровне также: долго удерживать паузу в этом вопросе не получится, а баланс в будущем поддерживать будет все сложнее.
Хотя сам формат внутриэлитных конфликтов закладывается Конфигурацией как приемлемый и даже необходимый в нынешних беспрецедентных условиях, очевидно, требуется их минимизация. Дальнейшей монополизации, вслед за политической сферой, подвержена и экономическая. Показательно, что, например, Российский союз промышленников и предпринимателей уже заявляет, что возвращение западных компаний в Россию «худший из сценариев» и пора слезть «с иглы Запада».
Понятно, что это не позиция всего правящего класса, однако в нынешних условиях потенциал открытой экономической конкуренции невысок. Наоборот, у руководства страны возникает соблазн поделить сферы влияния в экономике и спровоцировать, таким образом, близкий к полному монополизм. Правящие круги охотно пойдут на такой вариант, что только усилит в стране уровень бедности и экономического расслоения.
Для потребителей все это обернется удоражанием продукции и ухудшением его качества. Полного уничтожения рыночной экономики в стране, скорее всего, не произойдет, но логика самодостаточного монополизма будет все больше и больше истощать ее потенциал, который и сейчас уже достаточно невысок.
Управление тревогой & Потенциалы конфронтации
Российские власти последние годы достаточно умело управляют параметрами тревожных настроений в обществе, однако текущий контекст делает проблематичным достижение нужного им баланса.
Нормализация спецоперации в Украине и режим «нас это не касается», а также отложенный и постепенно действующий эффект санкций сформировали спокойные настроения в обществе при уровне тревоги существенно более низком чем в период пандемии.
При этом коллективный Запад вслед за санкциями и ограничениями преступил к дальнейшим действиям по давлению на Россию по всему периметру ее границ. В марте-апреле в качестве факторов военного обострения назывались границы Таджикистана и фактор талибов, а также Нагорный Карабах и Приднестровье. И если ситуация в Приднестровье остается напряженной, то запрещенные в России талибы приехали на ПМЭФ, а недавний визит В. Путина в Душанбе во многом урегулировал сложности с таджикистанским автократом. У Э. Рахмона плохие отношения с талибами и, очевидно, на нейтрализацию этого фактора был во многом направлен визит главы России. С Азербайджаном также, худо-бедно, пока удается договариваться.
При этом к ожидаемой точке напряжения в виде Калининградской области добавился еще и Шпицберген, в который Норвегия не пропускает российские грузы. Это прямое нарушение Парижского соглашения 1920 г., согласно которому Россия имеет право осуществлять исследовательскую и коммерческую деятельность на арктическом архипелаге, но Норвегия безапелляционно ссылается на необходимость соблюдения санкционного режима. А западные эксперты говорят, что России нет смысла апеллировать к международным соглашениям, так как она сама их нарушает.
Очевидно, Запад и антироссийская коалиция способна принести еще немало сложностей, в том числе и экзистенциальных, России: стратегия комбинирования политических и военных вызов вкупе с мощными экономическими санкциями планомерно реализуется и будет приводить к регулярному появлению таких сложностей.
Руководству страны в нынешней ситуации не выгодны тревожные настроения в российском обществе, даже несмотря на то, что они способствуют консолидации общества вокруг власти. Нужный им потенциал консолидации власть может достигать и с помощью пропаганды, которой не нужны реальные факты конфронтации, ведь она может обойтись артефактами и манипулятивными конструктами. Однако сейчас дело приходится иметь именно с реальной фактурой конфронтации, которая работает на усиление в общественном сознании вероятности прямого столкновения с Западом.
Каким бы не был уровень поддержки власти и спецоперации в Украине никак нельзя утверждать, что общество поддержит прямую военную конфронтацию с Западом ввиду очевидных причин. Также очевидно, что запрос на разрядку в обществе высок, однако удовлетворения этого запроса под большим вопросом.
Российские власти последние годы достаточно умело управляют параметрами тревожных настроений в обществе, однако текущий контекст делает проблематичным достижение нужного им баланса.
Нормализация спецоперации в Украине и режим «нас это не касается», а также отложенный и постепенно действующий эффект санкций сформировали спокойные настроения в обществе при уровне тревоги существенно более низком чем в период пандемии.
При этом коллективный Запад вслед за санкциями и ограничениями преступил к дальнейшим действиям по давлению на Россию по всему периметру ее границ. В марте-апреле в качестве факторов военного обострения назывались границы Таджикистана и фактор талибов, а также Нагорный Карабах и Приднестровье. И если ситуация в Приднестровье остается напряженной, то запрещенные в России талибы приехали на ПМЭФ, а недавний визит В. Путина в Душанбе во многом урегулировал сложности с таджикистанским автократом. У Э. Рахмона плохие отношения с талибами и, очевидно, на нейтрализацию этого фактора был во многом направлен визит главы России. С Азербайджаном также, худо-бедно, пока удается договариваться.
При этом к ожидаемой точке напряжения в виде Калининградской области добавился еще и Шпицберген, в который Норвегия не пропускает российские грузы. Это прямое нарушение Парижского соглашения 1920 г., согласно которому Россия имеет право осуществлять исследовательскую и коммерческую деятельность на арктическом архипелаге, но Норвегия безапелляционно ссылается на необходимость соблюдения санкционного режима. А западные эксперты говорят, что России нет смысла апеллировать к международным соглашениям, так как она сама их нарушает.
Очевидно, Запад и антироссийская коалиция способна принести еще немало сложностей, в том числе и экзистенциальных, России: стратегия комбинирования политических и военных вызов вкупе с мощными экономическими санкциями планомерно реализуется и будет приводить к регулярному появлению таких сложностей.
Руководству страны в нынешней ситуации не выгодны тревожные настроения в российском обществе, даже несмотря на то, что они способствуют консолидации общества вокруг власти. Нужный им потенциал консолидации власть может достигать и с помощью пропаганды, которой не нужны реальные факты конфронтации, ведь она может обойтись артефактами и манипулятивными конструктами. Однако сейчас дело приходится иметь именно с реальной фактурой конфронтации, которая работает на усиление в общественном сознании вероятности прямого столкновения с Западом.
Каким бы не был уровень поддержки власти и спецоперации в Украине никак нельзя утверждать, что общество поддержит прямую военную конфронтацию с Западом ввиду очевидных причин. Также очевидно, что запрос на разрядку в обществе высок, однако удовлетворения этого запроса под большим вопросом.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Регулярно случающаяся турбулентность в странах Центральной Азии определяется состоянием институтов в этих странах, а также ассиметричным распределением ресурсов: правящие кланы получают почти все, а остальным достаются жалкие кусочки.
С начала года жесткая турбулентность, характеризующаяся применением насилия и масштабными человеческими жертвами, случилась уже в трех республиках: Казахстан, Таджикистан, а теперь и Узбекистан.
Нынешние протесты и столкновения граждан с силовиками в Каракалпакстане, в некоторой степени, сопоставимы с событиями в казахском Жанаозене января 2022 г., а также с недавними «мятежами» в Горно-Бадахшанской автономной области (Таджикистан).
Во всех случаях местные элиты слабо представлены в республиканской власти, а жители чувствуют себя обделенными в экономическом плане. Каракалпаки борются за свой суверенитет, но базис у протестов также экономический.
В Казахстане власти в итоге предпочли договориться, хотя кровавого статиса избежать не удалось. В Узбекистане также идут по этому пути и пытаются найти компромисс с местными элитами, но и от силового давления не отказываются. В Таджикистане правящему Э. Рахмону нечего предложить памирцам из Горного Бадахшана, поэтому лидеры протеста были объявлены «бандитами», а часть из них уничтожена. При этом среди них было немало местных элит, чья собственность позднее была, так сказать, перераспределена.
Все страны Центральной Азии идут по пути Китая и подавления всех нацменьшинств. Казахстанский сценарий, когда события из одного региона перетекли на остальные, в Узбекистане сейчас невозможен: каракалпаки обособлены как этническая группа и протесты не перейдут на всю страну, а этнические узбеки не выкажут им никакой массовой солидарности. Тем не менее, эти центральноазиатские кейсы вряд ли можно рассматривать как нечто отдаленное.
Если у автократий есть (как у Казахстана) экономические ресурсы и возможность заливать все проблемы деньгами – они это делают. Если такой возможности нет (как в Таджикистане) – наступает режим жесткого, ничем не прикрытого силового подавления несогласия.
В Казахстане относительно преуспели в урегулировании конфликта, возможно, также и будет в Узбекистане, однако путь унифицирующей централизации и подавления национальных меньшинств – сам по себе губителен и закладывает под собой основу для новых противоречий, которые институции стран Центральной Азии позволяют «решать» только с применением насилия и крови.
При этом сама постоянно возрастающая централизация и унификация нужна для закрепления доминирующего положения правящего класса и его приоритетного «права» на ресурсы. Получается замкнутый круг: периодически случающиеся статисы внутренне присущи для политических систем такого типа. Нынешний каракалпакский статис пока не дотягивает до кровавых событий в Андижане 2005 г., однако, он, к сожалению, еще и не завершен.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Регулярно случающаяся турбулентность в странах Центральной Азии определяется состоянием институтов в этих странах, а также ассиметричным распределением ресурсов: правящие кланы получают почти все, а остальным достаются жалкие кусочки.
С начала года жесткая турбулентность, характеризующаяся применением насилия и масштабными человеческими жертвами, случилась уже в трех республиках: Казахстан, Таджикистан, а теперь и Узбекистан.
Нынешние протесты и столкновения граждан с силовиками в Каракалпакстане, в некоторой степени, сопоставимы с событиями в казахском Жанаозене января 2022 г., а также с недавними «мятежами» в Горно-Бадахшанской автономной области (Таджикистан).
Во всех случаях местные элиты слабо представлены в республиканской власти, а жители чувствуют себя обделенными в экономическом плане. Каракалпаки борются за свой суверенитет, но базис у протестов также экономический.
В Казахстане власти в итоге предпочли договориться, хотя кровавого статиса избежать не удалось. В Узбекистане также идут по этому пути и пытаются найти компромисс с местными элитами, но и от силового давления не отказываются. В Таджикистане правящему Э. Рахмону нечего предложить памирцам из Горного Бадахшана, поэтому лидеры протеста были объявлены «бандитами», а часть из них уничтожена. При этом среди них было немало местных элит, чья собственность позднее была, так сказать, перераспределена.
Все страны Центральной Азии идут по пути Китая и подавления всех нацменьшинств. Казахстанский сценарий, когда события из одного региона перетекли на остальные, в Узбекистане сейчас невозможен: каракалпаки обособлены как этническая группа и протесты не перейдут на всю страну, а этнические узбеки не выкажут им никакой массовой солидарности. Тем не менее, эти центральноазиатские кейсы вряд ли можно рассматривать как нечто отдаленное.
Если у автократий есть (как у Казахстана) экономические ресурсы и возможность заливать все проблемы деньгами – они это делают. Если такой возможности нет (как в Таджикистане) – наступает режим жесткого, ничем не прикрытого силового подавления несогласия.
В Казахстане относительно преуспели в урегулировании конфликта, возможно, также и будет в Узбекистане, однако путь унифицирующей централизации и подавления национальных меньшинств – сам по себе губителен и закладывает под собой основу для новых противоречий, которые институции стран Центральной Азии позволяют «решать» только с применением насилия и крови.
При этом сама постоянно возрастающая централизация и унификация нужна для закрепления доминирующего положения правящего класса и его приоритетного «права» на ресурсы. Получается замкнутый круг: периодически случающиеся статисы внутренне присущи для политических систем такого типа. Нынешний каракалпакский статис пока не дотягивает до кровавых событий в Андижане 2005 г., однако, он, к сожалению, еще и не завершен.
Фактор ковида & Китайские церемонии
Пишут, что председатель КНР Си Цзиньпин отказал Владимиру Путину и не приедет с официальным визитом в Россию. Китайский кормчий якобы ссылается на фактор пандемии и, видимо, длинный стол для переговорного процесса не считает достаточным уровнем защиты от опасного коронавируса, который, к тому же, еще и постоянно мутирует. Пресс-секретарь президента Д. Песков уже опроверг информацию и сказал, что она «полностью не соответствует действительности». И, тем не менее.
Очевидно, что информация об отказе будет представлена как политический жест, который призван показать, что Китай не поддерживает Россию в принципе и в спецоперационном контексте, в частности.
Китай настроен антиамерикански, однако это совсем не означает, что Пекин будет настроен пророссийски. И если в период проведения Зимней Олимпиады Пекин демонстрировал некоторые китайские церемонии и подписывал договор о дружбе, «которая не имеет границ» то сейчас ситуация поменялась.
В нынешней ситуации Китай также заинтересован в скорейшем завершении военной спецоперации в Украине, так как она мешает Пекину вести бизнес с Европой, а бонусы от покупки дешевой российской нефти не покрываются обьемом потерь.
Оппоненты используют этот инфоповод для маркирования текущей ситуации как состояния геополитического одиночества России, а для пропагандистов сейчас возникнут некоторые сложности, которые, впрочем, будут разрешены привычным способом. Будет вновь объявлено, что у России два союзника – армия и флот, а все остальное неважно и надеется больше ни на кого не стоит. В значительной степени это соответствует действительности, хотя выводы из этого положения следуют совершенно различные и не обязательно оптимистичные.
Пишут, что председатель КНР Си Цзиньпин отказал Владимиру Путину и не приедет с официальным визитом в Россию. Китайский кормчий якобы ссылается на фактор пандемии и, видимо, длинный стол для переговорного процесса не считает достаточным уровнем защиты от опасного коронавируса, который, к тому же, еще и постоянно мутирует. Пресс-секретарь президента Д. Песков уже опроверг информацию и сказал, что она «полностью не соответствует действительности». И, тем не менее.
Очевидно, что информация об отказе будет представлена как политический жест, который призван показать, что Китай не поддерживает Россию в принципе и в спецоперационном контексте, в частности.
Китай настроен антиамерикански, однако это совсем не означает, что Пекин будет настроен пророссийски. И если в период проведения Зимней Олимпиады Пекин демонстрировал некоторые китайские церемонии и подписывал договор о дружбе, «которая не имеет границ» то сейчас ситуация поменялась.
В нынешней ситуации Китай также заинтересован в скорейшем завершении военной спецоперации в Украине, так как она мешает Пекину вести бизнес с Европой, а бонусы от покупки дешевой российской нефти не покрываются обьемом потерь.
Оппоненты используют этот инфоповод для маркирования текущей ситуации как состояния геополитического одиночества России, а для пропагандистов сейчас возникнут некоторые сложности, которые, впрочем, будут разрешены привычным способом. Будет вновь объявлено, что у России два союзника – армия и флот, а все остальное неважно и надеется больше ни на кого не стоит. В значительной степени это соответствует действительности, хотя выводы из этого положения следуют совершенно различные и не обязательно оптимистичные.
Казахстанский фактор: принуждающая активность Москвы & спокойствие Пекина
Возрастающее напряжение вокруг отношений России и Казахстана ожидаемо и работает на усиление значения не военных, а экономических факторов в текущей геополитической конфронтации. У Москвы есть сила, в том числе и потенциал принуждения, но долгосрочных конкурентных преимуществ не так много.
Остановка работы Каспийского трубопроводного консорциума, который прокачивает значительные объёмы экспортной казахстанской нефти, – это, с одной стороны, демонстрация силы, а с другой, вынужденная мера, долгосрочные последствия которой будут, скорее, негативные.
Любые трения между Россией и Казахстаном работают на ослабление обоих стран. Следовательно, США и другим страны Запада будет достаточно надавить на руководство Казахстана с тем, чтобы не только усилить конфронтацию, но и управлять ее ритмами.
Позиции Китая двойственны. Китай все активнее проявляет себя как потенциально главный бенефициар казахстанских ресурсов, однако Пекин также заинтересован в аккуратном, при минимальном своем участии, формировании антизападной коалиции, к которой Казахстан никак не хочет присоединяться. Москва и Пекин в этом плане одинаково хотели бы антизападного вектора развития Казахстана, но руководство этой страны делает все возможное, чтобы не поссориться с Западом.
Диспозиция характеризуется не столько текущими ресурсами и балансом сил, сколько долгосрочными перспективами. У России сейчас достаточно ресурсов для того, чтобы влиять на Казахстан и принуждать руководство этой страны к активизации помощи в обходе санкций и другим действиям.
Однако у России нет возможности занимать выжидательную политику: ей нужен результат здесь и сейчас, в отличие от Китая, который может спокойно наблюдать и США, которые могут относительно легко, угрозами санкций, влиять на политику Казахстана.
Инициатива в данном случае не является преимуществом, но во многом носит вынужденный характер и чревата рисками ухудшения отношений с Казахстаном. Задача США в этих условиях не дать России выстроить альтернативную логистику обхода санкций и организации параллельного импорта с помощью Казахстана. Разрушать, очевидно, легче чем созидать, тем более, что, как показали последние месяцы, США и другие страны Запада не собираются закрывать глаза на эти обходные маневры и угрожают всем, в том числе и Казахстану, вторичными санкциями.
Возрастающее напряжение вокруг отношений России и Казахстана ожидаемо и работает на усиление значения не военных, а экономических факторов в текущей геополитической конфронтации. У Москвы есть сила, в том числе и потенциал принуждения, но долгосрочных конкурентных преимуществ не так много.
Остановка работы Каспийского трубопроводного консорциума, который прокачивает значительные объёмы экспортной казахстанской нефти, – это, с одной стороны, демонстрация силы, а с другой, вынужденная мера, долгосрочные последствия которой будут, скорее, негативные.
Любые трения между Россией и Казахстаном работают на ослабление обоих стран. Следовательно, США и другим страны Запада будет достаточно надавить на руководство Казахстана с тем, чтобы не только усилить конфронтацию, но и управлять ее ритмами.
Позиции Китая двойственны. Китай все активнее проявляет себя как потенциально главный бенефициар казахстанских ресурсов, однако Пекин также заинтересован в аккуратном, при минимальном своем участии, формировании антизападной коалиции, к которой Казахстан никак не хочет присоединяться. Москва и Пекин в этом плане одинаково хотели бы антизападного вектора развития Казахстана, но руководство этой страны делает все возможное, чтобы не поссориться с Западом.
Диспозиция характеризуется не столько текущими ресурсами и балансом сил, сколько долгосрочными перспективами. У России сейчас достаточно ресурсов для того, чтобы влиять на Казахстан и принуждать руководство этой страны к активизации помощи в обходе санкций и другим действиям.
Однако у России нет возможности занимать выжидательную политику: ей нужен результат здесь и сейчас, в отличие от Китая, который может спокойно наблюдать и США, которые могут относительно легко, угрозами санкций, влиять на политику Казахстана.
Инициатива в данном случае не является преимуществом, но во многом носит вынужденный характер и чревата рисками ухудшения отношений с Казахстаном. Задача США в этих условиях не дать России выстроить альтернативную логистику обхода санкций и организации параллельного импорта с помощью Казахстана. Разрушать, очевидно, легче чем созидать, тем более, что, как показали последние месяцы, США и другие страны Запада не собираются закрывать глаза на эти обходные маневры и угрожают всем, в том числе и Казахстану, вторичными санкциями.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Американский политолог Э. Бэнфилд в своей книге «Моральные основы отсталого общества» (1958 г.) хорошо показал риски атомизации и деградации социума. Русскоязычный перевод «отсталое общество» не совсем точен: оригинальный вариант «backward society» более выразителен. Не - отсталое общество, а - движущееся назад, устремленное в прошлое. По сути, ретротопия.
Бэнфилд написал этот текст на основе эмпирического материала, полученного на юге Италии в середине 1950-х гг. Юг этой страны значительно отставал в экономическом и культурном плане (и сейчас отстает) от севера. Тогда, в первые послевоенные десятилетия, отчетливо сказывались и «плоды» правления диктатора Муссолини, и результаты поражения во Второй мировой войне, а также негативные эффекты от доминирования в этих локациях мафиозных структур. Разочарование в имперском мифе больно ударило по итальянскому обществу, а последствия такой политики преодолевались очень долго.
Исследование Бэнфилда выявило высокий уровень атомизации в обществе, сосредоточенность жителей на своих семьях и желании получить максимальный доход здесь и сейчас. Была зафиксирована гражданская пассивность, неготовность к стратегическому планированию, а также недоверие к государству и политической сфере в принципе. Глубинные интервью с жителями итальянской глубинки выявили еще и снижающееся значение образования. «Зачем учиться? Ведь для работы в поле это не помогает», - искренне вопрошали респонденты.
Перспективы преодоления ретротопийной деградации Бэнфилд видел в развитии горизонтальных связей, гражданской взаимопомощи и расширении сети общественных организаций, позволяющих гражданам выражать свою позицию и действовать. Очевидно, что выводы Бэнфилда актуальны не только для ретротопийного итальянского юга, который сейчас, спустя 60-70 лет, научился совмещать любовь к традициям и старине с модернизацией и гражданской активностью.
Российский социум также остается ретротопийным, конформистским и согласным с доминированием государства. При этом опросы показывают, что от доминирования государства во всех сферах значительный сегмент граждан уже отчаялся получить какие-то материальные преференции, но многие по-прежнему надеется на них.
Установки на традиционность и духовность в нашем социуме постепенно, но достаточно настойчиво вытесняют логичный для современных обществ запрос на модернизацию и развитие эффективных социальных практик и технологий. Стилистика позиционирования советских «брендов» и возвращения к ним – это в чистом виде ретротопия, однако мечты о «золотом веке» российской государственности зачастую оказываются симулякром, реализация которого не вызывает ожидаемого восторга.
История Италии второй половины ХХ века показывает, что ретротопия и отсталость периферийного Юга сосуществует с развитием Севера, в котором есть место и модернизации, и прогрессу, и развитию самобытной культуры. В России также следует ждать дальнейшего технологичного, социокультурного и экономического разрыва между Центром и периферией, однако усиление ретропийности в любом случае будет возрастать. По сути, сейчас ретропийность – это значимый инструмент усиления лоялизации и конформизма в социуме. Более того, ретропийность и подчеркивание всего традиционного – это логичный и, по сути, единственно возможный алгоритм идеологического позиционирования власти в условиях санкций, которые очень жестко ограничивают перспективы модернизации.
Однако оборотной стороной навязывания ретротопийности будет полная гражданская пассивность, атомизация и экономическая неэффективность, преодолеть которую в рамках текущей конфигурации власти не представляется возможным. Впрочем, такое состояние глубинного российского народа, похоже, устраивает правящий класс. Периферия российского социума и государства рискует стать гиперпериферией и обширным географическим балластом, внимание к которому и финансирование которого будет осуществляться по остаточному принципу.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Американский политолог Э. Бэнфилд в своей книге «Моральные основы отсталого общества» (1958 г.) хорошо показал риски атомизации и деградации социума. Русскоязычный перевод «отсталое общество» не совсем точен: оригинальный вариант «backward society» более выразителен. Не - отсталое общество, а - движущееся назад, устремленное в прошлое. По сути, ретротопия.
Бэнфилд написал этот текст на основе эмпирического материала, полученного на юге Италии в середине 1950-х гг. Юг этой страны значительно отставал в экономическом и культурном плане (и сейчас отстает) от севера. Тогда, в первые послевоенные десятилетия, отчетливо сказывались и «плоды» правления диктатора Муссолини, и результаты поражения во Второй мировой войне, а также негативные эффекты от доминирования в этих локациях мафиозных структур. Разочарование в имперском мифе больно ударило по итальянскому обществу, а последствия такой политики преодолевались очень долго.
Исследование Бэнфилда выявило высокий уровень атомизации в обществе, сосредоточенность жителей на своих семьях и желании получить максимальный доход здесь и сейчас. Была зафиксирована гражданская пассивность, неготовность к стратегическому планированию, а также недоверие к государству и политической сфере в принципе. Глубинные интервью с жителями итальянской глубинки выявили еще и снижающееся значение образования. «Зачем учиться? Ведь для работы в поле это не помогает», - искренне вопрошали респонденты.
Перспективы преодоления ретротопийной деградации Бэнфилд видел в развитии горизонтальных связей, гражданской взаимопомощи и расширении сети общественных организаций, позволяющих гражданам выражать свою позицию и действовать. Очевидно, что выводы Бэнфилда актуальны не только для ретротопийного итальянского юга, который сейчас, спустя 60-70 лет, научился совмещать любовь к традициям и старине с модернизацией и гражданской активностью.
Российский социум также остается ретротопийным, конформистским и согласным с доминированием государства. При этом опросы показывают, что от доминирования государства во всех сферах значительный сегмент граждан уже отчаялся получить какие-то материальные преференции, но многие по-прежнему надеется на них.
Установки на традиционность и духовность в нашем социуме постепенно, но достаточно настойчиво вытесняют логичный для современных обществ запрос на модернизацию и развитие эффективных социальных практик и технологий. Стилистика позиционирования советских «брендов» и возвращения к ним – это в чистом виде ретротопия, однако мечты о «золотом веке» российской государственности зачастую оказываются симулякром, реализация которого не вызывает ожидаемого восторга.
История Италии второй половины ХХ века показывает, что ретротопия и отсталость периферийного Юга сосуществует с развитием Севера, в котором есть место и модернизации, и прогрессу, и развитию самобытной культуры. В России также следует ждать дальнейшего технологичного, социокультурного и экономического разрыва между Центром и периферией, однако усиление ретропийности в любом случае будет возрастать. По сути, сейчас ретропийность – это значимый инструмент усиления лоялизации и конформизма в социуме. Более того, ретропийность и подчеркивание всего традиционного – это логичный и, по сути, единственно возможный алгоритм идеологического позиционирования власти в условиях санкций, которые очень жестко ограничивают перспективы модернизации.
Однако оборотной стороной навязывания ретротопийности будет полная гражданская пассивность, атомизация и экономическая неэффективность, преодолеть которую в рамках текущей конфигурации власти не представляется возможным. Впрочем, такое состояние глубинного российского народа, похоже, устраивает правящий класс. Периферия российского социума и государства рискует стать гиперпериферией и обширным географическим балластом, внимание к которому и финансирование которого будет осуществляться по остаточному принципу.
Факторы фокусировки: СВО VS Ковид
Власти Москвы заявляют о необходимости ношения масок и антиковидной вакцинации. Очевидно, что коронавирусная тема в ближайшие несколько недель начнет возвращаться в общественное сознание всей страны и потеснит в ней спецоперационный контекст, от которого общество во многом устало.
Тем не менее, из-за ковида геополитическая конфронтация не уменьшится, а сама она уже развивается по собственной, самовоспроизводящейся логике. Социология показывает, что ковид, который приходит почти в каждый дом, россияне бояться больше чем спецоперации и конфронтации с Западом, которая для абсолютного большинства россиян не представляет угроз жизни с точки зрения повседневных жизни и является чем-то фоновым.
При этом, конечно же, полное вытеснения ковидом спецоперационной повестки невозможно, следовательно, вероятен риск наложения нескольких неблагоприятных факторов: спецоперации, геополитической конфронтации и ковида.
Это будет серьезный стресс-тест для общества, особенно если учесть неблагоприятную экономическую конъюнктуру и сложности, например, у промышленников, которые чреваты ростом скрытой и открытой безработицы уже этой осенью и дальнейшим сокращением доходов значительной части россиян. Анализ предыдущих кризисов показывает, что падение роста доходов общества ведет к значительному увеличению проявлений социальной аномии (алкоголизм, наркомания, бытовые конфликты, разводы, суициды и т.д.).
При этом вряд ли можно уверенно прогнозировать резкий рост протестных настроений. Пока работает следующая закономерность: чем общество слабее, тем оно податливее и послушнее. Тем не менее, мультипликация таких мощных факторов как ковид и геополитическая конфронтация работает на увеличение различных вариантов развития событий, нарастание общей неопределенности и сокращение возможности мягко и эффективно управлять ситуацией.
Власти Москвы заявляют о необходимости ношения масок и антиковидной вакцинации. Очевидно, что коронавирусная тема в ближайшие несколько недель начнет возвращаться в общественное сознание всей страны и потеснит в ней спецоперационный контекст, от которого общество во многом устало.
Тем не менее, из-за ковида геополитическая конфронтация не уменьшится, а сама она уже развивается по собственной, самовоспроизводящейся логике. Социология показывает, что ковид, который приходит почти в каждый дом, россияне бояться больше чем спецоперации и конфронтации с Западом, которая для абсолютного большинства россиян не представляет угроз жизни с точки зрения повседневных жизни и является чем-то фоновым.
При этом, конечно же, полное вытеснения ковидом спецоперационной повестки невозможно, следовательно, вероятен риск наложения нескольких неблагоприятных факторов: спецоперации, геополитической конфронтации и ковида.
Это будет серьезный стресс-тест для общества, особенно если учесть неблагоприятную экономическую конъюнктуру и сложности, например, у промышленников, которые чреваты ростом скрытой и открытой безработицы уже этой осенью и дальнейшим сокращением доходов значительной части россиян. Анализ предыдущих кризисов показывает, что падение роста доходов общества ведет к значительному увеличению проявлений социальной аномии (алкоголизм, наркомания, бытовые конфликты, разводы, суициды и т.д.).
При этом вряд ли можно уверенно прогнозировать резкий рост протестных настроений. Пока работает следующая закономерность: чем общество слабее, тем оно податливее и послушнее. Тем не менее, мультипликация таких мощных факторов как ковид и геополитическая конфронтация работает на увеличение различных вариантов развития событий, нарастание общей неопределенности и сокращение возможности мягко и эффективно управлять ситуацией.
Губернаторы в режиме социологического благополучия & дистанцирования
В период пандемии федеральный центр предпочел делегировать губернаторам дополнительные полномочия, что означало для них повышенную ответственность в сложные времена, однако сейчас ситуация несколько отличается.
Публичной критики в адрес губернаторов в регионах стало заметно меньше, общество готово терпеть сложности, которые вызваны геополитическими и прочими факторами. Соответственно, роль губернаторов как губок, которые впитывают в себя социальный негатив сейчас менее актуальна.
От губернаторов требуется умение находить ресурсы, необходимые для продолжения спецоперации, в том числе и за счет поиска добровольцев и создания региональных батальонов. От губернаторов также требуют, чтобы они эффективно отрабатывали патриотическую повестку и обеспечивали социальное спокойствие в регионах.
Логично, что в этих условиях губернаторы и главы нацреспублик меньше внимания уделяют локальным проблемам и региональной периферии. Почти все локальные проблемы перекинуты на муниципальный уровень, который объективно имеет мало возможностей их решать.
Характерно, что придворные социологи, а также некоторые более серьезные ведомства, регулярно докладывают руководителям регионов об их высоком рейтинге. Цифры, указанные в этих отчетах, отличаются от того, что публикуется социологическими службами, но чаще всего также выглядят для губернаторов благостно.
Губернаторам сейчас важнее отчитаться о реализации патриотической повестки, проведении соответствующих мероприятий, чем решать локальные проблемы граждан или заниматься социальной политикой.
Получается парадоксальная ситуация. С одной стороны, патриотический консенсус общества и власти, а с другой, возрастание дистанции и отчуждения общества от региональной власти. Центр не одобряет планы губернаторов вывести себя из-под очагов социальной критики, однако сейчас для этого создаются отчетливые предпосылки.
Губернаторы в среднесрочной перспективе воспользуются этой ситуацией для того, чтобы снизить свою зависимость от общественного мнения, стать более тефлоновыми и менее эффективными с точки зрения решения локальных и региональных проблем. Стратегия дистанцирования региональной власти от необходимости решения социально-экономических проблем, которых становится все больше, видится в перспективе этого и следующего года как наиболее вероятная.
В период пандемии федеральный центр предпочел делегировать губернаторам дополнительные полномочия, что означало для них повышенную ответственность в сложные времена, однако сейчас ситуация несколько отличается.
Публичной критики в адрес губернаторов в регионах стало заметно меньше, общество готово терпеть сложности, которые вызваны геополитическими и прочими факторами. Соответственно, роль губернаторов как губок, которые впитывают в себя социальный негатив сейчас менее актуальна.
От губернаторов требуется умение находить ресурсы, необходимые для продолжения спецоперации, в том числе и за счет поиска добровольцев и создания региональных батальонов. От губернаторов также требуют, чтобы они эффективно отрабатывали патриотическую повестку и обеспечивали социальное спокойствие в регионах.
Логично, что в этих условиях губернаторы и главы нацреспублик меньше внимания уделяют локальным проблемам и региональной периферии. Почти все локальные проблемы перекинуты на муниципальный уровень, который объективно имеет мало возможностей их решать.
Характерно, что придворные социологи, а также некоторые более серьезные ведомства, регулярно докладывают руководителям регионов об их высоком рейтинге. Цифры, указанные в этих отчетах, отличаются от того, что публикуется социологическими службами, но чаще всего также выглядят для губернаторов благостно.
Губернаторам сейчас важнее отчитаться о реализации патриотической повестки, проведении соответствующих мероприятий, чем решать локальные проблемы граждан или заниматься социальной политикой.
Получается парадоксальная ситуация. С одной стороны, патриотический консенсус общества и власти, а с другой, возрастание дистанции и отчуждения общества от региональной власти. Центр не одобряет планы губернаторов вывести себя из-под очагов социальной критики, однако сейчас для этого создаются отчетливые предпосылки.
Губернаторы в среднесрочной перспективе воспользуются этой ситуацией для того, чтобы снизить свою зависимость от общественного мнения, стать более тефлоновыми и менее эффективными с точки зрения решения локальных и региональных проблем. Стратегия дистанцирования региональной власти от необходимости решения социально-экономических проблем, которых становится все больше, видится в перспективе этого и следующего года как наиболее вероятная.
Пульс & Энергия альтернативного Русского мира
Официальному проекту расширения русского мира за счет территорий Украины реальность противопоставляет альтернативный и самоорганизующийся русский мир, который состоит преимущественно из образованных и успешных россиян, продолжающих покидать страну. По итогам этого года зафиксированный отток, скорее всего, станет рекордным за все постсоветские годы.
Речь не только про айтишников и оппозицию, которая превращается в диссидентов, но и про широкие массы людей, испытывающие социальное недовольство и несогласие с курсом, который обозначило руководство страны.
Очевидно, что закрывать границы и насильно удерживать в России этих людей никто не собирается. Для власти их отток в какой-то степени выгоден, так как позволяет уменьшить социальный протест, а также усилить лоялизм и подданическое послушание внутри российского общества.
Многие критично оценивают этот альтернативный русский мир и диссидентов, которые пытаются его консолидировать, сформировать смыслы, идеологию и стратегию. Многие смеются над идеологией «хороших русских» и она, действительно, далека от качественно сформированных концептов.
Тем не менее нужно признать, что этот альтернативный русский мир в Европе, Северной Америке и даже Грузии и Армении сейчас наполняется качественным человеческим капиталом и энергией действия, который будет иметь значение с точки зрения дальнейшей судьбы России.
Так будет происходит хотя бы в силу количественного фактора: переезд на Запад интеллектуалов, высококвалифицированных специалистов, творческой интеллигенции, журналистов и даже спортсменов окажет свой эффект.
Эти люди, рано или поздно, начнут самоорганизовываться и все активнее влиять на интеллектуальную и социокультурную жизнь внутри России. Одна из задач действующей власти будет направлена на минимизацию этого влияния, однако решение этой задачи с помощью мягких инструментов становится все более сложной, а с помощью жесткой – все более неудобным.
И, тем не менее, вполне возможно, что в ближайшие годы власти решаться на то, чтобы стигматизировать уехавших из страны россиян и объявить их пятой колонной. Глубинный народ это поддержит, но с точки зрения перспектив социально-экономического развития страны это будет нежелательной траекторией.
Официальному проекту расширения русского мира за счет территорий Украины реальность противопоставляет альтернативный и самоорганизующийся русский мир, который состоит преимущественно из образованных и успешных россиян, продолжающих покидать страну. По итогам этого года зафиксированный отток, скорее всего, станет рекордным за все постсоветские годы.
Речь не только про айтишников и оппозицию, которая превращается в диссидентов, но и про широкие массы людей, испытывающие социальное недовольство и несогласие с курсом, который обозначило руководство страны.
Очевидно, что закрывать границы и насильно удерживать в России этих людей никто не собирается. Для власти их отток в какой-то степени выгоден, так как позволяет уменьшить социальный протест, а также усилить лоялизм и подданическое послушание внутри российского общества.
Многие критично оценивают этот альтернативный русский мир и диссидентов, которые пытаются его консолидировать, сформировать смыслы, идеологию и стратегию. Многие смеются над идеологией «хороших русских» и она, действительно, далека от качественно сформированных концептов.
Тем не менее нужно признать, что этот альтернативный русский мир в Европе, Северной Америке и даже Грузии и Армении сейчас наполняется качественным человеческим капиталом и энергией действия, который будет иметь значение с точки зрения дальнейшей судьбы России.
Так будет происходит хотя бы в силу количественного фактора: переезд на Запад интеллектуалов, высококвалифицированных специалистов, творческой интеллигенции, журналистов и даже спортсменов окажет свой эффект.
Эти люди, рано или поздно, начнут самоорганизовываться и все активнее влиять на интеллектуальную и социокультурную жизнь внутри России. Одна из задач действующей власти будет направлена на минимизацию этого влияния, однако решение этой задачи с помощью мягких инструментов становится все более сложной, а с помощью жесткой – все более неудобным.
И, тем не менее, вполне возможно, что в ближайшие годы власти решаться на то, чтобы стигматизировать уехавших из страны россиян и объявить их пятой колонной. Глубинный народ это поддержит, но с точки зрения перспектив социально-экономического развития страны это будет нежелательной траекторией.
Социальные запросы & Прагматика власти
Запрос на усиление адресной социальной поддержки в обществе нарастает, но ожидать повышенной готовности его удовлетворять со стороны власти не стоит.
Ковидный 2020-й и прошлый годы характеризовались единовременными выплатами (т.н. детские). В 2021 г. их многие связали с думскими выборами, а в этом году никаких федеральных выборов нет.
При этом многочисленные исследования показывают, что с точки зрения трат для российских семей значимым является август (подготовка детей к школе, необходимость подготовки к зиме). Высокая динамика закредитованности и пульс экономического самочувствия демонстрирует негативные тенденции, однако, похоже, власти не рассматривают их как критичные.
Единовременные выплаты гражданам и сейчас остаются эффективным инструментом с краткосрочным действием, который способен снизить уровень социального недовольства, однако вряд ли он будет использован в ближайшие месяцы.
Социальное недовольство чаще всего испытывают образованные жители столиц и мегаполисов, для которых никакие единовременные выплаты не способны поменять базовый настрой. Для остальных россиян, в том числе и так называемого глубинного народа нынешние экономические сложности являются чем-то привычным. К тому же эта преобладающий в количественном отношении часть общества больше охвачена патриотическими и лоялистскими настроениями.
Сейчас много говорят о карточках, продуктовых наборах и практике социального контракта, которая призвана оказывать адресную помощь бедным россиянам. Однако, скорее всего, власти займут выжидательную тактику и будут применять экстраординарные меры только в случае острой необходимости. Практика социального контракта применяется уже несколько лет, а эффект от нее в основном заметен в отчетах региональных администраций федеральному центру.
Пока же, несмотря на продолжающиеся экономические ухудшения, общественно-политических рисков не так много, однако определяющей в этой конфигурации факторов будет спецоперация в Украине и восприятие ее итогов в обществе.
Запрос на усиление адресной социальной поддержки в обществе нарастает, но ожидать повышенной готовности его удовлетворять со стороны власти не стоит.
Ковидный 2020-й и прошлый годы характеризовались единовременными выплатами (т.н. детские). В 2021 г. их многие связали с думскими выборами, а в этом году никаких федеральных выборов нет.
При этом многочисленные исследования показывают, что с точки зрения трат для российских семей значимым является август (подготовка детей к школе, необходимость подготовки к зиме). Высокая динамика закредитованности и пульс экономического самочувствия демонстрирует негативные тенденции, однако, похоже, власти не рассматривают их как критичные.
Единовременные выплаты гражданам и сейчас остаются эффективным инструментом с краткосрочным действием, который способен снизить уровень социального недовольства, однако вряд ли он будет использован в ближайшие месяцы.
Социальное недовольство чаще всего испытывают образованные жители столиц и мегаполисов, для которых никакие единовременные выплаты не способны поменять базовый настрой. Для остальных россиян, в том числе и так называемого глубинного народа нынешние экономические сложности являются чем-то привычным. К тому же эта преобладающий в количественном отношении часть общества больше охвачена патриотическими и лоялистскими настроениями.
Сейчас много говорят о карточках, продуктовых наборах и практике социального контракта, которая призвана оказывать адресную помощь бедным россиянам. Однако, скорее всего, власти займут выжидательную тактику и будут применять экстраординарные меры только в случае острой необходимости. Практика социального контракта применяется уже несколько лет, а эффект от нее в основном заметен в отчетах региональных администраций федеральному центру.
Пока же, несмотря на продолжающиеся экономические ухудшения, общественно-политических рисков не так много, однако определяющей в этой конфигурации факторов будет спецоперация в Украине и восприятие ее итогов в обществе.
Индийская траектория: средний класс как симулякр
Россия рискует стать страной без среднего класса, а сама формулировка превратится в удобный для условного Росстата им. Д. Оруэлла статистический симулякр. Исследование РИА-Новости: среднее значение доли семей, которых можно отнести к среднему классу, по регионам составляет 8,1%.
Показательно, что авторы исследования подошли с разными критериями к оценке доходов, позволяющих относить граждан к среднему классу в зависимости от регионах страны, что, учитывая разность в экономических доходах и образе жизни в столицах, мегаполисах и сельской местности или на Северном Кавказе – вполне логично. Иными словами, в масштабах всей федерации говорить о единых критериях среднего класса не представляется продуктивным с исследовательской точки зрения.
Краткие выводы исследования: в 11 регионах более 20% семей относится к среднему классу. При этом, в 60 регионах доля среднего класса не дотягивает даже до среднероссийского уровня в 11,5%. В 15 регионах доля среднего класса менее 5%, а в четырех регионах она ниже 3%. Не только в республиках Северного Кавказа доле среднего класса составляет 2-4%, но и, например, в Ивановской области, Алтайском крае и Севастополе.
В Москве и Санкт-Петербурге 21-24%, что также крайне далеко до Стокгольма, Хельсинки или Берлина и это заставляет с сомнением смотреть на разговоры о том, что российские столицы развиваются по европейской траектории.
Впрочем, в последнее время таких разговоров все меньше, хотя, например, архитектурный ансамбль центра Санкт-Петербурга не дает ему превратится в азиатский город с многоэтажными человейниками, как бы того не хотели застройщики, ресурсные группы влияния и другие акторы. Впрочем, окраина Северной столицы также уплотняется человейникизированным образом.
Средний класс не является политическим субьектом России, а его социально-экономический и культурный потенциал стремительно подрывается. Это устойчивый тренд последних десяти лет.
Российская социальность больше похоже на Индию, где 10-15% населения живут очень хорошо и хорошо – остальные в бедности и дремучести. Но там, как известно, неформальное влияние каст сохраняется, а в России, похоже, создаются предпосылки для сословности, которая будет структурироваться вокруг концепта «служения государству».
Россия рискует стать страной без среднего класса, а сама формулировка превратится в удобный для условного Росстата им. Д. Оруэлла статистический симулякр. Исследование РИА-Новости: среднее значение доли семей, которых можно отнести к среднему классу, по регионам составляет 8,1%.
Показательно, что авторы исследования подошли с разными критериями к оценке доходов, позволяющих относить граждан к среднему классу в зависимости от регионах страны, что, учитывая разность в экономических доходах и образе жизни в столицах, мегаполисах и сельской местности или на Северном Кавказе – вполне логично. Иными словами, в масштабах всей федерации говорить о единых критериях среднего класса не представляется продуктивным с исследовательской точки зрения.
Краткие выводы исследования: в 11 регионах более 20% семей относится к среднему классу. При этом, в 60 регионах доля среднего класса не дотягивает даже до среднероссийского уровня в 11,5%. В 15 регионах доля среднего класса менее 5%, а в четырех регионах она ниже 3%. Не только в республиках Северного Кавказа доле среднего класса составляет 2-4%, но и, например, в Ивановской области, Алтайском крае и Севастополе.
В Москве и Санкт-Петербурге 21-24%, что также крайне далеко до Стокгольма, Хельсинки или Берлина и это заставляет с сомнением смотреть на разговоры о том, что российские столицы развиваются по европейской траектории.
Впрочем, в последнее время таких разговоров все меньше, хотя, например, архитектурный ансамбль центра Санкт-Петербурга не дает ему превратится в азиатский город с многоэтажными человейниками, как бы того не хотели застройщики, ресурсные группы влияния и другие акторы. Впрочем, окраина Северной столицы также уплотняется человейникизированным образом.
Средний класс не является политическим субьектом России, а его социально-экономический и культурный потенциал стремительно подрывается. Это устойчивый тренд последних десяти лет.
Российская социальность больше похоже на Индию, где 10-15% населения живут очень хорошо и хорошо – остальные в бедности и дремучести. Но там, как известно, неформальное влияние каст сохраняется, а в России, похоже, создаются предпосылки для сословности, которая будет структурироваться вокруг концепта «служения государству».
Ритмы & Амортизаторы социально-экономического кризиса
Пока государственная власть управляет ритмами текущего социально-экономического кризиса и это оказывает амортизирующий эффект на социальный негатив.
Мартовский алармизм во многом не подтвердился прежде всего по срокам ухудшения экономической ситуации в стране. Текущий анализ показывает, что ухудшение ситуации происходит, но плавно, без резких скачков. Это для правящего класса крайне важно и позволяет удерживать ситуацию на стабильном уровне.
Структурная перестройка экономики и масштабные сложности последних месяцев очевидны, однако эффект от их действия отложенный. В этих условиях государственная пропаганда активно продвигает тезис о том, что Россия адаптировалась к санкционному режиму, хотя, например, успехов в организации «параллельного импорта» не много. Пропаганда извлекла все возможные общественно-политические дивиденды из укрепившегося курса рубля, хотя реальных бенефициаров от такой ситуации в России практически нет.
Эмбарго на покупку нефти стран Запада вступит в действие в конце этого года, а пока логичным образом эти закупки даже увеличиваются, что благоприятно сказывается на экспортной выручке и государственном бюджете, хотя конечно же, в правительстве желают ослабления рубля по отношению к доллару.
Доходы абсолютного большинства россиян не растут уже девять лет, а за посткрымский, ковидный и нынешний кризис общество уже привыкло к режиму постепенного, но постоянного ухудшения ситуации.
В этих условиях потенциал дальнейшей конвертации темы спецоперации в реальный рост рейтингов власти ограничен, однако, по сути, другой повестки нет.
Для власти важно, чтобы общество как можно меньше чувствовало резких ухудшений, а бюджетники и патриотически настроенный сегмент активнее поддерживал власть от имени гражданского общества. В таком случае недовольное своим социально-экономическим положением большинство продолжит оставаться пассивным и молчаливым.
Пока государственная власть управляет ритмами текущего социально-экономического кризиса и это оказывает амортизирующий эффект на социальный негатив.
Мартовский алармизм во многом не подтвердился прежде всего по срокам ухудшения экономической ситуации в стране. Текущий анализ показывает, что ухудшение ситуации происходит, но плавно, без резких скачков. Это для правящего класса крайне важно и позволяет удерживать ситуацию на стабильном уровне.
Структурная перестройка экономики и масштабные сложности последних месяцев очевидны, однако эффект от их действия отложенный. В этих условиях государственная пропаганда активно продвигает тезис о том, что Россия адаптировалась к санкционному режиму, хотя, например, успехов в организации «параллельного импорта» не много. Пропаганда извлекла все возможные общественно-политические дивиденды из укрепившегося курса рубля, хотя реальных бенефициаров от такой ситуации в России практически нет.
Эмбарго на покупку нефти стран Запада вступит в действие в конце этого года, а пока логичным образом эти закупки даже увеличиваются, что благоприятно сказывается на экспортной выручке и государственном бюджете, хотя конечно же, в правительстве желают ослабления рубля по отношению к доллару.
Доходы абсолютного большинства россиян не растут уже девять лет, а за посткрымский, ковидный и нынешний кризис общество уже привыкло к режиму постепенного, но постоянного ухудшения ситуации.
В этих условиях потенциал дальнейшей конвертации темы спецоперации в реальный рост рейтингов власти ограничен, однако, по сути, другой повестки нет.
Для власти важно, чтобы общество как можно меньше чувствовало резких ухудшений, а бюджетники и патриотически настроенный сегмент активнее поддерживал власть от имени гражданского общества. В таком случае недовольное своим социально-экономическим положением большинство продолжит оставаться пассивным и молчаливым.
Феноменология аполитичного безучастия
Продолжающееся с конца марта снижение внимания общества к спецоперации в Украине говорит о постепенном возвращении российского социума в формат привычного для него аполитичного бытия.
В нынешней ситуации общество рассматривает свой аполитизм как способ дистанцирования и снятия с себя ответственности за происходящие процессы, который позволяет жить по принципу «нас это не касается».
Интенция на усиление политизации власти проявилась достаточно отчетливо, в том числе и за счет усиления патриотическо-воспитательной компоненты в школах и вузах, однако к тотальной тактике власти не переходят и прагматично оставляют возможности для проявления в массах стратегии аполитичного безучастия.
Рост аполитичности формирует дилемму для власти, ведь ее усиление работает на рост индифферентных настроений обывателей, а также снижение уровня патриотизма и роста социального недовольства.
Однако для власти это не является критичным: даже если рейтинг власти снизится на 10-20% ничего критичного не произойдет. Тем более, что снижение рейтинга чревато не столько ростом протестных настроений, сколько усилением все того же безразличного аполитизма и конформизма.
Потенциал для этого достаточно высок, а вот искусственное усиление патриотической мобилизации вряд ли будет иметь нужный эффект: пределы этого очевидны. Массированная патриотическая накачка остается в арсенале власти, но применять ее будут только в случае резкой актуализации социального недовольства и разочарования.
Продолжающееся с конца марта снижение внимания общества к спецоперации в Украине говорит о постепенном возвращении российского социума в формат привычного для него аполитичного бытия.
В нынешней ситуации общество рассматривает свой аполитизм как способ дистанцирования и снятия с себя ответственности за происходящие процессы, который позволяет жить по принципу «нас это не касается».
Интенция на усиление политизации власти проявилась достаточно отчетливо, в том числе и за счет усиления патриотическо-воспитательной компоненты в школах и вузах, однако к тотальной тактике власти не переходят и прагматично оставляют возможности для проявления в массах стратегии аполитичного безучастия.
Рост аполитичности формирует дилемму для власти, ведь ее усиление работает на рост индифферентных настроений обывателей, а также снижение уровня патриотизма и роста социального недовольства.
Однако для власти это не является критичным: даже если рейтинг власти снизится на 10-20% ничего критичного не произойдет. Тем более, что снижение рейтинга чревато не столько ростом протестных настроений, сколько усилением все того же безразличного аполитизма и конформизма.
Потенциал для этого достаточно высок, а вот искусственное усиление патриотической мобилизации вряд ли будет иметь нужный эффект: пределы этого очевидны. Массированная патриотическая накачка остается в арсенале власти, но применять ее будут только в случае резкой актуализации социального недовольства и разочарования.
Пресыщение насилием & Дисциплина молчания
Снижение фокуса общественного внимания к спецоперации в Украине, помимо всего прочего, объясняется еще и тем, что запрос на насилие со стороны части общества оказался удовлетворен с лихвой. В этом плане разумно было бы минимизировать трансляцию всех ужасов боевых действий для общества, а не подчеркивать их ради стремления запугать противника и решения прочих, тактических задач.
Базовые оценки социума по поводу сроков спецоперации характеризовались краткосрочными ожиданиями, а сейчас многие выражают мнение, что военные действия затянулись. В этом плане растет число тех, кто хочет скорейшего завершения спецоперации или, по крайней мере, заморозки конфликта.
При этом общая активность россиян в выражении своего мнения резко снижена: общество приучено, что молчат лучше, чем говорить. В этом плане общественные настроения будут оказывать минимальный эффект с точки зрения принятия стратегических решений в геополитике. По сути, общественное мнение в стране подменено пропагандой, в которой много резких и громких слов, но мало осмысленного содержания и стратегических смыслов.
В этом плане стратегия российских властей во многом остается реактивной, в зависимости от позиции Запада. Победить полностью коллективный Запад даже на уровне целеполагания никто не предлагает, а проактивной стратегии и образа будущего мироустройства не прослеживается. Про ШОС и БРИКС как столпы нового миропорядка говорят уже более десяти лет, но ситуация практически не меняется.
Однако главное в ином: общество не чувствует себя бенефициаром геополитических изменений, пусть даже и триумфальных, поэтому усиление общей индифферентности и отстраненности в вопросах священной войны против Запада продолжится.
Снижение фокуса общественного внимания к спецоперации в Украине, помимо всего прочего, объясняется еще и тем, что запрос на насилие со стороны части общества оказался удовлетворен с лихвой. В этом плане разумно было бы минимизировать трансляцию всех ужасов боевых действий для общества, а не подчеркивать их ради стремления запугать противника и решения прочих, тактических задач.
Базовые оценки социума по поводу сроков спецоперации характеризовались краткосрочными ожиданиями, а сейчас многие выражают мнение, что военные действия затянулись. В этом плане растет число тех, кто хочет скорейшего завершения спецоперации или, по крайней мере, заморозки конфликта.
При этом общая активность россиян в выражении своего мнения резко снижена: общество приучено, что молчат лучше, чем говорить. В этом плане общественные настроения будут оказывать минимальный эффект с точки зрения принятия стратегических решений в геополитике. По сути, общественное мнение в стране подменено пропагандой, в которой много резких и громких слов, но мало осмысленного содержания и стратегических смыслов.
В этом плане стратегия российских властей во многом остается реактивной, в зависимости от позиции Запада. Победить полностью коллективный Запад даже на уровне целеполагания никто не предлагает, а проактивной стратегии и образа будущего мироустройства не прослеживается. Про ШОС и БРИКС как столпы нового миропорядка говорят уже более десяти лет, но ситуация практически не меняется.
Однако главное в ином: общество не чувствует себя бенефициаром геополитических изменений, пусть даже и триумфальных, поэтому усиление общей индифферентности и отстраненности в вопросах священной войны против Запада продолжится.
Азербайджан пользуется моментом: Нагорно-Карабахская актуализация претензий
Азербайджан пользуется моментом и пытается в преддверии визита Р.Т. Эрдогана в Сочи продвинуться в решении вопросов, связанных с Нагорным Карабахом.
Обострение ситуации в этом регионе – дополнительный козырь для турецкого лидера: Армения готова пойти на частичные уступки, связанные с компромиссами по Лачинскому коридору или, по крайней мере, согласна обсуждать этот вопрос. А вот требование Баку о роспуске армии Нагорного Карабаха Ереван воспринимает как национальное унижение.
С высокой долей вероятности, на встрече Р.Т. Эрдогана с В. Путиным в Сочи будет обсуждать и Нагорный Карабах, и Сирия и, конечно же, Украина.
Эрдоган, учитывая громадную инфляцию и проблемы в турецкой экономике, также заинтересован в демонстрации достижений своему глубинному народу, однако не факт, что это будет Нагорный Карабах: договоренности с Россией по поводу Сирии в обмен на посредничество в вопросах Украины выглядят как более вероятные.
В этих условиях возможности сохранения статус-кво и выведение из-под удара Армении – значимы для России. Вряд ли Москва согласиться на существенные уступки, однако почувствовавший свои преимущества и благоприятную конъюнктуру Азербайджан вместе с Турции рано или поздно пойдет в наступление и будет усиливать давление. В этом случае новый политический кризис в Армении вполне вероятен: Москва, при неблагоприятных для себя раскладах, может пойти на уступки, так как это явно меньшее зло.
Субьектности Евросоюза и США в этом вопросе явно недостаточно, поэтому в Армении по-прежнему надеются на Москву, однако усиливается влияние тех сил в республике, которые связывают относительно благоприятное решение вопроса с позицией стран Запада, а не России.
Замороживать конфликт становится все сложнее, развилка сужается: либо удовлетворение интересов Азербайджана, либо новое, возрастающее давление на Армению.
Азербайджан пользуется моментом и пытается в преддверии визита Р.Т. Эрдогана в Сочи продвинуться в решении вопросов, связанных с Нагорным Карабахом.
Обострение ситуации в этом регионе – дополнительный козырь для турецкого лидера: Армения готова пойти на частичные уступки, связанные с компромиссами по Лачинскому коридору или, по крайней мере, согласна обсуждать этот вопрос. А вот требование Баку о роспуске армии Нагорного Карабаха Ереван воспринимает как национальное унижение.
С высокой долей вероятности, на встрече Р.Т. Эрдогана с В. Путиным в Сочи будет обсуждать и Нагорный Карабах, и Сирия и, конечно же, Украина.
Эрдоган, учитывая громадную инфляцию и проблемы в турецкой экономике, также заинтересован в демонстрации достижений своему глубинному народу, однако не факт, что это будет Нагорный Карабах: договоренности с Россией по поводу Сирии в обмен на посредничество в вопросах Украины выглядят как более вероятные.
В этих условиях возможности сохранения статус-кво и выведение из-под удара Армении – значимы для России. Вряд ли Москва согласиться на существенные уступки, однако почувствовавший свои преимущества и благоприятную конъюнктуру Азербайджан вместе с Турции рано или поздно пойдет в наступление и будет усиливать давление. В этом случае новый политический кризис в Армении вполне вероятен: Москва, при неблагоприятных для себя раскладах, может пойти на уступки, так как это явно меньшее зло.
Субьектности Евросоюза и США в этом вопросе явно недостаточно, поэтому в Армении по-прежнему надеются на Москву, однако усиливается влияние тех сил в республике, которые связывают относительно благоприятное решение вопроса с позицией стран Запада, а не России.
Замороживать конфликт становится все сложнее, развилка сужается: либо удовлетворение интересов Азербайджана, либо новое, возрастающее давление на Армению.
Дискурс о шенгене & улыбающийся Орбан
Актуализация в повестке темы с возможным прекращением выдачи шенгенских виз произошла задолго до сегодняшних заявлений эстонского премьер-министра, что говорит о том, что некоторые западные акторы рассматривают эту тему как инструмент давления на Россию.
Российская власть склонна считать, что воспитала податливое и послушное общество и вряд ли, даже если выдача шенгенских виз прекратится, это как-то серьезно повлияет на настроения масс или устойчивость режима.
Сегмент образованных россиян с доходами выше среднего давно уже приучен к лукавому молчанию и аполитичному конформизму, а скрытого недовольства в российском социуме и без того много. Одним больше – одним меньше: разница невелика.
Безусловно, российское руководство заинтересовано чтобы работали каналы оттока социального недовольства, и они действуют в виде эмигрантских потоков и уезжающих, фактически, на постоянное место жительство за рубеж россиян (прежде всего образованных и молодых).
Вполне возможно, что к тем странам Евросоюза, которые прекратили выдавать шенгенские визы россиянам присоединяться и другие, но единого коллективного решения и общего запрета не будет. В конце концов есть Венгрия: этого уже достаточно. К тому же и Германия, Франция и Италия также не горят желанием перекрывать кислород россиянам.
Таким образом, сам дискурс носит как бы устрашающий характер, но мало реализуем с точки зрения реального политического действия. Позиционировать его как ответ на возможные газовые ограничения со стороны России нет оснований: это меньшее из того, что будет беспокоить серьезно Кремль.
Актуализация в повестке темы с возможным прекращением выдачи шенгенских виз произошла задолго до сегодняшних заявлений эстонского премьер-министра, что говорит о том, что некоторые западные акторы рассматривают эту тему как инструмент давления на Россию.
Российская власть склонна считать, что воспитала податливое и послушное общество и вряд ли, даже если выдача шенгенских виз прекратится, это как-то серьезно повлияет на настроения масс или устойчивость режима.
Сегмент образованных россиян с доходами выше среднего давно уже приучен к лукавому молчанию и аполитичному конформизму, а скрытого недовольства в российском социуме и без того много. Одним больше – одним меньше: разница невелика.
Безусловно, российское руководство заинтересовано чтобы работали каналы оттока социального недовольства, и они действуют в виде эмигрантских потоков и уезжающих, фактически, на постоянное место жительство за рубеж россиян (прежде всего образованных и молодых).
Вполне возможно, что к тем странам Евросоюза, которые прекратили выдавать шенгенские визы россиянам присоединяться и другие, но единого коллективного решения и общего запрета не будет. В конце концов есть Венгрия: этого уже достаточно. К тому же и Германия, Франция и Италия также не горят желанием перекрывать кислород россиянам.
Таким образом, сам дискурс носит как бы устрашающий характер, но мало реализуем с точки зрения реального политического действия. Позиционировать его как ответ на возможные газовые ограничения со стороны России нет оснований: это меньшее из того, что будет беспокоить серьезно Кремль.
Балтийский фактор в геополитической конфронтации
Латвийский сейм признал Россию страной-спонсором терроризма, Эстония ввела в отношении россиян некоторые визовые ограничения, а позиция Литвы по транзиту грузов через ее территорию в Калининградскую область по-прежнему более жесткая чем у Евросоюза.
Очевидно, что страны Балтии усиливают антироссийскую политику. Российские власти могут использовать этот фактор для усиления антизападных настроений, но в этих республиках вряд ли что-то могут сделать.
При этом, русскоязычные граждане Эстонии и, особенно, Латвии реально, в большинстве своем, настроены лояльно по отношению к действующей в России власти.
Русскоязычные жители этих стран, особенно на периферии (Даугавпилс, Лиепая, Нарва) очень любили до последнего времени смотреть российские ТВ, ходить на концерты «Ласкового мая» и т.д. и т.п. При этом желающих переехать в Россию на ПМЖ в этой среде не так уж и много: хотя бы потому что пенсии, зарплаты, да и уровень жизни в Латвии и Эстонии выше чем в подавляющем большинстве регионов России.
Русскоязычные жители балтийских стран испытывают на себе воздействие ресентимента от латышского или эстонского национализма 1990-х и начала 2000-х гг. и, в отличие от многих в России, тезисы про денацификацию для них понятны.
Нужно быть объективными и признать: практика наделения русскоязычного населения в Балтийских республиках статусом не-граждане в 1990-е гг. дискриминационная. Она не красит эти страны, которую, тем не менее, они во многом уже преодолели. Показательно, что антироссийские настроения в последнее десятилетие в балтийских странах несколько снизились, однако сейчас, по понятным причинам, вновь выросли.
Кремль отвечает на действия Балтийских стран в основном на уровне заявлений пропагандистов, что работает на рост антизападных настроений внутри России. Также Москва пытается решить ситуацию с транзитом в Калининградскую область, однако на какие-то более жестких и резких действий вряд ли пока стоит ожидать: и без того сложностей немало.
Латвийский сейм признал Россию страной-спонсором терроризма, Эстония ввела в отношении россиян некоторые визовые ограничения, а позиция Литвы по транзиту грузов через ее территорию в Калининградскую область по-прежнему более жесткая чем у Евросоюза.
Очевидно, что страны Балтии усиливают антироссийскую политику. Российские власти могут использовать этот фактор для усиления антизападных настроений, но в этих республиках вряд ли что-то могут сделать.
При этом, русскоязычные граждане Эстонии и, особенно, Латвии реально, в большинстве своем, настроены лояльно по отношению к действующей в России власти.
Русскоязычные жители этих стран, особенно на периферии (Даугавпилс, Лиепая, Нарва) очень любили до последнего времени смотреть российские ТВ, ходить на концерты «Ласкового мая» и т.д. и т.п. При этом желающих переехать в Россию на ПМЖ в этой среде не так уж и много: хотя бы потому что пенсии, зарплаты, да и уровень жизни в Латвии и Эстонии выше чем в подавляющем большинстве регионов России.
Русскоязычные жители балтийских стран испытывают на себе воздействие ресентимента от латышского или эстонского национализма 1990-х и начала 2000-х гг. и, в отличие от многих в России, тезисы про денацификацию для них понятны.
Нужно быть объективными и признать: практика наделения русскоязычного населения в Балтийских республиках статусом не-граждане в 1990-е гг. дискриминационная. Она не красит эти страны, которую, тем не менее, они во многом уже преодолели. Показательно, что антироссийские настроения в последнее десятилетие в балтийских странах несколько снизились, однако сейчас, по понятным причинам, вновь выросли.
Кремль отвечает на действия Балтийских стран в основном на уровне заявлений пропагандистов, что работает на рост антизападных настроений внутри России. Также Москва пытается решить ситуацию с транзитом в Калининградскую область, однако на какие-то более жестких и резких действий вряд ли пока стоит ожидать: и без того сложностей немало.
Не стреляй…в неудобную мишень
Лидер ДДТ Юрий Шевчук поет «Не стреляй» с начала 1980-х гг. и трудно было ожидать, что он изменить свою позицию сейчас. Его отец военный, родился в Украине, и этот фактор также имеет значение.
Шевчук был очень популярен у т.н. афганцев в 1980-х гг., он неоднократно бывал в Чечне в 1990-х гг., но сейчас он явно не собирается на Донбасс.
Суд в Уфе присудил Шевчуку штраф в размере 50 тыс. руб. за дискредитацию российских вооруженных сил, что выглядит как последнее предупреждение, а дальше могут последовать и более жесткие меры. Впрочем, скорее всего, Шевчук примет риски во внимание и воздержится от проявлений своей антивоенной риторики.
Подконтрольные власти медиа-ресурсы предпочитают избегать прямой критики и даже осуждения Шевчука, так как это неудобная для пропагандистов мишень. Лидер ДДТ обладает реальным моральным авторитетом и стигматизировать его искреннюю позицию достаточно сложно, особенно учитывая дефицит морального авторитета у самих пропагандистов.
Тем не менее, в случае повторения заявлений Шевчука его также, скорее всего, ждут серьезные неприятности. В условиях СВО власть уже пошла на конфронтацию с многими ЛОМами и музыкальными знаменитостями и уступать никому не собирается.
Фигура Шевчука является, пожалуй, одной из самых неудобных в этом плане: ДДТ популярно среди многих высокопоставленных чиновников 1960-1980-х гг. рождения, да и среди ветеранов военных действий также. Многим власть имущим не хочется жестко давить на Шевчука, однако сегодняшние сигналы от провластных пропагандистов показывают: в случае новых нежелательных для властей заявлений информационно-дисциплинарное давление на Шевчука будет усилено.
Лидер ДДТ Юрий Шевчук поет «Не стреляй» с начала 1980-х гг. и трудно было ожидать, что он изменить свою позицию сейчас. Его отец военный, родился в Украине, и этот фактор также имеет значение.
Шевчук был очень популярен у т.н. афганцев в 1980-х гг., он неоднократно бывал в Чечне в 1990-х гг., но сейчас он явно не собирается на Донбасс.
Суд в Уфе присудил Шевчуку штраф в размере 50 тыс. руб. за дискредитацию российских вооруженных сил, что выглядит как последнее предупреждение, а дальше могут последовать и более жесткие меры. Впрочем, скорее всего, Шевчук примет риски во внимание и воздержится от проявлений своей антивоенной риторики.
Подконтрольные власти медиа-ресурсы предпочитают избегать прямой критики и даже осуждения Шевчука, так как это неудобная для пропагандистов мишень. Лидер ДДТ обладает реальным моральным авторитетом и стигматизировать его искреннюю позицию достаточно сложно, особенно учитывая дефицит морального авторитета у самих пропагандистов.
Тем не менее, в случае повторения заявлений Шевчука его также, скорее всего, ждут серьезные неприятности. В условиях СВО власть уже пошла на конфронтацию с многими ЛОМами и музыкальными знаменитостями и уступать никому не собирается.
Фигура Шевчука является, пожалуй, одной из самых неудобных в этом плане: ДДТ популярно среди многих высокопоставленных чиновников 1960-1980-х гг. рождения, да и среди ветеранов военных действий также. Многим власть имущим не хочется жестко давить на Шевчука, однако сегодняшние сигналы от провластных пропагандистов показывают: в случае новых нежелательных для властей заявлений информационно-дисциплинарное давление на Шевчука будет усилено.