Примитивная неинтересность: почему падает доверие к телевидению
Аналитики, прогнозируемо, зафиксировали существенное падение доверия российского общества к телевидению. Пропаганда примитивна и этим понятна для глубинного народа. Но она однообразна, обладает низкой динамикой и неинтересна, следовательно, не способна долго фокусировать внимание на себе в чистом виде. До спецоперации в Украине пропаганда на российском ТВ качественно миксовалась с развлечениями, а сейчас явный перекос в сторону пропаганды и обличений «проклятого Запада».
Ожидаемо, общество устает от фокусировки внимания на Украине и готово демонстрировать, скорее, конформистскую солидарность, а не пассионарную энергию в геополитическом противостоянии.
Массовая индоктринация возможна только за счет выполнения двух условий: безальтернативность и угрозы репрессий. В СССР оба этих условия, с разной степенью интенсивности соблюдались на протяжении почти всего периода существования. Во время сталинизма угроз репрессий было больше, в годы брежневского застоя меньше, но они также были.
В СССР же возник сегмент т.н. сарафанного радио и кухонных разговоров. Нечто подобное формируется и сейчас, тем более, что медиумы для распространения этой среды есть: соцсети, общение с кругом своих знакомых и Telegram-каналы. Российское общество боится репрессий, а телевидение стремится к безальтернативности, но не достигает его в полной и желаемой для себя мере. Эти факторы работают на рост конформизма, лукавого двоемыслия и гражданской пассивности и апатичному отношению к пропаганде, но не способствуют росту реальной вовлеченности в политизированный контекст.
При этом как показывает ситуация с Rutube, попавших под мощную хакерскую атаку, альтернативные российские сервисы оказались не готовы к острой фазе геополитического противостояния. В этом плане говорить о блокировке YouTube можно только как экстренной и очень плохой для власти и общества мере, негативных последствий которой будет масса.
Следовательно, кураторам информационной политики либо придется уменьшать градус пропаганды (в том числе и «пятиминуток ненависти» и обсуждений ядерной тематики) на ТВ, либо альтернативные каналы информации будут все больше захватывать внимание социума, особенно экономически активной его части. Плюс не стоит забывать о факторе холодильника, который пока не сыграл свою роль в формировании общественных настроений новой реальности.
Аналитики, прогнозируемо, зафиксировали существенное падение доверия российского общества к телевидению. Пропаганда примитивна и этим понятна для глубинного народа. Но она однообразна, обладает низкой динамикой и неинтересна, следовательно, не способна долго фокусировать внимание на себе в чистом виде. До спецоперации в Украине пропаганда на российском ТВ качественно миксовалась с развлечениями, а сейчас явный перекос в сторону пропаганды и обличений «проклятого Запада».
Ожидаемо, общество устает от фокусировки внимания на Украине и готово демонстрировать, скорее, конформистскую солидарность, а не пассионарную энергию в геополитическом противостоянии.
Массовая индоктринация возможна только за счет выполнения двух условий: безальтернативность и угрозы репрессий. В СССР оба этих условия, с разной степенью интенсивности соблюдались на протяжении почти всего периода существования. Во время сталинизма угроз репрессий было больше, в годы брежневского застоя меньше, но они также были.
В СССР же возник сегмент т.н. сарафанного радио и кухонных разговоров. Нечто подобное формируется и сейчас, тем более, что медиумы для распространения этой среды есть: соцсети, общение с кругом своих знакомых и Telegram-каналы. Российское общество боится репрессий, а телевидение стремится к безальтернативности, но не достигает его в полной и желаемой для себя мере. Эти факторы работают на рост конформизма, лукавого двоемыслия и гражданской пассивности и апатичному отношению к пропаганде, но не способствуют росту реальной вовлеченности в политизированный контекст.
При этом как показывает ситуация с Rutube, попавших под мощную хакерскую атаку, альтернативные российские сервисы оказались не готовы к острой фазе геополитического противостояния. В этом плане говорить о блокировке YouTube можно только как экстренной и очень плохой для власти и общества мере, негативных последствий которой будет масса.
Следовательно, кураторам информационной политики либо придется уменьшать градус пропаганды (в том числе и «пятиминуток ненависти» и обсуждений ядерной тематики) на ТВ, либо альтернативные каналы информации будут все больше захватывать внимание социума, особенно экономически активной его части. Плюс не стоит забывать о факторе холодильника, который пока не сыграл свою роль в формировании общественных настроений новой реальности.
Торжество «среднестатистичности» & Глубины социально-экономического неравенства
Эксперты все чаще заговорили о инерционном сценарии, чему ход спецоперации, действительно, способствует. Вариант с заморозкой конфликта в Украине, с высокой долей вероятности, будут пытаться реализовать, однако в любом случае масштаб социально-экономических изменений в стране громадный.
Россия – это государство с одним из самых высоких уровней социально-экономического неравенства. Узкая прослойка сверхбогатых, небольшой (и постоянно сужающийся) средний класс и значительный (и постоянно расширяющийся слой бедных). Плюс нищие и бомжи (которых статистика часто не замечает). Методологические коррекции расчета уровне бедности Росстата не меняют суть, хотя и позволяют формировать более благоприятные цифры, которые нужны политикам федерального и регионального уровней.
Средний класс выполняет роль стабилизатора общественных отношений и делает конструкцию устойчивой, однако в России его роль достаточно невысока.
Очевидно, что бедное и, скажем так, небогатое население страны испытывает устойчивый ресентимент по поводу богатства других россиян. Нагляднее всего это выражается в отношении к олигархам, однако имеет и другие преломления.
Падение доходов россиян, которые могли воспроизводить среднеевропейский стиль жизни, отнюдь не расстроит тех, кто не мог себе позволить заграничные поездки, рестораны, программы индивидуального развития, ивенты и прочие блага достойного уровня жизни.
Фокус-группы в регионах и особенно на региональной периферии, показывают, что отношение к Москве (и москвичам) достаточно негативное и это также преломление неравенства. Причем в окружающих Московию областях (Тверская, Калужская, Тульская, Владимирская и т.д.) это фиксируется отчетливо. Например, жители локаций, соседствующих с дачными участками москвичей очень часто жалуются, что в летний период цены на продукты питания магазины поднимают из-за наплыва столичных дачников. Это также следствие значительного неравенства в стране, но уже на уровне регионов.
Строго говоря, все эти факторы не работают на укрепление конструкции, однако сейчас власти очень легко могут вывести на арену «среднестатистического россиянина», одеть его в патриотическое одеяние, указать на его скромные потребности, предать осуждению «излишнее потребление», «зависимость от импорта» и даже попытаться убедить снизить обьемы потребления мяса, примеров чему со стороны пропаганды уже было не мало.
Нынешний кризис делает все слои общества беднее, а некоторых сделает нищими. Скорее всего, огромное социально-экономическое неравенство от этого не уменьшится, а, наоборот, увеличится, однако с помощью масс-медиа и пропаганды власти смогут сфокусировать внимание на уровниловке возможностей и большинство воспримет это с тихим одобрением, а кое-кто повторит заветные «не жили хорошо и ничего мечтать».
Эксперты все чаще заговорили о инерционном сценарии, чему ход спецоперации, действительно, способствует. Вариант с заморозкой конфликта в Украине, с высокой долей вероятности, будут пытаться реализовать, однако в любом случае масштаб социально-экономических изменений в стране громадный.
Россия – это государство с одним из самых высоких уровней социально-экономического неравенства. Узкая прослойка сверхбогатых, небольшой (и постоянно сужающийся) средний класс и значительный (и постоянно расширяющийся слой бедных). Плюс нищие и бомжи (которых статистика часто не замечает). Методологические коррекции расчета уровне бедности Росстата не меняют суть, хотя и позволяют формировать более благоприятные цифры, которые нужны политикам федерального и регионального уровней.
Средний класс выполняет роль стабилизатора общественных отношений и делает конструкцию устойчивой, однако в России его роль достаточно невысока.
Очевидно, что бедное и, скажем так, небогатое население страны испытывает устойчивый ресентимент по поводу богатства других россиян. Нагляднее всего это выражается в отношении к олигархам, однако имеет и другие преломления.
Падение доходов россиян, которые могли воспроизводить среднеевропейский стиль жизни, отнюдь не расстроит тех, кто не мог себе позволить заграничные поездки, рестораны, программы индивидуального развития, ивенты и прочие блага достойного уровня жизни.
Фокус-группы в регионах и особенно на региональной периферии, показывают, что отношение к Москве (и москвичам) достаточно негативное и это также преломление неравенства. Причем в окружающих Московию областях (Тверская, Калужская, Тульская, Владимирская и т.д.) это фиксируется отчетливо. Например, жители локаций, соседствующих с дачными участками москвичей очень часто жалуются, что в летний период цены на продукты питания магазины поднимают из-за наплыва столичных дачников. Это также следствие значительного неравенства в стране, но уже на уровне регионов.
Строго говоря, все эти факторы не работают на укрепление конструкции, однако сейчас власти очень легко могут вывести на арену «среднестатистического россиянина», одеть его в патриотическое одеяние, указать на его скромные потребности, предать осуждению «излишнее потребление», «зависимость от импорта» и даже попытаться убедить снизить обьемы потребления мяса, примеров чему со стороны пропаганды уже было не мало.
Нынешний кризис делает все слои общества беднее, а некоторых сделает нищими. Скорее всего, огромное социально-экономическое неравенство от этого не уменьшится, а, наоборот, увеличится, однако с помощью масс-медиа и пропаганды власти смогут сфокусировать внимание на уровниловке возможностей и большинство воспримет это с тихим одобрением, а кое-кто повторит заветные «не жили хорошо и ничего мечтать».
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Как известно, Арктика – это одна из самых перспективных тем, которую активно позиционируют российские власти. Богатые углеводородами и редкоземельными ресурсами территории на фоне глобального потепления климата, действительно, способны через 10-15 лет наполнить отечественную экстенсивность (сущностная черта российской цивилизации) новыми богатствами, экспорт которых принесет много прибылей.
К 2030-2035 гг. власти обещают резкое увеличение транспортного потока по Северному морскому пути, который, как заявляется, будет альтернативой Суэцкому морскому каналу и позволит доставлять товары из Азии в Европу (и наоборот) намного быстрее. Впрочем, это будет возможно, если российская модернизация все эти годы будет конкурентоспособной, а Россия - не изолированной со стороны Запада.
Впрочем, не в столь далеких очертаниях видится совершенно иное. В случае, если заявки Финляндии и Швеции на вступление в НАТО будут одобрены, арктическая конфигурация приобретет весьма интересный вид. 7 из 8 полноправных членов Арктического Совета будут являться страны, входящие в НАТО. И на этом фоне Россия, которая председательствует в Арктическом Совете до середины 2023 г., останется в гордом одиночестве. При этом, инициативы России бойкотируют все страны-участники организации, и сейчас Арктический Совет по сути не работает. Возможно, эта ситуация продлится недолго, а, возможно, и до конца периода председательства России. Здесь многое будет зависеть от ситуации в Украине.
При этом у России масса расхождений со странами-участниками, а там, где есть сходства, давят США. Например, у Канады типологически схожее отношение к Северо-Западному морскому проходу, который Оттава (также, как и Москва - Северный морской путь) считает своей акваторией, однако, США фактически вынуждают Канаду отказаться от такого подхода. Давление (пока вербально-дипломатическое) идет и на Россию по Северному морскому пути.
Также масса проблем по вопросам экологии и добычи ресурсов. Очевидно, что США продавливают превращение Арктики в своеобразный заповедник, в котором будет мораторий на добычу полезных ископаемых. Это, конечно же, не устраивает не только Россию, но и, например, Норвегию и «приарктический» (как он сам себя называет) Китай.
Однако нынешний уровень геополитической конфронтации делает консолидированную позицию России со странами Северной Европы гораздо менее вероятной, а договоренности - намного более сложными. Швеция, Дания, Исландия, Дания и Норвегия всегда выступали в Арктике с позиций «золотой середины» и предпочитали искать компромиссы, а не игнорировать интересы Москвы. У России с Норвегией и до спецоперации было много сложностей (например, по статусу Шпицбергена), однако дипломатический процесс шел постоянно и приносил результат. Норвегия буквально в прошлом году заявляла, что войска НАТО на границе с Россией ей не нужны, так как это создаст лишнее напряжение: такую позицию Москва ценила и уважала.
Но сейчас все это оказывается перечеркнуто или, по крайней мере, поставлено на паузу. И тут нужно учитывать, что интересы России и Китая в Арктике совпадают только в краткосрочной перспективе. Поднебесная также, как и США, считает Северный морской путь интернациональным и ориентирована на добычу ресурсов в регионе по принципу «богатства Арктики принадлежат всем».
Конфронтация в Украине поставила Россию в крайне сложную позицию в Арктике. Без России, очевидно, арктическая конфигурация полноценной быть не может, но место Москвы в ней после 24 февраля еще предстоит найти. Вполне возможно, что Арктика в ближайшие годы станет еще одной ареной конфронтации России и Запада. По крайней мере, напряжение в регионе нарастает, равно как и милитаризация.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Как известно, Арктика – это одна из самых перспективных тем, которую активно позиционируют российские власти. Богатые углеводородами и редкоземельными ресурсами территории на фоне глобального потепления климата, действительно, способны через 10-15 лет наполнить отечественную экстенсивность (сущностная черта российской цивилизации) новыми богатствами, экспорт которых принесет много прибылей.
К 2030-2035 гг. власти обещают резкое увеличение транспортного потока по Северному морскому пути, который, как заявляется, будет альтернативой Суэцкому морскому каналу и позволит доставлять товары из Азии в Европу (и наоборот) намного быстрее. Впрочем, это будет возможно, если российская модернизация все эти годы будет конкурентоспособной, а Россия - не изолированной со стороны Запада.
Впрочем, не в столь далеких очертаниях видится совершенно иное. В случае, если заявки Финляндии и Швеции на вступление в НАТО будут одобрены, арктическая конфигурация приобретет весьма интересный вид. 7 из 8 полноправных членов Арктического Совета будут являться страны, входящие в НАТО. И на этом фоне Россия, которая председательствует в Арктическом Совете до середины 2023 г., останется в гордом одиночестве. При этом, инициативы России бойкотируют все страны-участники организации, и сейчас Арктический Совет по сути не работает. Возможно, эта ситуация продлится недолго, а, возможно, и до конца периода председательства России. Здесь многое будет зависеть от ситуации в Украине.
При этом у России масса расхождений со странами-участниками, а там, где есть сходства, давят США. Например, у Канады типологически схожее отношение к Северо-Западному морскому проходу, который Оттава (также, как и Москва - Северный морской путь) считает своей акваторией, однако, США фактически вынуждают Канаду отказаться от такого подхода. Давление (пока вербально-дипломатическое) идет и на Россию по Северному морскому пути.
Также масса проблем по вопросам экологии и добычи ресурсов. Очевидно, что США продавливают превращение Арктики в своеобразный заповедник, в котором будет мораторий на добычу полезных ископаемых. Это, конечно же, не устраивает не только Россию, но и, например, Норвегию и «приарктический» (как он сам себя называет) Китай.
Однако нынешний уровень геополитической конфронтации делает консолидированную позицию России со странами Северной Европы гораздо менее вероятной, а договоренности - намного более сложными. Швеция, Дания, Исландия, Дания и Норвегия всегда выступали в Арктике с позиций «золотой середины» и предпочитали искать компромиссы, а не игнорировать интересы Москвы. У России с Норвегией и до спецоперации было много сложностей (например, по статусу Шпицбергена), однако дипломатический процесс шел постоянно и приносил результат. Норвегия буквально в прошлом году заявляла, что войска НАТО на границе с Россией ей не нужны, так как это создаст лишнее напряжение: такую позицию Москва ценила и уважала.
Но сейчас все это оказывается перечеркнуто или, по крайней мере, поставлено на паузу. И тут нужно учитывать, что интересы России и Китая в Арктике совпадают только в краткосрочной перспективе. Поднебесная также, как и США, считает Северный морской путь интернациональным и ориентирована на добычу ресурсов в регионе по принципу «богатства Арктики принадлежат всем».
Конфронтация в Украине поставила Россию в крайне сложную позицию в Арктике. Без России, очевидно, арктическая конфигурация полноценной быть не может, но место Москвы в ней после 24 февраля еще предстоит найти. Вполне возможно, что Арктика в ближайшие годы станет еще одной ареной конфронтации России и Запада. По крайней мере, напряжение в регионе нарастает, равно как и милитаризация.
Дихотомия чрезвычайщины: ресурс или риск
Вновь озвученное предложение «справедливоросса» С. Миронова отменить региональные выборы в этом году свидетельствует: правящая номенклатура пока до конца не определилась со своим отношением не столько к т.н. выборами, сколько к чрезвычайщине как принципу управления.
С одной стороны, чрезвычайщина – это управленческий ресурс, с помощью которого можно превратить общество в казарму и заставить всех ходить строем и/или сидеть по своим человейникам, хрущевкам и не высовываться. Опыт чрезвычайщины уже был апробирован во времена пандемии, хотя практика QR-кодизации и всеобщей вакцинации оказалась не успешной, в том числе и потому, что поддержки со стороны силовиков, мягко говоря, не было.
С другой стороны, чрезвычайщина – это долгосрочная угроза, которая выводит все общество из состояния повседневного комфорта и возвращает обывателей и все аполитичное болото к ощущению соприкосновения с тревожными реалиями спецоперации в Украине. Социология показывает, что большинство россиян желает рассматривать эти события как нечто отстраненное и предпочитает думать, что их они не коснутся.
Настойчивое (с явными оттенками влияния силовиков) продвижение чрезвычайщины – это проактивное давление не столько на общество, сколько на центры принятия решения. По своему масштабу это предложение сопоставимо с призывами турбо-патриотов об отмене принципов рыночной экономики и войне с НАТО до победного конца (с неминуемой всеобщей мобилизацией). И хотя и финансовый и внутриполитический блоки стараются минимизировать чрезвычайщину, с ней, так или иначе, придется столкнуться в ближайшие годы.
Проактивная чрезвычайщина доводит до логического завершения вектор развития Конфигурации, который уже давно прошел точку невозврата. В этих условиях проактивное продавливание чрезвычайщины – это не про эффективность, а про дополнительное ускорение тех процессов, которые уже запущены и в исторической перспективе выглядят как неминуемые.
Умеренные в правящем классе это понимают, однако они не могут ничего противопоставить геополитической конфронтации с Западом, которая уже также прошла точку невозврата. И это работает в пользу сторонников жесткой чрезвычайщины.
Умение оперировать чрезвычайщиной – это важнейший управленческий ресурс, без которого Конфигурация не обойдется. Вопрос лишь в том, мягкий или жесткий режим ее использования будет магистральным.
Вновь озвученное предложение «справедливоросса» С. Миронова отменить региональные выборы в этом году свидетельствует: правящая номенклатура пока до конца не определилась со своим отношением не столько к т.н. выборами, сколько к чрезвычайщине как принципу управления.
С одной стороны, чрезвычайщина – это управленческий ресурс, с помощью которого можно превратить общество в казарму и заставить всех ходить строем и/или сидеть по своим человейникам, хрущевкам и не высовываться. Опыт чрезвычайщины уже был апробирован во времена пандемии, хотя практика QR-кодизации и всеобщей вакцинации оказалась не успешной, в том числе и потому, что поддержки со стороны силовиков, мягко говоря, не было.
С другой стороны, чрезвычайщина – это долгосрочная угроза, которая выводит все общество из состояния повседневного комфорта и возвращает обывателей и все аполитичное болото к ощущению соприкосновения с тревожными реалиями спецоперации в Украине. Социология показывает, что большинство россиян желает рассматривать эти события как нечто отстраненное и предпочитает думать, что их они не коснутся.
Настойчивое (с явными оттенками влияния силовиков) продвижение чрезвычайщины – это проактивное давление не столько на общество, сколько на центры принятия решения. По своему масштабу это предложение сопоставимо с призывами турбо-патриотов об отмене принципов рыночной экономики и войне с НАТО до победного конца (с неминуемой всеобщей мобилизацией). И хотя и финансовый и внутриполитический блоки стараются минимизировать чрезвычайщину, с ней, так или иначе, придется столкнуться в ближайшие годы.
Проактивная чрезвычайщина доводит до логического завершения вектор развития Конфигурации, который уже давно прошел точку невозврата. В этих условиях проактивное продавливание чрезвычайщины – это не про эффективность, а про дополнительное ускорение тех процессов, которые уже запущены и в исторической перспективе выглядят как неминуемые.
Умеренные в правящем классе это понимают, однако они не могут ничего противопоставить геополитической конфронтации с Западом, которая уже также прошла точку невозврата. И это работает в пользу сторонников жесткой чрезвычайщины.
Умение оперировать чрезвычайщиной – это важнейший управленческий ресурс, без которого Конфигурация не обойдется. Вопрос лишь в том, мягкий или жесткий режим ее использования будет магистральным.
Диалектика власти & диссидентов
Диссидентское движение в новой реальности пытается обрести свою нишу, но при определенных раскладах, может быть полезно и правящему режиму в России.
На II Российской конференции антивоенного комитета в литовском Вильнюсе было предложено институционализировать понятие «хорошие русские». Этот незамысловатый термин имеет свое историко-филологическое, а не политико-правовое происхождение и уже был активно раскритикован. Формулировка «хорошие русские» восходит к знаменитым речам немецкого писателя Т. Манна времен Второй мировой войны и, фактически, хотя и косвенно, проводит запрещенные в России исторические аналогии.
Речь идет о выделении российских граждан, которые не поддерживают власть в России. Таких предлагается вывести из-под санкционного давления, избавить от блокировки счетов в странах Европы и создать условия, позволяющие россиян уезжать из страны и адаптироваться в Европе и других странах мира. Однако внятных инструментов (кроме необходимости вести переговоры с Евробюрократией) для реализации этой цели пока не продемонстрировано.
Диссидентский дискурс кардинально отличается от официального и приемлемого с точки зрения цензуры, однако само влияние диссидентов на общественные настроения в России низко. Скорее диссидентские мысли и подходы направлены на консолидацию волн эмиграции из страны, потенциал которых отнюдь не исчерпан. Собственно, диссидентские структуры и представляют интересы в основном эмигрировавших из России граждан. По сути, сегодня это обширнейший и экономически активный класс в российской цивилизации численностью примерно в 10-20 млн. чел. (а по некоторым подсчетам и больше).
И тут антагонисты в виде российской власти и диссидентов имеют общие, хотя и ситуативные интересы. Конфигурация власти в ближайшие годы будет меняться, но либеральной она вряд ли будет. Это значит, что в ее интересах обеспечить цивилизованный отток из страны «инакомыслящих» и прочих оппозиционно настроенных граждан, которые «не подлежат мобилизационному перевоспитанию в духе патриотизма».
Естественно, что в притоке в Европу и другие страны мира таких граждан заинтересованы диссидентские структуры, которые тем самым будут расширять поле своего влияния в рамках альтернативного русского мира.
При этом потенциал диссидентского движения как актора политического действия во многом остается не определенным, однако аналогии с организациями белорусской оппозиции офиса С. Тихановской вполне прослеживаются, хотя и не могут быть реализованы оперативно.
Диссидентское движение в новой реальности пытается обрести свою нишу, но при определенных раскладах, может быть полезно и правящему режиму в России.
На II Российской конференции антивоенного комитета в литовском Вильнюсе было предложено институционализировать понятие «хорошие русские». Этот незамысловатый термин имеет свое историко-филологическое, а не политико-правовое происхождение и уже был активно раскритикован. Формулировка «хорошие русские» восходит к знаменитым речам немецкого писателя Т. Манна времен Второй мировой войны и, фактически, хотя и косвенно, проводит запрещенные в России исторические аналогии.
Речь идет о выделении российских граждан, которые не поддерживают власть в России. Таких предлагается вывести из-под санкционного давления, избавить от блокировки счетов в странах Европы и создать условия, позволяющие россиян уезжать из страны и адаптироваться в Европе и других странах мира. Однако внятных инструментов (кроме необходимости вести переговоры с Евробюрократией) для реализации этой цели пока не продемонстрировано.
Диссидентский дискурс кардинально отличается от официального и приемлемого с точки зрения цензуры, однако само влияние диссидентов на общественные настроения в России низко. Скорее диссидентские мысли и подходы направлены на консолидацию волн эмиграции из страны, потенциал которых отнюдь не исчерпан. Собственно, диссидентские структуры и представляют интересы в основном эмигрировавших из России граждан. По сути, сегодня это обширнейший и экономически активный класс в российской цивилизации численностью примерно в 10-20 млн. чел. (а по некоторым подсчетам и больше).
И тут антагонисты в виде российской власти и диссидентов имеют общие, хотя и ситуативные интересы. Конфигурация власти в ближайшие годы будет меняться, но либеральной она вряд ли будет. Это значит, что в ее интересах обеспечить цивилизованный отток из страны «инакомыслящих» и прочих оппозиционно настроенных граждан, которые «не подлежат мобилизационному перевоспитанию в духе патриотизма».
Естественно, что в притоке в Европу и другие страны мира таких граждан заинтересованы диссидентские структуры, которые тем самым будут расширять поле своего влияния в рамках альтернативного русского мира.
При этом потенциал диссидентского движения как актора политического действия во многом остается не определенным, однако аналогии с организациями белорусской оппозиции офиса С. Тихановской вполне прослеживаются, хотя и не могут быть реализованы оперативно.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
В России сейчас нет политического протеста, но есть гражданский активизм. И этот фактор актуализирует внимание к лидерам общественного мнения (ЛОМам) и известным людям, которые готовы активно заявлять свою позицию после начала спецоперации в Украине.
В самом ее начале активно обсуждали И.Урганта и М.Галкина, которые, как заверяется временно, уехали из страны. Эти деятели шоу-бизнеса имеют значительное влияние на общественные настроения, но их юмористическое творчество оставляет возможности для любых маневров. С лидером ДДТ музыкантом Ю.Шевчуком все сложнее.
Недавний концерт в родной Уфе оказался широко обсуждаемым, прежде всего, из-за пацифистских высказываний Шевчука и острых, скажем так, аллегорий и метафор. Тут нужно отметить, что Шевчук несколько лет назад выступил одним из фронтменов протеста на Куштау и тем самым получил дополнительную популярность в родной для себя Башкирии.
С момента уфимского концерта прошло более недели, аналогичные концерты Ю.Шевчука в соседних регионах отмены, однако волны осуждения в адрес музыканта с провластных позиций в масс-медиа нет.
Шевчук обладает значительным моральным авторитетом среди части россиян, в том числе - и патриотично настроенных. Его «пассажи» (как в случае с Галкиным) на юмор и «пошутил» не спишешь. Для властей Шевчук давно уже представляет собой, мягко говоря, неудобного актора.
Морального авторитета для давления на него может и не хватить. Иноагента из Юрия Юлиановича, который искренне любит свою Родину и более сорока лет поет «Не стреляй!», не сделать. Поэтому, похоже, решено было замолчать эту проблему и свести ее к высказываниям поэта, которому можно больше, чем другим.
Это весьма показательно и интересно. Впрочем, фигур, которые могут открыто заявлять о своей позиции в эти сложные для страны времена, достаточно немного. Потенциал для гражданского активизма в стране есть, но, как видим (например, по отмене концертов группы Би-2 в Омске и той же Уфе), власти стараются аккуратно обойти острые углы.
Российский социум остается аполитичным, однако в моменте политизация, наоборот, огромна и она сказывается на всем, в том числе - и в концертах музыкантов. Позиция ЛОМов, готовых выступать с альтернативных позиций, так или иначе будет заявлена в обществе, однако, социология показывает, что большинство предпочитает оставаться индифферентным к такой риторике и обсуждать ее, в лучшем случае, на кухнях или среди друзей. Российское общество остается социумом, консолидированным не только в плане патриотизма, но и в плане конформизма и сохранения режима молчаливого большинства: не только диалектическая, но и прямая связь между этими элементами социальной конструкции становится все более очевидной.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
В России сейчас нет политического протеста, но есть гражданский активизм. И этот фактор актуализирует внимание к лидерам общественного мнения (ЛОМам) и известным людям, которые готовы активно заявлять свою позицию после начала спецоперации в Украине.
В самом ее начале активно обсуждали И.Урганта и М.Галкина, которые, как заверяется временно, уехали из страны. Эти деятели шоу-бизнеса имеют значительное влияние на общественные настроения, но их юмористическое творчество оставляет возможности для любых маневров. С лидером ДДТ музыкантом Ю.Шевчуком все сложнее.
Недавний концерт в родной Уфе оказался широко обсуждаемым, прежде всего, из-за пацифистских высказываний Шевчука и острых, скажем так, аллегорий и метафор. Тут нужно отметить, что Шевчук несколько лет назад выступил одним из фронтменов протеста на Куштау и тем самым получил дополнительную популярность в родной для себя Башкирии.
С момента уфимского концерта прошло более недели, аналогичные концерты Ю.Шевчука в соседних регионах отмены, однако волны осуждения в адрес музыканта с провластных позиций в масс-медиа нет.
Шевчук обладает значительным моральным авторитетом среди части россиян, в том числе - и патриотично настроенных. Его «пассажи» (как в случае с Галкиным) на юмор и «пошутил» не спишешь. Для властей Шевчук давно уже представляет собой, мягко говоря, неудобного актора.
Морального авторитета для давления на него может и не хватить. Иноагента из Юрия Юлиановича, который искренне любит свою Родину и более сорока лет поет «Не стреляй!», не сделать. Поэтому, похоже, решено было замолчать эту проблему и свести ее к высказываниям поэта, которому можно больше, чем другим.
Это весьма показательно и интересно. Впрочем, фигур, которые могут открыто заявлять о своей позиции в эти сложные для страны времена, достаточно немного. Потенциал для гражданского активизма в стране есть, но, как видим (например, по отмене концертов группы Би-2 в Омске и той же Уфе), власти стараются аккуратно обойти острые углы.
Российский социум остается аполитичным, однако в моменте политизация, наоборот, огромна и она сказывается на всем, в том числе - и в концертах музыкантов. Позиция ЛОМов, готовых выступать с альтернативных позиций, так или иначе будет заявлена в обществе, однако, социология показывает, что большинство предпочитает оставаться индифферентным к такой риторике и обсуждать ее, в лучшем случае, на кухнях или среди друзей. Российское общество остается социумом, консолидированным не только в плане патриотизма, но и в плане конформизма и сохранения режима молчаливого большинства: не только диалектическая, но и прямая связь между этими элементами социальной конструкции становится все более очевидной.
Милитаризация социальности: ограничители & потенциал
Три месяца спустя начала спецоперации в Украине показали, что российский социум готов жертвовать своими гражданскими свободами, спокойно относится к цензуре, запрету западных соцсетей: россияне готовы больше ненавидеть США, но пока не готовы к интенсивной милитаризации социальности и превращению ее в огромный военные лагерь (по заветам Л. Троцкого).
Базовые социальные представления во многом остаются неизменными. Люди по-прежнему желают остаться в модусе обывательского образа жизни и пребывают в инерции аполитичности. Такие общественные настроения, с одной стороны, не способствуют распространению сущностного патриотизма, а с другой, позволяют оставлять без ответа, например, вопрос об образе будущего России и причинах начала спецоперации в Украине. Очевидно, что термин денацификация глубинному народу не зашел, однако лишних вопросов социум по поводу спецоперации не задает и это устраивает власть.
Попытки навязать обществу военную стилистику со стороны власти имеют свои пределы. Ритуально и на уровне символов общество готово это принимать, однако сущностно, скорее, нет. Это видно, хотя бы по числу автомобилей с известной стилистикой в столицах и мегаполисах, а также общему размыванию значимости известных символов с латинскими буквами в пропагандистском инфопотоке.
Затягивание военной конфронтации в Украине также работает на возрастающее желание общества жить спокойной, мирной и обывательской жизнью. Однако в случае если военная конфронтация затянется власти, так или иначе, вынуждены будут активнее использовать военный фактор как условие мобилизации социума, которое потребует от общества не только ритуальной поддержки, но и активного участия. Пока этот вариант остается в резерве, ввиду возможных, в том числе и негативных последствий, которые могут выразиться в росте не только апатии, но и открытого недовольства и протеста.
В то же время, опыт первых трех месяцев спецоперации показал, что российское общество готово терпеть очень многое, а политика – это сфера возможного: это означает, что как только властям понадобится ресурс социума она пойдет на любые, в том числе и непопулярные решения. Тем более, что в условиях податливости социума риски такого варианта развития события некоторые в правящей номенклатуре оценивают невысоко.
Другие, более системно мыслящие чиновники, наоборот, отмечают, что лишний раз общество не стоит беспокоить непопулярными решениями. Сейчас преобладает именно эта точка зрения, однако смена подходов в ближайшие полгода – год видится как вероятная.
Три месяца спустя начала спецоперации в Украине показали, что российский социум готов жертвовать своими гражданскими свободами, спокойно относится к цензуре, запрету западных соцсетей: россияне готовы больше ненавидеть США, но пока не готовы к интенсивной милитаризации социальности и превращению ее в огромный военные лагерь (по заветам Л. Троцкого).
Базовые социальные представления во многом остаются неизменными. Люди по-прежнему желают остаться в модусе обывательского образа жизни и пребывают в инерции аполитичности. Такие общественные настроения, с одной стороны, не способствуют распространению сущностного патриотизма, а с другой, позволяют оставлять без ответа, например, вопрос об образе будущего России и причинах начала спецоперации в Украине. Очевидно, что термин денацификация глубинному народу не зашел, однако лишних вопросов социум по поводу спецоперации не задает и это устраивает власть.
Попытки навязать обществу военную стилистику со стороны власти имеют свои пределы. Ритуально и на уровне символов общество готово это принимать, однако сущностно, скорее, нет. Это видно, хотя бы по числу автомобилей с известной стилистикой в столицах и мегаполисах, а также общему размыванию значимости известных символов с латинскими буквами в пропагандистском инфопотоке.
Затягивание военной конфронтации в Украине также работает на возрастающее желание общества жить спокойной, мирной и обывательской жизнью. Однако в случае если военная конфронтация затянется власти, так или иначе, вынуждены будут активнее использовать военный фактор как условие мобилизации социума, которое потребует от общества не только ритуальной поддержки, но и активного участия. Пока этот вариант остается в резерве, ввиду возможных, в том числе и негативных последствий, которые могут выразиться в росте не только апатии, но и открытого недовольства и протеста.
В то же время, опыт первых трех месяцев спецоперации показал, что российское общество готово терпеть очень многое, а политика – это сфера возможного: это означает, что как только властям понадобится ресурс социума она пойдет на любые, в том числе и непопулярные решения. Тем более, что в условиях податливости социума риски такого варианта развития события некоторые в правящей номенклатуре оценивают невысоко.
Другие, более системно мыслящие чиновники, наоборот, отмечают, что лишний раз общество не стоит беспокоить непопулярными решениями. Сейчас преобладает именно эта точка зрения, однако смена подходов в ближайшие полгода – год видится как вероятная.
Средний класс как социально-экономическая категория вообще плохо вписывается в постоперационную реальность. Методологические коррекции Росстата могут вдохновить в этот конструкт «новую жизнь и соответствующее содержание», однако тенденция последних десяти лет продолжится и средний класс в России будет сокращаться по экономическим, социокультурным и политическим причинам.
Каждый кризис в России (крымский, ковидный, спецоперационный) больнее всего бьет по среднему классу и бедным слоям населения, а богатые и сверхбогатые несут огромные потери на первом этапе кризиса, а потом, восполняют (с лихвой) свои потери.
Дело в том, что экономика России устроена в формате концентратора и распределителя: соответственно, находящиеся у рычагов власти и аффилированные с ними экономические акторы забирают почти все, а остальным остаются крохи.
Баланса здесь никакого нет: структура с резкой дифференциацией доходов и властных полномочий исторически постоянно воспроизводится в России в рамках различных государственных проектов (бояре, дворяне, советская номенклатура, олигархи). Сидящий на ренте и обладающий политическими рычагами правящий класс a priori менее заинтересован в модернизации, а сейчас в условиях санкций ее основной миссией будет отстаивание своего приоритетного «права» на ренты и ресурсы.
В новой реальности и вовсе создаются предпосылки для отчетливого контрмодернистского развития, а средний класс, это, как известно, производная от развития модернистских обществ. В России он будет продолжать сжиматься и растворяться в структурах новых бедных, причем вне зависимости от данных официальных статотчетов на этот счет.
https://t.iss.one/kremlebezBashennik/28284
Каждый кризис в России (крымский, ковидный, спецоперационный) больнее всего бьет по среднему классу и бедным слоям населения, а богатые и сверхбогатые несут огромные потери на первом этапе кризиса, а потом, восполняют (с лихвой) свои потери.
Дело в том, что экономика России устроена в формате концентратора и распределителя: соответственно, находящиеся у рычагов власти и аффилированные с ними экономические акторы забирают почти все, а остальным остаются крохи.
Баланса здесь никакого нет: структура с резкой дифференциацией доходов и властных полномочий исторически постоянно воспроизводится в России в рамках различных государственных проектов (бояре, дворяне, советская номенклатура, олигархи). Сидящий на ренте и обладающий политическими рычагами правящий класс a priori менее заинтересован в модернизации, а сейчас в условиях санкций ее основной миссией будет отстаивание своего приоритетного «права» на ренты и ресурсы.
В новой реальности и вовсе создаются предпосылки для отчетливого контрмодернистского развития, а средний класс, это, как известно, производная от развития модернистских обществ. В России он будет продолжать сжиматься и растворяться в структурах новых бедных, причем вне зависимости от данных официальных статотчетов на этот счет.
https://t.iss.one/kremlebezBashennik/28284
Telegram
Кремлёвский безБашенник
Дмитрий Дризе — о пассаже Владимира Путина про товары класса люкс
Владимир Путин вновь заверил общественность, что, несмотря на санкции, полностью изолировать страну не получится. Президент, в частности, заявил: многие, мол, беспокоятся, что в России пропадут…
Владимир Путин вновь заверил общественность, что, несмотря на санкции, полностью изолировать страну не получится. Президент, в частности, заявил: многие, мол, беспокоятся, что в России пропадут…
«Демарш» & Подстава: приморские коммунисты передали привет Зюганову
Объявленное «политическим демаршом» выступление за скорейшее завершение спецоперации в Украине четырех депутатов заксобрания Приморского края от КПРФ бьет не столько по губернатору О. Кожемяко, сколько по руководству партии и Г. Зюганову лично. Показательно, что ранее аналогичное заявление сделал и один депутат Горсовета Владивостока.
На Дальнем Востоке очень много россиян с украинскими корнями и силен уровень протестных настроений. Понятно, что губернатор О. Кожемяко испытывает систематические сложности с контрэлитами и плохо контролирует политическое поле региона. Строго говоря, это вообще не та фигура, которая способна стабилизировать ситуацию в крае.
Недоработки руководства КПРФ тут также очевидны, особенно если выяснится, что партия по-прежнему пользуется услугами диссидентов-политтехнологов/консультантов. Фронт-линия КПРФ выступает за спецоперацию, порой, более яростно чем вся «Единая Россия», а партийный актив в регионах, как выясняется, занимает, мягко говоря, иную позицию. О настроениях среди приморских «красных» в КПРФ известно давно, однако руководство партии предпочитает не вмешиваться в ситуацию.
Это ставит самого Г. Зюганова в крайне двусмысленную позицию: либо он не контролирует свою партию, либо ему нужно прямо признать, что эти депутаты Приморья изначально были чужды «коммунистических ценностей» и использовали партию лишь для получения мандатов (естественно, на безвозмездной основе, хотя кавычки можно поставить и тут).
В целом же мы видим, как вслед за простыми гражданскими активистами и ЛОМами (например, Ю. Шевчука) против спецоперации начали выступать и представители политического класса России в протестных регионах страны. Это говорит о реальных общественных настроениях в стране, хотя, конечно, общественное сознание – очень инерционно и запаздывает в своей реакции на ситуацию, а большинство региональных и федеральных политиков все равно не будут выражать позицию общества.
Объявленное «политическим демаршом» выступление за скорейшее завершение спецоперации в Украине четырех депутатов заксобрания Приморского края от КПРФ бьет не столько по губернатору О. Кожемяко, сколько по руководству партии и Г. Зюганову лично. Показательно, что ранее аналогичное заявление сделал и один депутат Горсовета Владивостока.
На Дальнем Востоке очень много россиян с украинскими корнями и силен уровень протестных настроений. Понятно, что губернатор О. Кожемяко испытывает систематические сложности с контрэлитами и плохо контролирует политическое поле региона. Строго говоря, это вообще не та фигура, которая способна стабилизировать ситуацию в крае.
Недоработки руководства КПРФ тут также очевидны, особенно если выяснится, что партия по-прежнему пользуется услугами диссидентов-политтехнологов/консультантов. Фронт-линия КПРФ выступает за спецоперацию, порой, более яростно чем вся «Единая Россия», а партийный актив в регионах, как выясняется, занимает, мягко говоря, иную позицию. О настроениях среди приморских «красных» в КПРФ известно давно, однако руководство партии предпочитает не вмешиваться в ситуацию.
Это ставит самого Г. Зюганова в крайне двусмысленную позицию: либо он не контролирует свою партию, либо ему нужно прямо признать, что эти депутаты Приморья изначально были чужды «коммунистических ценностей» и использовали партию лишь для получения мандатов (естественно, на безвозмездной основе, хотя кавычки можно поставить и тут).
В целом же мы видим, как вслед за простыми гражданскими активистами и ЛОМами (например, Ю. Шевчука) против спецоперации начали выступать и представители политического класса России в протестных регионах страны. Это говорит о реальных общественных настроениях в стране, хотя, конечно, общественное сознание – очень инерционно и запаздывает в своей реакции на ситуацию, а большинство региональных и федеральных политиков все равно не будут выражать позицию общества.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Три месяца после начала событий в Украине – явно недостаточный период для осмысления того, как будет меняться российский социум, экономика и государственное управление, однако контуры изменений мы уже успели увидеть. По принципу «разведпризнака», широко применяемого ныне в условиях спецоперации: все, что будет дальше – уже есть, важно лишь увидеть это на начальной стадии генезиса.
Последние три месяца экспертное сообщество и масс-медиа много говорили о импортозамещении и о мобилизационной экономике. Этому подходу противопоставляется другой, предполагающий структурную трансформацию экономики, но сохранение, при этом, ориентира на прежнее состояние.
Строго говоря, проактивная модернизация в этих условиях для России невозможна, перспективы (точнее – риски) де-модернизации и скатывания в упрощенную социальность, экономика которой утратит разнообразие – вполне отчетливы. В этих условиях задача государства - обеспечить хоть какую-то, догоняющую модернизацию и не допустить технологического отставания от стран если не первого, то хотя бы второго мира (Турция, Аргентина, Бразилия и т.д.).
Озвученный главой Центробанка Э. Набиуллиной принцип структурной трансформации экономики позволяет сохранить некоторые принципы и элементы рыночной экономики, и этот фактор, помимо всего прочего, будет работать на гармонизацию (впрочем, весьма относительную и туманную) во взаимоотношениях с Западом.
Сценарий мобилизационной экономики предполагает, наоборот, подавление остатков рыночной экономики, сверхконцентрацию ресурсов у государства для, как заявляется, суверенного развития страны. Однако, строго говоря, этот адаптационный механизм, рано или поздно, приведет к новой волне конфронтации и замыканию России в собственном лоне. Адепты импортозамещения не утруждают себя примерами современных государств, которые эффективно импортозаместились (про Северную Корею и уровень покупательной способности населения которой предпочитают, как правило молчать).
Высокий уровень концентрации капитала у государства делает правящий класс не только индифферентным к экономической конъюнктуре, интересам малого и среднего бизнеса и рыночным механизмам в целом, но и к общественному мнению в принципе. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Логика концентрации ресурсов выгодна околовластным олигархам и менеджерам госкорпораций, но ведет страну в состояние заведомо ограниченного экономического роста. По сути, мобилизационная экономика такого типа приведет к гипер-этатизму, а это неизменно будет работать на дальнейшее усиление контроля над обществом, подавление институтов социальной критики и будет способствовать упрощению социального и экономического разнообразия.
Сейчас видно, что часть правящего класса старается этого сценария избежать, видя его тупиковость. Однако, вполне возможно, сторонники мобилизационного турбо-патриотизма получат новые возможности актуализировать антизападный ресентимент в случае неудачи переговоров с Западом (разведпризнаков такого варианта развития событий, кстати, весьма немало). И тогда можно ожидать еще более жесткие попытки навязывания принципов мобилизационной экономики.
Главным следствием этого будет резко усилившийся и многоуровневый потенциал конфронтации с Западом, а также коренные изменения в структуре российского общества в условиях его обнищания. Поэтому вряд ли стоит сейчас иронизировать над сценарием «структурная трансформация» экономики, который озвучила Э. Набиуллина. Его успешная реализация позволит в будущем надеяться на то, что острого и открытого противостояния с Западом получится избежать: причем, к выгоде абсолютного большинства. Правда, вероятность этого сценария я бы не стал переоценивать.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Три месяца после начала событий в Украине – явно недостаточный период для осмысления того, как будет меняться российский социум, экономика и государственное управление, однако контуры изменений мы уже успели увидеть. По принципу «разведпризнака», широко применяемого ныне в условиях спецоперации: все, что будет дальше – уже есть, важно лишь увидеть это на начальной стадии генезиса.
Последние три месяца экспертное сообщество и масс-медиа много говорили о импортозамещении и о мобилизационной экономике. Этому подходу противопоставляется другой, предполагающий структурную трансформацию экономики, но сохранение, при этом, ориентира на прежнее состояние.
Строго говоря, проактивная модернизация в этих условиях для России невозможна, перспективы (точнее – риски) де-модернизации и скатывания в упрощенную социальность, экономика которой утратит разнообразие – вполне отчетливы. В этих условиях задача государства - обеспечить хоть какую-то, догоняющую модернизацию и не допустить технологического отставания от стран если не первого, то хотя бы второго мира (Турция, Аргентина, Бразилия и т.д.).
Озвученный главой Центробанка Э. Набиуллиной принцип структурной трансформации экономики позволяет сохранить некоторые принципы и элементы рыночной экономики, и этот фактор, помимо всего прочего, будет работать на гармонизацию (впрочем, весьма относительную и туманную) во взаимоотношениях с Западом.
Сценарий мобилизационной экономики предполагает, наоборот, подавление остатков рыночной экономики, сверхконцентрацию ресурсов у государства для, как заявляется, суверенного развития страны. Однако, строго говоря, этот адаптационный механизм, рано или поздно, приведет к новой волне конфронтации и замыканию России в собственном лоне. Адепты импортозамещения не утруждают себя примерами современных государств, которые эффективно импортозаместились (про Северную Корею и уровень покупательной способности населения которой предпочитают, как правило молчать).
Высокий уровень концентрации капитала у государства делает правящий класс не только индифферентным к экономической конъюнктуре, интересам малого и среднего бизнеса и рыночным механизмам в целом, но и к общественному мнению в принципе. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Логика концентрации ресурсов выгодна околовластным олигархам и менеджерам госкорпораций, но ведет страну в состояние заведомо ограниченного экономического роста. По сути, мобилизационная экономика такого типа приведет к гипер-этатизму, а это неизменно будет работать на дальнейшее усиление контроля над обществом, подавление институтов социальной критики и будет способствовать упрощению социального и экономического разнообразия.
Сейчас видно, что часть правящего класса старается этого сценария избежать, видя его тупиковость. Однако, вполне возможно, сторонники мобилизационного турбо-патриотизма получат новые возможности актуализировать антизападный ресентимент в случае неудачи переговоров с Западом (разведпризнаков такого варианта развития событий, кстати, весьма немало). И тогда можно ожидать еще более жесткие попытки навязывания принципов мобилизационной экономики.
Главным следствием этого будет резко усилившийся и многоуровневый потенциал конфронтации с Западом, а также коренные изменения в структуре российского общества в условиях его обнищания. Поэтому вряд ли стоит сейчас иронизировать над сценарием «структурная трансформация» экономики, который озвучила Э. Набиуллина. Его успешная реализация позволит в будущем надеяться на то, что острого и открытого противостояния с Западом получится избежать: причем, к выгоде абсолютного большинства. Правда, вероятность этого сценария я бы не стал переоценивать.
«Единство» унификации & Индийские аналогии
Российское общество движется на пути уменьшения своего многообразия, несмотря на огромный уровень социально-экономического расслоения и кратно отличающийся уровень жизни в столицах и регионами.
Подавление институтов социальной критики, усиление идеологическо-патриотической составляющей в институтах образования, уход с российского рынка западного бизнеса ведет к дальнейшей туркменизации социума. В строгом смысле она в многообразной и огромной России невозможна, но этот вектор только усиливается.
В категориях русской философии XIX в. это означает политическую победу «славянофилов» над «западниками». Причем эта победа не сущностная, а на уровне идеологем и является логичным следствием отключения России от значимых потоков глобализации, которые, в конечном счете, определяли ее динамику развития последние тридцать лет.
И в этом плане уместны аналогии с Индией: в этой стране примерно 10-12% населения (в основном жители мегаполисов) интегрированы в глобальные потоки, производят высокотехнологичную продукцию и на уровне стиля жизни и образа мышления существенно отличаются от остального населения, которое пребывает в нищей архаике. При этом по-прежнему действуют алгоритмы кастового мышления, которые структурируют социальную жизни.
В России образ жизни жителей столиц и части населения мегаполисов, равно как и их экономические возможности, давно уже кратно отличается от остальной страны. В условиях ограниченных перспектив для взаимодействия (учитывая туманное будущее гражданской авиации и не только) ментальный и прочий разрыв будет расти.
В России нет каст, однако нынешний правящий класс, также как и советская номенклатура, пытается обособится от всех остальных и использует конфронтацию с Западом для формирования сословности и укрепления своего приоритетного «права» на природную ренту внутри страны.
Эти и другие дисбалансы делают неминуемым усиление скрепности Вертикальной конструкции. Сам термин «скрепы», строго говоря, означает что-то внешнее, а не внутренне присущее структуре. Тем не менее, скрепляющие конструкты в виде унифицирующей всю социальность идеологии видятся инвариантными для дальнейшего укрепления единства страны.
И тут никакого идеологического обмана нет: власти действительно будут укреплять единство страны, в том числе и в нацреспубликах. При этом укрепление единства будет обеспечено, прежде всего, за счет унификации (экономической, культурной, идеологической и пр.). Учитывая податливость российского общества сомнений в правящей номенклатуре по поводу реализуемости этого сценария немного.
Российское общество движется на пути уменьшения своего многообразия, несмотря на огромный уровень социально-экономического расслоения и кратно отличающийся уровень жизни в столицах и регионами.
Подавление институтов социальной критики, усиление идеологическо-патриотической составляющей в институтах образования, уход с российского рынка западного бизнеса ведет к дальнейшей туркменизации социума. В строгом смысле она в многообразной и огромной России невозможна, но этот вектор только усиливается.
В категориях русской философии XIX в. это означает политическую победу «славянофилов» над «западниками». Причем эта победа не сущностная, а на уровне идеологем и является логичным следствием отключения России от значимых потоков глобализации, которые, в конечном счете, определяли ее динамику развития последние тридцать лет.
И в этом плане уместны аналогии с Индией: в этой стране примерно 10-12% населения (в основном жители мегаполисов) интегрированы в глобальные потоки, производят высокотехнологичную продукцию и на уровне стиля жизни и образа мышления существенно отличаются от остального населения, которое пребывает в нищей архаике. При этом по-прежнему действуют алгоритмы кастового мышления, которые структурируют социальную жизни.
В России образ жизни жителей столиц и части населения мегаполисов, равно как и их экономические возможности, давно уже кратно отличается от остальной страны. В условиях ограниченных перспектив для взаимодействия (учитывая туманное будущее гражданской авиации и не только) ментальный и прочий разрыв будет расти.
В России нет каст, однако нынешний правящий класс, также как и советская номенклатура, пытается обособится от всех остальных и использует конфронтацию с Западом для формирования сословности и укрепления своего приоритетного «права» на природную ренту внутри страны.
Эти и другие дисбалансы делают неминуемым усиление скрепности Вертикальной конструкции. Сам термин «скрепы», строго говоря, означает что-то внешнее, а не внутренне присущее структуре. Тем не менее, скрепляющие конструкты в виде унифицирующей всю социальность идеологии видятся инвариантными для дальнейшего укрепления единства страны.
И тут никакого идеологического обмана нет: власти действительно будут укреплять единство страны, в том числе и в нацреспубликах. При этом укрепление единства будет обеспечено, прежде всего, за счет унификации (экономической, культурной, идеологической и пр.). Учитывая податливость российского общества сомнений в правящей номенклатуре по поводу реализуемости этого сценария немного.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Предлагаю снова поговорить о социологии и текущих общественных настроениях в российском обществе: на основе проведенных недавно исследований есть следующие выводы и наблюдения.
1. Общество начинает переосмысливать спецоперационный контекст. Чувствуется, что общество «наелось» агрессии: суждения респондентов становятся более взвешенными, как и вопрос о необходимости достижения компромисса в геополитике (не только в Украине).
2. Турбо-патриотизма на фокус-группах стало меньше: прежде всего - из-за осознания возможных (точнее, вероятных) экономических трудностей. Участники по-прежнему достаточно часто говорят про «спецоперацию до победного конца», однако, такая точка зрения наталкивается на ограничители: обществу непонятны ни цели спецоперации, ни сроки ее проведения.
3. Феноменологически российское общество остается на дистанции от спецоперации, и это устраивает абсолютное большинство россиян. Глубокое вовлечение в информационный контекст спецоперации характеризует лишь часть социума, а внимание к спецоперации устойчиво снижается.
4. Экономические последствия спецоперации общество только начинает осознавать, однако, с уверенностью можно сказать, что этот процесс будет развиваться ближайшие месяцы, вне зависимости от хода спецоперации или ее завершения.
5. Многие респонденты избегают готовности пространных рассуждений на эту тему и стараются обходить острые углы, однако, общество не пришло еще к неготовности откровенно говорить по всем темам и это обстоятельство не делает бесполезными количественные и качественные социологические исследования.
6. Так, по импортозамещению оценки респондентов во многом излучают скепсис, а часто - и критику. Многие уверены, что импортозамещение - не та цель в принципе, а многие говорят, что успешным оно вряд ли будет. Впрочем, позитивно воспринимающих этот курс также очень много.
7. При этом значительный сегмент респондентов (особенно - в регионах), полагает, что даже спецоперация в Украине и экономическая ситуация не поменяют кардинально российское общество и, что называется, уклад. Российское общество привычно к кризисам, и нынешнюю ситуацию значительная часть респондентов воспринимает схожим образом: как фактор, который принесет много сложностей, но постепенно «все нормализуется». Эти настроения преобладают в регионах и особенно - на региональной периферии.
8. Полноценное осознание экономических сложностей будет корректировать общественные настроения, однако, у власти остается мощный пропагандистский аппарат и инструмент давления на группы социальной критики. Именно поэтому я бы не стал воспринимать наметившуюся социологическую тенденцию как линейную: возможна и коррекция в противоположную сторону, хотя, учитывая экономические перспективы, эти коррекции властям осуществлять будет сложнее.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Предлагаю снова поговорить о социологии и текущих общественных настроениях в российском обществе: на основе проведенных недавно исследований есть следующие выводы и наблюдения.
1. Общество начинает переосмысливать спецоперационный контекст. Чувствуется, что общество «наелось» агрессии: суждения респондентов становятся более взвешенными, как и вопрос о необходимости достижения компромисса в геополитике (не только в Украине).
2. Турбо-патриотизма на фокус-группах стало меньше: прежде всего - из-за осознания возможных (точнее, вероятных) экономических трудностей. Участники по-прежнему достаточно часто говорят про «спецоперацию до победного конца», однако, такая точка зрения наталкивается на ограничители: обществу непонятны ни цели спецоперации, ни сроки ее проведения.
3. Феноменологически российское общество остается на дистанции от спецоперации, и это устраивает абсолютное большинство россиян. Глубокое вовлечение в информационный контекст спецоперации характеризует лишь часть социума, а внимание к спецоперации устойчиво снижается.
4. Экономические последствия спецоперации общество только начинает осознавать, однако, с уверенностью можно сказать, что этот процесс будет развиваться ближайшие месяцы, вне зависимости от хода спецоперации или ее завершения.
5. Многие респонденты избегают готовности пространных рассуждений на эту тему и стараются обходить острые углы, однако, общество не пришло еще к неготовности откровенно говорить по всем темам и это обстоятельство не делает бесполезными количественные и качественные социологические исследования.
6. Так, по импортозамещению оценки респондентов во многом излучают скепсис, а часто - и критику. Многие уверены, что импортозамещение - не та цель в принципе, а многие говорят, что успешным оно вряд ли будет. Впрочем, позитивно воспринимающих этот курс также очень много.
7. При этом значительный сегмент респондентов (особенно - в регионах), полагает, что даже спецоперация в Украине и экономическая ситуация не поменяют кардинально российское общество и, что называется, уклад. Российское общество привычно к кризисам, и нынешнюю ситуацию значительная часть респондентов воспринимает схожим образом: как фактор, который принесет много сложностей, но постепенно «все нормализуется». Эти настроения преобладают в регионах и особенно - на региональной периферии.
8. Полноценное осознание экономических сложностей будет корректировать общественные настроения, однако, у власти остается мощный пропагандистский аппарат и инструмент давления на группы социальной критики. Именно поэтому я бы не стал воспринимать наметившуюся социологическую тенденцию как линейную: возможна и коррекция в противоположную сторону, хотя, учитывая экономические перспективы, эти коррекции властям осуществлять будет сложнее.
Казахстанский вектор: стратегия плавного отслоения
С одной стороны, Казахстан выглядит как один из главных евразийских бенефициаров санкционного давления на Россию: увеличилось количество авиапролетов в воздушном пространстве этой страны, в республику переехали многие российские айтишники, открываются огромные возможности для параллельного импорта и обхода санкций.
С другой, в элитах Казахстана нет четкой стратегии действий. Возрастает зависимость Китая на казахские элиты, который действует неторопливо и поступательно. Очевидно, что правящие кланы Казахстана опасаются России, но не хотят попасть под вторичные санкции от Запада, а еще вынуждены все чаще синхронизировать свои позиции с Китаем. При этом представители Запада регулярно указывают президенту К.-Ж. Токаеву на необходимость отказа от скрытой поддержки России. Задача тут не допустить возможности России использовать свои постсоветского сферы влияния для обхода санкций.
Для урезонивания интересов руководства России казахстанские эксперты постоянно говорят, что Евразийский экономический союз не является для них выгодным и приводят многочисленные статистические выкладки. Очевидно, что в условиях санкционного давления на Россию и Белоруссии выгодность ЕАЭС для Казахстана, который не находится под санкциями, падает.
Официальная позиция нейтралитета и «золотой середины» видится на первый взгляд, как шаткий баланс, но этот баланс, скорее всего, будет зафиксирован.
У России много рычагов давления на Казахстан, но все они предполагают взаимные (а не односторонние) потери. Как следствие, Казахстан использует эту ситуацию для плавного отслоения от России. Значимость России в глазах казахстанской элиты в последнее время снижается, а настороженность растет. Причем речь не об отдельные прокитайские кланы, а про базовые настроения элит.
Если до спецоперации российские банки предлагали свои «экосистемные продукты» Казахстану, претендовали на цифровизацию республики, а руководство собиралось учить казахских детей в российских, а не западных вузах. Сейчас эта повестка сотрудничества объективно ослабла, хотя это не фиксируется на уровне дипломатической акттивности.
Преимуществами умиротворения казахстанского статиса/смуты в январе 2022 г. российского руководство может воспользоваться лишь в очень ограниченной степени.
С одной стороны, Казахстан выглядит как один из главных евразийских бенефициаров санкционного давления на Россию: увеличилось количество авиапролетов в воздушном пространстве этой страны, в республику переехали многие российские айтишники, открываются огромные возможности для параллельного импорта и обхода санкций.
С другой, в элитах Казахстана нет четкой стратегии действий. Возрастает зависимость Китая на казахские элиты, который действует неторопливо и поступательно. Очевидно, что правящие кланы Казахстана опасаются России, но не хотят попасть под вторичные санкции от Запада, а еще вынуждены все чаще синхронизировать свои позиции с Китаем. При этом представители Запада регулярно указывают президенту К.-Ж. Токаеву на необходимость отказа от скрытой поддержки России. Задача тут не допустить возможности России использовать свои постсоветского сферы влияния для обхода санкций.
Для урезонивания интересов руководства России казахстанские эксперты постоянно говорят, что Евразийский экономический союз не является для них выгодным и приводят многочисленные статистические выкладки. Очевидно, что в условиях санкционного давления на Россию и Белоруссии выгодность ЕАЭС для Казахстана, который не находится под санкциями, падает.
Официальная позиция нейтралитета и «золотой середины» видится на первый взгляд, как шаткий баланс, но этот баланс, скорее всего, будет зафиксирован.
У России много рычагов давления на Казахстан, но все они предполагают взаимные (а не односторонние) потери. Как следствие, Казахстан использует эту ситуацию для плавного отслоения от России. Значимость России в глазах казахстанской элиты в последнее время снижается, а настороженность растет. Причем речь не об отдельные прокитайские кланы, а про базовые настроения элит.
Если до спецоперации российские банки предлагали свои «экосистемные продукты» Казахстану, претендовали на цифровизацию республики, а руководство собиралось учить казахских детей в российских, а не западных вузах. Сейчас эта повестка сотрудничества объективно ослабла, хотя это не фиксируется на уровне дипломатической акттивности.
Преимуществами умиротворения казахстанского статиса/смуты в январе 2022 г. российского руководство может воспользоваться лишь в очень ограниченной степени.
Крепкий рубль: политические дивиденды уже получены, экономические сложности впереди
Текущий курс рубля по отношению к американскому доллару и евро демонстрирует потенциал структурного кризиса в российской экономике. Сразу после майских праздников планировалось, что Центробанк понизит ключевую ставку и американская валюта вернется в привычные коридоры в районе 70 рублей за $. Ставка понизилась, понизится и она сегодня (10 июня), а курс остается неудобным для правительства и всей экономики. Можно говорит о частичной утрате возможностей Центробанком регулировать ситуацию: что-то пошло не так и ситуация продолжает ухудшаться.
Санкции США и Евросоюза, а также активное давление на бизнес во всем мире (в том числе и в странах, которые к санкциям не присоединились) не позволяют наладить параллельный/серый импорт, а это чревато структурным кризисом для всей экономики. По сути, объявленные планы правительства забуксовали. Доля импорта в Россию последние месяцы мала, а рискует стать еще меньше. Страны Запада активно работают над тем, чтобы схемы параллельного импорта в России не заработали.
В этих условиях российский финансовый блок любыми способами хочет повысить интерес россиян к валюте, в том числе и за счет разрешения отправлять за границу до 150 тыс. $ в месяц на одно физлицо. Однако тут уже работает не логика российских разрешений/запрещений, а высокая вероятность того, что эти транзакции не дойдут и будут заблокированы (а, возможно, и заморожены) глобальным банковским капиталом.
Таким образом, крепкий (хоть в кавычках, хоть без) рубль потенциально может оказать серьезной ловушкой для российской экономики. В апреле текущий курс позиционировали как сущностное достижение российского руководства, а критики жаловались на невозможность покупки наличных. Сейчас ситуация иная: доллары и евро можно свободно купить в Москве или Санкт-Петербурге, однако спроса на него у населения, по понятным причинам, немного.
Экономисты предупреждают, что находящиеся на счетах россиян долларовые и евровые вклады могут быть заморожены причем из-за решений глобального капитала. Неслучайно, целый ряд российских банков уже ввел достаточно существенные комиссии за обслуживание валютных счетов.
Ситуация показывает, что Запад нащупал уязвимости в российской финансовой системе и дальнейшее укрепление рубля работает отнюдь не на планы российского государства. Крепкий рубль оказался амбивалентным фактором: привлекательным с точки зрения психологии, общественных настроений и политической пропаганды, но вредным с точки зрения экономики.
Текущий курс рубля по отношению к американскому доллару и евро демонстрирует потенциал структурного кризиса в российской экономике. Сразу после майских праздников планировалось, что Центробанк понизит ключевую ставку и американская валюта вернется в привычные коридоры в районе 70 рублей за $. Ставка понизилась, понизится и она сегодня (10 июня), а курс остается неудобным для правительства и всей экономики. Можно говорит о частичной утрате возможностей Центробанком регулировать ситуацию: что-то пошло не так и ситуация продолжает ухудшаться.
Санкции США и Евросоюза, а также активное давление на бизнес во всем мире (в том числе и в странах, которые к санкциям не присоединились) не позволяют наладить параллельный/серый импорт, а это чревато структурным кризисом для всей экономики. По сути, объявленные планы правительства забуксовали. Доля импорта в Россию последние месяцы мала, а рискует стать еще меньше. Страны Запада активно работают над тем, чтобы схемы параллельного импорта в России не заработали.
В этих условиях российский финансовый блок любыми способами хочет повысить интерес россиян к валюте, в том числе и за счет разрешения отправлять за границу до 150 тыс. $ в месяц на одно физлицо. Однако тут уже работает не логика российских разрешений/запрещений, а высокая вероятность того, что эти транзакции не дойдут и будут заблокированы (а, возможно, и заморожены) глобальным банковским капиталом.
Таким образом, крепкий (хоть в кавычках, хоть без) рубль потенциально может оказать серьезной ловушкой для российской экономики. В апреле текущий курс позиционировали как сущностное достижение российского руководства, а критики жаловались на невозможность покупки наличных. Сейчас ситуация иная: доллары и евро можно свободно купить в Москве или Санкт-Петербурге, однако спроса на него у населения, по понятным причинам, немного.
Экономисты предупреждают, что находящиеся на счетах россиян долларовые и евровые вклады могут быть заморожены причем из-за решений глобального капитала. Неслучайно, целый ряд российских банков уже ввел достаточно существенные комиссии за обслуживание валютных счетов.
Ситуация показывает, что Запад нащупал уязвимости в российской финансовой системе и дальнейшее укрепление рубля работает отнюдь не на планы российского государства. Крепкий рубль оказался амбивалентным фактором: привлекательным с точки зрения психологии, общественных настроений и политической пропаганды, но вредным с точки зрения экономики.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Многие обратили внимание на «одномерное» позиционирование новых ресторанов МакДональдс в России. «Вкусно - и точка»: в смысле - никаких ассоциаций, апелляций и прочего полисемантизма. Все однозначно и просто, как и демагогия Вождя или пропаганда в рамках пятиминуток ненависти. Конечно, предложенные коннотации свойственны политизированному сознанию, а для большинства аполитичных россиян такой проблемы нет, однако в данном случае вскрывается сущностная проблема и другого порядка.
В современной гуманитарной теории уже почти тридцать лет есть термин «Макдональдизация общества». Его автор, американский социолог Д.Ритцер под ней понимает процесс, благодаря основным принципам которого ресторан фаст-фуд добивается все большего доминирования в рамках разных сфер жизни мира. Макдональдизация – это не просто процесс распространения ресторанов быстрого питания, но и базисные принципы организации общественной жизни и социальных технологий, которые способствуют ее дальнейшей рационализации.
Что обеспечивает развитие макдональдизации? Эффективность, предсказуемость, упор на качественные показатели и контроль. Все это вместе образует наиболее удобные форматы эффективного социально-технологического преобразования социальной реальности с точки зрения достижения конкретных целей. В случае с МакДональдс как с элементом вестернизированной глобализации, очевидно, речь не только о прибыли, но и о западных ценностях и образе жизни, которые продемонстрировали свою удивительную живучесть, привлекательность и тиражируемость в разных частях планеты.
Кстати, еще один социолог современности З.Бауман провел прямые аналогии между макдональдизацией и не только функционированием автомобильных заводов Г.Форда, но и Холокостом. Иными словами, цель может быть разной (от тиражирования бургеров, автомобилей или организации конвейера смерти), однако, везде нужна социально-технологическая рациональность и эффективность.
Проблема нашего общества и государства в том, что такую социально-технологичную рациональность и эффективность российская социальность так и не смогла создать. Российские автозаводы явно далеки от этого, а цены на российские бургеры, как правило, намного выше чем в МакДональдс. Да и стиль ведения российского бизнеса предполагает не столько социально-технологическую рациональность, сколько связи в правящем классе, которые обеспечат получение субсидий и помогут получить подряды на организацию такого бизнеса.
В условиях проигранной конкуренции остается подчеркивать свою особость и «скрепоносность», а также говорить о тлетворном влиянии Запада. Пока российские производители будут апеллировать такими категориями, для меня будет очевидно, что они просто неконкурентоспособны западным бездуховным бургерам, автомобилям и далее - по списку.
При этом, Макдональдизация как явление свойственна эпохе развитого модерна, индустриализации и массовых обществ. Сейчас на Западе речь идет о социальных организациях и соответствующих технологиях уже другого порядка, которые ориентированы не столько на тиражируемость и контроль, а на сетевое, децентрализованное функционирование и синергию свободных акторов и, как следствие, умножение эффективности. Однако даже для осмысления этих принципов функционирования в российском обществе слишком мало оснований, а государственная власть даже не ставит таким образом вопрос. Нам просто говорят: вкусно - и точка! Все достаточно очевидно даже с точки зрения пирамиды потребностей А.Маслоу. Короче говоря, жрите и молчите.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Многие обратили внимание на «одномерное» позиционирование новых ресторанов МакДональдс в России. «Вкусно - и точка»: в смысле - никаких ассоциаций, апелляций и прочего полисемантизма. Все однозначно и просто, как и демагогия Вождя или пропаганда в рамках пятиминуток ненависти. Конечно, предложенные коннотации свойственны политизированному сознанию, а для большинства аполитичных россиян такой проблемы нет, однако в данном случае вскрывается сущностная проблема и другого порядка.
В современной гуманитарной теории уже почти тридцать лет есть термин «Макдональдизация общества». Его автор, американский социолог Д.Ритцер под ней понимает процесс, благодаря основным принципам которого ресторан фаст-фуд добивается все большего доминирования в рамках разных сфер жизни мира. Макдональдизация – это не просто процесс распространения ресторанов быстрого питания, но и базисные принципы организации общественной жизни и социальных технологий, которые способствуют ее дальнейшей рационализации.
Что обеспечивает развитие макдональдизации? Эффективность, предсказуемость, упор на качественные показатели и контроль. Все это вместе образует наиболее удобные форматы эффективного социально-технологического преобразования социальной реальности с точки зрения достижения конкретных целей. В случае с МакДональдс как с элементом вестернизированной глобализации, очевидно, речь не только о прибыли, но и о западных ценностях и образе жизни, которые продемонстрировали свою удивительную живучесть, привлекательность и тиражируемость в разных частях планеты.
Кстати, еще один социолог современности З.Бауман провел прямые аналогии между макдональдизацией и не только функционированием автомобильных заводов Г.Форда, но и Холокостом. Иными словами, цель может быть разной (от тиражирования бургеров, автомобилей или организации конвейера смерти), однако, везде нужна социально-технологическая рациональность и эффективность.
Проблема нашего общества и государства в том, что такую социально-технологичную рациональность и эффективность российская социальность так и не смогла создать. Российские автозаводы явно далеки от этого, а цены на российские бургеры, как правило, намного выше чем в МакДональдс. Да и стиль ведения российского бизнеса предполагает не столько социально-технологическую рациональность, сколько связи в правящем классе, которые обеспечат получение субсидий и помогут получить подряды на организацию такого бизнеса.
В условиях проигранной конкуренции остается подчеркивать свою особость и «скрепоносность», а также говорить о тлетворном влиянии Запада. Пока российские производители будут апеллировать такими категориями, для меня будет очевидно, что они просто неконкурентоспособны западным бездуховным бургерам, автомобилям и далее - по списку.
При этом, Макдональдизация как явление свойственна эпохе развитого модерна, индустриализации и массовых обществ. Сейчас на Западе речь идет о социальных организациях и соответствующих технологиях уже другого порядка, которые ориентированы не столько на тиражируемость и контроль, а на сетевое, децентрализованное функционирование и синергию свободных акторов и, как следствие, умножение эффективности. Однако даже для осмысления этих принципов функционирования в российском обществе слишком мало оснований, а государственная власть даже не ставит таким образом вопрос. Нам просто говорят: вкусно - и точка! Все достаточно очевидно даже с точки зрения пирамиды потребностей А.Маслоу. Короче говоря, жрите и молчите.
Остатки рыночной экономики VS Тотальное воспитание «гражданственности»
Российская власть реализовала вариант политики, который в свое время сформулировал немецкий философ К. Шмитт. Сузерен занимается внешней политикой, а внутренней политики просто не существует. Внутренняя политика заменяется внутренним управлением, которое осуществляется в соответствии с иерархией и прямыми указаниями из Центра.
Происходящие выборы в регионах показывают, что даже лояльные КПРФ отказываются активно участвовать в кампаниях, а активность «Яблоко», фактически, заморожена. Остальные партии как бы парламентской оппозиции также симулируют выборные процедуры и сидят тихо, хотя в предыдущие годы еще не стеснялись оппонировать губернаторам и согласованных с ними кандидатами в депутаты заксобраний.
В экономике идет борьба подходов номенклатуры: здравомыслящая ее часть выступает за сохранение основ рыночной экономики, но им напористо оппонируют набравшие силу охранители. Уровень огосударствления экономики сейчас в России ниже чем в СССР, но он вполне сопоставим, например, с соцстранами 1970-х гг. Нынешняя российская номенклатура ориентирована этатистки и видит источники компенсации своих спецоперационных потерь именно в огосударствлении и монополизации всего, что можно, что ведёт к устойчивому сокращению кормовой базы номенклатуры.
Потенциал патриотической мобилизации от начала спецоперации несколько уменьшается. Намеченное присоединение территорий, видимо, планируется как очередная мощная волна, которая обеспечит прилив патриотизма и национального счастья, однако его эффект вряд ли будет сопоставим с посткрымским, а вот экономическая повестка будет устойчиво влиять на общественные настроения.
В России резко снижается с потребительская активность и этот тренд будет носить устойчивый характер. Общество, по-прежнему, желает быть оставленным в покое и хочет ограничиваться, преимущественно, проявлениями ритуальной лояльности.
И тут формируется развилка: если государство будет в состоянии поддерживать прежнее (или близкое к нему) состояние экономики - общество может избежать тотальной политизации и интенсивного воспитания среди масс патриотизма и любви к Родине. Если же экономика попадет в спираль стагфляции и жернова деградации без тотального воспитания «гражданственности», через некоторое время, не обойтись. Потенциал усиления давления властей на общество достаточно высок, хотя, очевидно, что сейчас власти озабочены тем, как бы избежать такого варианта развития событий.
Российская власть реализовала вариант политики, который в свое время сформулировал немецкий философ К. Шмитт. Сузерен занимается внешней политикой, а внутренней политики просто не существует. Внутренняя политика заменяется внутренним управлением, которое осуществляется в соответствии с иерархией и прямыми указаниями из Центра.
Происходящие выборы в регионах показывают, что даже лояльные КПРФ отказываются активно участвовать в кампаниях, а активность «Яблоко», фактически, заморожена. Остальные партии как бы парламентской оппозиции также симулируют выборные процедуры и сидят тихо, хотя в предыдущие годы еще не стеснялись оппонировать губернаторам и согласованных с ними кандидатами в депутаты заксобраний.
В экономике идет борьба подходов номенклатуры: здравомыслящая ее часть выступает за сохранение основ рыночной экономики, но им напористо оппонируют набравшие силу охранители. Уровень огосударствления экономики сейчас в России ниже чем в СССР, но он вполне сопоставим, например, с соцстранами 1970-х гг. Нынешняя российская номенклатура ориентирована этатистки и видит источники компенсации своих спецоперационных потерь именно в огосударствлении и монополизации всего, что можно, что ведёт к устойчивому сокращению кормовой базы номенклатуры.
Потенциал патриотической мобилизации от начала спецоперации несколько уменьшается. Намеченное присоединение территорий, видимо, планируется как очередная мощная волна, которая обеспечит прилив патриотизма и национального счастья, однако его эффект вряд ли будет сопоставим с посткрымским, а вот экономическая повестка будет устойчиво влиять на общественные настроения.
В России резко снижается с потребительская активность и этот тренд будет носить устойчивый характер. Общество, по-прежнему, желает быть оставленным в покое и хочет ограничиваться, преимущественно, проявлениями ритуальной лояльности.
И тут формируется развилка: если государство будет в состоянии поддерживать прежнее (или близкое к нему) состояние экономики - общество может избежать тотальной политизации и интенсивного воспитания среди масс патриотизма и любви к Родине. Если же экономика попадет в спираль стагфляции и жернова деградации без тотального воспитания «гражданственности», через некоторое время, не обойтись. Потенциал усиления давления властей на общество достаточно высок, хотя, очевидно, что сейчас власти озабочены тем, как бы избежать такого варианта развития событий.
Патриотизм, по версии Минсельхоза Республики Дагестан, возможно, выглядит так.
https://m.lenta.ru/news/2022/06/21/ovca/amp/
Аудиоряд к опубликованному в телеграм-канале ведомства видео соответствующий.
P.S.Видео быстро было удалено, по неизвестным нам причинам.
P.P.S. Всяческие ассоциации со «Скотным двором» Д. Оруэлла избыточны и являются «плодом больного воображения» недоброжелателей.
https://m.lenta.ru/news/2022/06/21/ovca/amp/
Аудиоряд к опубликованному в телеграм-канале ведомства видео соответствующий.
P.S.Видео быстро было удалено, по неизвестным нам причинам.
P.P.S. Всяческие ассоциации со «Скотным двором» Д. Оруэлла избыточны и являются «плодом больного воображения» недоброжелателей.
m.lenta.ru
Дагестанские чиновники показали на видео огромное стадо овец с буквами Z на боку
В Дагестане местные чиновники показали на видео перегон огромного стада овец, на боку которых была нарисована буква Z. Соответствующее видео опубликовано в Telegram-канале Министерства сельского хозяйства и продовольствия Дагестана. На кадрах видно несколько…
Дифференцированная пропаганда & Потенциалы ментального разрыва
Российское общество по-разному воспринимает символику спецоперации в Украине: интенсивность ее пропаганды если и снизилась, то незначительно, но федеральные власти применяют не тотальную, а дифференцированную тактику с учетом мнения властей в субъектах федерации и актуальной социологии.
Многие обратили внимание на незначительный охват соответствующей символики из латинских букв в Москве, а также в Казани и других экономических активных центрах страны. В регионах и, особенно, на региональной периферии процессы пропаганды идут массивно и, порой, формируют комичные кейсы с брендированными такой символикой овец в Дагестане, что воспринимается очень двусмысленно и явно неудачно с точки зрения самой пропаганды.
По сути, происходит дисперсное распространение символики спецоперации: там, где эта символика встречает наибольшую поддержку ее распространяют, причем далеко не всегда умело. И, соответственно, там, где символика встречает негативные реакции или способствует поляризации общественных настроений – от нее плавно уходят. Объяснимо, что такая ситуация делает неминуемым акцент на периферию, где уровень лояльности властям исторически выше.
В условиях масштабных экономических сложностей, которые российское общество только начинает чувствовать и осознавать, политическая поддержка руководства страны и факторы, конструирующие консенсус общества и власти крайне необходимы правящему классу. Вполне возможно, символика спецоперации не станет таковой и утилитарным образом будет деактуализирована и заменена традиционными символами, однако пока этого не происходит.
Текущая ситуация чревата, скорее, дальнейшим усилением ментального разрыва между Центром и Периферией, что для властей не критично. Учитывая огромные различия в уровне жизни жителей Москвы и региональной периферии дальнейшее усиление ментальных и прочих отличий является неминуемым.
Российское общество по-разному воспринимает символику спецоперации в Украине: интенсивность ее пропаганды если и снизилась, то незначительно, но федеральные власти применяют не тотальную, а дифференцированную тактику с учетом мнения властей в субъектах федерации и актуальной социологии.
Многие обратили внимание на незначительный охват соответствующей символики из латинских букв в Москве, а также в Казани и других экономических активных центрах страны. В регионах и, особенно, на региональной периферии процессы пропаганды идут массивно и, порой, формируют комичные кейсы с брендированными такой символикой овец в Дагестане, что воспринимается очень двусмысленно и явно неудачно с точки зрения самой пропаганды.
По сути, происходит дисперсное распространение символики спецоперации: там, где эта символика встречает наибольшую поддержку ее распространяют, причем далеко не всегда умело. И, соответственно, там, где символика встречает негативные реакции или способствует поляризации общественных настроений – от нее плавно уходят. Объяснимо, что такая ситуация делает неминуемым акцент на периферию, где уровень лояльности властям исторически выше.
В условиях масштабных экономических сложностей, которые российское общество только начинает чувствовать и осознавать, политическая поддержка руководства страны и факторы, конструирующие консенсус общества и власти крайне необходимы правящему классу. Вполне возможно, символика спецоперации не станет таковой и утилитарным образом будет деактуализирована и заменена традиционными символами, однако пока этого не происходит.
Текущая ситуация чревата, скорее, дальнейшим усилением ментального разрыва между Центром и Периферией, что для властей не критично. Учитывая огромные различия в уровне жизни жителей Москвы и региональной периферии дальнейшее усиление ментальных и прочих отличий является неминуемым.
Терпение & судьба: спецоперационный стоицизм социума
Социологический факт, требующий интерпретации: уровень социальной тревоги во время ковида был на порядок выше чем сейчас, во время спецоперации в Украине. Это говорит о том, что все последствия спецоперации и геополитической конфронтации не отрефлексированы и недостаточно осознаются социумом, что, впрочем, ожидаемо.
Большинство граждан воспринимает процессы с точки зрения обыденного сознания, то есть осознания возможных рисков для себя и своих близких здесь и сейчас. Пандемия пришла в каждый дом, принесла массу потерь и лишений и, конечно же, усилила тревогу социума. А вот в отношении спецоперации в Украине абсолютное большинство граждан ведет себя так будто ничего не происходит, а то, что происходит, – их не касается. Хотя жалоб на дороговизну цен на продукты первой необходимости социологи регистрируют все больше, но напрямую эти процессы далеко не всегда увязываются в общественном сознании.
Текущая феноменология неучастия/невовлечения при декларируемой поддержке является базовым алгоритмом восприятия ситуации, которая позволяет большинству общества не испытывать постоянной тревожности и концентрироваться на решении личных задач. Здесь работает не столько дефицит эмпатии и атомизация социума, сколько неготовность к долгосрочному планированию. Но, прежде всего, на такие настроения вызваны осознанием невозможности изменить ситуацию. Плюс амортизирует ситуацию уровень патриотизма, который объективно присутствует у значительной части общества.
У большинства российского общества, в том числе и т.н. глубинного народа, короткий горизонт планирования: в нынешних реалиях, когда привлекательного образа будущего просто нет, это помогает многим избежать избыточного беспокойства. Тут в чистом виде работает стоическая философия: терпеть и не беспокоиться излишне по поводу того, что от тебя не зависит.
Очевидно, что такой фатализм, рано или поздно, будет перетекать в квиетизм: раз все предопределено то и делать ничего не нужно. Причем не только в политике, но и других сферах, например, в экономике. Однако против этого тренда говорят многовековые алгоритмы выживания российского общества в неблагоприятных условиях, которые требуют не пассивности, а хозяйственной активности.
Эта диалектика аполитичного квиетизма и необходимости хозяйственного выживания будет работать на дальнейшее отчуждение общества и власти, а также на расширение серой зоны российской экономики, хотя сейчас, в моменте, наблюдается обратная тенденция.
Социологический факт, требующий интерпретации: уровень социальной тревоги во время ковида был на порядок выше чем сейчас, во время спецоперации в Украине. Это говорит о том, что все последствия спецоперации и геополитической конфронтации не отрефлексированы и недостаточно осознаются социумом, что, впрочем, ожидаемо.
Большинство граждан воспринимает процессы с точки зрения обыденного сознания, то есть осознания возможных рисков для себя и своих близких здесь и сейчас. Пандемия пришла в каждый дом, принесла массу потерь и лишений и, конечно же, усилила тревогу социума. А вот в отношении спецоперации в Украине абсолютное большинство граждан ведет себя так будто ничего не происходит, а то, что происходит, – их не касается. Хотя жалоб на дороговизну цен на продукты первой необходимости социологи регистрируют все больше, но напрямую эти процессы далеко не всегда увязываются в общественном сознании.
Текущая феноменология неучастия/невовлечения при декларируемой поддержке является базовым алгоритмом восприятия ситуации, которая позволяет большинству общества не испытывать постоянной тревожности и концентрироваться на решении личных задач. Здесь работает не столько дефицит эмпатии и атомизация социума, сколько неготовность к долгосрочному планированию. Но, прежде всего, на такие настроения вызваны осознанием невозможности изменить ситуацию. Плюс амортизирует ситуацию уровень патриотизма, который объективно присутствует у значительной части общества.
У большинства российского общества, в том числе и т.н. глубинного народа, короткий горизонт планирования: в нынешних реалиях, когда привлекательного образа будущего просто нет, это помогает многим избежать избыточного беспокойства. Тут в чистом виде работает стоическая философия: терпеть и не беспокоиться излишне по поводу того, что от тебя не зависит.
Очевидно, что такой фатализм, рано или поздно, будет перетекать в квиетизм: раз все предопределено то и делать ничего не нужно. Причем не только в политике, но и других сферах, например, в экономике. Однако против этого тренда говорят многовековые алгоритмы выживания российского общества в неблагоприятных условиях, которые требуют не пассивности, а хозяйственной активности.
Эта диалектика аполитичного квиетизма и необходимости хозяйственного выживания будет работать на дальнейшее отчуждение общества и власти, а также на расширение серой зоны российской экономики, хотя сейчас, в моменте, наблюдается обратная тенденция.
Forwarded from Кремлёвский безБашенник
🌐Специально для "Кремлевского безБашенника" -
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Российская цивилизация практически всегда экстенсивна по ритмике своего развития. Экстенсивность уклада, огромные территории, исторически сложившиеся возможности развития вширь, а не вглубь, основываются на несметных богатствах России и некоторой, как считается, необязательности модернизации. По крайней мере, российская модернизация часто запаздывала и проходила путем масштабной мобилизации ресурсов жестким правителем (Петр Великий, Сталин) и, конечно же, огромных потерь, естественно, - с применением насилия.
Ритмика российской экстенсивности предполагает контроль правящего класса над рентой. Лен, пенька, нефть, газ, золото, лес, водород и далее по списку. Все это - на экспорт: это и есть экстенсивное освоение ресурсов и получение ренты, которой распоряжается правящий класс, а остальному обществу достаются крохи.
В эту логику экстенсивности, кстати, вписываются и военные действия, и различные спецоперации. Потому что имперскость требует экстенсивности, новых сфер и пределов влияния, даже если с точки зрения логики интенсивного освоения пространств модернистской Европы это кажется избыточным или нелогичным.
Российское руководство часто упрекают в том, что оно не может освоить имеющиеся территории, развивать инфраструктуру, обеспечить приемлемый уровень жизни, например, на Дальнем Востоке или в арктических регионах страны, откуда население убывает. Двести пятьдесят лет назад европейцы упрекали российских правителей в том же самом: отсутствии инфраструктуры и низком качестве жизни. Здесь мало что изменилось.
Строго говоря, такая европейская модель интенсивного развития не соответствует ритмике России. Задача иная: контролировать как можно больше территорий, а способы экстенсивного освоения ресурсов найти всегда легче, чем интенсивного.
Текущие события показывают, что воспроизведение российской экстенсивности продолжается. Однако проблема этой экстенсивности в том, что за нее платит все общество, а преимущества получают лишь правящие верхи. Многие россияне (а не только избранные элиты) как носители имперского сознания хотят быть бенефициарами этих природных богатств и территориальных приобретений. В случае с Крымом общество частично стало таким бенефициаром и получило черноморское побережье и возможность ездить в эту курортную часть страны. Однако, кажется, что это, скорее, исключение, чем правило.
Государство в России исторически воспринимается как сверхценность в аспекте кормления и заботы. Именно в этой плоскости, на мой взгляд, будут лежать исторические оценки текущей российской экстенсивности и расширения Русского мира. Если этому проекту удастся обеспечить интенсивное кормление всего общества – это будет воспринято позитивно, но сейчас кажется, что до этого далеко. Если вообще возможно в принципе. Скорее, власть очень скоро скажет обществу, что ради восстановления Русского мира нужно покрепче затянуть пояса, а не думать о кормлении и статусе бенефициара современной экстенсивности российского государства.
политолог Дмитрий Михайличенко, доктор философских наук (Телеграм-канал Scriptorium)
Российская цивилизация практически всегда экстенсивна по ритмике своего развития. Экстенсивность уклада, огромные территории, исторически сложившиеся возможности развития вширь, а не вглубь, основываются на несметных богатствах России и некоторой, как считается, необязательности модернизации. По крайней мере, российская модернизация часто запаздывала и проходила путем масштабной мобилизации ресурсов жестким правителем (Петр Великий, Сталин) и, конечно же, огромных потерь, естественно, - с применением насилия.
Ритмика российской экстенсивности предполагает контроль правящего класса над рентой. Лен, пенька, нефть, газ, золото, лес, водород и далее по списку. Все это - на экспорт: это и есть экстенсивное освоение ресурсов и получение ренты, которой распоряжается правящий класс, а остальному обществу достаются крохи.
В эту логику экстенсивности, кстати, вписываются и военные действия, и различные спецоперации. Потому что имперскость требует экстенсивности, новых сфер и пределов влияния, даже если с точки зрения логики интенсивного освоения пространств модернистской Европы это кажется избыточным или нелогичным.
Российское руководство часто упрекают в том, что оно не может освоить имеющиеся территории, развивать инфраструктуру, обеспечить приемлемый уровень жизни, например, на Дальнем Востоке или в арктических регионах страны, откуда население убывает. Двести пятьдесят лет назад европейцы упрекали российских правителей в том же самом: отсутствии инфраструктуры и низком качестве жизни. Здесь мало что изменилось.
Строго говоря, такая европейская модель интенсивного развития не соответствует ритмике России. Задача иная: контролировать как можно больше территорий, а способы экстенсивного освоения ресурсов найти всегда легче, чем интенсивного.
Текущие события показывают, что воспроизведение российской экстенсивности продолжается. Однако проблема этой экстенсивности в том, что за нее платит все общество, а преимущества получают лишь правящие верхи. Многие россияне (а не только избранные элиты) как носители имперского сознания хотят быть бенефициарами этих природных богатств и территориальных приобретений. В случае с Крымом общество частично стало таким бенефициаром и получило черноморское побережье и возможность ездить в эту курортную часть страны. Однако, кажется, что это, скорее, исключение, чем правило.
Государство в России исторически воспринимается как сверхценность в аспекте кормления и заботы. Именно в этой плоскости, на мой взгляд, будут лежать исторические оценки текущей российской экстенсивности и расширения Русского мира. Если этому проекту удастся обеспечить интенсивное кормление всего общества – это будет воспринято позитивно, но сейчас кажется, что до этого далеко. Если вообще возможно в принципе. Скорее, власть очень скоро скажет обществу, что ради восстановления Русского мира нужно покрепче затянуть пояса, а не думать о кормлении и статусе бенефициара современной экстенсивности российского государства.
Логика Самодостаточности & Монополизм
Российское общество и государство стремительно движется не только к вынужденной самодостаточности/изоляции, но и к монополизму в различных сегментах экономики. На этом фоне действия главы Центробанка, которая способствует сохранению каких-то основ рыночной экономики и присущей ей конкуренции выглядит как поведение белой вороны, хотя сама Набиуллина ходит в черном и долгое время способствовала отстрелу банков и монополизации в этой сфере.
На самом деле не вызывает сомнений тот факт, что перед Правительством и Центробанком стоит задача сохранить основы рыночной экономики, но поведение некоторых правящих кругов этому препятствует.
Текущие положение правящего класса характеризуется резким и громадным сокращением возможностей получения Ренты, однако в этой ситуации есть и ниши, связанные с уходом с российского рынка западных фирм и корпораций. Компенсаторные механизмы номенклатурой и их клиентелой уже актуализированы, при этом, очевидно, кусков пирога (типа ресторанов МакДональдс) на всех не хватит.
В условиях спецоперации сдерживающим остается фактор силовиков, однако ситуация в регионах показывает, что внутриэлитные конфликты вновь дают о себе знать. На федеральном уровне также: долго удерживать паузу в этом вопросе не получится, а баланс в будущем поддерживать будет все сложнее.
Хотя сам формат внутриэлитных конфликтов закладывается Конфигурацией как приемлемый и даже необходимый в нынешних беспрецедентных условиях, очевидно, требуется их минимизация. Дальнейшей монополизации, вслед за политической сферой, подвержена и экономическая. Показательно, что, например, Российский союз промышленников и предпринимателей уже заявляет, что возвращение западных компаний в Россию «худший из сценариев» и пора слезть «с иглы Запада».
Понятно, что это не позиция всего правящего класса, однако в нынешних условиях потенциал открытой экономической конкуренции невысок. Наоборот, у руководства страны возникает соблазн поделить сферы влияния в экономике и спровоцировать, таким образом, близкий к полному монополизм. Правящие круги охотно пойдут на такой вариант, что только усилит в стране уровень бедности и экономического расслоения.
Для потребителей все это обернется удоражанием продукции и ухудшением его качества. Полного уничтожения рыночной экономики в стране, скорее всего, не произойдет, но логика самодостаточного монополизма будет все больше и больше истощать ее потенциал, который и сейчас уже достаточно невысок.
Российское общество и государство стремительно движется не только к вынужденной самодостаточности/изоляции, но и к монополизму в различных сегментах экономики. На этом фоне действия главы Центробанка, которая способствует сохранению каких-то основ рыночной экономики и присущей ей конкуренции выглядит как поведение белой вороны, хотя сама Набиуллина ходит в черном и долгое время способствовала отстрелу банков и монополизации в этой сфере.
На самом деле не вызывает сомнений тот факт, что перед Правительством и Центробанком стоит задача сохранить основы рыночной экономики, но поведение некоторых правящих кругов этому препятствует.
Текущие положение правящего класса характеризуется резким и громадным сокращением возможностей получения Ренты, однако в этой ситуации есть и ниши, связанные с уходом с российского рынка западных фирм и корпораций. Компенсаторные механизмы номенклатурой и их клиентелой уже актуализированы, при этом, очевидно, кусков пирога (типа ресторанов МакДональдс) на всех не хватит.
В условиях спецоперации сдерживающим остается фактор силовиков, однако ситуация в регионах показывает, что внутриэлитные конфликты вновь дают о себе знать. На федеральном уровне также: долго удерживать паузу в этом вопросе не получится, а баланс в будущем поддерживать будет все сложнее.
Хотя сам формат внутриэлитных конфликтов закладывается Конфигурацией как приемлемый и даже необходимый в нынешних беспрецедентных условиях, очевидно, требуется их минимизация. Дальнейшей монополизации, вслед за политической сферой, подвержена и экономическая. Показательно, что, например, Российский союз промышленников и предпринимателей уже заявляет, что возвращение западных компаний в Россию «худший из сценариев» и пора слезть «с иглы Запада».
Понятно, что это не позиция всего правящего класса, однако в нынешних условиях потенциал открытой экономической конкуренции невысок. Наоборот, у руководства страны возникает соблазн поделить сферы влияния в экономике и спровоцировать, таким образом, близкий к полному монополизм. Правящие круги охотно пойдут на такой вариант, что только усилит в стране уровень бедности и экономического расслоения.
Для потребителей все это обернется удоражанием продукции и ухудшением его качества. Полного уничтожения рыночной экономики в стране, скорее всего, не произойдет, но логика самодостаточного монополизма будет все больше и больше истощать ее потенциал, который и сейчас уже достаточно невысок.