#поэзия
Аль-Мухальхиль (умер около 530 года)
Слепят воспоминанья, как песок,
Болят глаза, струится слез поток,
Мне кажется, что ночь века продлится
И что лучи не озарят восток.
Всю эту ночь глядел я на Стожары (1),
Потом их блеск на западе поблек.
Вслед каравану я глядел с тоскою,
Покуда мрак его не заволок.
Я плачу, а созвездья всё восходят,
Как будто небосвод не так высок.
Уж лучше б я погиб, а ты бы в битву
Повел дружину, обнажив клинок.
Я звал тебя, Кулейб (2), - ты не ответил,
Пустынный мир ответить мне не мог.
Откликнись, брат! Все племена Низара (3)
Осиротели и клянут свой рок.
Даю обет: все блага я отрину,
Покину ближних, стану одинок,
Ни женщины я не коснусь, ни кубка,
Надев тряпье, уйду я в мир тревог,
С кольчугой не расстанусь я, покуда
Над миром ночь и мрак еще глубок.
Оружья не сложу, пока не сгинет
Всё племя бакр, тому свидетель бог!
Аль-Мухальхиль - один из древнейших арабских поэтов, чьи стихи дошли до наших дней. Согласно преданию, поэт вел жизнь странствующего фариса (бедуинского воина), кочевал по пустыне и принимал участие в набегах.
(1) Стожары - наименование одного из созвездий, в астрономии оно называется Плеяды.
(2) Получив известие, что его брат Кулейб, вождь двух родственных племен таглиб и бакр, убит одним из бакритских воинов, аль-Мухальхиль поклялся отомстить и возглавил таглибитов в их войне с бакритами. В своих стихах поэт оплакивал брата и призывал соплеменников к мести.
(3) Все племена Низара... - Легенда гласит, что родоначальником племен Северной Аравии (аднанитов) был некий Низар, сын Маадда, сына Аднана. Зухль и кайс - аравийские племена.
@OrientalStories
Аль-Мухальхиль (умер около 530 года)
Слепят воспоминанья, как песок,
Болят глаза, струится слез поток,
Мне кажется, что ночь века продлится
И что лучи не озарят восток.
Всю эту ночь глядел я на Стожары (1),
Потом их блеск на западе поблек.
Вслед каравану я глядел с тоскою,
Покуда мрак его не заволок.
Я плачу, а созвездья всё восходят,
Как будто небосвод не так высок.
Уж лучше б я погиб, а ты бы в битву
Повел дружину, обнажив клинок.
Я звал тебя, Кулейб (2), - ты не ответил,
Пустынный мир ответить мне не мог.
Откликнись, брат! Все племена Низара (3)
Осиротели и клянут свой рок.
Даю обет: все блага я отрину,
Покину ближних, стану одинок,
Ни женщины я не коснусь, ни кубка,
Надев тряпье, уйду я в мир тревог,
С кольчугой не расстанусь я, покуда
Над миром ночь и мрак еще глубок.
Оружья не сложу, пока не сгинет
Всё племя бакр, тому свидетель бог!
Аль-Мухальхиль - один из древнейших арабских поэтов, чьи стихи дошли до наших дней. Согласно преданию, поэт вел жизнь странствующего фариса (бедуинского воина), кочевал по пустыне и принимал участие в набегах.
(1) Стожары - наименование одного из созвездий, в астрономии оно называется Плеяды.
(2) Получив известие, что его брат Кулейб, вождь двух родственных племен таглиб и бакр, убит одним из бакритских воинов, аль-Мухальхиль поклялся отомстить и возглавил таглибитов в их войне с бакритами. В своих стихах поэт оплакивал брата и призывал соплеменников к мести.
(3) Все племена Низара... - Легенда гласит, что родоначальником племен Северной Аравии (аднанитов) был некий Низар, сын Маадда, сына Аднана. Зухль и кайс - аравийские племена.
@OrientalStories
#поэзия
Аш-Шанфара (перевод А. Ревича)
В дорогу, сородичи! Вьючьте верблюдов своих.
Я вам не попутчик, мы чужды душой и делами.
Спускается ночь. Я своею дорогой уйду.
Восходит луна, и звенят скакуны удилами.
Клянусь головой, благородное сердце найдет
прибежище в мире вдали от жестоких обид,
Клянусь головою, искатель ты или беглец -
надежный приют за горами найдешь, за долами.
Я с вами родство расторгаю, теперь я сродни
пятнистым пантерам, гривастым гиенам, волкам,
Их верность и стойкость проверил в открытом бою
гонимый законом людей и отвергнутый вами.
Я сдержан в застолье, я к пище тянусь не спеша,
в то время как алчные мясо хватают, грызут,
Но звери пустынь мне уступят в отваге, когда
я меч обнажаю, свой путь устилаю телами.
Нет, я не бахвалюсь, испытана доблесть моя,
кто хочет быть лучшим, тот подлости должен бежать,
Теперь мне заменят коварных собратьев моих
три друга, которые ближних родней и желанней:
Горящее сердце, свистящий сверкающий меч
и длинный мой лук, желтоватый и гладкий от рук,
Украшенный кистью и перевязью ременной,
упругий, звенящий, покорный уверенной длани.
Когда тетива запускает в пространство стрелу,
он стонет, как лань, чей детеныш в пустыне пропал.
Не стану гонять я верблюдиц на пастбище в зной,
когда их детеныши тянутся к вымени ртами.
Не стану держаться за бабий подол, как дурак,
который во всем доверяет советам жены.
Не стану, как страус, пугливо к земле припадать,
всем телом дрожа и пытаясь укрыться крылами.
Я знаю, что лень не добро нам приносит, а зло,
беспечность страшна - неприятель врасплох застает.
Не стану, как щеголь, весь день себе брови сурьмить,
весь день умащать свою плоть дорогими маслами
И мрака не стану пугаться, когда мой верблюд
собьется с дороги в песках и, чего-то страшась,
Припустит бегом по холмам, по кремнистой тропе,
зажмурив глаза, высекая копытами пламя.
Неделю могу я прожить без еды и питья,
мне голод не страшен и думать не стану о нем,
Никто не посмеет мне дать подаянье в пути,
глодать буду камни и в землю вгрызаться зубами.
Склонись я к бесчестью, теперь бы я вволю имел
еды и питья, я сидел бы на званом пиру,
Но гордое сердце бежит от соблазна и лжи,
бежит от позора, в пустыню бежит от желаний.
(отрывок)
Аш-Шанфара - умер в первом десятилетии VI века. Согласно сообщениям арабских средневековых источников, аш-Шанфара принадлежал к числу "изгнанников", по каким-то причинам покинувших племя, и совершал набеги на бедуинские кочевья.
Аш-Шанфара (перевод А. Ревича)
В дорогу, сородичи! Вьючьте верблюдов своих.
Я вам не попутчик, мы чужды душой и делами.
Спускается ночь. Я своею дорогой уйду.
Восходит луна, и звенят скакуны удилами.
Клянусь головой, благородное сердце найдет
прибежище в мире вдали от жестоких обид,
Клянусь головою, искатель ты или беглец -
надежный приют за горами найдешь, за долами.
Я с вами родство расторгаю, теперь я сродни
пятнистым пантерам, гривастым гиенам, волкам,
Их верность и стойкость проверил в открытом бою
гонимый законом людей и отвергнутый вами.
Я сдержан в застолье, я к пище тянусь не спеша,
в то время как алчные мясо хватают, грызут,
Но звери пустынь мне уступят в отваге, когда
я меч обнажаю, свой путь устилаю телами.
Нет, я не бахвалюсь, испытана доблесть моя,
кто хочет быть лучшим, тот подлости должен бежать,
Теперь мне заменят коварных собратьев моих
три друга, которые ближних родней и желанней:
Горящее сердце, свистящий сверкающий меч
и длинный мой лук, желтоватый и гладкий от рук,
Украшенный кистью и перевязью ременной,
упругий, звенящий, покорный уверенной длани.
Когда тетива запускает в пространство стрелу,
он стонет, как лань, чей детеныш в пустыне пропал.
Не стану гонять я верблюдиц на пастбище в зной,
когда их детеныши тянутся к вымени ртами.
Не стану держаться за бабий подол, как дурак,
который во всем доверяет советам жены.
Не стану, как страус, пугливо к земле припадать,
всем телом дрожа и пытаясь укрыться крылами.
Я знаю, что лень не добро нам приносит, а зло,
беспечность страшна - неприятель врасплох застает.
Не стану, как щеголь, весь день себе брови сурьмить,
весь день умащать свою плоть дорогими маслами
И мрака не стану пугаться, когда мой верблюд
собьется с дороги в песках и, чего-то страшась,
Припустит бегом по холмам, по кремнистой тропе,
зажмурив глаза, высекая копытами пламя.
Неделю могу я прожить без еды и питья,
мне голод не страшен и думать не стану о нем,
Никто не посмеет мне дать подаянье в пути,
глодать буду камни и в землю вгрызаться зубами.
Склонись я к бесчестью, теперь бы я вволю имел
еды и питья, я сидел бы на званом пиру,
Но гордое сердце бежит от соблазна и лжи,
бежит от позора, в пустыню бежит от желаний.
(отрывок)
Аш-Шанфара - умер в первом десятилетии VI века. Согласно сообщениям арабских средневековых источников, аш-Шанфара принадлежал к числу "изгнанников", по каким-то причинам покинувших племя, и совершал набеги на бедуинские кочевья.
#поэзия
Тааббата Шарран (перевод Н. Стефановича)
Не выстоишь, падешь, преград не поборов,
Когда не станешь сам хитрей своих врагов.
Но если ты готов к опасностям заране,—
Ты сможешь победить любое испытанье.
Пусть злобные враги бесчисленны, и все ж
Ты выход и тогда спасительный найдешь.
Я загнан был, как зверь, попавшийся в капкан,
Но я сказал врагам из племени лихьян:
«Вы черной гибели желаете взамен,
Как милость, предложить позорный, вечный плен?»
Мех с медом разорвав, чтоб от врагов спастись,
Я соскользнул легко с горы отвесной вниз.
Был смелый мой побег стремителен, внезапен,
Я даже избежал ушибов и царапин.
Ушел от смерти я, от самых страшных бед,—
И в изумленье смерть глядела мне вослед.
Так часто от врагов спасаюсь, невредим,
Их в ярость приводя бесстрашием своим.
Тааббата Шарран (VI век) - поэт-воин, большая часть жизни которого, согласно легенде, прошла в странствиях по пустыне и в набегах на вражеские племена.
Настоящее имя поэта - Сабит ибн Джабир, а прозвщем своим (Несущий под мышкой зло) он обязан тому обстоятельству, что постоянно носил под мышкой острый меч.
@OrientalStories
Тааббата Шарран (перевод Н. Стефановича)
Не выстоишь, падешь, преград не поборов,
Когда не станешь сам хитрей своих врагов.
Но если ты готов к опасностям заране,—
Ты сможешь победить любое испытанье.
Пусть злобные враги бесчисленны, и все ж
Ты выход и тогда спасительный найдешь.
Я загнан был, как зверь, попавшийся в капкан,
Но я сказал врагам из племени лихьян:
«Вы черной гибели желаете взамен,
Как милость, предложить позорный, вечный плен?»
Мех с медом разорвав, чтоб от врагов спастись,
Я соскользнул легко с горы отвесной вниз.
Был смелый мой побег стремителен, внезапен,
Я даже избежал ушибов и царапин.
Ушел от смерти я, от самых страшных бед,—
И в изумленье смерть глядела мне вослед.
Так часто от врагов спасаюсь, невредим,
Их в ярость приводя бесстрашием своим.
Тааббата Шарран (VI век) - поэт-воин, большая часть жизни которого, согласно легенде, прошла в странствиях по пустыне и в набегах на вражеские племена.
Настоящее имя поэта - Сабит ибн Джабир, а прозвщем своим (Несущий под мышкой зло) он обязан тому обстоятельству, что постоянно носил под мышкой острый меч.
@OrientalStories
#поэзия
Имруулькайс (Перевод Н. Стефановича)
Предчувствуя, что наш конец неотвратим,
Предаться похоти и пьянству мы спешим.
Волкам подобны мы - но злее и упрямей, -
И насекомыми бываем, и червями...
Довольно, может быть, хулы, укоров, брани?
Я тоже не лишен ни опыта, ни знаний.
С корнями всей земли мои сплетались жилы,
Но смерть меня везде недаром сторожила:
Похитить молодость она уже сумела,
И скоро в вечной тьме мое исчезнет тело...
Я много воевал и странствовал, и я же
Верблюдов вел в степи, где двигались миражи.
А разве за врагом я не стремился вслед
По верному пути успехов и побед?
Не я ль завоевал и славу и величье?
Могла бы вся земля моею стать добычей.
И вот стремлюсь теперь к добыче лишь одной
И жажду одного: вернуться в край родной.
Имруулькайс (около 500 - середина VI века) - по единодушному мнению арабской средневековой критики, наиболее выдающийся поэт древности.
Сын одного из вождей киндитской коалиции племен в Неджде (в состав которой входили племена асад и гатафа). Согласно преданию, он был изгнан отцом из дома за разгульное поведение и сочинительство стихов - занятие, по мнению отца, несовместимое с высоким званием княжича.
В скитании поэт узнает, что отец его убит асадитами, и, опираясь на племена бакр и таглиб, он начинает мстить за отца, но терпит поражение, обращается даже за поддержкой к византийскому императору, но в конце концов умирает в изгнании.
Имруулькайс (Перевод Н. Стефановича)
Предчувствуя, что наш конец неотвратим,
Предаться похоти и пьянству мы спешим.
Волкам подобны мы - но злее и упрямей, -
И насекомыми бываем, и червями...
Довольно, может быть, хулы, укоров, брани?
Я тоже не лишен ни опыта, ни знаний.
С корнями всей земли мои сплетались жилы,
Но смерть меня везде недаром сторожила:
Похитить молодость она уже сумела,
И скоро в вечной тьме мое исчезнет тело...
Я много воевал и странствовал, и я же
Верблюдов вел в степи, где двигались миражи.
А разве за врагом я не стремился вслед
По верному пути успехов и побед?
Не я ль завоевал и славу и величье?
Могла бы вся земля моею стать добычей.
И вот стремлюсь теперь к добыче лишь одной
И жажду одного: вернуться в край родной.
Имруулькайс (около 500 - середина VI века) - по единодушному мнению арабской средневековой критики, наиболее выдающийся поэт древности.
Сын одного из вождей киндитской коалиции племен в Неджде (в состав которой входили племена асад и гатафа). Согласно преданию, он был изгнан отцом из дома за разгульное поведение и сочинительство стихов - занятие, по мнению отца, несовместимое с высоким званием княжича.
В скитании поэт узнает, что отец его убит асадитами, и, опираясь на племена бакр и таглиб, он начинает мстить за отца, но терпит поражение, обращается даже за поддержкой к византийскому императору, но в конце концов умирает в изгнании.
#поэзия
Тарафа (Перевод А. Ревича)
В песчаной долине следы пепелищ уцелели
Меня вы хулите за то, что рискую в бою,
За то, что могу на пирушках гулять что ни день я.
Но разве вы в силах мне вечную жизнь даровать?
Позвольте же с гибелью встретиться в час наслажденья!
Позвольте же мне три деянья всегда совершать,
Которые в жизни имеют большое значенье.
Клянусь! Я и думать не стал бы, когда б не они,
О том, что наступит черед моего погребенья!
Деяние первое: не дожидаясь хулы,
Сосуд осушать, пить вино, не боясь опьяненья!
Второе деянье: на помощь тому, кто зовет,
Бросаться, как зверь потревоженный, без промедленья!
А третье: с веселой красавицей дни коротать,
Укрывшись от долгих дождей под надежною сенью!
О, девичьи руки, подобные стройным ветвям!
Браслеты на них и цепочек звенящие звенья.
При жизни ты должен все радости плоти вкусить,
Превратности я испытал и страшусь повторенья.
При жизни будь щедр! Пропивай все, что есть у тебя!
За гробом узнаешь, как пьется в державе забвенья.
Попробуй могилы скупцов отличить от могил
Безумцев, транжиривших золото без сожаленья!
Два холмика рядом, две гладких гранитных плиты,
Под ними тела, но уже их разрушило тленье.
Да, смерть неразборчива, щедрых берет и скупых, -
Но хуже скупцам: как оставишь добро да именье!
Сокровище жизни бесценно, но тает оно,
Уходят и годы, и дни, и часы, и мгновенья.
Чтоб конь мог пастись, удлиняют веревку ему,
Но жизнь не продлить. Все мы станем для смерти мишенью.
(отрывок)
Тарафа ибн аль-Абд (середина VI века) - выдающийся поэт из племени бакр.
Согласно преданию, вел легкомысленный образ жизни, "проматывая имущество рода", за что был изгнан из племени, "словно вымазанный дегтем чесоточный верблюд".
В небольшой поэме, относимой арабской критикой к числу муаллак, поэт пытается оправдать свой образ жизни и всячески восхваляет свои бедуинские подвиги.
@OrientalStories
Тарафа (Перевод А. Ревича)
В песчаной долине следы пепелищ уцелели
Меня вы хулите за то, что рискую в бою,
За то, что могу на пирушках гулять что ни день я.
Но разве вы в силах мне вечную жизнь даровать?
Позвольте же с гибелью встретиться в час наслажденья!
Позвольте же мне три деянья всегда совершать,
Которые в жизни имеют большое значенье.
Клянусь! Я и думать не стал бы, когда б не они,
О том, что наступит черед моего погребенья!
Деяние первое: не дожидаясь хулы,
Сосуд осушать, пить вино, не боясь опьяненья!
Второе деянье: на помощь тому, кто зовет,
Бросаться, как зверь потревоженный, без промедленья!
А третье: с веселой красавицей дни коротать,
Укрывшись от долгих дождей под надежною сенью!
О, девичьи руки, подобные стройным ветвям!
Браслеты на них и цепочек звенящие звенья.
При жизни ты должен все радости плоти вкусить,
Превратности я испытал и страшусь повторенья.
При жизни будь щедр! Пропивай все, что есть у тебя!
За гробом узнаешь, как пьется в державе забвенья.
Попробуй могилы скупцов отличить от могил
Безумцев, транжиривших золото без сожаленья!
Два холмика рядом, две гладких гранитных плиты,
Под ними тела, но уже их разрушило тленье.
Да, смерть неразборчива, щедрых берет и скупых, -
Но хуже скупцам: как оставишь добро да именье!
Сокровище жизни бесценно, но тает оно,
Уходят и годы, и дни, и часы, и мгновенья.
Чтоб конь мог пастись, удлиняют веревку ему,
Но жизнь не продлить. Все мы станем для смерти мишенью.
(отрывок)
Тарафа ибн аль-Абд (середина VI века) - выдающийся поэт из племени бакр.
Согласно преданию, вел легкомысленный образ жизни, "проматывая имущество рода", за что был изгнан из племени, "словно вымазанный дегтем чесоточный верблюд".
В небольшой поэме, относимой арабской критикой к числу муаллак, поэт пытается оправдать свой образ жизни и всячески восхваляет свои бедуинские подвиги.
@OrientalStories
#поэзия
Амр Ибн Кульсум (Перевод А. Ревича)
Налей-ка нам в чаши вина из кувшина!..
Налей-ка нам в чаши вина из кувшина!
Очистим подвалы всего Андарина! (1)
Ну что за напиток! В нем привкус шафрановый.
Немного воды - и смягчаются вина.
Вино отвлекает от грусти влюбленного,
Хлебнет он - и вмиг позабыта кручина.
Скупца и того не обидят на пиршестве,
Щедрей во хмелю самый алчный купчина.
<...>
В тенистых шатрах мы пируем, беспечные,
Спокойны, хоть наше спокойствие мнимо.
Стоим как никто за свое достояние.
Мы в клятвах верны и тверды, как огниво.
Когда разгорелось в Хазазе побоище,
Мы, действуя с разумом, неторопливо,
В резню не ввязались, и наши верблюдицы
На взгорье жевали колючки лениво.
Врагу не даем мы пощады в сражении,
Но пленников судим всегда справедливо.
В добычу берем только самое ценное,
Ничтожная нам не по вкусу нажива.
Одежда из кожи у нас под доспехами,
В десницах мечи голубого отлива,
Сгибается лезвие, но не ломается,
И наши кольчуги упруги на диво.
От них на груди застарелая ржавчина,
Ни смыть, ни стереть, как ни три терпеливо.
Морщины кольчуг, словно волны озерные,
Возникшие от ветрового порыва.
Несут нас в сражение кони надежные,
Их шерсть коротка и не стрижена грива.
По праву они перешли к нам от прадедов,
Потомкам на них гарцевать горделиво.
Соседи, завидев шатры наши белые
В скалистой лощине под кручей обрыва,
Толкуют о щедрости нашего племени,
Которое стойко и неприхотливо.
И если сверкают клинки обнаженные,
Мы ближним на помощь спешим без призыва,
Мы пленным даруем свободу без выкупа,
Но горе тому, чье смирение лживо.
Никто не осмелится пить из источника,
Пока нас вода его не освежила.
В неволе не быть никогда нашим женщинам,
Покуда голов наша рать не сложила.
Они на верблюжьих горбах возвышаются,
Краса их нежна и достоинство мило.
Мы им поклялись, что, завидев противника,
На вражьи кочевья обрушимся с тыла,
Мечи отберем, и блестящие панцири,
И шлемы, горящие, словно светила.
Идут горделивые наши красавицы,
Покачиваясь, как подпивший кутила.
Они говорят: "Не желаем быть женами
Бессильных и робких, уж лучше могила!"
И мы защитим их от рабства и гибели,
Иначе нам жизнь и самим бы постыла.
Одна есть защита - удар, рассекающий
Тела, словно это гнилые стропила.
Мы сами окрестных земель повелители,
Порукой тому наша дерзость и сила.
Не станем терпеть от царя унижения,
Вовек наше племя обид не сносило.
Клевещут, твердят, что мы сами обидчики -
И станем, хотя нам такое претило.
Юнцам желторотым из нашего племени
В сраженье любой уступает верзила.
Земля нам тесна, мы всю сушу заполнили,
Все море заполним, раскинув ветрила.
Отплатим сторицею злу безрассудному,
Накажем его, как того заслужило.
(отрывок)
(1) Андарин - селение около Алеппо, славившееся своим вином
Амр ибн Кульсум (умер в конце VI века) - вождь и выдающийся поэт племени таглиб. Между двумя родственными племенами бакр и таглиб шла непрерывная многолетняя война. Однажды, дабы разрешить давний спор, племена обратились к арбитру в лице Амра ибн Хинд. В качестве представителя племени таглиб был отправлен Амр ибн Кульсум; как гласит предание, речь в защиту своего племени он произнес перед арбитром в форме небольшой поэмы, которую арабская критика относит к числу муаллак.
@OrientalStories
Амр Ибн Кульсум (Перевод А. Ревича)
Налей-ка нам в чаши вина из кувшина!..
Налей-ка нам в чаши вина из кувшина!
Очистим подвалы всего Андарина! (1)
Ну что за напиток! В нем привкус шафрановый.
Немного воды - и смягчаются вина.
Вино отвлекает от грусти влюбленного,
Хлебнет он - и вмиг позабыта кручина.
Скупца и того не обидят на пиршестве,
Щедрей во хмелю самый алчный купчина.
<...>
В тенистых шатрах мы пируем, беспечные,
Спокойны, хоть наше спокойствие мнимо.
Стоим как никто за свое достояние.
Мы в клятвах верны и тверды, как огниво.
Когда разгорелось в Хазазе побоище,
Мы, действуя с разумом, неторопливо,
В резню не ввязались, и наши верблюдицы
На взгорье жевали колючки лениво.
Врагу не даем мы пощады в сражении,
Но пленников судим всегда справедливо.
В добычу берем только самое ценное,
Ничтожная нам не по вкусу нажива.
Одежда из кожи у нас под доспехами,
В десницах мечи голубого отлива,
Сгибается лезвие, но не ломается,
И наши кольчуги упруги на диво.
От них на груди застарелая ржавчина,
Ни смыть, ни стереть, как ни три терпеливо.
Морщины кольчуг, словно волны озерные,
Возникшие от ветрового порыва.
Несут нас в сражение кони надежные,
Их шерсть коротка и не стрижена грива.
По праву они перешли к нам от прадедов,
Потомкам на них гарцевать горделиво.
Соседи, завидев шатры наши белые
В скалистой лощине под кручей обрыва,
Толкуют о щедрости нашего племени,
Которое стойко и неприхотливо.
И если сверкают клинки обнаженные,
Мы ближним на помощь спешим без призыва,
Мы пленным даруем свободу без выкупа,
Но горе тому, чье смирение лживо.
Никто не осмелится пить из источника,
Пока нас вода его не освежила.
В неволе не быть никогда нашим женщинам,
Покуда голов наша рать не сложила.
Они на верблюжьих горбах возвышаются,
Краса их нежна и достоинство мило.
Мы им поклялись, что, завидев противника,
На вражьи кочевья обрушимся с тыла,
Мечи отберем, и блестящие панцири,
И шлемы, горящие, словно светила.
Идут горделивые наши красавицы,
Покачиваясь, как подпивший кутила.
Они говорят: "Не желаем быть женами
Бессильных и робких, уж лучше могила!"
И мы защитим их от рабства и гибели,
Иначе нам жизнь и самим бы постыла.
Одна есть защита - удар, рассекающий
Тела, словно это гнилые стропила.
Мы сами окрестных земель повелители,
Порукой тому наша дерзость и сила.
Не станем терпеть от царя унижения,
Вовек наше племя обид не сносило.
Клевещут, твердят, что мы сами обидчики -
И станем, хотя нам такое претило.
Юнцам желторотым из нашего племени
В сраженье любой уступает верзила.
Земля нам тесна, мы всю сушу заполнили,
Все море заполним, раскинув ветрила.
Отплатим сторицею злу безрассудному,
Накажем его, как того заслужило.
(отрывок)
(1) Андарин - селение около Алеппо, славившееся своим вином
Амр ибн Кульсум (умер в конце VI века) - вождь и выдающийся поэт племени таглиб. Между двумя родственными племенами бакр и таглиб шла непрерывная многолетняя война. Однажды, дабы разрешить давний спор, племена обратились к арбитру в лице Амра ибн Хинд. В качестве представителя племени таглиб был отправлен Амр ибн Кульсум; как гласит предание, речь в защиту своего племени он произнес перед арбитром в форме небольшой поэмы, которую арабская критика относит к числу муаллак.
@OrientalStories
#поэзия
18 мая отмечают день рожденья персидского философа, математика, астронома и поэта Омара Хайяма
Вино пить — грех. Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.
Творчество и даже биография Хайяма изучены недостаточно. Его считают величайшим поэтом Востока, но у себя на родине он известен как математик, астроном и философ. Сам Хайям считал себя прежде всего ученым.
Хайям творил в 11-12 веках, но в Европе о нем узнали только в середине 19 столетия.
Омара Хайяма считают мистиком суфием. Для поэтов-суфиев характерны иносказания. Поэтому его стихи не просто о плотских удовольствиях.
Вино могло означать мистическое постижение истины, опьянение — экстатическое состояние, приближенного к истине. Под образом красавицы можно понимать душу искателя истины, под кувшином — разум человека.
@OrientalStories
18 мая отмечают день рожденья персидского философа, математика, астронома и поэта Омара Хайяма
Вино пить — грех. Подумай, не спеши!
Сам против жизни явно не греши.
В ад посылать из-за вина и женщин?
Тогда в раю, наверно, ни души.
Творчество и даже биография Хайяма изучены недостаточно. Его считают величайшим поэтом Востока, но у себя на родине он известен как математик, астроном и философ. Сам Хайям считал себя прежде всего ученым.
Хайям творил в 11-12 веках, но в Европе о нем узнали только в середине 19 столетия.
Омара Хайяма считают мистиком суфием. Для поэтов-суфиев характерны иносказания. Поэтому его стихи не просто о плотских удовольствиях.
Вино могло означать мистическое постижение истины, опьянение — экстатическое состояние, приближенного к истине. Под образом красавицы можно понимать душу искателя истины, под кувшином — разум человека.
@OrientalStories
#поэзия
Аль-Харис Ибн Хиллиза (Перевод А. Сендыка)
И хороший совет дать мне хочется ныне
Племенам, что кочуют в степи и пустыне:
Не глядите на нас сквозь бельмо наговора.
Горе тем, чьей виною затеется ссора.
Лучше вспомните, братья, союз Зу-ль-Маджаза,—
Клятв страшней, чем тогда, я не слышал ни разу.
В каждом свитке была предусмотрена кара
Тем безумным, что меч занесут для удара.
И коль словом добра мы вражды не затушим,
То на головы вам эту кару обрушим.
(отрывок)
Аль-Харис ибн Хиллиза (умер в конце VI века) - выдающийся поэт племени бакр; согласно преданию, взял на себя миссию защищать свое племя бакр в споре его с таглибитами. Его поэтическая речь перед арбитром - хирским князем - также относится арабской критикой к числу муаллак.
@OrientalStories
Аль-Харис Ибн Хиллиза (Перевод А. Сендыка)
И хороший совет дать мне хочется ныне
Племенам, что кочуют в степи и пустыне:
Не глядите на нас сквозь бельмо наговора.
Горе тем, чьей виною затеется ссора.
Лучше вспомните, братья, союз Зу-ль-Маджаза,—
Клятв страшней, чем тогда, я не слышал ни разу.
В каждом свитке была предусмотрена кара
Тем безумным, что меч занесут для удара.
И коль словом добра мы вражды не затушим,
То на головы вам эту кару обрушим.
(отрывок)
Аль-Харис ибн Хиллиза (умер в конце VI века) - выдающийся поэт племени бакр; согласно преданию, взял на себя миссию защищать свое племя бакр в споре его с таглибитами. Его поэтическая речь перед арбитром - хирским князем - также относится арабской критикой к числу муаллак.
@OrientalStories
#поэзия
Зухайр ибн Аби Сульма (Перевод А. Сендыка)
Мне восемь десятков. Душа отделиться готова,
Сегодняшний день вижу я через дымку былого,
Не смеет судить о грядущем рассудок мой старый -
Я знаю, что рок наудачу наносит удары.
Того, кого смерть не сражает крылатой стрелою,
Преследует старость в содружестве с немочью злою.
Того, кто дерзает от рода отречься открыто,
Терзают клинки и тяжелые топчут копыта.
Того, кто бесчестен, того, кто друзьям не опора,
Десница судьбы отмечает печатью позора.
Того, кто скупится отдать свои силы отчизне,
Из списка живых может вычеркнуть племя при жизни.
Того, кто живет с добротою и честью согласно,
Не смеет никто ни хулить, ни позорить напрасно.
Того, кто обманом стремится уйти от удара,
И в небе седьмом настигает достойная кара.
Того, кто добром помогает не тем, кому надо,
Раскаянье ждет, а не почести и не награда.
Того, кто в бою отбивает копье ненароком,
Сражает кинжал, если это назначено роком.
Алкающий мира бывает настигнут войною -
Нельзя свой очаг защитить добротою одною.
Живя меж врагов, и друзей опасаться полезно.
Не чтящих себя ждет презрения общего бездна.
Отвергнутый всеми, забывший довольство и радость,
В тоске о былом постигает раскаянья сладость.
И мысли и норов скрывает иной осторожно,
Но ключ подобрать даже к самому скрытному можно.
Склони молчаливого к мирной беседе - и скоро
Судить о нем сможешь вернее, чем до разговора.
Хорошее слово порою важнее, чем дело.
Животное тот, кто сплетает слова неумело.
Юнец легкомысленный может ума поднабраться,
Но старый глупец должен глупым до гроба остаться...
Просил я подарков, и вы мне дарили, а все же
Просить слишком часто, судьбу испытуя, негоже.
(отрывок)
Зухайр (около 530 - около 627) - выдающийся поэт из племени гатафан, от которого отделились два родственных племени - абс и зубьян, постоянно враждовавшие между собой. Умеренный и рассудительный, Зухайр прославился тем, что выступил против межплеменной розни и в своей знаменитой касыде, причисляемой арабами к числу муаллак, прославил двух зубьянитов - Харима и аль-Хариса, выплативших из собственного имущества виру верблюдами вражескому племени и тем положивших конец междоусобице.
Зухайр ибн Аби Сульма (Перевод А. Сендыка)
Мне восемь десятков. Душа отделиться готова,
Сегодняшний день вижу я через дымку былого,
Не смеет судить о грядущем рассудок мой старый -
Я знаю, что рок наудачу наносит удары.
Того, кого смерть не сражает крылатой стрелою,
Преследует старость в содружестве с немочью злою.
Того, кто дерзает от рода отречься открыто,
Терзают клинки и тяжелые топчут копыта.
Того, кто бесчестен, того, кто друзьям не опора,
Десница судьбы отмечает печатью позора.
Того, кто скупится отдать свои силы отчизне,
Из списка живых может вычеркнуть племя при жизни.
Того, кто живет с добротою и честью согласно,
Не смеет никто ни хулить, ни позорить напрасно.
Того, кто обманом стремится уйти от удара,
И в небе седьмом настигает достойная кара.
Того, кто добром помогает не тем, кому надо,
Раскаянье ждет, а не почести и не награда.
Того, кто в бою отбивает копье ненароком,
Сражает кинжал, если это назначено роком.
Алкающий мира бывает настигнут войною -
Нельзя свой очаг защитить добротою одною.
Живя меж врагов, и друзей опасаться полезно.
Не чтящих себя ждет презрения общего бездна.
Отвергнутый всеми, забывший довольство и радость,
В тоске о былом постигает раскаянья сладость.
И мысли и норов скрывает иной осторожно,
Но ключ подобрать даже к самому скрытному можно.
Склони молчаливого к мирной беседе - и скоро
Судить о нем сможешь вернее, чем до разговора.
Хорошее слово порою важнее, чем дело.
Животное тот, кто сплетает слова неумело.
Юнец легкомысленный может ума поднабраться,
Но старый глупец должен глупым до гроба остаться...
Просил я подарков, и вы мне дарили, а все же
Просить слишком часто, судьбу испытуя, негоже.
(отрывок)
Зухайр (около 530 - около 627) - выдающийся поэт из племени гатафан, от которого отделились два родственных племени - абс и зубьян, постоянно враждовавшие между собой. Умеренный и рассудительный, Зухайр прославился тем, что выступил против межплеменной розни и в своей знаменитой касыде, причисляемой арабами к числу муаллак, прославил двух зубьянитов - Харима и аль-Хариса, выплативших из собственного имущества виру верблюдами вражескому племени и тем положивших конец междоусобице.