Где-то до 2009 года я знала лишь те песни «Сплина», которые входили в ротацию условной «Европы Плюс». У группы тогда вышел альбом «Сигнал из космоса», на котором по факту был один хит навека — «Письмо», текст которого настолько выдающийся, что его регулярно приписывают Бродскому. Критики и фанаты первой волны уже вели разговоры, что «Сплин» стал нудно-однообразным, а я для себя открывала «Пыльную быль».

Я была на четырёх концертах «Сплина», но последний раз довольно давно, лет 10 назад. После «Обмана зрения» новых альбомов не слушала, но на фоне новостей о запрете выступлений группы в России решила переслушать всю дискографию, ведь с 2012 года вышли еще пять альбомов, а «Резонанс» и за два пойдёт.

Действительно, альбомы 10-х годов не сравнить с тем, что было сделано в 90-х и нулевых. Тогда это были песни, а теперь альбомы стали стихами под музыку. И парадоксально, что в песнях тексты были гораздо круче. Альбомы «Сплина» до «25-го кадра» включительно — это настоящие блокбастеры, где каждый трек — хит своей эпохи. Группа была настолько востребована, что «Альтависту» в 1999 году Васильев писал специально так, чтобы ни одна песня не могла попасть на радио и MTV, но гимн эпохи обнаружился и там. Со словами «Мой президент не пьёт и не курит// Лучше бы пил и курил».

Одна из претензий критиков к зрелому «Сплину» — переход к полной герметичности, полный игнор того, что происходит в мире и стране, «гни свою линию» в абсолюте. Думаю, именно глубокий уход Саши Васильева в свой внутренний Петербург и стал причиной того, что группа оказалась на злополучном «Шашлык Live», репутационные потери от которого поправила только песня про Гарри Поттера 2020 года.

Мне, кстати, кажется, что это связанные события. После полученного хейта пришлось выглянуть наружу и появились очень политические «Поттер», «За семью печатями», «Кесарь», и — моя любимая из всех новых — «Важная вещь». Хотя в интервью 2016 года Васильев говорил, что художник не должен заниматься прямыми высказываниями.

Если упороться, как я, и проглотить все интервью Васильева, приправив концертами, станет заметно, что он прошел путь от отрицания своего коммерчески успешного наследия до полного с ним смирения. Он больше не ревнует к нему, не призывает удалить «Фонарь под глазом», снова поёт на концертах разлюбленную «Феллини». Он использует ту свободу, которую дали ему эти песни, чтобы записывать тягучие треки и не иметь продюсера, а главным своим успехом считает то, что люди с их концертов уходят счастливыми и довольными.

Благодаря этому наследию, в 2022 году группа «Сплин» выступала в России перед сотнями и тысячами человек с очевидно политизированным сетлистом. И только когда Васильев выключил музыку и сказал слово «милосердие», разные мутные люди осознали, что это человек, который когда-то спел «кто ненавидит войну — тот в плену».

тут меня просят (шучу, не просят) прокомментировать длинное интервью известного ингушского адвоката Калоя Ахильгова журналистке Гордеевой. это которая как Оксаной Пушкиной, только тут вместо копаний в чужом белье целый час обвинений соседнего народа в геноциде.

естественно, Калой много рассказывает о своем опыте переживания осетино-ингушской войны 92 года и много рассуждает на эту тему. с его слов осетины вырисовываются кровожадным и глупым народом, который сначала напал на ингушские села, устроил резню и акт геноцида, а потом сам стал жертвой кремлевской пропаганды и теперь верит, что первыми напали ингуши. ну легко мы внушаемые, что поделать... 

вот, пожалуй, самая главная цитата главного героя. попробуем ее понять:

"в моем понимании земля принадлежит тому, кто на ней живет, вне зависимости от юрисдикции. население Ингушетии растет в год на 80 тысяч человек. У населения Осетии по моему отрицательная селекция. Через 30-40 лет все равно в Пригородном районе будет больше ингушей. Поэтому надо определиться. Потому что риска, что это может повториться очень много".

звучит как угроза, не правда ли?

не буду обращать внимание на неуместное употребление понятия "отрицательная селекция", задам вопросы по сути:

если тебе не важна юрисдикция, то чем ты угрожаешь? что может повториться? с чем нужно осетинам определиться? 

по сути тут Калой выдает сам себя - он как раз говорит о том, что ингушам важно именно формально обладать этим несчастным участком земли, и что рано или поздно они хотят его именно иметь у себя, а не просто жить там пусть даже без единого осетина. иначе, если ты уверен, что через 30 лет в Пригородном будет больше ингушей, чем осетин, и для тебя именно это важно, то о чем вообще переживать? просто живите, 30 лет пролетят как миг и будет вам счастье. но если ты призываешь осетин с чем-то там определиться и угрожаешь повторением войны 92 года, то значит ты хочешь обладать, а не жить в свою радость на своей "исконной земле".

именно поэтому юрист Калой Ахильгов и использует такие выражения, как "исконные ингушские земли". я напомню, что нет никаких "исконных земель", просто не существует такого понятия ни в одной из наук. да и в простой человеческой логике тоже. земля может быть только под этой самой юрисдикцией, а национальности земля не имеет. юрист Ахильгов этого не может не знать. поэтому, Пригородный район можно отнять силой (попыткой чего и была война 92 года), чтобы закрепить за собой, чтобы называть своим. и всем движет только желание исключительно обладать, а не красивые фразы об исторической справедливости. 

опять же, если земля по Ахильгову принадлежит тем, кто на ней живёт, то значит сейчас это осетинская земля, ведь там сейчас значительно больше осетин живёт. 

поэтому все, что говорит Калой в доверчивые и нежные глаза Гордеевой, лишено логики и несет призыв не к миру, а к войне.

а с Гордеевой за название своего видео "Это и есть фашизм" (это фраза Калоя брошенная в адрес осетин), теперь отдельный спрос.

Нет ничего ценнее человеческой жизни, и нет в мире страшнее горя, чем горе матери потерять своего ребёнка. В Беслане погибло много детей и не только детей. Просто хотел бы помолиться за их души, пусть земля им будет пухом.

И хотел бы обратиться к тем, кто был очевидцем этой трагедии, ко всем людям на земле: давайте вместе сделаем так, чтобы такого ужаса никогда больше не произошло. Я думаю, что это в наших силах. Это в силах тех, кто живёт сейчас.

Это слова Святослава Вакарчука, лидера группы «Океан Ельзи», на удивительном марафоне «SOSтрадание». Он шёл почти всю ночь с 7 на 8 сентября 2004 года.

Горе, как и любовь, как и сострадание – как все лучшие чувства, доступные человеку – это труд.

Каждый год 1-3 сентября приходится трудиться, чтобы не впасть в забытие, не избегать новостей, не прятаться и не искать легкомысленного повода «жить дальше». Нет. В эти дни мы останавливаем время, чтобы опять сойти с ума.

Беслан – это глаза моих братьев.
Это смех подруги и ее маленького брата, сгоревших дотла.
Это бесконечные путешествия памяти в то последнее лето, когда все были живы.

Да, я хотела бы, чтобы после 31 августа сразу наступало 4 сентября.
Но нет. Пусть всегда будет так: 31 августа, Беслан, Беслан, Беслан, 4 сентября. А для кого-то Беслан замыкается в непреходящий круг все 365 дней в году. Все 19 лет.

Поэтому каждый год в эти дни мы останавливаем время, чтобы снова, как тогда, сойти с ума. По-другому, пока мы живы, нельзя.

Потому что невыученные уроки Беслана – это то, почему в Осетии и теперь каждый день – бесконечные похороны.

Сегодня десятый день рождения Ильи Сегаловича без него. При том, что мне удалось поработать с ним всего два года, это одна из самых больших потерь для меня. Удивительно, но о том, что Илья регулярно ездит в Беслан, я узнала через несколько месяцев после того, как начала работать в Яндексе. И, конечно, стала еще больше переживать о том, что кто-то узнает о том, откуда я. Годами я пыталась не быть жертвой ни в чьих глазах, что по факту превратилось в побег от себя и боязнь быть неудобной.

Когда я рассказала кому-то из своих школьных учителей, что работаю в Яндексе, они сразу заговорили об Илье и попросили передать ему приветы. Я поняла, что «скрываться» как-то глупо и приветы передала. И меня поразило то, что в этот момент я не увидела на лице Ильи скорбь и растерянность, как бывало и бывает с другими. Он улыбнулся и стал с каким-то воодушевлением рассказывать о своих поездках в Осетию. Честно скажу, мне это все было очень странно. Как так? Я не неудобная? Просто упоминание моего родного города не сбивает человека с ног? Я что, могу быть нормальным человеком?

Помню, через какое-то время я в очередном вдохновенном припадке бежала по коридору седьмого этажа на какие-то съёмки и услышала, как меня зовет Илья. Он был с одной из своих дочерей, с которой познакомил меня и сказал, что она тоже ездит с ним к нам. И я снова почувствовала, что схлопывается какая-то мультивселенная. Что у меня нет двух разных жизней. Была еще пара таких эпизодов.

Когда Ильи не стало, я почувствовала, будто потеряла шанс стать обычной. Шанс иметь одну жизнь, которая на делится географией и годами. Я впервые за несколько лет горько плакала из-за смерти человека. И я стараюсь, чтобы он всегда был для меня человеком, а не образом или бронзой.

Неловко, что говорю о себе в день рождения Ильи, но я очень благодарна, что встретила его в своей жизни. Это стало для меня первым шагом к принятию себя. Сейчас мне уже все равно, если кому-то некомфортно от упоминаний моего родного города, потому что это часть меня и я каждый день с ней живу.

Конечно, у меня есть много впечатлений и от рабочих моментов и даже от того, как он меня троллил из-за моего гуманитарного образования) И это тоже крайне важно, потому что это воспоминания о живом человеке. Хотелось бы, чтобы мы об этом не забывали.

Когда я была подростком, в ответ на любые мои идеалистичные высказывания, в лучшем случае слышала, что с годами это пройдет, а в худшем — видела просто снисходительные полуулыбки. И сейчас мне это понятно, потому что взрослые люди тогда — это, во-первых, те, кто заучивал марксизм-ленинизм, не веря уже ничему из заучиваемого, а во-вторых — те, кто слышал обещания демократии и видел расстрел Белого дома. И не увидел денег в своих сберкнижках.

Сто лет назад уклад жизни десятков миллионов людей был разрушен оголтелой идейностью, которая привела миллионы из них туда, где живут по принципу «Не верь, не бойся, не проси». В 2003 году на «Евровидении» песню с таким названием пела группа «Тату». Это удивительно сейчас только тем, что в нынешней России не может быть той группы «Тату».

Нулевые годы — время, когда сберкнижки заменили кредитки, а то, что говорили в СССР про США тоже оказалось правдой. Не осталось ничего, кроме денег, на что можно рассчитывать. Все говорящие головы — проплачены. Выборы — трата денег. Дебаты — трата времени. Главная положительная характеристика политика — крепкий хозяйственник. Работает и нам не мешает. На растущем цинизме растущего среднего класса капитализирует группа «Ленинград», которая в 2007 году закроет тему доверия к выборам вульгарной рифмой.

Мы шли больше ста лет и пришли туда, где цинизм — уютный свитер, в котором ты прячешься от разочарований. Да, он колючий, но что же, без свитера ходить? Ведь может похолодать. Надо всегда быть готовым сказать: «А я вам говорил(а)!» Я вот вообще когда-то купила такую футболку.

Но насколько на деле невыносима такая жизнь. Невыносимо жить, ни во что и никому не веря. Невыносимо жить, ничего не боясь. Невыносимо жить, не умея просить о помощи. Поэтому футболка моя так и лежит ни разу не надетая.

У Spotify как-то была маркетинговая механика, где приложение выдавало возраст человека по музыке, которую он слушает. Редко кто оказывался заметно моложе возраста, указанного в личном кабинете. Это происходило не потому, что год рождения брался оттуда, а потому что основа того, что слушает любой человек, — это музыка, услышанная им где-то в возрасте от 16 до 28 лет.

Первое исследование, которое упоминает этот диапазон, было проведено в 1989 году. Когда бы ни родились его участники, они всегда предпочитали музыку, которая была популярна в период их формирования как взрослых людей. Именно поэтому миллениалы будут видеть рилзы о том, что музыка нулевых — их личный вид психотерапии.

Есть и такой термин, как пик воспоминаний, который начинают упоминать в исследованиях в конце ХХ века. Он о том, что тоже более менее всем известно, — люди после 40 лет склонны чаще вспоминать события из жизни, когда им было от 15 до 25. Это формирующие годы, когда мы становимся самостоятельными и с важными вещами в жизни сталкиваемся впервые. А рядом с нами в это время играет музыка, которая для нас навсегда останется самой лучшей. А потом, когда мы войдем в категорию 36-40, которая считается наиболее экономически активной, нам через нашу ностальгию начнут продавать авторадио и другие сопутствующие товары. Наверняка, феномен 1999 года тоже где-то описан.

В начале двадцатых годов XXI века плейлисты с музыкой 2000-х очень успокаивали. Ностальгия — это ультимативная зона комфорта, но она как разрешенный наркотик — может употребляться неограниченно и разрушить жизнь. Ностальгии нужно не забывать сопротивляться. Без новых впечатлений, без новых навыков и без новой музыки мозг будет чахнуть. Для этого тоже есть специальное слово — «нейропластичность». Посмотрите на тех, кто угорел по «Старым песням о главном» и не повторяйте их ошибок.

За последние годы выученная беспомощность как определение настроений в стране из красивой метафоры превратилась в клише. Но в сознании большинства работает только слово «беспомощность» — без понимания, откуда выражение взялось.

В 1967 году психолог Мартин Селингер провел эксперимент на трёх группах собак. Их посадили в разные ящики. У первой группы собачек это был просто ящик, без спецэффектов. Их там подержали и выпустили. Вторая группа периодически получала ощутимый разряд током, который могла выключить, надавив на рычаг. С третьей группой происходило то же самое, но рычаг в их ящиках не работал. Эти собачки получали разряд вместе со второй группой и именно её действия отключали электричество у них. То есть третья группа не имела влияния на ситуацию.

Во второй части эксперимента эти же животные были помещены в ящик, разделенный небольшим барьером. С одной стороны подавались разряды, с другой всё было спокойно. Собаки, которых просто выпускали из клеток и которые могли отключать ток, быстро поняли, что можно перепрыгнуть на другую сторону. Несчастные собаки, запомнившие, что они ни на что не влияют, терпели разряды.

Чтобы они научились спасаться, учёным пришлось самим двигать лапы этих собак, переводя их на другую сторону. Только после пары повторов они понимали, как это работает, и начинали делать это сами. Ни примеры, ни вознаграждения, ни угрозы не работали — только физическая имитация.

И для меня эти выборы, как и множество других до них, — это физическая имитация. Я не знаю, какие из них наконец-то возымеют эффект, но я не хочу сидеть под разрядами, забыв, что могу что-то сделать и изменить ситуацию. Кроме того, я застала непредсказуемые выборы. Потому завтра я пойду на избирательный участок.

Я думаю, все вы догадываетесь, кому моя галочка не достанется.

Моё максимальное сближение с анализом данных происходит, когда я надеваю толстовку Школы анализа данных, так что шпилькинских графиков я вам не построю. Но как человеку, бывшему несколько раз наблюдателем, мне было интересно взглянуть на протоколы.

Я всегда среди прочих смотрю на результаты в моей родной Северной Осетии. И без сложных подсчётов они очень наглядны.

Возьмём протоколы трёх последних президентских выборов — 2012, 2018 и 2024 годов.

Явка:
⁃ в 2012 году — 80,82%;
⁃ в 2018 году — 89,9%;
⁃ в 2024 году — 99,67%.

Процент бюллетеней в пользу второго тура (за других кандидатов + недействительные):

⁃ в 2012 году — 29,94%;
⁃ в 2018 году — 18,49%;
⁃ в 2024 году — 10,99%.

Процент «надомных» голосов:

⁃ в 2012 году — 7,34%;
⁃ в 2018 году — 5,43%;
⁃ в 2024 году — 26,27%.

Вопросы к подсчетам в 2012 и 2018 годах, конечно, есть. Но получается, что в 2024 году в Северной Осетии не осталось практически ни одного совершеннолетнего человека, который бы не проголосовал. А почти треть взрослых людей в республике так нездорова, что не смогла дойти до участков.

Как говорил классик, сомнительно, но окэй.

Впервые читаю «Гарри Поттера». Сегодня закончила «Кубок огня». По-моему, именно в этой книге впервые проявляются политические темы. В следующей, где появится Долорес Амбридж, Гарри назовут нежелательным, учеников будут заставлять извиняться под запись и запретят им собираться в группы — всё уже понятно. Подозреваю, что в книге больше нюансов, но фильм довольно прозрачно показывает знакомую диктатуру. В «Кубке огня» меня зацепили политические шаги Дамблдора и Волдеморта.

Еще по предыдущей книге мы знаем, что Дамблдор негативно относится к дементорам. Сначала кажется, что у него этический конфликт. Да, но дело не только в этом. Как только Волдеморт возвращается, Дамблдор говорит министру магии, что дементоров нужно срочно снять с охраны Азкабана, потому что они первыми перейдут на тёмную сторону. Она даст им больше свободы и возможности мучать людей, снимет с них все ограничения министерства. Поэтому они легко отдадут заключенных Волдеморту и сами встанут на его сторону.

В этой же сцене Дамблдор объясняет, что нужно срочно выйти на связь с великанами, которых волшебники вообще-то боятся — потому что если волшебники не успеют убедить их встать на свою сторону, это точно сделает Волдеморт. Министр ведет себя как министр и просит не раскачивать лодку.

Собственно организующее книгу событие — Турнир трёх волшебников — затеян Дамблдором, чтобы объединить волшебников. И даже после трагедии, которой он оборачивается, он верит, что эта цель достигнута. Ещё ему удаётся убедить Снейпа и Блэка пожать руки, забыв о разногласиях, потому что сейчас они на одной стороне. Объединение со всеми, с кем возможно, ради победы над Волдемортом — это то, что предлагает Дамблдор:

In the light of Lord Voldemort's return, we are only as strong as we are united, as weak as we are divided.

Волдеморт вербует сторонников иначе. У него, конечно, есть расистская идеология, но мне кажется, что главный мотив один и он озвучивает его на кладбище — победить смерть (conquer death). Мне видится, что именно отсюда название пожирателей смерти. Поэтому Тёмный Лорд привлекает сторонников не столько идеями, сколько вознаграждениями. Для кого-то это новая рука, для кого-то — должность. При этом он не забывает и бить своих.

Но что объединяет Волдеморта и Дамблдора, кроме политического чутья, — это готовность принять назад того, кто однажды ошибся. Причем Дамблдор понимает, что это не только раскаявшиеся. Мы знаем, что далеко не все, кто поддержал Волдеморта в первый раз, были отправлены в Азкабан. Тот же Каркарофф заключил сделку со следствием, сдал сотрудника министерства и был отпущен.

На самом деле, в книге еще много интересных политических тем — от рабства до превышения полномочий волшебной госбезопасностью, — но больше всего на меня произвело впечатление осознание, что Волдеморт боялся Дамблдора не только потому что он был сильным волшебником, а потому что он был таким же сильным политиком.

Сход Колки был шоком в Осетии. В один день больше сотни человек были убиты страшной стихией. Все мы в Осетии знали кого-то, кого коснулась эта трагедия. Но так вышло, что и все вне Осетии знали кого-то. И, как выясняется с годами, знали они просто персонажа, а не человека. Спустя 20 лет нашлись осетины, которые думали, что рисуют Сергея Бодрова, но изобразили на месте нашей национальной трагедии убийцу и шовиниста Данилу Багрова. Сотни семей остались без родителей и детей, но в 2024 году туристы могут съездить в Кармадонское ущелье и купить свитер.

Трагедия случилась в 2002 году, и почти 20 лет это место было местом смерти, а для тех, чьи тела так и не были найдены, оно стало кладбищем. Но в 20-е годы XXI века смерть не может быть смертью.

Даже здание школы в Беслане не может быть местом смерти. Оно теперь называется «Международный культурно-патриотический Центр „Беслан. Школа №1“». А человек, назначенный главой Северной Осетии, пишет: «Теперь предстоит наполнить здание смыслами». Приедут федеральные специалисты. Наверное, смысловики.

На днях в Дагестане разразился скандал. Местный художник раскрасил древние могильные памятники, чтобы сделать картины из их отпечатков. Только краска теперь не смывается. Одна беда, что сотни памятников теперь могут быть утрачены. Другая — что человек решает разукрасить смерть.

Торговля свитерами, туристы, лексическое ничто, соревнования по героически погибшим на душу населения. Всего этого бы не было, если бы смерть в государстве могла оставаться не разукрашенной.

Но такой дух времени.

Дочитала «Гарри Поттера». Бесспорно великое произведение, в котором много слоёв и смешений жанров. Понятно, что один из них — возможно главный — это роман взросления. И лично мне особенно важной и ценной показалась линия, где Гарри осознаёт, что взрослые люди вокруг него не соответствуют их образам в его голове.

Дамблдор оказывается не мудрым и добрым (как минимум не только), но и самовлюбленным манипулятором. Отец Гарри на деле не только был смелым членом Ордена Феникса, но и учеником Хогвартса, который признавался, что травит Снейпа просто потому, что тот существует. Снейп оказался не только объективно отвратительным педагогом, но и двойным агентом, который помогал спасти всех от Волдеморта. Мама Гарри Поттера тоже удивила его, потому что дружила со Снейпом. Тётя Петунья когда—то была близка с сестрой, хотела в Хогвартс и даже писала письмо Дамблдору с просьбой принять её. Даже Волдеморт стал злом, потому что не знал любви. Да, в книге есть и плоские персонажи, но тема, что у взрослых людей есть стороны, о которых мы не знаем, выглядит как намеренно введенная и подчеркиваемая.

На самом деле, не каждый ребёнок вырастая понимает это про важных взрослых в своей жизни. Может, это и есть та самая сепарация. Обычно взрослые — это как раз те люди, которые противятся тому, чтобы принять твою отдельность и дать тебе свободу выбора, не понимая, что так они и себя закрывают в рамках образа в глазах детей. А обычно это не то, кем они являются. И выходит, что дети не знают их настоящих, а когда узнают, то не всегда могут принять.

Роулинг написала книгу о том, что людей можно поместить в однозначную коробочку добра или зла только в чьём-то воображении. Иронично то, что она сама стала демонстрацией этого.

Когда ситуация в стране такая, что твой самый большой провал можно использовать как отвлекающий от нее пиар.

Запоем (pun intended) прочитала роман Тимура Кибирова «Генерал и его семья». Кажется, первый раз я услышала его имя на журфаке от преподавателя отечественной литературы XX века, а второй — когда ему вручали премию Коста Хетагурова. Тогда в Москве бывало много претенциозных осетинских ивентов, и это вручение проходило на новой сцене Большого театра, где Кибиров со смущением говорил, что эта премия кажется ему более подходящей для тех, кто пишет на осетинском или про Осетию. А я со смущением признаюсь, что и не прочитала бы «Генерала», если бы не то вручение.

Это роман, на страницах которого упоминают и Коста Хетагурова, и Фиби из «Друзей», и даже Chummy из Call the Midwife. А если бы его прочитал «Мэлс» Торчинов, то он бы не стал писать донос с требованием отнять премию у Кибирова, а сразу бы получил инфаркт, потому что самые пронзительные и ужасающие его страницы — это большие блоки текста из воспоминаний Ивана Шмелёва о поисках своего сына, расстрелянного большевиками, из писем Шолохова Сталину о том, как созданная им система выбивает из крестьян хлеб и жизнь, из «Красного террора» Мельгунова о том, к какой трагедии приводит классовая ненависть, которая сейчас так популярна среди наших американских ровесников. То есть я даже как-то не понимаю, каким чудом в 2024 году в театре Вахтангова идет четырёхчасовой спектакль по этому роману.

Также я не понимаю, как его в принципе можно превратить в спектакль, потому что не столько важен сюжет, сколько интонация автора, склеивающая события романа, воспоминания Тимура Запоева и исторический контекст. Это своего рода эссе на 900 страниц, которое привязывает тебя к автору и именно через эту парасоциальную связь заставляет интересоваться героями романа. Под конец ты уже злишься на все эти рассуждения и вроде бы рандомные воспоминания, потому что хочешь узнать, чем же всё закончилось.

Конечно, для меня самой трогательной была линия осетинской матери советского семейства Травиаты Захаровны. Особенно трагикомическая сцена её смерти, когда она в бреду повторяла «О, Хуыцау», и муж решил, что нужно привести священника, которому пришедшая в себя женщина пыталась объяснить, что она из Чиколы. Но так как человек уже пришёл, было неудобно, и она решила покреститься в ванной и собороваться.

Мне кажется, такие моменты найдёт для себя любой читатель — особенно из этого канала. Автор, что называется, социально близкий, и неймдроппинга там будет много. Можно снисходительно вспомнить прилагательное «претенциозный» из первого абзаца этого текста, а может, пора и перестать прятаться за ним.

Недавно мне попался ролик, записанный то ли на танцах, то ли на уроке физкультуры: мальчики, хоть и выстроены в ряд, идут абсолютно вразнобой, а девочки — дисциплинированно и по инструкции. Большинство комментаторов умилялись тому, какие девочки молодцы, меня же это расстроило, потому что показывает, что именно ценит и воспитывает общество в женщинах — послушание.

Что я для себя вынесла из всей эпохи после Me Too — это понимание, насколько важно осознать концепцию дисбаланса власти и опасность беспрекословного подчинения чьему-то авторитету. Проблема в том, что девочек с самого детства учат именно этому, а потом, когда на их пути оказывается взрослый человек, причиняющий им зло, они неспособны сопротивляться, а главное — попросить о помощи. К сожалению, уважение к старшим по возрасту или иерархии стало интерпретироваться как бессловесное подчинение, но очень часто опасность исходит именно от тех людей, которых тебя учат слушаться. А когда ты в итоге расскажешь о причиненном тебе зле, тебя же и обвинят в том, что ты не говорила об этом раньше — то есть не нарушила то, чему тебя как добродетели учили фактически с рождения.

На прошлой неделе я, как и многие, послушала подкаст «Дочь разбойника», одновременно с ним — интервью с исследовательницей Агустиной Паглаян, автором книги "Raised to Obey: The Rise and Spread of Mass Education". В ней она по-новому рассматривает не новую идею о том, что массовое образование дало нам не только рост знаний и прогресс, но и стало главным инструментом индоктринации и воспитания в людях подчинения авторитетам в целом и государству в частности. Меня впечатлил факт, что программы массового образования всегда усиливались после гражданских войн и на тех территориях, где удержавшаяся власть сталкивалась с самым сильным сопротивлением. В семьях тоже очень часто детям не дают пространства для слова «нет». В итоге самое страшное кино снимают про людей, которые просто выполняли поручения начальства.

Человек с рождения заперт в необходимости угождать и быть удобным, но мужчинам массовое образование продает еще и концепцию смелости, потому что государству нужны мужчины одновременно смелые и послушные. Женщин смелости учат стыдиться. Сегодня я бы хотела пожелать женщинам не бояться быть счастливыми так, как они себе это счастье видят.

Не могу знать достоверно, что стоит за сопротивлением памятнику Газданову какой-то организации имени Коста Хетагурова из Осетии, но так как я знаю контекст вокруг памятника Коста работы Соскиева, предполагаю, что дело в нём, а не в Газданове, хотя дух времени говорит, что это простой кейс с писателем-эмигрантом. Несколько лет назад в Осетии шла очень нервная дискуссия вокруг памятника Коста, который изображал его недостаточно торжественно. Плюс это был довольно распространенный сюжет, сидящего на скамейке героя, к которому люди подсаживались и фотографировались. В общем, понятная десакрализация идеологического образа и возвращение ему человеческого, которая многим далась тяжело.

И вот в том агрессивном порыве, с которым настаивали на ограждении памятника Коста от людей, я вижу большое неуважение к своему народу. Можно спорить, вспоминая, что и поставили этот памятник без глобального вовлечения жителей города. Но его ограждение цепями, а потом перенос имели гораздо более печальную, хоть и неочевидную мотивацию — неверие в людей. Сотни жителей республики ежедневно проходили мимо памятника, физически с ним не взаимодействуя, но мы будем судить каждого по тем пяти, что выложили фотографии, которые многие посчитали неуместными. Мы знаем, что вы все в душе вандалы. И, не будем спорить, заметное количество людей эту риторику поддержало, потому что она стала инструментом демонстрации добродетели. Позиция защитить Коста — социально одобряема и её очень легко занимать. Точно также, как многим было легко присоединиться к осуждению Арианы Лолаевой (хотя это была удивительная нравственная гимнастика). Как бы искренни ни были эти порывы, в них нет смелости, потому что используются категории, с которыми рискованно спорить — мы за честь, за Осетию, мы за всё хорошее против всего плохого. Мы хорошие. И вот Коста бы сказал, что это правда. Потому что он был милосерден и добр. И там, где я и многие из нас с вами, тоже побегут кричать, что народ не тот, он бы его принял и попробовал понять. Но каждый раз когда кто-то из нас предполагает, что бы сказал и сделал Коста, нужно отдавать себе отчёт, что вы его не представляете.

На выходных узнала, что во Владикавказе местный парень ударил приезжего, как говорят, дагестанского дальнобойщика за то, что тот был в шортах (сюжет кажется сатирическим).

При том, что я всегда спорю с борцами с шортами, осуждаю его поступок и потому что не оправдываю никакого насилия, считаю принуждение даже зачинщика драки к извинениям на камеру, которые появились в канале МВД республики, гораздо более низким поступком. Это одна из самых бесчеловечных современных практик. См. Фуко, монополия на насилие, Оруэлл, вот это всё.