В этот день мне хочется поздравить защитника отечества, которого я знаю не из кино и не из книжек. А знаю лично. Без него Донецк был бы сметён в первые дни. С Днём защитника Отечества, Александр Сергеевич! @aleksandr_skif

В 2015 у меня еще не было тг и многие тут моих текстов не читали. Это отрывок, ссылка ниже. А геноцида не было, не. Темная приемная морга ведет в длинный темный коридор, где в кисло-сладком запахе, завернутая в одеяло, лежит на каталке женщина. Видна грива ее каштановых волос. У стен стоят люди с бескоровными лицами. На корточках сидит ополченец, прижимая к уху телефонную трубку. — Носки, трусы, форма какая-нибудь летняя, чтобы красиво было в гроб Седого положить! — кричит он. — Чтоб по-нормальному! Десять дней назад погиб, до сих пор не можем похоронить пацана! На двери, у которой он сидит, табличка — «Золото». Из темноты коридора появляется полный мужчина. Берется за ручку двери. — Что вы хотели? — интересуется он. — Посмотреть на тела вчерашних погибших? — Золото входит в свой кабинет и лукаво улыбается оттуда. — Зачем? Вы ничем нам не поможете. Вы напишете, а войну-то не остановите. Знаете, еще почему нет — я не хочу, чтобы вы их фотографировали, а эти, на той стороне, радовались. Асфальт перед моргом Калининской больницы — в буграх толстого льда. Дверь в морг открыта. Виден полированный гроб с золотыми ручками, в котором лежит немолодой мужчина в гражданском. Над больницей высоко пролетает снаряд, сделав воздух на время своего полета шершавым. Гроб выносят и его молча принимают — следуя за ним к распахнутым дверцам микроавтобуса — женщины в черном. — Я Роман. Вы меня спрашивали? — из дверей показывается молодой мужчина в медицинском костюме. Короткие рукава открывают его сильные, покрытые густыми темными волосами руки. — Заходите. У входа в морг стоит корзинка, забитая пластиковыми бутылками и тряпками. Рядом на полу валяются грязные резиновые перчатки и слетевшие с чьих-то ног носки. Здесь, если посмотреть вправо, на столе лежит труп молодого мужчины, одетого в камуфляжные штаны. Роман следует дальше. В узком коридоре на каталке тело голого старика, который лежит, открыв рот и запрокинув голову с открытыми глазами к потолку. Сверху, выгнувшись на нем, лежит голая женщина средних лет. Ее половые органы тоже смотрят в потолок. Небритыми сморщенными ногами она обнимает лицо деда, борода которого — седа. Плитка следующего отсека — в разводах запекшейся и свежей крови. На каталках — тела, у мутного окна — крупный мужчина с неестественно взбугрившийся грудной клеткой. Под окном свалены еще тела. Они лежат друг на друге, старые и молодые, смешав пятки, заляпанные кровью. — Вот артобстрел, — идет дальше Роман. — И вот артобстрел. В следующем отсеке трупы высятся от пола до середины стены. Они лежат, отвернув в сторону или задрав к потолку синие, желтые, свекольные лица. Руки и ноги выглядывают из общей кучи. Плотный запах жужжит гнилью. Сверху на куче стоит обрубок тела. Под ней валяются оторванные посиневшие руки и ноги — женские и мужские. Половые органы мужчин набухли, свесившись на бок, и кажутся неестественно большими для тел, ставших легкими и хрупкими после того, как их сразила смерть, которая как будто поставила на все лица одинаковую печать. Сделала лежащих тут похожими, напомнив о том, что все равны — и те, кто мог и хотел жить лучше, и те, кто не захотел или не сумел принять ценности европейской цивилизации. — Поступил на исследование пластиковый пакет с фрагментами трупа, — слышится женский голос из прозекторской. — Чего вы говорите? — наклоняется ко мне Роман. — Много?! Да вы много еще не видели! Половину сегодня утром забрали. Кладбища простреливаются. Только на двух сейчас можно хоронить. Вот артобстрел и вот, — показывает на тела, из которых выглядывает красное застывшее мясо. — А вон молодая женщина лежит — мать-одиночка. Дите у нее четырех лет осталось одно. А куда нам их класть?! Их каждый день так много, что нам просто некуда их класть! Вам надо было утром приехать, посмотрели бы… А мы тут еще успели полы помыть… На ноги ополченца надевают маленького размера черные ботинки с круглыми носами. Завязывая шнурки, санитары тянут его ногу, и та дергается, шевелится на столе, словно ожив, но другой жизнью — мертвой.

Во всех моих блогах звучит с утра вопрос мне – «И теперь?!». И теперь особенно. Теперь особенно, когда у меня будет ответ на вопрос – «Кто я? К какому народу я принадлежу?». Я хотела на него ответить с 2014. И в 2017 особенно, когда в селе Веселом узнала про женщину. Ее сына убил снайпер. Она похоронила его во дворе. Ее мужу осколок снаряда попал в живот. Он умер. И потом, когда начинался обстрел, а он начинался каждый божий день, она садилась у окна и ждала. Она дождалась. Нет, она уже не звала Россию на помощь. Это уже прошло. До сына еще звала. Потом - нет. Но пока она ждала своего осколка, который, конечно, ударил ее в голову, я мучительно хотела ответить для себя на вопрос – «А мы россияне – кто? Если нас наши зовут, а мы не слышим». Поэтому сейчас особенно – да. Я только молюсь за то, чтобы люди ни с какой стороны не пострадали. На Украине для меня нет ни наших, ни не наших. Все свои. Но я хочу увидеть судебные процессы над нацистами. Я хотела бы увидеть своими глазами процесс вроде Нюрнбергского над убийцами Одессы.

Фото мое

А я полагаю, что настало время освежать память. Третьякова Людмила Сергеевна. Первое, что ее сын сказал журналистам - «Идите, смотрите, и всем покажите». Она сидела дома на кровати и вязала носки внукам. Осколок попал в шею. 2017 год.
Знаете, что самое больное для меня на этом фото? Пуховик. У моей мамы такой же. Смотрите, не отворачивайтесь

Сегодня на заседании Совета по правам человека я отказалась подписывать заявление некоторых наших членов о «миру мир», назвав его лицемерным. Свою речь приводить не буду. Но хочу поделиться словами главы СПЧ Валерия Фадеева:

«Есть очень серьезная недооценка частью российской интеллигенции военной угрозы со стороны НАТО. Когда Президент говорит о подлетном времени, некоторые хихикают. Я вам напомню, что Карибский кризис был связан с подлетным временем. Тогда ядерная война чуть не началась. Американцы установили ракеты в Турции, а это существенно дальше, чем Украина – на тысячу километров. Когда советские ракеты стали устанавливать на Кубе, американцы испугались. А тут хихикают: ну подумаешь, что 10-15 минут для американских ракет, что 4-5… Как сказал Путин, у нашей шеи нож. Во-первых, не 15 минут, а 30 минут – подлетное время с американской территории до России. И все боевые системы России и США заточены под эти 30 минут. За 30 минут можно принять решение, мы в состоянии совершить ответный удар, и на этом держится мировая система военной стабильности. А если 4 минуты, то мы не нанесем ответного удара. Придут американские генералы к своему президенту и скажут, что раньше у нас в случае ядерной войны погибло бы 100 или 200 миллионов американцев, и это недопустимо. Это неприемлемые потери. А теперь если мы ударим по русским первыми, то, скажем, 10 миллионов. И это уже не так страшно. Такая ситуация нарушит мировой баланс сил. Продвижение же военной инфраструктуры НАТО на Восток – это подготовка к войне. Путин об этом говорит много лет. Ответ Путина – уничтожение инфраструктуры НАТО на территории Украины. Это война не с украинским народом, это война за наше будущее, за нашу свободу. Это могла быть не Украина. Просто Украина как несостоявшееся государство очень удобный инструмент для реализации задач НАТО, о которых я сказал. Это могла быть Белоруссия, если бы по-другому развернулась история в 1990-х годах. Если бы с нами не собирались воевать, то не передвигали бы инфраструктуру НАТО к нашим границам. 600 километров от Харькова до Москвы. И до моей родной Татищевской дивизии, я в ней служил, где 120 ракет в шахтах, - 600 километров. Ни одна ракета не успеет взлететь из Саратовской области, если будут их ракеты на расстоянии 600 километров. Они будут уничтожены. Конечно, война – это ужасно. Не дай Бог будут большие жертвы. Но сказать сегодня «Мы за мир» значит сказать «Мы за капитуляцию».

Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл выступил с обращением к архипастырям, пастырям, монашествующим и всем верным чадам Русской Православной Церкви.

Ваше Блаженство! Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Дорогие отцы, братья и сестры!

С глубокой и сердечной болью воспринимаю страдания людей, вызванные происходящими событиями.

Как Патриарх всея Руси и Предстоятель Церкви, паства которой находится в России, Украине и в других странах, глубоко сопереживаю всем, кого коснулась беда.

Призываю все стороны конфликта сделать всё возможное, чтобы избежать жертв среди мирных жителей.
Обращаюсь к архиереям, пастырям, монашествующим и мирянам с призывом оказывать всемерную помощь всем пострадавшим, включая беженцев, людей, оставшихся без крова и средств к существованию.

Русский и украинский народы имеют общую многовековую историю, восходящую к Крещению Руси святым равноапостольным князем Владимиром. Верю, что эта дарованная Богом общность поможет преодолеть возникшие разделения и противоречия, приведшие к нынешнему конфликту.

Призываю всю полноту Русской Православной Церкви возносить сугубую, горячую молитву о скорейшем восстановлении мира.

Всемилостивый Господь предстательством Пречистой Владычицы нашей Богородицы и всех святых да сохранит русский, украинский и другие народы, которые духовно объединяет наша Церковь!

+КИРИЛЛ, ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ


https://www.patriarchia.ru/db/text/5903795.html

Сегодня лента соцсетей - сплошной чёрный квадрат Малевича. А ведь еще совсем недавно простой охранник Ельцин Центра пытался подарить всему этому глазки. Он что-то знал

11 июля 2015 года этот текст из Донецка был написан мной. Судя по тому, какой он рваный, я ещё была не в себе. И так - 8 лет.

Очень хочется рассказать про вчерашний обстрел. Просто ничего не могу с собой поделать - так хочется. Я не притязаю на то, что тем, кто под ним не был, я смогу передать ощущения от него. Под ним надо побывать. Я это поняла, когда несколько месяцев назад сидела в кафе в Киеве и грянул салют. Никто даже не дернулся. А я - да. Потому что когда так близко, надо ложиться.

Так вот про вчера. Поехал наш Виталик в гости в Киевский район. А мы с Оксаной поехали за ним. Надо было свернуть возле исполкома. Мы свернули, но случилось то, что называется - "бес водит". Мы проехали дом, углубились во дворы, выехали, уже когда ложилось на проспект. Что в этот момент происходит в организме? Ничего. Только мысли в голове путаются, и ты даже не можешь подумать о конце. "А что если все?" - эта мысль при обстреле слишком длинная. Кажется, ты не нервничаешь, но ты нервничаешь. Наконец, мы снова вырулили на проспект под близкими раскатами и ветками, срезаемыми снарядами с деревьев. Я успела подумать про собаку, которая выла где-то рядом. Мимо нас на большой скорости пронеслась "Скорая". Мы встали на дороге, понимая, что мы - мишень - и старались собраться с мыслями. Снова углубились во дворы.

- Какой это дом? - я спросила у мужчины, дергающего дверь в подъезд.
- Пятый, - спокойно сказал он.

Во время обстрелов вообще нет паники.

Сегодня я узнала, что вчера мы были в самом эпицентре обстрела. Что в дом 5 прилетело, и погибли две женщины. Если бы вчера, сидя в машине у дома 5, я бы каким-то чудесным образом знала, что на завтра будут говорить – «в доме 5 погибли две женщины» - я бы точно знала, что это про нас.

В это время нам звонили из дома 38, ругались, кричали. Особенно, когда узнали, что мы на Полиграфической. Мы сделали по пустой трассе еще круг. На Оксане в этот день было новое платье, а у моей мамы вчера был день рождения.

Бес, правда, перестал водить, и мы подъехали к дому, у которого уже были много раз. У подъезда ждали Виталий с Олегом. Виталий - а это редкий случай - на меня орал. Мы отогнали машину под дом, чтобы в нее не попало. Зашли в подъезд. Дверь в подвал была открыта. Там стояла женщина в халате, и она сказала мне - "Пишите об этом! Пишите!". А потом попросила прощения. Мы поднялись в квартиру. Я взяла в руки вилку, ковырнула баклажан, но за окном в этот момент случилось попадание - в дом 36.

- Все в коридор! - закричала Света.

Что в этот момент происходит с организмом? Ты хочешь сохранять спокойствие, но руки и ноги все равно трясутся. И даже мозг не может их успокоить. Вот в нем и происходят все попадания - он взрывается в голове, когда снаряд приземляется, он дергается - когда снаряд летит. И сердце то бьется, то не бьется.

Потом мы вернулись в квартиру. Олег с Виталием пели "Нич яка мисячна" на украинском. Дождались затишья и поехали домой. Было жаль оставлять в Киевском людей, животных - кошек и собак. Но никто никого не проклинает. Только все, находящиеся в зоне, спрашивают - "За что?", "Вот за что?". Говорят, что на военных они не в обиде - у них приказ, у них война. Но почему в Киеве, спрашивают меня, оправдывают обстрелы городов. А я знаю ответ - потому что пока ты сам не побываешь под обстрелом, ты никогда не сумеешь поставить себя на место другого.

Помните историю про продавщицу, уволенную из магазина DNS за то, что подключила стиральную машину мимо кассы? Как думаете, кто первым заломил цены на технику в связи с обстоятельствами? Владелец этой сети Дмитрий Алексеев. После вчерашних событий приток клиентов в его сети увеличился в два раза – по его же словам. И сей прекрасный человек, увольняющий матерей одиночек без выходного пособия, посчитал, что имеет моральное право увеличить цены на товары на 30 процентов. Представьте что будет, если каждый сейчас так сделает? Если каждый возьмет и увеличит цены на товары так, как ему Бог на душу положит? Да, у всех сейчас тяжелые времена. Всем будет сложно. И будет еще сложнее благодаря вот такому бизнесу, который пытается из происходящего извлечь выгоду. Что тут можно сказать? Только философское – паршивый человек паршив во всем.

Вчера на совещании СПЧ действительно прозвучали довольно жёсткие слова. Начала говорить их я, полагая что сейчас не время вилять, надо быть сильными и не бояться высказывать свою позицию без вот этого - и вашим, и нашим. В результате наш сайт подвергся мощной атаке. Это называется информационной войной

https://t.iss.one/president_sovet/1355

«Скажите, что думаете о черных квадратах» – просят меня подписчики.

Я думаю, что мы живем в свободной стране, и в этой стране каждый человек имеет право на свой черный квадрат. Пусть каждый, кто хочет, помечает себя этой черной меткой и носит ее до конца дней.
Для меня черный квадрат – это признак лицемерия. Где вы были со своими квадратами все восемь лет войны?

Для меня черный квадрат – признак мелкой личности. Восемь лет назад сказать – «Я против убийств в Донбассе» - было бы смелым поступком. Тут же вокруг образовалась бы свора зубастых сограждан, осмеивающих и проклинающих. Сейчас когда прогрессивные люди метят себя квадратом – это не то, что не смело, это малодушно. «Все прогрессивные пошли в черный квадрат, и я туда пойду, и тоже буду прогрессивным». Аминь. И пусть эти черные врата закроются за вашей спиной.

Для меня черный квадрат – это дань моде, хайп, попытка обратить на себя внимание. Но каждый гражданин Российской Федерации имеет на это право. Каждый имеет право быть в тисках своей черный душевной тьмы, которая не даст честно посмотреть на себя и понять – делаешь ты это не из-за того, что против войны. Делаешь ты это за себя – чтобы показать – «Я тоже! Я тоже! Я тоже на стороне белых светлячков!». И в этой тьме не думать, что война эти восемь лет шла и из-за тебя, да.

Не случайно вчера наши соотечественники – «черные квадратики» – кричали в Москве нацистские кричалки. Что они этим показали? Что они – дразнилки такие смелые, Путина подразнили, храбрые портняжки. Но, простите, это так по-детски – дразнить. И в этих кричалках – гораздо больше желания предъявить себя, такого всего смелого и идущего наперекор. А от желания остановить войну в этом – ноль. А потому черные квадраты – это еще и про низкую образованность и непонимание того, какие преступления творились с этой кричалкой на устах.

Что с этими людьми делать? Да ничего. Пусть живут и сами себя метят. Единственное, что может сделать человек, которому это противно – отписаться от этих черных клоак, и все. Ведь по сути наши третьесортные актеры, пометившие себя квадратами, никому, кроме россиян, не нужны. А россиянам они нужны только потому, что навязаны. В Европу они не поедут – кому там их бездарность нужна. Остается только предъявлять себя россиянам в фальшивом ореоле европейской прогрессивности и сослепу не видеть, что это – черные рамки. Так что если вы не хотите видеть весь парад предателей, просто отпишитесь от них.

В 2014 году летом я оказалось в селе Степановка у российской границы. Ворота и стены домов еще были исписаны: «Здесь Правый сектор» (запрещенная в России организация). Фотосвидетельства у меня, разумеется, есть. Первым делом местные — в основном пенсионеры — отвели меня к яме, где были прикопаны ребенок и взрослые. Потом мы сидели на лавке у чьего-то дома, за деревянной оградой тоже лежали тела. Но светило очень нежное летнее солнце, и эти люди рассказывали мне о страшных днях, которые им пришлось пережить, пока в их селе стояли добробаты. Но обижались они не на них, а на российских военных, которые находились неподалеку от Степановки — на территории России. Люди никак не могли взять в толк: «Мы — русские. Они — русские. Мы их кличем на русском. А они стоят и как будто не слышат. Только смотрят, как нас под обстрелом выгоняют из наших домов. Как стреляют нам в окна. Как нас убивают». Тогда между этими простыми русскими людьми и российскими танками пролегало не несколько километров, между ними пролегало непреодолимое международное право. Россия тогда не могла и не хотела заходить войной на территорию, которую считала не своей. Я помню отчетливо тот день. Помню зеленые колышки забора, у которого мы сидели. Каждый колышек был украшен сердечком. Это было время цветения подсолнухов. Для меня тогда впервые встал вопрос: кто я? с кем мне себя идентифицировать? Я представитель того народа, который стоит невозмутимо в полной боевой экипировке и не шелохнется на зов, звучащий на его родном языке? Не шелохнется, даже когда ребенок бежит по дороге в твою сторону и тебе нужно сделать лишь шаг, чтобы он остался жив? Значит, я представитель вот такого народа? И мне вот это понимание — о том, что мы, будучи единственными спасителями, на помощь не придем, — надо вкроить грубым швом идентичности в свой культурный код? Значит, я выбираю свой личный комфорт, доллар по приемлемой цене, возможность навещать Европу и частично отказываюсь от русского языка, ведь я его не слышу, игнорирую? И вот это все — я? Вопрос «кто я?» — очень важный. Вы не найдете ни одной хорошо сделанной истории, ни одного успешного голливудского фильма, который в финале не отвечал бы на этот вопрос для главного героя. Если не отвечает, то история плохо сработана. «Кто я?» — это жизнеутверждающий вопрос, и страна, которая не может ответить на него для ныне живущих поколений, не сможет ответить на него и для поколений будущего. А если нет таких глобальных ответов для будущего, то в будущем может не быть и самой страны. Поэтому для меня так отчаянно важно было получить ответ на этот вопрос: «Я — это тот, кто своих бросает? Я — это тот, кто пьет карамельный латте, пока в Степановке какой-нибудь малыш и его мама, и его тятя, и его бабушка-пенсионерка бегут по летней дороге — мимо частокола с сердечками, мимо подсолнухов. С одной стороны им тычут в спины автоматы добробаты, а с другой — стоит безмятежный русский солдат, моя плоть и кровь, моя идентификационная прошивка». С тех пор, да, вот с того дня, как я побывала в Степановке, а оттуда поднялась на Саур-Могилу, где несколько дней назад погибли те несколько ополченцев, что обороняли высоту против сил украинской армии, я надеялась получить ответ на свой главный вопрос. Вот были же эти люди на высоте — с правильной прошивкой. Они удержали курган. Их окружали танки. Было страшно. Но под курганом лежали тысячи наших солдат, погибших в Великой Отечественной. И эта горстка ополченцев «Востока» четко идентифицировала себя с этими костями. И это заставило их не бежать от украинских танков, остаться и погибнуть. Снаряды разворошили землю. И когда я поднялась на Саур-Могилу, я увидела, что наши скелеты вышли из-под земли, в наших шинелях, и мне захотелось, отвечая на вопрос «кто я?», говорить, показывая на эти скелеты: «Я — это они».

https://expert.ru/expert/2022/09/kto-ya/

Сайт нам опять поломали. Да, это хакерские атаки. Поэтому заявление Фадеева о мирных жителях Украины мы будем распространять пока только в соцсетях

https://t.iss.one/president_sovet/1358