Друзья, о владельце DNS забыла рассказать приятное - после моей публикации им занялась ФАС. И очень хорошо.

Этот крест сфотографировала я. Под ним лежат какой-то Богдан Прокопчук и еще двое. Похоронили их старики-ополченцы. В тот день на одном из многочисленных блокпостов на пути в Луганск я и застала только двух стариков и молодого ополченца Юру. Сюда же на блокпост привезли двенадцать убитых ополченцев. Руки их были связаны, и было видно, что перед смертью их пытали. Поэтому старики вовсе не хотели хоронить этих троих украинских, которых свои не забрали. Но они лежали у дороги, стояло лето, они разлагались. Тогда их похоронили, поставили им крест из веток молодого дерева и написали на нем – «Здесь лежат украинские солдаты».

Я уже хотела ехать, но Юра предложит познакомить меня с Сережкой. Я согласилась, и мы зашли на поле, и пошли мимо разорвавшихся и неразорвавшихся снарядов. По дороге Юра рассказал, что недавно один местный мальчишка пульнул картошкой в один такой и покалечился. Обошли дом, в котором жила бабушка Юры. Он рассказал, что когда пришли добробаты, Богдан Прокопчук, например, Юра залез на дерево и оттуда доложил своим – кто, как, сколько. По нему ударили градами. Один снаряд полетел прямо над крышей бабушкиного дома. Она выбежала и закричала – «Голод застала! Фашистов застала! И до этой войны дожила!». Она сразу описалась от страха.

А мы все шли по полю к этому Сережке. И я все гадала – кто он? Ребенок, друг, собака? Кто? Наконец мы встали у сгоревшей боевой машины, под ней лежала горстка пепла и обгоревшая косточка. «Сережка» – сказал Юра.

– Я тут телефон нашел после боя, - говорил он, - полистал фотографии — там ребенок маленький. Еще эсэмэски — просил перед боем жену, чтобы матери позвонила, а та, чтоб за него молилась. Позвонил по нему жене — мне ж не жалко. Сказать, что ее муж умер. А трубку взял сам хозяин телефона, он, оказывается, из этого боя живым вышел. Судя по голосу, мужик опытный, наверное, офицер. Я спрашиваю: «А кто под машиной?» Он говорит: «Сережка. Новобранец». Не знаю, говорит, как его родителям сказать. А с ними еще один был. Кричал: «У меня ребенок только родился! Не убивайте!» А нам же не жалко его не убивать, мы его не убили, в больницу отвезли. Он раненый был, там от потери крови скончался. Не, ну ты представь! Этот дома там живой сидит, а Сережку убили! Я этому тогда в телефон говорю: «Слушай, ты к нам больше не ходи. И пацанам вашим скажи, чтоб не ходили». А мы с ним по-русски разговаривали, он по-украински не умеет. Он тогда и говорит: «Не пойду и пацанам скажу. А ты похорони, пожалуйста, Сережку». Будет у меня выходной, я Сережке крест поставлю. Не, ну ты представь! Он там живой, а от Сережки ничего не осталось! Так что не покажу я тебе Сережку. Извиняй.

Я думаю, того креста уже нет, его смяли в бою. Так что этот Богдан Прокопчук, еще двое и Сережка –пропавшие без вести на земле Донбасса, куда они пришли с войной. Да кому они нужны? Зеленскому? Тем, кто из майдана продрался к власти и все восемь лет пировал? Кто их вспомнит? Вот я помню эпизодически. Юра помнит. И матери их помнят. Матери-то каждый день помнят так, будто все было вчера. Я знаю, что меня не читают ни те гражданские, которым вчера раздали оружие, ни украинские военные. Но все-таки. Все заканчивается, и потом никто ничего не помнит. Кроме матерей.

Вдаваться в подробности не время, но хочу, чтобы вы знали: в боях на харьковском и других направлениях участвуют и действующие подразделения из ЛДНР. Говоря о резервах, я в том числе имел ввиду, что часть из них была переброшена далеко за пределы наших республик.

Сегодня все, кто способен носить оружие, вовлечены в дело, и если кого-то ещё не ввели в действие - их время придёт. Все развивается спокойно, войска втягиваются в боевой процесс и приобретают нужный настрой. Темпы - вещь регулируемая в зависимости от приоритетов. Если сегодня приоритетнее не допустить лишних жертв среди украинцев - значит можно снизить темпы продвижения и постараться решить задачу более щадящим способом. Но все идёт к неизбежному концу, шансов у Украины нет.

Facebook уже дышит на ладан, не показывает фото, но я успеваю там прочесть замечательные перлы. От наших же соотечественников. Например - «Самое тупое, что сейчас могут сделать европейские авиакомпании - это закрыть воздушное пространство для российских авиакомпаний. Есть много россиян, которые хотели бы уехать». Ну, во-первых, не много, а мало. Большая часть россиян хотела бы в эти дни быть со своей страной. А, во-вторых, может, потому и закрывается Европа, что ей не нужны такие россияне и россияне вообще? И как бы европейцы ни уговаривали на предательство, они прекрасно понимают: один раз предал, всегда предатель

Украина начинает раздавать оружие заключённым. Это - крайний шаг, который свидетельствует о беспомощности. Но это и обеспечит кровавую картинку для европейского тв. Потом с этим оружием пойдут мародёрить, перестреляют гражданских. Вот и вся забота

Подписчики просят меня написать как все начиналось на Украине. Удивительно, но многие тогда за ситуацией не следили. Я же могу только рассказать что видела я сама и передать свое восприятие.

Часть 1

Я приехала на майдан и пыталась рассказывать о происходящем объективно. Для меня было так: хотят эти люди бунтовать – ради Бога. Имеют право. Чужая страна. Только мне сложно было понять антироссийские лозунги, сопровождавшие майдан с самого начала. В какой-то момент российскому журналисту там стало небезопасно работать. Нет, не так. Тем, кто сразу просил прощения за то, что он русский и признавался в любви к майдану, было безопасно. А я бы лучше откусила себе язык. Такой характер.

В тот день, когда наши войска зашли в Крым, я находилась в палатке ветеранов Афганистана и брала интервью. Когда я туда входила, на меня повязали желто-голубую ленточку. Я понимала, что развязывать ее у них на глазах – совсем небезопасно, но мои пальцы уже развязывали ее. Ну вот такой характер. Просто я не хочу носить символы чужой страны. Во время интервью в палатку ворвался человек и крикнул – «Русские танки в Крыму». На меня набросились с руганью, что я – русская тварь. Я все время молчала. А что мне еще оставалось? То есть первую словесную агрессию в этой палатке получила я. Ну да, не повезло.

Когда я вышла из палатки, я увидела, что крапает мелкий дождь. Надо всем этим майданом повисла такая влажная тяжелая тишина. И вылезший на сцену украинский политик завопил – «Тримайтесь! Будет война!». Я помню, как за моей спиной женщина исполненным ужасом голосом спросила – «Он карту России видел? О какой войне он говорит?».

На следующий день комендант львовских сотен пригласил меня на базу «Барс», там в этот момент проходило слияние призывников с боевыми сотнями майдана. Почему именно меня? 1. Не всегда мужчины адекватно реагируют на женщин. 2. Нужен был именно российский журналист, который транслировал бы то, что им надо – об этом я догадалась уже там, на базе.

На базе меня встретил генерал Кульчицкий и дал свое единственное в жизни интервью. Он говорил, что будет нас – россиян – травить, уничтожать, совершать диверсии на нашей территории. Я быстро поняла, что это интервью «с дулом у виска». Он стоял против майдана, и это интервью было его расплатой. А мной просто пользовались. Когда комендант сотен на минуту вышел ответить на звонок, я сказала, что не верю ни одному его слову, что я приняла решение – он будет анонимным героем, его фамилии никто не узнает. Он кивнул и сказал – «Спасибо вам. Война будет. Если вам нужна будет моя помощь, я буду вас всегда помнить». Потом мне очень много денег предлагали за аудиозапись этого интервью. Естественно, я не согласилась ни на одно предложение. И никто бы не узнал фамилии этого генерала, если бы уже через месяц он не погиб – его вертолет был подбит над Донбассом.

А у меня уже сформировалось отношение к майдану. Отвращение. Я увидела, как ведут линчевать первых людей, и меня уже мутило от запаха этих сгнивших цветов, которыми чествовали погибшую сотню, от запаха жженных покрышек и от ненависти к моей стране. Меня мутило и продолжает мутить от людей, которые сделали себе карьеры на майдане. Вылезли из грязи на крови. Я немало таких повидала. Я не могла заступиться за тех, кого линчуют. Мне было страшно. Но когда я видела, как толпа ведет человека со связанными скотчем руками за спиной, у меня земля проваливалась под ногами. Не то, чтобы я до этого ничего страшного не видела. Видела. Но. Это было что-то бесовское. Такого я не видела. Только однажды, прикусывая от страха язык, я спросила ведущих – «Куда вы этого человека?». Мне ответили, что это – не человек. Я тогда не знала, что стану свидетелем многолетнего расчеловечивания людей. Но потом уже в Донбассе я в полной мере поняла, что такое «он, она – не человек».

Часть 2

Тогда же на майдане я поняла, что вот эти тысячи собравшегося там и уже вооруженного люда надо куда-то девать. Переворот произошел. Блага были распределены. Но. Но! Боевой настрой сотен не закончился. Пыл не вышел, а только начал копиться. Они были полны такой ненависти. И им непременно нужно было ее к чему-то приложить. Я не сомневалась, что будет война. О ней молились и священники Киевского патриархата на сцене. Я помню эти заунывные голоса. Мне казалось, они раздаются прямо из самого ада.

Сотни говорили политикам – «Вы будете делать как мы скажем. А нет, так зайдем к вам в кабинеты и вытащим вас за волосы». Главную площадь страны надо было очистить. Сами они бы не ушли. Поэтому, когда Стрелков появился в Славянске, я думаю, многие на Банковой вздохнули с облегчением – скоро у них будут небесные тысячи. Чернь, сделавшая майдан, должна была быть уничтожена. Я это все знаю потому, что я это прожила.

Скоро мне позвонил комендант сотен и дал послушать, как они лупят по домам Славянска. И теперь когда мне говорят – «А ваш Гиркин первым зашел!», я про себя просто усмехаюсь. Ну к чему мне спорить? Но я-то знаю, что он зашел и горсточка людей с ним. А что стоило для украинской армии их выбить? Ничего. Но послали отморозков стрелять по домам. Война нужна была. Война.

К тому же напомню, что ополчение начало формироваться, когда начались первые прилеты и смерти среди гражданских. Оно сильно пополнилось, когда случилась Одесса. У многих ополченцев были позывные «Одесса» – в честь тех людей, которых жгли 2 мая, а потом глумились, что вот пожарили русские шашлыки. Я – вообще уникальный в этом смысле человек. Я – единственный журналист, который видел слияние на базе «Барс». И я видела начало формирование ополчения. И я напомню, что Путин просил жителей Донбасса не проводить референдум о федерализации. Он просил их повременить. Но временить, когда матери уже спали на могилах своих погибших от снарядов детей, многие не могли и не хотели. Уже была первая кровь. И она была кровью Донбасса, который-то, по сути, в этом шабаше на майдане участия не принимал, просто ждал, когда беснующиеся угомоняться и можно будет снова спокойно жить и работать.

Кольцо вокруг Мариуполя постепенно сжимается. После обеда дела пошли живее, подключилась авиация, и мы смогли продвинуться вперёд.

Ополченцы восемь лет сидели в окопах и забыли, что такое наступление, но кажется - вспоминают. Очевидно, что именно на нашем участке театра военных действий противник наиболее укреплён, но к чести «ополчуг» должен сказать, что ни численное превосходство, ни эшелонированная оборона их не остановили.

Трудно, с потерями, но движемся. Дальше будет самое тяжелое - Мариуполь. Но выйдем к его окраинам - будем думать, как работать над задачей.

Facebook удалил мою публикацию с воспоминаниями о Майдане. Она видите ли нарушает нормы сообщества. Ну ладно, по Facebook не будем плакать

Друзья, ещё я бы хотела обратить ваше внимание на то, какими фактурными и многоуровневыми становятся фейки. Сегодня меня просто бомбили ими. Я их сразу удаляла, но скопировать и изучить успела.

Во-первых, они помечаются флажком РФ, но это вовсе не значит, что это - РФ. Флажок нужен для того, чтобы усыпить бдительность. То есть если сообщение помечено флажком РФ, это вовсе не значит, что оно создано внутри вашей страны.

Во-вторых, в них правда мешается с ложью. Например, в них говорится:
- Россия взяла такой-то населенный пункт. Ура!
И тут же:
- Да, пограничники с острова Змеиный убиты, но они сами виноваты, российские солдаты сделали все, что смогли, чтобы сохранить им жизнь. (Хотя к этому моменту уже много раз показали, что пограничники эти живы, здоровы)

А дальше следует более тонкое вшивание манипуляций - хитрых, но видных манипуляций.

Эти фейки, кстати, сильно напоминают саму тактику со Змеиным - когда сдавшихся украинских военных пытались уничтожить свои же с катеров, чтобы обеспечить европейское тв кровавой картинкой и размахивать потом перед европейскими странами мертвыми героями. Это подлая тактика. Такая же как и производство новейших фейков.

И вот говорят - Россия сильно проигрывает на информационной войне, она не может создавать такие фейки. Да слава Богу, что страна, в которой я живу, не может создавать такие подлые фейки!

Это ещё одно свидетельство для ООН и прочих неверящих. Видео снимала я в бомбоубежище на Трудовских. К тому моменту эти женщины там прожили уже несколько месяцев. Но ничего не было, и, как обычно, вы все врете

В Харькове наши. Слава Богу.

Прочла в пока ещё живом Facebook робкие предложения с той стороны:

"Если вы по своим российским каналам объявите, что газ будет по российским ценам и коммуналка как до 2014, то вы будете подходить к уже наполовину зачищенным городам".

Прочитав слова главы СПЧ Валерия Фадеева о дальности подлёта, многие меня злобно спрашивали - «А в Прибалтике НАТО стоит, и вас это не парило?». Я никогда не отвечаю на вопросы, на которые некомпетентна ответить. Но за меня это сделал журнал «Эксперт», в котором я работаю, поговорив с директором центра европейских и международных исследований НИУ ВШЭ Василием Кашиным. Ссылку дам ниже.

«Да, с точки зрения подлетного времени все почти одинаково. Но в странах Прибалтики это гипотетическое ядерное оружие будет проще обнаружить, что дает возможность для нанесения по нему упреждающегоt удара. Грубо говоря, ядерное оружие на территории Прибалтики делало бы гарантированным нанесение упреждающего ядерного удара со стороны России в первые же минуты конфликта.

С Украиной ситуация опять-таки другая. Потому что обнаружить это оружие там было бы гораздо труднее. Страна больше, имеет серьезную глубину и протяженность. Прятать мобильные ракетные комплексы там проще. Не стоит забывать и про гипотетическое действие авиации НАТО в воздушном пространстве. С территории Украины самолеты тактической авиации могли бы достреливать до Москвы некоторыми видами авиационных крылатых ракет из глубины украинского воздушного пространства.

Не говоря уже о том, что даже если мы принимаем во внимание фактор Прибалтики, где, предположим, будет расположено ядерное оружие, его появление на Украине только усиливало бы давление на Россию».

https://expert.ru/2022/02/26/pochemu-rossiya-reshilas-na-voyennuyu-operatsiyu-na-ukraine/

Это наглядный отрывок из моего интервью с Ярошем - лидером запрещённой в России организации «Правый Сектор», взятое в 2015 году рядом со Львовом. В нем же он говорил, что хотел бы, чтобы минские соглашения соблюдались - это спасло бы много жизней.

- С кем конкретно воюете?

- С теми же россиянами – наемниками. Мы их брали в плен…

- И что вы с ними в плену делали?

- Как правило, меняли их на наших пленных. Наших не из «Правого Сектора», в основном на обычных армейцев.

- А пленных из «Правого Сектора» вам не возвращали?

- Повертали… Один раз была такая ситуация… Может, помните? Летом прошлого года автобус с нашими бойцами вез на обмен ваших пленных российских граждан. Его расстреляли со своими же пленными.

- Кто?

- Ясно кто – ваши террористы, ДНР… Когда я был под Саур-Могилой.

- В каком месяце?

- То был серпень.

- Серпень – это август?

- Да, август (отвечает на русском. Дмитрий Ярош, рожденный в русско-язычной семье принципиально не говорит на русском, называя его «языком оккупантов»). Со стороны России велся огонь артиллерией, «Градами», ствольными орудиями, и это все фиксировалось, журналистами в том числе.

- А в селе Степановка, которое рядом с Саур-Могилой, вы в то время были?

- Так. Я там был.

- И я там была. Может быть, вы тогда сможете мне объяснить, откуда там взялись ямки…

- Какие ямки?

- В которых были закопаны женщины и дети.

- Я не бачил таких ямок.

- А я бачила.

- Откуда они? Да Господи! …Террористы расстреливают людей массово.

- Однако заборы и дома в Степановке были исписаны краской – «Хата занята. Правый Сектор». И местные жители говорили, что по ним стрелял «Правый Сектор».

- Мы никого не расстреливали. Нет ни одного такого признанного факта.

- А они мне рассказывали, что «Правый Сектор» выгонял их из подвалов, когда шел обстрел, чтобы занять их самим, люди бежали искать другое укрытие, и в них попадали снаряды.

- Брехня! Брехня абсолютная! Я там находился все восемь дней. Тем более, мы были там не одни, а вместе с 95-й бригадой и 30-й бригадой вооруженных сил Украины. Никем таких фактов не было зафиксировано. Более того, когда мы зашли в Степановку, мирного населения там уже очень мало оставалось потому, что до нас туда зашла 95-я бригада. И даже тех пленных, которых мы там взяли, мы не убили, а обменяли. Ни одного из них мы не отправили на тот свет. Так что это – абсолютная брехня. А хотите услышать про то, что я видел в Авдеевке? В прошлом году еще до Саур-могилы… Или после? У меня в голове трохи бои перепутались. И вот мы зашли в Авдеевку и бачимо людей мертвых, до оград наручниками прикованных. Это дело рук ДНР. Мы сразу журналистов позвали, и они все сняли. Поэтому меня и не удивляет то, что вы видели. Расстреливает массово ДНР, а потом списывает на украинскую армию.

- В таком случае, почему же местное население так боится не ДНР, а именно «Правого Сектора»?

- Население нас боялось. Но сейчас ситуация кардинально изменилась. В прошлом году российская пропаганда сделала все для того, чтобы максимально демонизировать «Правый Сектор». И мы знаем, почему – больше всего на свете Владимир Путин боится революции в своей стране, боится, что его власть закончится. А «Правый Сектор» и те российские граждане, которые входят в него – это дестабилизирующие силы для России. И я сам приложу максимум усилий для того, чтобы уничтожить Россию как империю.

- А вы в курсе, что она – большая?

- Ой, Господи… Советской Союз еще больше был, и мы его развалили. И Россию вашу развалим. Даст Бог…

- А вы – это кто?

- Бывшие республики, включая Прибалтику и Закавказье. Мы сделали это раз, потому и в другой раз нам удастся поставить Россию на колени.

- Я просто хотела бы сделать оговорку: я – гражданка Российской Федерации, и ни перед кем на коленях стоять не собираюсь.

- Будете стоять, никуда не денетесь! Столько крови, сколько вы выпили всем, столько горя, сколько вы принесли всем… Ваша империя – она просто обречена на поражение. Не будете на коленях стоять… Господи… бачил я ваших российских пленных. Ха-ха-ха. Х-ха-ха. Стояли на коленях – еще как!

Дончане мне пишут - «У вас крутой президент». Я им отвечаю - «И у вас».

На Украине выпускают из тюрем заключённых, желающих воевать.

Об этом сообщает прокурор Андрей Синюк.

(Это к тому моему посту о заключённых, который называли фейком. Я понимаю, что могу где-то ошибиться, но в море фейков сложно не ошибаться. Однако тот пост фейком не был)

– Свадьба что ли? – крикнула Люба, когда вошла в свой двор и увидела журналистов. – Уходите…

Люба была в командировке в Торезе. Она всю жизнь прожила с матерью в доме на Трудовских, куда сейчас зашла. Еще с ними жил брат – Витя. И собака Шерхан, коротко – Шарик. Витя когда-то служил в Афганистане.

Люба утром позвонила матери, та не ответила. «Шарика ушла кормить» – подумала она. Но следом позвонила соседка и сказала – «А Вити нет…». «Как нет?» – спросила Люба». «Ну вот нет».

Люба была в семье младшей. Витя вернулся с войны с расстройством – ему мерещилось постоянно разное. Бывало пил. Потом женился. У него родился сын Павлик. Витя получал пенсию республиканского значения – подвиг какой-то в Афгане совершил, но какой – не говорил. Сын его Павлик погиб на войне 24 мая 2015 года.
В войну Витя был уже на костылях. Его мать – с палочкой. Витя ходил за ней как маленький – мам, да мам. Мать всегда его жалела и боялась умирать – чтоб его не оставлять одного.
В день обстрела, а было это 13 июня 2017 года, Витя на кухне услышал звук близко летящего снаряда. Он позвал мать и, схватив костыли, поспешил к ней. Мать пошла ему навстречу с палочкой. Когда Люба зашла в дом, она увидела, что, судя по тому, как они лежали – Витя на пороге, рука оторвана – мать с палочкой рядом с ним – она поняла, что их убил один снаряд. Люба остолбенела. Потом закричала на журналистов, фотографирующих тела – «Свадьба что ли?!». Потом подошла к Шерхану, погладила его, а кроме него у нее в этом доме никого не оставалось. А потом к ней подошел старый сосед и сказал – «Люба, ты это чего? Это мы тут еще мучаемся. А они домой ушли. Семья Артемьевых – дома, в сборе вся – мать твоя, отец, Витя и Павлик».

В морге ей дали заключение. А Любе единственное одно и было нужно – чтобы перед смертью они не сильно мучились. В заключении было написано – «Мгновенная смерть, осколочное ранение с разрывом аорты» – Лидия Артемьева. «Множественные осколочные» – Виктор Артемьев.

Я позвонила Любе, когда она только выгнала журналистов, и она крикнула в трубку – «Нет! Нет! Не со мной! Как в кино!». А потом сдавленно сказала – «Я успокоилась. Я буду говорить. Я окна позабиваю, и никуда не уеду. А вы знаете, я не хочу уезжать. Мне не страшно. А как может быть страшно в доме, который построили родители? И собака тут моя. Я его щенком принесла... Вы говорите только что-нибудь, я вас слушаю, и мне так легче становится».

На другой день она мне рассказывала, как вымывала кровь и мозги родных из щелей стен и пола. Но это уже я не могла слушать.