"Следовательно, если государство увеличивает доходы от налогов быстрее, чем расходы, это якобы означает, что оно оказывает «услугу» своим гражданам — оно, дескать, приносит им прибыль. Напротив, если оно тратит больше, чем собирает, — создаёт убытки. То есть, чем больше конфискация, тем лучше для налогоплательщика? Какой в этом смысл? Вниз — это вверх, а вверх — это вниз.
Нас призывают радоваться тому, что государство взимает налоги и что-то строит на эти деньги — ведь рост активов считается прибылью, а не расточительством. Государственный школьный округ, построивший школу за 50 миллионов долларов, улучшает своё финансовое положение. Производит ли эта школа хоть какую-то ценность — вопрос не ставится. В правительственной бухгалтерии затраты как таковые считаются благом.2 Конечно, в обслуживании бизнесом потребителя все происходит не так, но в случае с государством мы попадаем в зазеркалье.
Разница между государством и бизнесом — это разница между налогообложением и голосованием долларом. Школьный округ получает налоги вне зависимости от созданной ценности. После того как избиратели одобрили выпуск облигаций, счёт подлежит оплате — при помощи длинной и сильной руки государства. Предпринимателю же приходится каждый день выходить к потребителю с товаром в руках и надеяться, что он что-то продаст. Потребитель может зайти в магазин, а может легко пройти мимо. А налогоплательщик? Ну, пусть попробует.
Если государство — это народ, а я часть народа, разве я не должен учитывать изменения чистых активов местного школьного округа в своём финансовом портфеле? Ведь местные школы — это мои школы (если верить лозунгу), значит ли это, что изменения в их активах влияют на моё финансовое положение? Разве я не должен фиксировать это в своей личной бухгалтерии?
Более того, разве я не должен иметь возможность продать свою долю в этом якобы общественном благе и использовать вырученные средства в своих интересах? Да, должен. Но, как я понял из своего детства в округе Аллегейни (юго-запад Пенсильвании), табличка с надписью «Проход запрещён. Собственность округа Аллегейни» касается не только тех, кто живёт за его пределами; она означает, что даже налогоплательщики округа не имеют прав на эту собственность."
https://mises.in.ua/article/government-property-not-really-public-property/

"Чтобы оценить масштаб этого эффекта, рассмотрим следующую таблицу. Предположим, что компания ожидает чистую прибыль в размере $1,000 в год в обозримом будущем. Сколько стоит такая компания? Мы можем применить нашу формулу: если процентные ставки составляют 20 процентов, то компания стоит $5,000 — не впечатляюще. Но если ставки ниже, стоимость компании резко возрастает: при ставке 2 процента стоимость компании составит $50,000 — в десять раз больше, чем при ставке 20 процентов. Обратите внимание, что в компании, в её деятельности или в прибыли ($1,000 в год) ничего не изменилось. Когда процентные ставки стремятся к нулю, ценность компании взлетает в небеса. При ставке в одну десятую процента компания будет стоить приличный миллион долларов; при ставке в одну тысячную процента — уже $100 миллионов, настоящее состояние.
Важно отметить, что ситуация с «почти нулевыми процентными ставками» — это не гипотеза. Федеральная резервная система США часто устанавливала ставку «федеральных фондов» ниже, чем ставка Тейлора, а в период с 2009 по 2016 год эти ставки фактически были равны нулю. Это действительно происходило. Используя нашу «хитрую формулу», мы можем показать, насколько цены активов зависят от процентных ставок — и это выглядит довольно тревожно. Один из способов для компаний поднять цену своих акций — выпускать более качественные и дешёвые товары и увеличивать ежегодную прибыль. Другой способ, по-американски, — позволить прибыли стагнировать, но с помощью лоббизма и кумовства добиваться от правительства искусственно низких процентных ставок.
Американская промышленность «подсела» на разрушительный наркотик искусственно низких процентных ставок. Либо США продолжат эту разрушительную политику, поддерживая зомби-компании, либо растущие дефициты вызовут скачок ставок и лавинообразные банкротства. Любой из этих двух вариантов пугает. Но теперь вы понимаете суть проблемы, потому что освоили «тот самый хитрый трюк».
https://mises.in.ua/article/how-interest-rates-set-asset-prices-one-weird-trick/

"Благие намерения Мансы Мусы, возможно, были первым в истории случаем провалившейся внешней помощи. Известный как «Повелитель рудников Вангара», Манса Муса I правил империей Мали между 1312 и 1337 годами. Торговля золотом, солью, медью и слоновой костью сделала Мансу Мусу самым богатым человеком в истории человечества.
Будучи практикующим мусульманином, Манса Муса решил совершить хадж в Мекку в 1324 году. Считается, что его караван насчитывал 8000 воинов и приближённых (по другим данным — до 60 000), 12 000 рабов с 48 000 фунтами золота и 100 верблюдов, несущих по 300 фунтов золота каждый. Для усиления зрелищности ещё 500 слуг шли впереди каравана с посохами из чистого золота весом от 6 до 10,5 фунтов каждый. В сумме, согласно оценкам, он перевёз с одного конца Африканского континента на другой около 38 тонн золота — это эквивалент сегодняшних золотых резервов центрального банка Малайзии, больше, чем хранят в своих хранилищах такие страны, как Перу, Венгрия или Катар.
По пути Манса Муса остановился в Каире на три месяца. Каждый день он раздавал золотые слитки бедным, учёным и местным чиновникам. Его посланники обходили базары, расплачиваясь золотом по завышенной цене. Арабский историк аль-Макризи (1364–1442) писал, что дары Мансы Мусы «поражали глаз своим великолепием и роскошью». Но радость длилась недолго. Поток золота, наводнивший улицы Каира, оказался столь велик, что ценность местного золотого динара упала на 20 процентов, и городу потребовалось около 12 лет, чтобы оправиться от инфляционного давления, вызванного этим обесцениванием."
https://mises.in.ua/article/5-historic-examples-of-foreign-aid-efforts-gone-wrong/

"Я вовсе не пытаюсь отрицать существование зла… так как человеку дана свобода воли, понятие «гармония» не обязательно означает систему, из которой зло полностью исключено; ведь свобода воли предполагает возможность ошибки, а ошибка — это и есть зло.
Социальная гармония, как и всё, что связано с человеком, относительна; зло является необходимой частью механизма, созданного для преодоления ошибок, невежества и несправедливости, приводя в действие два великих закона нашей природы: ответственность и солидарность.
Поскольку нищета (бедность) — это реальный факт, следует ли её существование приписывать естественным законам, управляющим социальным порядком? Или, наоборот, человеческим учреждениям, которые, возможно, противоречат этим законам? Или, наконец, самим жертвам, которые своими ошибками и заблуждениями должны были навлечь на себя столь суровое наказание?
Конкуренция в современном обществе далека от своей естественной роли. Наши законы подавляют её как минимум в той же мере, в какой её поощряют. Чтобы ответить на вопрос, является ли неравенство результатом наличия или отсутствия конкуренции, достаточно посмотреть, кто те люди, которые блистают на публике своими скандальными богатствами, — и мы убедимся, что неравенство, поскольку оно искусственно и несправедливо, основано на завоеваниях, монополиях, ограничениях, привилегированных позициях, высоких государственных должностях и влиянии, административных сделках, займах из государственных фондов — со всем этим конкуренция не имеет ничего общего."
https://mises.in.ua/article/is-competition-the-enemy-of-cooperation-here-s-what-bastiat-thought/

"Фиатная инфляция оказывает глубокое влияние на корпоративное финансирование. Она делает обязательства (кредиты) дешевле, чем они были бы на свободном рынке. Это побуждает предпринимателей финансировать свои проекты в большей степени за счёт кредитов, а не за счёт собственного капитала (средств, внесённых владельцами фирмы).
В естественной системе производства денег банки предоставляли бы кредиты только как финансовые посредники. То есть они могли бы выдавать только те суммы денег, которые либо накопили сами, либо которые другие люди сберегли и затем одолжили банкам. Банкиры, разумеется, были бы свободны предоставлять кредиты на любых условиях (процентные ставки, обеспечение, срок), которые они сочтут подходящими. Но для них было бы самоубийственным предлагать лучшие условия, чем те, которые предоставили их собственные кредиторы. Например, если банк получает кредит под 5 процентов, для него было бы самоубийственно выдавать этот же кредит под 4 процента. Следовательно, на свободном рынке прибыльное банковское дело ограничено довольно узкими рамками, которые, в свою очередь, определяются сберегателями. Невозможно, чтобы банк оставался в деле, предлагая условия лучше, чем те, которые готовы принять самые щедрые сберегатели.
Однако банки с частичным резервированием могут делать именно это. Поскольку они могут выпускать дополнительные банкноты практически бесплатно, они могут предоставлять кредиты по ставкам, которые ниже тех, которые были бы на свободном рынке. В результате получатели кредитов будут финансировать некоторые проекты за счёт долгов, которые иначе они бы финансировали из собственных средств или вообще не начинали бы. Бумажные деньги оказывают такой же эффект, но в значительно большем масштабе. Производитель бумажных денег может предоставлять кредиты практически в любом объёме и на любых условиях. В последние несколько лет Банк Японии предоставлял кредиты под 0 процентов, а сейчас в некоторых случаях даже платит людям за то, что они берут его кредиты.
Очевидно, что немногие компании могут позволить себе отказаться от таких предложений. Конкуренция в большинстве отраслей крайне жёсткая, и фирмы вынуждены использовать наиболее выгодные условия, иначе они потеряют «конкурентное преимущество», которое может быть решающим для получения прибыли или даже для простого выживания. Следовательно, фиатная инфляция делает бизнес более зависимым от банков, чем он был бы в противном случае. Это создаёт бОльшую иерархию и концентрирует власть в руках централизованых структур больше, чем это было бы на свободном рынке. Предприниматель, работающий с 10 процентами собственного капитала и 90 процентами долгов, на самом деле уже не является предпринимателем. Его кредиторы (обычно банкиры) — это настоящие предприниматели, принимающие все ключевые решения. Он всего лишь более или менее хорошо оплачиваемый исполнительный директор — менеджер."
https://mises.in.ua/article/how-inflation-destroys-civilization/

"Набор солнечных панелей, проданный мне Sunnova, стоил около 20 000 долларов. По моим оценкам, он позволял экономить от 80 до 120 долларов в месяц на счётах за электричество. Пусть это будет 1200 долларов в год. Это 6-процентная доходность на инвестиции. Неплохо, но и не особенно впечатляюще — особенно учитывая существенные первоначальные затраты и тот факт, что панели со временем изнашиваются. Но с учётом федеральных и региональных субсидий установка солнечных панелей становилась очевидным решением.

На тот момент федеральное правительство предлагало налоговый кредит в размере 30% стоимости панелей. Фактически это снижало цену с 20 000 до 14 000 долларов. Доходность при экономии в 1200 долларов в год вырастала до 8,6%. Затем вступала в силу субсидия штата.

Некоторые штаты практикуют так называемое «нет-метеринг» — когда энергокомпании обязаны платить владельцам солнечных панелей за электричество, которое они подают обратно в сеть. С этой системой связано множество сложностей и проблем, которые здесь можно опустить. В моём случае штат Нью-Джерси требовал от производителей энергии «покупать» солнечную генерацию. Каждая дополнительная тысяча киловатт, выработанная моими панелями (внимание: для моего же личного потребления), давала мне возможность создать так называемый SREC (Сертификат на возобновляемую солнечную энергию), который можно было продать на бирже.

Цена на SREC колебалась от примерно 200 до 240 долларов за штуку, а мои панели генерировали 2–3 сертификата в год. Это давало примерно 500 долларов в год в виде дополнительных прямых выплат мне как владельцу солнечной установки, и моя доходность поднималась до 12% — совсем неплохо. Поэтому я, как и тысячи других, купил солнечные панели.

И это только с учётом двух субсидий. В зависимости от времени, места и условий покупки существует десятки других форм субсидирования солнечных панелей. Что подводит нас к банкротству Sunnova и общему состоянию солнечной энергетики в США."
https://mises.in.ua/article/sunnova-bankruptcy-signals-tough-times-for-solar/

• Дезинформация / мисинформация: На первый взгляд, это означает ложную или вводящую в заблуждение информацию, которая может нанести вред гражданам. Но в «рабоязе» под личиной этого, казалось бы, невинного смысла скрывается нечто иное: это информация, которую некоторые считают неудобной или нежелательной, и потому стремятся подвергнуть цензуре или изгнать из публичного пространства.
• Ультраправые: На первый взгляд, это политические позиции, граничащие с безумием, патологией и иррациональностью, склонные к насилию и угнетению, связанные с нацизмом, превосходством белых и другими сомнительными движениями. В «рабоязе» термин сохраняет эти коннотации, но применяется произвольно — к любой позиции, которая нарушает официальную повестку политического истеблишмента.
• Ксенофобия: Обычно это означает тотальное неприятие или предвзятость по отношению к иностранцам. Но в «рабоязе» ксенофобом называют любого, кто подчёркивает ценность национальных связей или идентичности, защищает идею того, что иммигранты должны адаптироваться к культуре страны, в которую они приехали, или выражает несогласие с политикой открытых границ.
• Хейтспич: На первый взгляд, это высказывания, направленные против определённых групп в обществе с использованием злобной риторики и оскорблений, с целью представить эти группы как заведомо отвратительные. В «рабоязе» же под «хейтспичем» понимается любая резко сформулированная критика в адрес охраняемых групп или их поведения и взглядов. Таким образом, напряжённый политический дискурс приравнивается к хейтспичу, особенно если он угрожает господствующей идеологии.
• Толерантность: На первый взгляд, это готовность мирно терпеть людей, поведение или мнения, которые кажутся отталкивающими или оскорбительными. В «рабоязе» же толерантность означает безусловное восхваление любого возможного образа жизни, притупление способности к критическому мышлению. Поэтому словесное выражение неодобрения или критики какого-либо образа жизни, ранее допустимое в рамках свободы слова, теперь клеймится как нетерпимость.
• Безопасный онлайн-опыт: На первый взгляд, это означает интернет, защищённый от порнографии, крайнего насилия и детской эксплуатации. В «рабоязе» же это означает интернет, очищенный от политических высказываний, способных нарушить официально одобренную повестку.
• Равенство в здравоохранении: на первый взгляд, это означает систему здравоохранения, расширяющую доступ людей к возможностям улучшить своё здоровье. В «рабоязе» же это публично маскируется под это невинное значение, но на деле означает распространение сети бионаблюдения и принудительной вакцинации на всё большее количество стран.
• Цифровая включённость: на первый взгляд, это означает предоставление всё большему числу граждан доступа к цифровым технологиям, дающим больше возможностей. В «рабоязе» это значение сохраняется для невнимательной публики, но в действительности речь идёт о создании международной сети цифровой цензуры и финансового контроля, закреплённой государственно управляемым «цифровым кошельком идентичности».
• Экологическая устойчивость: на первый взгляд, это означает достижение стабильных, позитивных отношений между природой и человеческой цивилизацией. В «рабоязе» же этот лозунг используется как прикрытие, за которым скрывается демонизация экономического производства и индустриализации, а также приоритизация «чистоты природы» и сокращения выбросов углерода над любыми возможными достижениями, которые могут дать современное сельское хозяйство, промышленность, авиаперелёты или автомобильный транспорт.
• Трансфобия: на первый взгляд, это означает ненависть к людям, испытывающим ту или иную форму путаницы в отношении своей гендерной или сексуальной идентичности. Но в «рабоязе» трансфобией называют любую позицию, приписывающую биологии социальную значимость или отвергающую идею, что гендерная дисфория или неуверенность в сексуальной идентичности должны автоматически и без критики подтверждаться и закрепляться юридически и социально.

• Теоретик заговора: естественное толкование этого термина — человек, выстраивающий надуманные связи между событиями, пытаясь доказать неправдоподобные заговоры, направленные на продвижение тайных зловещих планов. Но в «рабоязе» «теоретиком заговора» называют любого, кто выдвигает правдоподобную, основанную на доказательствах гипотезу о том, что влиятельные силы сотрудничают с целью реализации вредных проектов за счёт общества. Так, людей, утверждающих, что крупные фармацевтические компании и государство действовали сообща для навязывания принудительной вакцинации населению — что является бесспорным фактом — будут без раздумий называть «теоретиками заговора».
https://mises.in.ua/article/a-translation-guide-to-progressive-slavespeak/

"Похоже, что управленческое мышление послевоенной эпохи возвращается — наступает новая эра технократов и экспертов. Обоснование всегда одно и то же: чрезвычайная ситуация. Будь то глобальное потепление или искусственный интеллект, нам говорят, что для решения этих проблем необходимо больше государственной власти и больше власти экспертов.
Но в последние 300 лет человечество решало свои величайшие задачи противоположным образом. Удвоение уровня жизни и выход миллиардов людей из нищеты были достигнуты не благодаря централизованным планам экспертных комитетов, а благодаря свободе обычных людей открывать новые способы улучшения своей жизни.
Менеджериализм делает фундаментальную ошибку: он предполагает, что средства и цели решения социальных проблем уже известны, и остаётся лишь правильно их реализовать. Но на самом деле данные всегда неполные, а ответы не носят исключительно технический характер — они открываются, а не проектируются. И в этом процессе централизованное планирование становится скорее препятствием, чем решением.
Роль правительства — не в том, чтобы обеспечить заранее определённые социальные результаты, а в том, чтобы поддерживать верховенство закона и позволить людям самим решать, даже если результаты будут несовершенными. Как выразился Адам Смит:
Чтобы привести государство от самой крайней дикости к наивысшей степени процветания, нужно совсем немного: мир, умеренные налоги и терпимое правосудие — всё остальное обеспечивается естественным ходом вещей.
Технократическое мышление с этим не согласно. Оно исходит из предположения, что если людям предоставить свободу, они могут не достичь «оптимальных» результатов, определённых экономистами и социальными учёными, а потому их нужно направлять или даже принуждать к совершенству.
Но эта иллюзия опасна. Как писал Уильям Истерли в книге Тирания экспертов:
«Технократическая иллюзия состоит в том, что бедность возникает из-за нехватки экспертизы, тогда как на самом деле бедность — это результат нехватки прав».
Когда общество забывает об этом, оно рискует обменять свободу на технический контроль."
https://mises.in.ua/article/should-economists-rule-the-world/

"Неправильно и преступно посягать на собственность или личность другого человека, даже если агрессор Робин Гуд или страдает от голода, или делает это для спасения своих родственников, или защищается от нападения третьих лиц. Во многих из этих случаев и экстремальных ситуаций мы можем понимать мотивы и сочувствовать им. Впоследствии мы можем смягчить вину, если преступник предстанет перед судом для наказания, но мы не можем уйти от решения, что эта агрессия все равно является преступным деянием и жертва имеет полное право дать отпор, если потребуется, с применением насилия. Короче говоря, А совершает агрессию против Б, потому что С угрожает агрессией или совершает агрессию против А. Можно понять «более высокую» виновность С во всей этой процедуре; но все равно необходимо обозначить эту агрессию как преступный акт, который Б имеет право отразить насилием.
Конкретнее: если Джонс обнаружит, что Смит совершает кражу его собственности, он имеет право дать ему отпор и попытаться поймать его; но он не имеет права давать ему отпор, взрывая здание и убивая невинных людей, или ловить его, поливая пулеметным огнем ни в чем не повинную толпу. Если он это делает, он является таким же (или даже большим) преступником-агрессором, как и Смит.
Применение к проблемам войны и мира уже становится очевидным. Ведь если в узком смысле война — это конфликт между государствами, то в более широком смысле мы можем определить ее как вспышку открытого насилия между людьми или группами людей. Если Смит и группа его приспешников нападают на Джонса, а Джонс и его телохранители преследуют банду Смита до их логова, мы можем поддержать Джонса в его стремлении; и мы, и другие члены общества, заинтересованные в отражении агрессии, можем внести финансовый или личный вклад в дело Джонса. Но Джонс не имеет права, как и Смит, совершать агрессию против кого-либо еще в ходе своей «справедливой войны»: красть чужую собственность, чтобы финансировать свое преследование, принудительно рекрутировать других в свой отряд с помощью насилия или убивать других в ходе своей борьбы за захват шайки Смита. Если Джонс совершит любой из этих поступков, он станет преступником в той же мере, что и Смит, и к нему тоже будут применены любые санкции, направленные против преступности. На самом деле, если преступлением Смита была кража, а Джонс использовал принудительный призыв, чтобы поймать его, или убивал других в погоне за ним, Джонс становится большим преступником, чем Смит, поскольку такие преступления против другого человека, как обращение в рабство и убийство, несомненно, гораздо хуже кражи. (Ведь если кража наносит ущерб продолжению личности другого человека, то порабощение наносит ущерб самой личности, а убийство ее уничтожает.)"
https://mises.in.ua/article/war-peace-and-state/

"Среди либертарианских принципов приверженность миру занимает особое место. От классических либералов, осуждавших имперские авантюры, до современных либертарианцев, выступавших против войн во Вьетнаме и Ираке, движение последовательно позиционировало себя как голос против военной машины. Эта позиция естественным образом вытекает из наших основных убеждений: если инициирование насилия против мирных людей аморально, то война — высшее проявление организованного насилия — должна считаться одним из величайших зол.
Однако внутри либертарианского антивоенного движения начали происходить странные вещи. В своём достойном похвалы стремлении выступить против конфликта некоторые начали использовать аргументы, которые, похоже, противоречат другим фундаментальным либертарианским принципам. Те самые мыслители, которые мгновенно отвергли бы коллективистскую логику в экономике или социальной политике, иногда неожиданно прибегают к подобной логике при обсуждении войны. Те, кто обычно настаивает на индивидуальной ответственности и тщательном анализе вопроса «кто что сделал и кому», внезапно начинают говорить обобщённо: считают убитых, сравнивают разрушения и заявляют о моральной эквивалентности всех сторон конфликта.
Это эссе — критика внутри самой либертарианской традиции. Цель не в том, чтобы ослабить нашу антивоенную позицию, а в том, чтобы укрепить её, обеспечив согласованность аргументов с нашими глубочайшими принципами. Ведь если мы откажемся от методологической строгости в своём неприятии войны, мы рискуем подорвать сами философские основания, которые делают либертарианский голос уникальным и ценным в дебатах о войне и мире.
Конкретная проблема заключается в следующем: часть современной ротбардианской антивоенной риторики отошла от методологического индивидуализма (принципа, согласно которому действуют только отдельные индивиды и только они несут моральную ответственность) в сторону макроагрегатного, морально симметричного языка, который рассматривает все стороны конфликта как равнозначные, сосредотачиваясь исключительно на коллективных последствиях (число жертв, разрушения), а не на индивидуальном действии и ответственности.
Этот сдвиг представляет собой любопытную параллель с кейнсианской макрологикой, которую либертарианцы отвергают в экономике. Я предлагаю относиться с осторожностью к антивоенным аргументам, которые в значительной степени опираются на суммарные данные о смертях, игнорируя при этом ключевое различие между теми, кто начал применять силу, и теми, кто действовал в целях защиты. Австрийские экономисты критикуют ВВП и совокупный спрос за то, что они скрывают индивидуальные выборы и рыночные процессы 1. Здесь мы имеем подобную картину. Центральный вопрос, таким образом, заключается в том, проникла ли эта методологическая ошибка — столь ясно обозначенная в экономическом анализе — в некоторые современные ротбардианские этические интерпретации войны.
В следующих разделах мы рассмотрим базовые антивоенные взгляды Мюррея Ротбарда и то, как ясность его принципов может теряться на практике; проанализируем переход от индивидуалистского анализа к агрегатной моральной симметрии; объясним, почему сглаживание различий между агрессией и самообороной является ошибкой; выделим последовательные подходы таких мыслителей, как Уолтер Блок, Людвиг фон Мизес и Фридрих Хайек; и применим эти идеи к современному конфликту в качестве тематического исследования. Во всём тексте сохраняется тон конструктивной критики: это либертарианское переосмысление антивоенной логики, которое подчёркивает агентность, контекст и роль инициаторов насилия, не уступая ни дюйма приверженности миру."
https://mises.in.ua/article/did-methodological-individualism/

"Это меняющееся соотношение между уровнем благосостояния и рождаемостью уже заметно в Европе. В течение многих лет более богатые европейские страны, как правило, имели более низкие показатели рождаемости, чем бедные. Эта закономерность начала ослабевать примерно в 2017 году, а к 2021 году полностью изменилась на противоположную.
Это изменение вписывается в более широкий исторический контекст. До промышленной революции более состоятельные семьи, как правило, имели больше детей. Представление о том, что процветание ведёт к сокращению числа детей, — это относительно недавняя идея. Сейчас же во многих развитых странах эта тенденция ослабевает или даже разворачивается вспять. Влияние благосостояния на рождаемость вновь меняется. Богатство и размер семьи больше не тянут в противоположные стороны.
Этот сдвиг также ставит под сомнение давние представления о взаимосвязи между доходами женщин и рождаемостью. Много лет экономисты считали, что рост заработков женщин снижает их склонность заводить детей, поскольку возрастает упущенная выгода от ухода с работы. Но во многих странах это предположение больше не подтверждается.
В ряде стран с высоким уровнем доходов рост заработков женщин теперь ассоциируется с большей рождаемостью. Исследования в Италии и Нидерландах показывают, что пары, где оба партнёра хорошо зарабатывают, с большей вероятностью заводят детей, тогда как среди малоимущих пар рождаемость самая низкая. Подобные результаты были получены и в Швеции. В Норвегии женщины с высокими доходами также теперь чаще имеют больше детей.
Эта тенденция не ограничивается Европой. В Соединённых Штатах обеспеченные семьи также начинают рожать больше детей, чем бедные, что противоположно картине прошлых десятилетий. Исследование, охватывающее семь стран — включая США, Великобританию, Германию и Австралию — показало, что в каждом случае более высокий доход у мужчин и женщин увеличивает вероятность рождения ребёнка.
Этот растущий массив данных ставит под сомнение распространённое мнение о том, что процветание приводит к снижению рождаемости."
https://mises.in.ua/article/no-prosperity-doesnt-cause-population/

"По всем остальным параметрам анархо-коммунизм варьируется от озорства до абсурда. В философском плане это кредо — тотальная атака на индивидуальность и разум. Стремление человека к частной собственности, стремление к самосовершенствованию, специализации, накоплению прибыли и дохода отвергаются всеми ветвями коммунизма. Вместо этого все должны жить в коммунах, деля все свое скудное имущество с собратьями и стараясь не обгонять братьев по коммуне. В основе всех форм коммунизма, принудительного или добровольного, лежит глубокая ненависть к индивидуальному мастерству, отрицание природного или интеллектуального превосходства одних людей над другими и желание низвести каждого человека до уровня общинного муравейника. Во имя фальшивого «гуманизма» иррациональный и глубоко антигуманный эгалитаризм означает лишение каждого человека его особой и драгоценной человечности.
Более того, анархо-коммунизм презирает разум и его следствия: долгосрочные цели, продуманность, упорный труд и индивидуальные достижения; вместо этого он превозносит иррациональные чувства, прихоти и капризы — и все это во имя «свободы». «Свобода» анархо-коммуниста не имеет ничего общего с подлинно либертарианским отсутствием межличностных вторжений или посягательств; вместо этого «свобода» означает порабощение неразумием, необдуманной прихотью и детским капризом. В социальном и философском плане анархо-коммунизм — это беда.
С экономической точки зрения анархо-коммунизм — это абсурд. Анархо-коммунист стремится упразднить деньги, цены и занятость и предлагает вести современную экономику исключительно за счет автоматического учета «потребностей» в некоей центральной базе данных. Ни один человек, имеющий хоть малейшее представление об экономической теории, не может ни на секунду останавливаться на этой теории. Пятьдесят лет назад Людвиг фон Мизес показал полную неработоспособность сколь-нибудь сложной плановой безденежной экономики. Он показал, что для рационального размещения всех наших редких ресурсов — труда, земли и капитальных благ — в тех сферах и областях, где они наиболее востребованы потребителями и где они могут работать с наибольшей эффективностью, необходимы денежные цены. Социалисты признали правоту Мизеса и тщетно пытались найти способ создать рациональную систему рыночных цен в контексте социалистической плановой экономики.
Русские, опробовав коммунистическую, безденежную экономику в своем «военном коммунизме» вскоре после большевистской революции, с ужасом увидели, что российская экономика движется к катастрофе. Даже Сталин не пытался ее возродить, а после Второй мировой войны в странах Восточной Европы произошел полный отказ от этого коммунистического идеала и стремительное движение к свободным рынкам, системе свободных цен, проверке через прибыли и убытки и поощрению потребительского изобилия. Не случайно в коммунистических странах именно экономисты возглавили движение от коммунизма, социализма и централизованного планирования к свободным рынкам. Быть невеждой в экономической теории — не преступление; в конце концов, это специализированная дисциплина, которую большинство людей считают «мрачной наукой». Но совершенно безответственно иметь громкое мнение по экономическим вопросам, оставаясь в этом состоянии невежества. Тем не менее подобное агрессивное невежество присуще учениям анархо-коммунизма.
То же самое можно сказать и о широко распространенном убеждении, которого придерживаются многие новые левые и все анархо-коммунисты, что больше нет необходимости беспокоиться об экономике и производстве, потому что мы якобы живем в мире «постредкости», где такие проблемы не возникают. Но хотя наше состояние редкости явно превосходит состояние пещерного человека, мы все еще живем в мире повсеместной экономической редкости. Как узнать, когда мир достигнет «постредкости»? Когда все товары и услуги, которые можно пожелать, станут настолько сверхизбыточными, что цены на них упадут до нуля; короче говоря, когда будет возможно приобретать все товары и услуги, как в Эдемском саду, без усилий, без работы, без использования каких-либо редких ресурсов."

"Щоб реалізувати цей план, ми маємо віднайти «реальну конституцію», тобто дати інший, відмінний від стандартного опис держави, заснований на стимулах, а не на вигаданих з голови стрілочках і квадратиках. Тобто, ми маємо дати аналітичний (що вона робить у реальності), а не фантастичний (що вона може або «повинна» робити) опис держави. Саме для цього необхідно використовувати податковий потік як основу такого опису. Зрозуміло, завдання визначення «реальної конституції» вкрай непросте, але для цілей цієї замітки ми можемо обмежитися стандартним системним підходом. Стейкхолдерами системи, побудованої навколо податкового потоку, є три великі групи:
• чиновники,
•
• політики,
•
• платники податків.
•
Чиновники є єдиною групою чистих одержувачів податків. Самі вони податків не платять. Цей факт створює стимули для цієї групи. Відповідно чиновники зацікавлені в тому, щоб податковий потік існував завжди, оскільки їхній дохід визначається тільки цим потоком. Вони зацікавлені в тому, щоб на їхній статус і на їхній дохід не зазіхали ні політики, ні платники податків. Вони зацікавлені в тому, щоб політики забезпечували регулярний податковий потік. Вони зацікавлені в тому, щоб цей потік зростав. Нарешті, вони зацікавлені в тому, щоб платники податків легко і без проблем розлучалися зі своїми податками.
Інша група стимулів створюється ієрархічною організацією чиновництва. Цей тип організації породжує насамперед стимул до розширення через збільшення кількості поверхів ієрархії та появу дедалі нових ієрархічних організацій. Дохід і влада чиновника залежить від його місця в ієрархії. Це означає, що він прагнутиме насамперед догодити начальнику, а не «дбати про суспільне благо», як йому наказано народною міфологією. Нарешті, становище чиновників «посередині» між вилученням національного багатства і державною витратою робить їх абсолютно байдужими до обсягу вилучення. Тобто чиновник легко віддасть перевагу проєкту, що вилучає мільйон доларів у платника податків і збільшує бюджет чиновника на 100 доларів, а не проєкту, що вилучає тисячу доларів, але збільшує його бюджет «лише» на 95.
У результаті сотень мільйонів великих і маленьких дій, зроблених під впливом цих стимулів, ми отримали нашу нинішню систему, про яку можемо сказати таке: чиновники повністю захищені від прямого впливу платників податків, за винятком революційних ексцесів. Платники податків не можуть найняти чиновника, ставити йому завдання і звільнити його (у цьому сенсі дуже смішна легенда про «найманих менеджерів»).
Чиновники вразливі тільки перед політиками. Однак, вони непогано захищаються і від них.
1 В усьому світі існує інститут постійної незмінюваної «держслужби». Це означає, що чиновник не прив'язаний до проєктів політиків, а просто «служить» до пенсії у своїй конторі. Крім того, у більшості країн чиновник захищений профспілковим законодавством. Звільнити його практично неможливо.
2
3 Адміністративне право повністю виключає відповідальність чиновника за наслідки його діяльності. Чиновник буде в чомусь винен тільки якщо порушить інструкції, що регулюють його діяльність.
4
5 Політик системно обмежений у своїх діях, оскільки він потрапляє у вже готову структуру чиновників, яка керується своїми правилами й стимулами. Ця структура буде відчайдушно чинити опір будь-яким спробам обмежити її, що демонструє нам історія Маска.
6
Політики є чисельно незначною, але важливою групою в системі, що існує навколо податкового потоку. Регулярні вибори легітимізують податковий потік в очах платника податків через підтримку надії на те, що стан справ можна змінити через чотири роки. Крім того, політики формують сам потік, встановлюючи, хто платитиме, а хто отримуватиме з потоку (чиновникові в принципі байдуже, куди спрямований податковий потік, головне, щоб він був). Тому політики мають прямий інтерес як в існуванні податкового потоку, так і в його зростанні. Маніпулюючи податковим потоком, вони купують собі голоси.

Політик є чистим одержувачем податків тільки коли перебуває на посаді. У цьому випадку він, як правило, діє в інтересах системи. Стимули політиків породжуються можливістю зміни реальності після потрапляння у владу (видання законів і постанов). Політик, на відміну від чиновника, залежить від виборців. Він має вловлювати їхні настрої як в опозиції, так і при владі. Теоретично, політик може зруйнувати наявну систему податкового потоку, якщо сформулює привабливий порядок денний.
Це робить політиків потенційно небезпечними й система намагається захиститися від цього. Вона не тільки захищає чиновників від політиків, як ми вказували вище, а й намагається «приручити» політику, як таку. Як і чиновники, політики захищені адміністративним правом від відповідальності за рішення, ухвалені «на посаді». Це підвищує цінність посади для кандидатів і робить їх більш обережними з ідеями обмеження держави. Місце, де ти можеш витворяти що завгодно і тобі нічого не буде, потрібно берегти. Відсутність відповідальності також вельми посилює стимули політиків займатися лобізмом на користь тих чи інших груп. Знову-таки, лобісти вкрай корисні для системи, бо зацікавлені в її збереженні. Прекрасною ідеєю також є державне фінансування політичних партій. Цей підхід, поряд з обов'язковою реєстрацією та можливістю заборони, що існує в багатьох країнах, контролює політиків ще до того, як вони «потрапляють у владу». Політики зацікавлені в захисті від виборців, зведенні їхньої ролі до ролі статистів. Цей інтерес задовольняється безліччю способів, наприклад, «загальним виборчим правом». Від демократії, де кандидат у депутати знав більшість виборців в обличчя, ми перейшли до демократії, де депутат обирається десятками тисяч виборців.
Політики зацікавлені й в захисті від чиновників, тобто в тому, щоб мати можливість для реалізації своїх геніальних планів. Але поки що чиновники впевнено виграють цей поєдинок, бо стимулів зберігати систему (а отже, і самостійність та недоторканність чиновників) у політиків більше.
Стимули політиків полягають в тому, що вони зацікавлені в пошуках дедалі нових і нових «проблем» та їхньому розкручуванні, але системно не зацікавлені в їхньому вирішенні. І тим більше вони не зацікавлені у створенні стійких систем, які б працювали «самі собою». Це пояснює, чому законів та інших наказів і постанов стає дедалі більше, хоча, за логікою, яку має на увазі міф про демократію, в якому політики зайняті створенням «правил, однакових для всіх», створення корпусу таких правил повинно вже давним-давно закінчитися.
Найбільш хитромудрою є найбільша група — група виборців (платників податків). Стосовно податкового потоку платники податків керуються двома протилежними групами стимулів — з одного боку, вони хочуть максимізувати свій дохід від трансферу багатства, з іншого — мінімізувати збитки від податків.
Збиток від трансферу як такого вони просто не усвідомлюють, що теж грає на руку системі. Єдине, що вони можуть усвідомити, — це зв'язок між зростанням витрат і зростанням податків і іноді інфляцією.
З цієї причини політики експлуатують дві основні тези, пов'язані з держвидатками — ліву тезу tax the rich (нехай за недоторканні державні видатки платять тільки багаті) та праву тезу про «наведення ладу» у видатках, тобто про видалення різного waste на кшталт фінансування трансґендерних опер у Бразилії із загальної структури «загалом корисних» держвидатків.
Організовані групи тиску в такій системі можуть домогтися збільшення податкового потоку або зменшення податкового тягаря на свою користь коштом усіх інших. Це створює стимул для виборців підтримувати систему трансферу, і політичну систему виборів в очікуванні, коли в цій «боротьбі всіх проти всіх» вони зможуть урвати свій куш. І політики, і чиновники зацікавлені в тому, щоб виборець вважав податковий потік, тобто, перерозподіл, єдиним джерелом добробуту. Тому політика загалом неухильно лівішає.

Однак насамперед і політики, і чиновники зацікавлені в тому, щоб виборець ніколи не міг зрозуміти, скільки він отримує від держави й скільки їй віддає. Тому існує така абсурдна річ як «оподаткування» чиновників і тому податкові системи в усьому світі — це справжнє пекло. Тому існують корпоративні податки, які «платять» юридичні фікції, тому підприємства використовуються як податкові агенти, що роблять платежі замість працівника і так далі.
Ми не розглядаємо зараз такі важливі з практичного погляду групи, як жерці (інтелектуали) і «кумівські капіталісти». Технічно вони належать до платників податків."
https://www.ilibertyinstitute.org/articles/manual-dlya-reformatora-pochatkivczya-yak-skorotiti-derzhavni-vidatki

"Действительно, индивиды нередко действуют, ориентируясь на то, что делают другие члены их группы, не проявляя собственного суждения, что обычно называют «стадным поведением». Но это не означает, что поведение человека определяется стадом. Стадо формируется из индивидов, каждый из которых действует в соответствии с наблюдаемым поведением. Это всё ещё остаётся выбором, предпочтением или поведением самого индивида, который решает подражать другим и соотносить свои действия с нормами группы или социальными тенденциями. Мизес объясняет:
Изучая действия индивидов, мы также узнаём всё о коллективах и обществе, Поскольку коллектив не имеет ни существования, ни реальности помимо действий индивидов. Он возникает благодаря идеям, побуждающим индивидов вести себя как члены определённой группы, и исчезает, когда убеждающая сила этих идей ослабевает. Единственный путь к познанию коллективов — это анализ поведения их членов.
Коллективисты также ошибаются, рассматривая человеческое действие лишь как инстинктивную или естественную реакцию на окружающую среду — подобно тому, как растения рефлекторно реагируют на условия, в которых они укоренены. Безусловно, на человека влияет его социальная, политическая или экономическая среда, но это не означает, что его действия предопределены или диктуются этой средой. Отсюда следует, что выбор или действия индивидов, расходящихся с мнением большинства, не становятся по этой причине недействительными и не требуют объяснения лишь потому, что не соответствуют группе. Коллективисты рассматривают такое инакомыслие как необъяснимое явление, часто утверждая, что несогласному «заплатили» или что он страдает от «самоненависти» или «ложного сознания». Однако нет ничего необъяснимого в том, что индивид не соглашается с остальными членами “своей” группы или реагирует на свои материальные условия иным образом, чем большинство из его среды. Как поясняет Мизес, мы действительно можем наблюдать, что большинство людей часто следуют за своей группой, но из этого не следует, что человек неизбежно двигается к подчинению группе без всякого проявления воли. Придерживаться такого взгляда — значит отрицать одно из сущностных свойств человеческой природы."
https://mises.in.ua/article/mythology-methodological-collectivism/

"Откуда мы знаем, что развитие будет продолжаться в экспоненциальном темпе?
Мы не знаем. Если просто сидеть сложа руки и ждать, ничего не произойдёт. Но, учитывая реальности мира, эта тенденция устойчива. Все войны XX века, Великая депрессия, Холодная война, недавняя рецессия — ничто из этого не нарушило экспоненциальное развитие технологий. Курцвейл отмечает, что на уровне отдельных проектов мы, конечно, не можем делать твёрдые прогнозы. Пятнадцать лет назад было понятно, что появятся поисковые системы, но мы не знали, какая из них победит. Какие идеи в итоге восторжествуют — тоже неизвестно. Но общая тенденция удивительно предсказуема. Как пишет Курцвейл: «Чтобы остановить этот прогресс, нам пришлось бы отменить капитализм и всякое проявление экономической конкуренции». (Kindle 1647–1648)
Обратная сторона технологий хорошо известна, и их развитие не может происходить без угроз. Психопаты будут существовать всегда — и многих из них с энтузиазмом избирают на политические должности. Эрик Дрекслер, отец современной нанотехнологии, предупреждает:
Грядущие технологические прорывы поставят государства перед новыми вызовами и возможностями, подталкивая к резким изменениям в их поведении. Это, естественно, вызывает беспокойство. Государства исторически преуспели в резне и угнетении. (с. 175)
К счастью, экспоненциальное развитие играет на руку личности, особенно молодым людям, готовым принимать новые технологии. Государства как олицетворения бюрократии и некомпетентности не справляются с быстрыми переменами. Эти обстоятельства, в сочетании с децентрализующим и дефляционным характером информационных технологий, в конечном итоге могут отправить государства и их кейнсианских жрецов на свалку истории."
https://mises.in.ua/article/the-fall-of-tyranny-the-rise-of-liberty-1/