Протестантский богослов Юрген Мольтманн, который во время войны был в действующей армии, а после мучительно осмысливал тот страшный опыт, так писал о пути Дитриха Бонхёффера на Голгофу в своей статье «Христианские мученики современности»:

 «Решающую роль в его жизни сыграла борьба Исповедующей церкви против подчинения Церкви тоталитарному гитлеровскому государству. Бонхёффер принадлежал к радикальному крылу Исповедующей церкви. Она была для него «истинной Церковью», а между истинной и ложной церковью, по его мнению, нет ничего промежуточного, никакой нейтральной середины. «Кто удаляется от Исповедующей церкви, тот удаляется от спасения», — заявил он в 1935 г. Дитрих Бонхёффер руководил школой проповедников Исповедующей церкви в Финкенвальде. В 1939 г. он поехал в Нью–Йорк и вернулся в Германию незадолго до начала войны. Друзья предостерегали его и хотели удержать в Америке, ему предлагали работу в Нью–Йоркской теологической семинарии, где он когда–то стажировался. Однако Бонхёффер знал, что его место во время предстоящих событий — в Германии. Он продолжал работать в Исповедующей церкви, а также вошел в группу Сопротивления во главе с адмиралом Канарисом и полковником Остером, которая действовала в германском абвере («Заговор Канариса»). Он был связным группы. 3 апреля 1943 г. его арестовали. 9 апреля 1945 г. Дитрих Бонхёффер, а также адмирал Канарис и полковник Остер были казнены в концлагере Флоссенбюрг».

Мольтманн пишет: «Он прошел путь от церковного сопротивления к политическому. Почему это произошло? Потому что Церковь должна протестовать не только тогда, когда государство вмешивается в ее дела; она обязана протестовать уже тогда, когда это государство становится противозаконным, преступным, бесчеловечным. Церковь обязана протестовать, когда преследуют и убивают евреев, коммунистов и сторонников демократии, когда затыкают рот всему народу. Бонхёффер погиб не только за право исповедовать веру в Церкви, но также и за право покоряться требованиям веры в политической жизни».

Мольтманн скажет после войны: «Как человек „после Аушвица“ может говорить о Боге, это его проблема, но ещё в большей мере проблемой человека является то, как он после Аушвица может не говорить о Боге. Иначе о ком тогда говорить, если не о Боге?».

Раньше было как-то не очень понятно: что такое настоящее антихристово деяние. Чем оно отличается от язычества, от сатанизма? А теперь мы это видим своими глазами: это когда со словами "Христос Воскресе" вбивают гвозди в Его тело...

Как же можно назвать актуальную ситуацию, исходя из выше приведённых данных? Это - Восстание советских стариков против "прозападной" Реальности.

При этом, я отнюдь не считаю, что советские - это не русские. И даже готов согласиться, что "антисоветчик значит русофоб". Отчасти. Просто советизм - это вершина "Дурацкой" Сказочности русского сознания. То есть, сказки, в которой "дурак" обретает "царство": " Мы рождены, чтоб сказку... "

Но в русском сознании есть, конечно не только это. И чем дальше от СССР, как мы видим по социологии, тем дальше от "Дурацкой" Сказочности. И маячила реальная "русофобская" перспектива постепенно, со временем проститься с ней вовсе. Но старики не дали - восстали!

Сразу же получил вопрос по поводу предыдущего поста. И поскольку он очень характерен сразу отвечаю.
Вопрос в том, что как воспитывать человека и гражданина на таком негативистском дискурсе.
Сама его постановка выдаёт очень типическую и наверное главную русскую беду - тотальность мышления и его привязанность к государству, как к цели и смыслу, даже если вы сами в этом не отдаёте себе отчёт. И это тоже отличие резкое от Европы.
Возьмем вышеприведенный отрывок. Мы видим тьму и беспредел власти, абсолютное бесправие подданных. Чем же тут гордиться?
И совершенно не замечен сам Сергий. Духовное чудо, которое он явил несмотря и вопреки.
В этом смысле очень важен на будущее фильм Тарковского "Страсти по Андрею". Он именно об этом. Он как раз и являет, чем гордиться (если это слово уместно).
Беспредельные, циничные князья, которые наводят на Русь татар, тупые охальники мужики. И на этом жутком фоне - Андрей Рублёв с его поразительной по явленной в ней небесности "Троице".
В фильме этого конечно нет (сов. цензура), но он ученик Сергия. И это как раз то, о чем я говорил ранее - необходима "спецоперация" по освобождению подлинных (да, есть и не подлинные) русских святых от милитаристского пленения.
И необходимо разрушение именно милитаристского в своей основе москвацентричного дискурса, ради Святой Руси.
А теперь вернёмся к тотальности мышления. Толкин был англосаксонским патриотом. И поэтому 600 лет английской истории были для него погружены во мрак Norman yoke.
То есть, европейское мышление способно отделять государство и его историю от судьбы мистической родины. Русское пока не способно.
Следующим постом дам ссылку на большой текст об этом

Если возможен идиотизм не врождённый, а обусловленный всей предшествующей многовековой цепочкой событий, то это именно тот случай. Это я написал недавно, а потом обнаружил потрясающие мысли ровно на эту же тему у пастора-заговорщика Дитриха Бонхеффера, казнённого Гитлером. Все параллели, конечно и очевидно - "случайны".

О глупости
Глупость—еще более опасный враг добра, чем злоба. Против зла можно протестовать, его можно разоблачить, в крайнем случае его можно пресечь с помощью силы; зло всегда несет в себе зародыш саморазложения, оставляя после себя в человеке по крайней мере неприятный осадок. Против глупости мы беззащитны. Здесь ничего не добиться ни протестами, ни силой; доводы не помогают; фактам, противоречащим собственному суждению, просто не верят — в подобных случаях глупец даже превращается в критика, а если факты неопровержимы, их просто отвергают как ничего не значащую случайность. При этом глупец, в отличие от злодея, абсолютно доволен собой; и даже становится опасен, если в раздражении, которому легко поддается, он переходит в нападение. Здесь причина того, что к глупому человеку подходишь с большей осторожностью, чем к злому. И ни в коем случае нельзя пытаться переубедить глупца разумными доводами, это безнадежно и опасно.

Можем ли мы справиться с глупостью? Для этого необходимо постараться понять ее сущность. Известно, что глупость не столько интеллектуальный, сколько человеческий недостаток. Есть люди чрезвычайно сообразительные и тем не менее глупые, но есть и тяжелодумы, которых можно назвать как угодно, но только не глупцами. С удивлением мы делаем это открытие в определенных ситуациях. При этом не столько создается впечатление, что глупость—прирожденный недостаток, сколько приходишь к выводу, что в определенных обстоятельствах люди оглупляются или сами дают себя оглуплять. Мы наблюдаем далее, что замкнутые и одинокие люда подвержены этому недостатку реже, чем склонные к общительности (или обреченные на нее) люда и группы людей. Поэтому глупость представляется скорее социологической, чем психологической проблемой. Она не что иное, как реакция личности на воздействие исторических обстоятельств, побочное психологическое явление в определенной системе внешних отношений. При внимательном рассмотрении оказывается, что любое мощное усиление внешней власти (будь то политической или религиозной) поражает значительную часть людей глупостью. Создается впечатление, что это прямо-таки социологический и психологический закон. Власть одних нуждается в глупости других. Процесс заключается не во внезапной деградации или отмирании некоторых (скажем, интеллектуальных) человеческих задатков, а в том, что личность, подавленная зрелищем всесокрушающей власти, лишается внутренней самостоятельности и (более или менее бессознательно) отрекается от поиска собственной позиции в создающейся ситуации. Глупость часто сопровождается упрямством, но это не должно вводить в заблуждение относительно ее несамостоятельности.
Общаясь с таким человеком, просто-таки чувствуешь, что говоришь не с ним самим, не с его личностью, а с овладевшими им лозунгами и призывами. Он находится под заклятьем, он ослеплен, он поруган и осквернен в своей собственной сущности. Став теперь безвольным орудием, глупец способен на любое зло и вместе с тем не в силах распознать его как зло. Здесь коренится опасность дьявольского употребления человека во зло, что может навсегда погубить его.

Но именно здесь становится совершенно ясно, что преодолеть глупость можно не актом поучения, а только актом освобождения. При этом, однако, следует признать, что подлинное внутреннее освобождение в подавляющем большинстве случаев становится возможным только тогда, когда этому предшествует освобождение внешнее, пока этого не произошло, мы должны оставить все попытки воздействовать на глупца убеждением. В этой ситуации вполне очевидна тщетность всех нашей усилий постичь, о чем же думает «народ» и почему этот вопрос совершенно излишен по отношению к людям, мыслящим и действующим в сознании собственной ответственности. «Начало мудрости—страх Господень» (Пс 110, 10).

Писание говорит о том, что внутреннее освобождение человека для ответственной жизни перед Богом и есть единственно реальное преодоление глупости.
Кстати, в этих мыслях о глупости все-таки содержится некоторое утешение: они совершенно не позволяют считать большинство людей глупцами при любых обстоятельствах. В действительности все зависит от того, на что делают ставку правители—на людскую глупость или на внутреннюю самостоятельность и разум людей".

Бонхеффер прав. И с одной стороны, он вселяет надежду, но с другой подтверждает тщету всех "объяснений". Тогда всё было так же...